- Ха-ха!
Расправив руки, как крылья, мальчик вприпрыжку вылетает из портала, что та птичка без клетки. Серое небо и мелкая морось дождя встречают его, капли падают на склеру широко распахнутых глаз, отчего они, пусть и мёртвые, начинают немного блестеть из-за влаги. Сора моргает и от этого как будто по его фарфоровым щёчкам текут слёзы.
Он приставляет ладонь к козырьку фуражки и осматривается по сторонам, разглядывая тот мир, в который на этот раз его выпустила зеркальная гладь воды лунного портала, хватает ртом воздуха побольше и снова смотрит наверх, где сумрачно, серо и низкие тучи висят.
- В час, когда ночью настанет закат, - нараспев начинает Сора, но его негромкую песню глушит звук сотен капель о крышу шатра, - куколка и птичка умрут...
Куколки красивые, птички не очень. Клетки для птиц Соре нравятся больше тех, кто в них сидит, но нельзя отрицать того факта, что птичья кость всегда неплохой сувенир. Вилочка была похожа немного на рогатку, а ещё её можно было потянуть за концы и сломать с очень приятным хрустом - приятнее только доставать её из тушки.
«Приятнее?»
«Вообще-то это уже довольно скучно.»
- Ага, - соглашается мальчик, перестав петь, а потом оборачивается к тому, за чем пришёл. У него половина головы белая, он себя за плечи обнимает и головой туда-сюда водит, как птичка на жёрдочке. Но Сора сломал ту клетку, где он сидел, а ещё... он не был птицей. О нет. Это было что-то другое. Некоторые птицы умели перерождаться, так может быть дело в этом?
- Кто у тебя за спиной? - Этот вопрос гораздо громче и звонче предыдущих слов, а ещё в нём нет особенного смысла, потому что за спиной у него стоит сам Сора, вытягивающий меч из ножен. Но это необходимый вопрос. Правильный. Всё идёт естественно для тех, кто собрался играть в кагомэ кагомэ, пускай и нет достаточного количества игроков, естественно для того, кто собирается задать пару вопросов и получить на них ответ - птичья голова в каком-то смысле похожа на Луну, стоит только поднять её повыше в небо...
- А? А? - Сора медленно моргает несколько раз и опускает уже занесённое оружие, обращает своё внимание на Куникузуши. Он задаёт вопрос, хочет услышать ответ. Это кажется логичным, ведь он делал то же самое по отношению к Соре, что кажется честной сделкой, но разве же это не странно?
- Ты спрашиваешь потому, что хочешь услышать ответ, братик, - Сора закладывает руки за спину и немного наклоняется вперёд, а потом назад, раскачиваясь туда-сюда с мыска на пятку, смотрит снизу вверх внимательно и строго. - Но ты же его знаешь. Ты сам говорил об этом. Зачем ты хочешь это... о...
«Это проверка.»
«Может быть он сомневается в нас.»
«Ему может быть что-то нужно?»
- Какая разница, что ему может быть нужно? Правильно? Правильно. Главное то, что нужно нам, - Сора останавливается и закидывает сложенные в замок руки за голову, не прерывая зрительного контакта - дождь продолжает течь по мёртвым глазам, но мальчик этого не понимает.
- За этим мы и пришли. Ты нам нужен, нам нужен он, - кивок в сторону наполовину белой птички, - нам нужно всё, что есть в этом мире. Мы этого хотим и это то, что мы будем делать. О, разве, разве, разве, разве, разве... Сора так хочет забрать всё себе, братик.
«Красивое.»
«Необходимое.»
«Нужное.»
- Красивое, необходимое, нужное, - повторяет эхом мальчик и склоняет голову к плечу. - Мы здесь, чтобы узнать об этом всё от тебя. Мы здесь, чтобы забрать всё это себе. Мы здесь, потому что хотим этого. Ты хочешь поиграть с нами в кагомэ кагомэ?

