Не ранее 16 июня.
Катализатор видения: Сора, его нож Банни.
Связанный эпизод: [16.06] Будущее выглядело плохим: за нас расплачивались дети

Сердце бьётся в груди так сильно, что неволей задумаешься о крепости рёбер. В нетерпение обращается каждое из чувств: слух голодно улавливает все шорохи и шёпот Чтецов; взгляд жадно выискивает в тенях движение; обоняние надеется на запах чуда и жизни, а не гниющего тела.

Руки впиваются в перила балкона, чтобы унять дрожь. Словно импульсы электричества, мурашки разливаются по всему телу, то и дело вынуждая его содрогнуться, передёрнуться, встряхнуться. Потому и приходится что есть силы сжимать мальцами мрамор перил, напрягая каждую мышцу, лишь бы вернуть контроль над таким непривычно возбуждённым телом.

Что происходит внизу — разобрать трудно даже наяву, что говорить про видения. Бегущие молнии, танцующее пламя свечей, цепи и алтарь, на руинах дворца построено новое святилище. Тени, смущённые происходящим, ютятся, дрожащие, по углам. И только высокие силуэты Чтецов плавно скользят по залу, отчётливо видны хищные клювы.

Творится магия. Дикая, первозданная, пронизывающая мир насквозь, а оттого неуловимая большинством, недоступная слепцам и уж тем более неподконтрольная глупцам, распродавшим задёшево своё право на истинное величие. Заклинание это, — математически выверенное, алхимически подтверждённое, кармически объединяющее диаметрально противоположные силы, — несмотря на чудовищность своего происхождения не звучит как животное и рваное песнопение хиличурлов.

В этой магии молитвы и надежды, непролитые слёзы о детях, несбывшиеся мечты о семье, никем не оплаканные могилы без имён и опознавательных знаков. Тонкие нити изнаночного мироздания переплетались в дружный хор, где каждый из участников просил, не осмеливаясь произнести вслух, о том, чтобы жизнь к ним была снисходительна.

И среди прочих — ясная молитва Люмин. «Пусть не зря было убито дитя, пусть эта жертва себя оправдает.» И не было ничего, что могло оправдать душегубство невинных детей. И не было ничего, приносящего большего облегчения для тяжелого и тёмного сердца Принцессы в тот миг, когда крохотное тельце на алтаре зашевелилось.

Могла бы выдохнуть и успокоить буйное сердце — так бы и поступила, но почти неживое тело лишь реагирует коротким импульсом, расслабляются мышцы и только кислород выходит из лёгких. «Сора не умер, — объясняет себе Люмин и начинает в это верить без всяких сомнений, — Он лишь крепко уснул и, наконец, проснулся там, где до него будет дело, в отличие от грешного Тейвата. Ведь как эти люди могут простить себе, что у них из-под носа увели ребёнка, никто и не хватился.»

Не ранее 01.02.501.
Катализатор: звон колокольчиков, танцевальная музыка или объятия.
Связанный эпизод: [31 января] Колокольчиков звон страшнее раската грома

[indent]— Фанданго — танец двоих.

[indent]Это насмешливый и красивый голос, а тебе действительно хочется танцевать. За тобою ночное небо и гирлянды фальшивых звёзд, под тобою тёмная пропасть, в которой город потерялся так далеко внизу, что неверный шаг — это верная смерть. Но тебе совсем не страшно, тебе — до лютого озноба любопытно, как никогда волнителен вопрос — а что будет дальше?

[indent]А дальше ты танцуешь. Искренне, болезненно чувственно и открыто, но с большей страстью — до чужой искренности. Чужие руки холодны и тверды, хотя кажутся такие хрупкими. Перед глазами — словно кукольное лицо без изъяна, людей таких красивых не бывает, это точно не...