Люциус знает, что рядом с шатром лежит верёвка. "Верёвка", — интересно, та самая? Шестой Превестник знает цену хорошим вещам [например, таким как Люциус]; Люциус не спускает своего взгляда с Соры, со Скарамуша, он мысленно отмеряет то количество шагов, которые разделяют его и блоху, — натыкается на её взгляд, знающий, казалось бы, всё. Такой маленький... такой странный, непонятный им, впрочем и не нуждающийся в чужом понимании — так казалось псу, однако... возможно, он был далёк от правды. Не хотел её примечать... не хотел раскапывать её, эту истину. И сейчас, — не хотел, не хотел смотреть.

Люциус не выдерживает и отворачивается к едва колеблющимся стенам шатра. "Эти глаза не должны принадлежать никому", — он даже не догадывается почему. Но эта мысль задерживается в голове, не исчезает сразу, как и все предшествующие ей думы. Она — важная. Люциус жмурится, набрасывая на запястье свободный моток верёвки из грубой пеньки. Такой материал обязательно оставит следы кровоподтёков, если затянуть потуже, что и планирует сделать рыцарь, — ему хочется избавить. От глаз Соры неспокойно на душе рыцаря, — почему-то: именно этот взгляд помещает в совершенно чужую, уже зрелую грудь странную пустоту. Он будет рад его связать. Ему обязательно станет спокойнее, потому что сейчас... сейчас ему душно, и это, чёрт возьми, удивительно. Ему душно под небосклоном: ветер усиливается, треплет пепел его волос; зелень шепчет под подошвой сапог, бьет в глаза живым шартрезом, а ему нечем дышать, совсем нечем... Делать нечего — надо исполнить приказ. Обязательно, — это разрешит все его нынешние тревоги. Как бы плохо ему не было, он сделает всё, что зависит от него самого — и, между прочим, это помогает. Люциус прекрасно переключается между "собой", всем хаотичным и разобранным, и работой — приказами Скарамуша, требовательного и не знающего жалости к своей нежно устроенной игрушке.

"Нужно..." — к тому же... Хозяин был недоволен тем выступлением своего ближайшего подчинённого в лаборатории. За ошибки надо было платить, нет, их непременно нужно исправить.

Скарамуш говорил эти слова часто, раньше этот же приказ он отдавал другим людям, — и тогда уже к удачно подвернувшемуся столбу вязали его самого. Но сейчас не такой случай; Люциус знает, что Сора попытается сбежать, и приближается фатуй нарочито медленно, крадучись, — почва пружинит под его стопами, он ощущает напряжение, которое колеблется на самой грани между взрывом, кульминацией. Если Сора побежит, то Люциус [при условии, конечно, что блоха не использует вверенный ему судьбой Глаз Бога] обязательно его настигнет; стоит дичи повернуться к псу спиной, он сделает бросок, — да, это будет его условный сигнал к действию... Дальше — повалить нарушителя спокойствия на землю: прижать к земле коленом, затянуть уже готовую петлю на запястьях, заведя ветки рук за напряжённую спину. Приволочь к столбу и обвязать крепко, в несколько тугих туров — исполнить приказ Шестого Предвестника, потому что этот путь — верный путь, безукоризненный план. Фатуй не может провалиться, — обязательно что-нибудь придумает, если Сора выдумает какой-нибудь фокус.

"Потанцуем?" — ещё пару мягких шагов, несколько ловких прыжков... и он сможет дотянуться до него своей рукой.

Он чувствует странное побуждение, — ему хочется улыбаться. Охота нравится всякой легавой собаке, и Люциус точно так же предчувствовал скорее наслаждение, которое наполняет тело, когда гончая сжимает зубы на крыле вспуганной птицы, — за ним он ждал обещанного покоя, о котором мечтал фатуй с самого начала операции в лаборатории Дотторе.

"Сора, — откуда-то издалека зазвучала тревожная песня певчей птички. Люциус наклонил голову на бок. — Почему ты не улетаешь?"

То, что ждёт их дальше... что же...

Сердце пса бьется о рёберную клеть, гоняя по сосудам чистый адреналин. Сейчас... он готов сотворить любую дурость, если на то будет воля хозяина, — а впрочем?.. Азарт захлёстывает тело волной, мягко проникает в рассудок чем-то навроде лёгкого наркотического вещества. Пока у него есть цель — существует и причина "быть". Находиться здесь и сейчас. Нет ничего важнее того, что происходит сейчас.

охота начинается.

Отредактировано Lucius (2022-08-01 19:28:17)

Пока все заняты дракой, до Дзанни никому дела нет, и это очень удачно. Он успевает доесть всё найденное и пошарить в сумках ещё немного. Книжка и непритязательная брошь-цветочек не заинтересовали бы даже хиличурла, а вот чьи-то тоненькие записи Пьеро просматривает просто чтобы не пялиться на стыдное зрелище охоты дылды на коротышку. В записях тоже ничего интересного, локальные названия островов и дорог ни о чём не говорят Дзанни, разве что аппетитное описание запечённого мяса как-то его затягивает.
Но краем глаза он нет-нет да следит за тем, как Сора бегает от Люциуса. Опыт ему подсказывает, что никогда не вредно знать как именно случайный знакомый наносит вред: очень часто это знание позволяет его смягчить (предотвратить — почти никогда, с такими наивными надеждами Дзанни как будто и не баловался ни разу).
Например, понятно, что анемо-глаз с Сорой почти бесполезен. Может быть, и не только он: Сора из тех, кто не замечает попытки остановить испугом и болью. Он даже с песенки своей не сбивается от таких финтов.
Ни к какому выводу Дзанни не приходит, рецепт заканчивается, начинается писанина о семье, а Сору уже никто не ловит. Мальчик уже сам по себе и совсем рядом, рука Дзанни в его маленькой ладошке.
Или рука Тори?
Когда у него спрашивают имя, он называет последнее, каким его звали, потому что привык: никого не интересует какое было изначально. Но гораздо чаще никто не пытается даже спросить, а называет как-то по-своему, как ему больше нравится. Тори как-то пытался поступать похожим образом с окружающими, но у него недостаточно воображения, чтобы решать кого и как зовут сегодня. Да и охоты, признаться, тоже нет. Дотторе всегда Дотторе, хоть розой обзови его, хоть собакой. Сора, наверное, тоже всегда Сора, раз так много усилий прилагает к тому, чтобы рассказать об этом, и чтобы никто не забыл и не перепутал.
И для него у Соры тоже есть имя, Тори как-то неохота его поправлять. С именем Дзанни у него не больше общего, чем с новым.
— Что такое оникабуто? — вместо возражений спрашивает он и встаёт.
Смотрит при этом он на Скарамуччу, ведь когда Скарамучча подаёт свой редкий голос, к этому прислушивается даже Доктор.

Захару однажды спросили сослуживцы, как бы она описала бой с людьми, что владеют глазом бога. - “Эффектно и быстро”, - не на секунду не задумываясь ответила она. Капитан фатуи ни раз видела такие сражения. В некоторых ей “посчастливилось” участвовать самой. Что же она могла извлечь из таких столкновений? Если тебя так же не избрала сама судьба - ты проиграл. Конечно, кто-то бы обязательно дал на этот счет вдохновляющее напутствие: “Все зависит от обстоятельств, в которых ты их застал!”; “Наблюдай за их движениями! Разгадаешь как действуют их способности - обязательно прорвешься.” - Советы, само собой, полезные. Помогают избежать пару тройку ударов и не лишится сознания в первые же секунды боя. И все же, как бы Захара скептически не морщилась на это, но не бывает совсем беспросветных ситуаций. Однако, слабый, может чуточку талантливый, но все же такой обычный человек не будет иметь права на малейшую ошибку. Это одна из небесных несправедливостей. Хотя, кто знает. Может быть, это и есть твои звездный час? Содрогаемый мелкой судорогой, от пронизывающих твое тело электрических разрядов, с трудом поднимешь и посмотришь на спаленные, почерневшие руки. А там, твои слабеющие пальчики сжимают мерцающий камешек. Подарок небес - глаз бога!