[indent]...не человек? Но глаза в цвет весенних бутонов колокольчиков распахнуты широко, полные того же прозорливого и жаркого любопытства. Тебе хочется удивить его, напугать, обрадовать, развеселить и разгневать, всё сразу, чтобы увидеть, как идеальная маска из слоновой кости даёт трещины самой живой реакцией. Тебе хочется довести его до края...

[indent]...буквально. Край крыши провоцирует тот неверный шаг верно навстречу падению. О, как же тебе хочется переступить эту черту разумного. Чтобы увидеть, как на кукольном личике отразится ужас. Чтобы увидеть, как в его глазах отразится твоё собственное лицо, впервые оживлённое какой-то эмоцией. Ты ещё не знаешь, что это за эмоция, но она нарастает так стремительно, что ей становится в груди слишком тесно.

[indent]В танце ведут двое. Тебе нравится вести, но ты чувствуешь силу в чужих руках так, как чувствуют боль — пульсирующе, с нажимом. Больно не должно быть, но ты чувствуешь, как в ночь вмешивается опасность. Не твоему делу, не свершённой сделке, не даже твоему облику. А тебе, — настолько укромно тебе, словно самый глубокий из всех потаённых шкафов вот-вот распахнётся. И если чужая рука по ней будет шарить?.. Эта рука уже и так всё больше тянет к себе. На спине останутся отпечатки, нематериальные, незримые, но ты знаешь, они будут там, фантомной картой смены танцевальных поз.

[indent]Слова между вами заканчиваются. Какое ещё божество памяти? Что за предательство? Что за бывшие друзья? Это уже не так и важно, потому что остаётся сделать ещё один шаг. Тот самый, неверный. Мальчик-кукла под своей красивой шляпкой уж точно не будет ожидать, вот он удивится, и это удивление застынет на лице его выражением ярче полной луны за его спиной, такой огромной, раскинутой над крышей дворца. Какого ещё дворца?..

[indent]Теперь, когда ветер стелется за спиной и бушует вместо вырванных с корнем крыльев, ты видишь, как по-настоящему высок этот дворец с покатыми крышами, с символами застывшей в вечности молнии на каждой из башен. Ты вглядываешься в остающуюся под луной высь и тешишься найти тот самый кукольный шок, но...

[indent]— Нам предначертан ещё один контракт, не вздумай убегать!

[indent]...ты чувствуешь, как удивление вместо слёз подступает к глазницам.

«Люмин!»

[indent]Откуда ему известно твоё имя? Почему он прыгает за тобой, хотя ваши дела уже завершены? Что ему нужно? Что хочет этот безумец? Неужели, и правда готов переступить черту тоже? Его влечёт то же любопытство, что и тебя?..

[indent]Где были шрамы, оставшиеся вместо крыльев, теперь пара чужих рук, тонкие пальцы всё равно что перёшки, но как же тяжел и крепок этот хват. Когда тебя так держали в последний раз? Когда это были чьи-то руки, кроме как её (его!)? А этот наглец бросается за тобой, не ведая ни страха, ни здравого смысла...

[indent]Здравый смысл заканчивается вместе с полнолунной ночью. Вокруг разлетается море призрачных цветов, лепестки в воздухе потревожены страшным падением, разлетаются, лёгкие, опадают красиво к глазам цвета весенних колокольчиков. Чужие руки у тебя всё ещё на спине, держат так крепко, как никто и никогда, кроме неё (него!)... Нет, в этот самый миг тебе ясно, что таких объятий тебе не было известно никогда. Это больше, чем любезная защита от падения. Это не просто какой-то тактильный контакт. Твой слух обращается в безграничный звон стеклянных колокольчиков на ветру, и каждый, каждый из них вопрошает тебя:

«А давай... станем новыми богами этого мира?»

[indent]И ты не знаешь, куда девать себя, слов волнительнее ты не знаешь за эти века в принципе? Под тобой, в цветах, красивое кукольное лицо, и ты неприлично долго не встаёшь, застывая в этом моменте, чтобы убедиться, что нигде на этой резной маске из кости нет трещин.