Словно откликаясь на размышления Захары, ее собственный, спрятанный от чужих глаз, “подарок небес” запульсировал теплом в кармане шубы-плаща. Он так частенько привлекал к себе ее внимание, но у капитана никогда не было для этого времени. Как и сейчас. Она пристально наблюдала за суетой, что поднялась в лагере. Сосредоточено и холодно отмечала действия, движения мужчины и ребенка, проигрывая в сознании варианты, как сама бы поступила в той или иной ситуации. Вовремя успела придержать скрывающую лицо маску, как подоспел феерический финал - анемо вихрь. Тросы шатра лагеря натужно заскрипели, но устояли на месте, как и все присутствующие, лишь слегка тронутые элементарным завихрением. Не повезло бедолаге, что все это время развлекал мальчишку, а потому, оказался в самом эпицентре. Когда элементарная реакция истощилась - его тело с тяжелым звуком рухнуло с высоты на землю. Захара чуть разочарованно качнула головой. Солдат был еще жив. Но в такой ситуации, хороший ли это исход?

Все закончилось. Капитан переключила свое внимание дальше, на ребенка и парня. Но Захара смиренно стояла и ждала приказа. Теперь у этого места есть шестой предвестник, и он не потерпит иной воли помимо его. Все что она сделала - это подобралась ближе к нему и замерла, почти неподвижно, ожидая, когда к ней обратятся. Но и скучать не приходилось. Когда господин жестами разогнал по делам испуганно засуетившихся в его присутствии солдат, Захара отвлеклась. Она с неподдельным интересом, и, небольшим замешательством, начала наблюдать за странными манипуляциями ее предвестника. Мужчина, лежавший перед ним, при близком рассмотрении выглядел еще более плачевно. Капитан вскользь отметила множественные переломы и ушибы(несмотря на руку-протез). А сколько еще всего скрыто внутри! Было ясно как день, что при детальном осмотре его будет ждать сотрясение, и если не повезет то какой-нибудь внутренний разрыв. Но все же, его грудная клетка вздымалась от прерывистого дыхания. Это стало куда более заметно, когда предвестник расположил его конечности параллельно телу. Мужчина продолжал цепляться за жизнь. Для Захары это всегда было завораживающим зрелищем.
- “В такой счастливой рубашке и глаз бога никакой не нужен. Надолго ли..”

- “Захара. Здравствуй<…>” - Из мыслей вывел голос, назвавший ее по имени. Как долго она его не слышала? Кажется, где-то около месяца? - <...> А пока выйди из тени, познакомитесь с Люциусом. Не смотри, что спит, он может и слышать.

“Тень” коротко кивает на слова своего господина. Обретая форму проходит вперед, и когда ее уверенный, твердый шаг отмерил всего ничего, поравнявшийсь с распластанным телом, она останавливается. Обращает свой взгляд на неудачливого застрельщика и слегка нагибается в его сторону, нависая, словно пытаясь получше рассмотреть из-за обезличивающей, красно-черной маски. И тут, из под нее доносится восторженный выдох:
- “Ах, - говорит лиса, - Так это - Котофей Иваныч? А я и не слыхивала, что у нас в лесу такой богатырь!” - Короткая сценка была сыграна. Очередная, сошедшая со страниц детской книжки. И точкой в ней была поставлена приглушенная усмешка. Пусть это и было не в половину так артистично, как если бы ее преподнес хороший бард, но с чувством, небольшой насмешливой звонкостью в голосе. После этого Захара, как ни в чем небывало, выпрямилась. На половину обернувшись к предвестнику вновь кивнула мол, знакомство состоялось. И пустилась в осторожное преследование назначенных целей, на ходу становясь невидимой, окутываемая невесомой дымкой пара и легкого дрожания раскаленного воздуха.

Отредактировано Zakhara Semyonovna (2022-08-21 03:27:30)

«Люциус», — голос, он слышит его на кончиках ресниц; в углах глаз — хрустальные слёзы, и у него нет сил поднять руку, отереть их со своего лица. Он не понимает ничего, словно часть воспоминаний вырезали из его головы грубым ржавым лезвием маленького ножа: рыцарь помнит небо, помнит вихрь, — но в бумажном черепе эти события сродни звёздами на голубом, задымлённом небосводе. Сейчас он так далёк от всего тревожащего и болезненного, что вполне может собрать светила рукой в большую горсть и внимательно рассмотреть их. Люциусу нравится находиться в этом небе, тонуть в нём как в голосе смеющегося мальчишки, — и ему нравится просто быть, потому что впервые он не чувствует себя потерянным. Звёзды монетами позвякивают в сжатой ладони, и он никак не может избавиться от навязчивого как мелодия желания смерти. Чтобы она случилась. Чтобы её догмы обрели свою силу во всей полноте. Он решает передавить горло этому небу, — большими пальцами пережать трахею где-то над надгортанником. Увидеть улыбку, брошенную тень от облака. Улыбка, — да, растягивается над головой острой пружинкой из белого металла, угождает ему прямо в глаз. Ай, больно… словно действительно что-то острое попало… Ему необходимо разнять веки, иначе он ослепнет… Он делает первый вдох, словно прежде он был мёртв и лишь притворялся живым, — делает шаг в колючую действительность.

Перед мутными стекляшками — карамельные осколки прозрачной реальности, словно кто-то надкусил леденцы большими зубами и бросил умирать. Соль собственных слёз жжёт ему лицо — оно единственное, что осталось целым и не разбилось после удара о землю. Его мутный, звенящий взгляд касается лепестка полевой примулы. Ночная бабочка описывает дугу вокруг неспящего цветка и садится в золото сердцевины. Фатуй различает, как трепещут её крылья... Кто ещё увидит это, запомнит, если не он, — у него сейчас есть время всего мира. Он делит его на неизмеримые части, потому что через мгновение в вакуум его мыслей вторгаются фарфоровые пальцы. Рука Скарамуша ползёт к ладони, подвешенной на ниточки изломанных костей и вывернутых сухожилий, пальцы скользят по коже, забираются в разорванные после удара складки тканей… да, даже лишённый способности видеть и различать, он знает, кому принадлежит эта ладошка, — ощущения не спутаешь ни с чем. Хозяин — воплощение бури. Той, что грохочет где-то в отдалении, но если ты проберёшься ближе и остановишься под свинцом облаков… и именно этой грозой он делится со своим верным псом, — он чувствует его силу всем своим нутром, сжавшимся до размеров грецкого ореха. Чувствует и замирает в благоговейном ужасе и почтении.

«Люциус, Люциус!!» — этот голос звучит изнутри, но никак не снаружи. Прежде, чем его рассудок проникает в разломанное тело, он слышит её голос [в последний раз]. А затем, — ощущает боль. Начинает видеть ясно, отогнав внезапную сонливость, — над нами залегло в засаде злое небо без туч, без звёзд, без цвета и вкуса. На полотне прямоугольной формы присутствует одна лишь знакомая деталь: он не упускает из виду самый край шляпы Скарамуша… Боится смотреть ему в лицо, — Шестому Предвестнику заново придётся собирать свою игрушку, и… разве можно найти что-то увлекательное в подобном дурновкусном занятии? Люциуса пугают эти мысли, ведь он не хочет, чтобы его оставили здесь, на траве, совершенно изломанного и опороченного, не представляющего больше никакого интереса, но ещё больше… его страшит пустота на месте подарка хозяина. Пахнет жжёной плотью и раскалённым металлом, чем-то гадким и химическим, — словно бы он сам только что сбежал из лаборатории вместе с Дзанни. Паника захлёстывает изнутри, она оказывается сильнее всякой боли: неуклюже Люциус поворачивает голову, чтобы впиться взглядом, налитым страхом, в безжизненную железку, лежащую в траве на расстоянии протянутой руки. Кажется, культю выбило из пазух протеза сильным ветром, — и сейчас он чувствовал себя лишённым души. Пальцы впиваются в мягкую землю, он сжимает пучок травы и вырывает его с гадким треском растягивающихся волокон, — каждое движение причиняет ему боль; кажется, его с кем-то знакомят. Он не слышит ничего кроме шума крови в ушах. Когда Скарамуш раскладывает его конечности по импровизированным швам, Люциус наконец решает поднять на него свой взгляд, — взгляд животного, но никак не человека.

— Моя… рука… ваш протез, — столько надежды, столько рассеянного страха, — сгущённого как молоко с сахаром. Он смотрит на него и спрашивает одним только взглядом; где-то мимо скользит живая тень, — та самая, имя которой ему придётся переспросить в недалёком будущем. Если
придётся…

«Скарамуш… я твоя лучшая работа?» — этот ответ… Он нужен ему.

why fear death?
be scared of living
our hearts are small and ever thinning.
there is no hope ever of winning -

so why fear death?
be scared of living.

Отредактировано Lucius (2022-08-04 12:43:06)

Выследить сбежавших из лагеря детей было не трудно. Они точно и не были беглецами вовсе, а просто друзьями вышедшими на прогулку. Зачем скрываться, суетится, пытаться замести следы, если можно беспечно вести беседу о жуках и делится сколько кому годиков? Собственно, по задорным возгласам одного из мальчишек Захара на них и вышла, оставаясь в невидимости и наблюдая за обстановкой. Обманчиво простые дети на вид, если не считать того, что один из них в хлам переломал кости ее сослуживцу, а другой..
Капитану фатуи еще предстояло узнать о нем, но подветренная сторона доносила до нее запах тревожный. Незнакомые медикаменты, оставляющие тошнотворный, горький привкус на нёбе. Захара была уверена, что могла выудить из этого что-то еще, но один из ее лимитов уже был достигнут. Больше вдохнуть воздуха она не могла.
Возможно, сейчас было не самое лучшее время для проверки своих физических возможностей. Но капитан не переставала удивляться тому, насколько все переменилось с получением глаза бога. Прошло значительное количество времени, и не считая того, что ее легкие продолжали гореть изнутри, будучи явно не приспособленными к подобным нагрузкам, она чувствовала себя на удивление прекрасно! Не было изматывающей усталости тянущей жилы, опустошающего выгорания, после чего все вокруг вдруг становилось безразличным. Стоило позволить влиянию глаза порчи задержаться чуть дольше дозволенного, и все - больше ты не боец. Захара уже давно выучила это на тренировках, и хорошо знала где для нее находилась та грань, за которую на заданиях переступать не следовало. Но теперь, возможно, порог значительно расширился? И все же, слишком заигрывать с этим не следовало.
Марево расступилось не сразу. Как и в самом начале, проявляя себя в легком дрожании воздуха, очерчивая все еще полупрозрачный силуэт капитана фатуи. Она стояла в небольшом отдалении от компании, достаточном чтобы попасть в их поле зрения, и при этом не быть принятой за очередную надвигающуюся угрозу, как недавно выбежавший им на встречу кабан. Переполняющее напряжение в легких достигло своего пика. Под маской Захара только поморщилась и усилием воли сглотнула пылающий ком подкативший к горлу. -”Какое же расточительство элементарной энергии.” - В мыслях усмехнулась себе капитан, чуть приподнимая маску, и выпуская изо рта клочья темно-серого пара вместо ревущей струи огня, как то бывает обычно. Небольшое облако дыма, с легким шипением лениво устремляется вверх - еще одно обозначение своего присутствия, что было довольно трудно не заметить. Только когда она убеждается, что дети знают о ее присутствии, Захара делает уверенный шаг вперед, поправляя маску на лице.
- “Жили-были кот, дрозд да петушок Золотой-гребешок. Жили они в лесу, в избушке. Кот да дрозд ходят в лес дрова рубить, а петушка одного оставляют.” - фатуи делает небольшую паузу, все же давая себе немного отдышатся. Не сильно долго. Не позволяя этому сбить темп повествования:
- ”Только строго настрого наказывают: - “Как придет лиса - ты ее не слушай, в окошко не выглядывай!”- Говорил ли это кот, или дрозд? Не так важно. Одинаково по наставнический назидательно прозвучали ее слова, а безликий взгляд маски был обращен точно в сторону мальчишки с двухцветными волосами.
- “Но как только кот и дрозд ушли, лисичка тут как тут. Не послушался их петушок.” - Захара остановилась в пяти метрах от них. Ни резких движений, ни угрозы или намерения напасть. Только будто до глубины души разочарованное качание головой.
- ”Хитрая кумушка-лиса, схватила Петушка Золотого-гребешка в когти, - капитан согнула руки в локтях растопырив пальцы, точно те самые когти. - ..и понесла в свою нору.” - При ее общем серьезном виде, и все еще скрытом маской лицом, выглядело это крайне неуместно. Но Захара продолжала, с выражением:
- “А петушок закричал:
Несет меня лиса,
За темные леса,
За быстрые реки,
За высокие горы… Кот и дрозд, спасите меня!..” - Пауза. В этот раз уже не вынужденная - намеренная. Оставляющая сказку недосказанной. Капитан сложила руки за спиной, с солдатской выправкой расправив спину и плечи. Словно ничего необычного не было, и это всего лишь ее минутное помутнение. Только спустя мгновение, внимательно наблюдая за реакцией своих молодых слушателей, она спросила у них:
- Интересно, что случилось с петушком и лисой дальше?

Отредактировано Zakhara Semyonovna (2022-08-21 03:27:51)

- Если твоя клетка - это Снежная, а это тоже Снежная, то тогда получается, что твоя клетка - это Сора. Потому что Сора...
«Весь мир.»
«Сора - это небо.»
«Небо - это всё.»
«Сора это весь мир!»
«Сора это Сора.»
Слова остались невысказанными - ни один из пяти вариантов. Даже из шести, если учитывать мнение на вопрос от лично Соры, смысл ответа останется одинаковым несмотря на формулировку. Птичка в клетке, это правильно. Неправильно то, что мешает, и именно на это мальчик обернулся с раздражением, цыкнув языком и перехватывая танто на изготовку, чтобы ударить наверняка, насмерть. Вопреки всем обычаям хотел бить сразу наверняка, насмерть, бить быстро, потому что хотел внимания Тори, его взгляда, его слов, хотел всё это себе забрать. Ничего другое Сору не заботило.
Только вот не успел он, лезвие Банни коротковато оказалось. Но может, и неплохо это?..
Сора пронаблюдал, как Тори подхватывает со своей цепи камушек и активирует катализатор, по которому паутиной прошла фиолетовая рябь электро. Она была быстрее Соры и метнулась зарядом под ноги кабану, выпрыгнувшему на них из леса. Зверь тут же дёрнулся всем своим огромным, грузным и вонючим телом, оседая на земле в нескольких сантиметрах от того места, где стоял мальчик.
- Фу, урод, - прокомментировал он смерть животного и пнул тело. - Очень хорошо, что ты не мешался и прожил недолго. О. Очень хорошо, что ты прожил, знаешь. Эта уродливая смерть... ммм... имела смысл. Да. О. Тори, Тори, Тори, почему ты не говорил нам о том, что у тебя есть электро?..
«Он не говорил, потому что ты не спрашивал.»
- О, заткнись, - мысли Соры ещё больше устремились в сторону персоны Тори. Помимо того, что он был довольно красив и послушен, делая ровно то, чего хотелось, он обладал вещью, которую себе хотел сам Сора - электро. Всё самое красивое в этом мире имело отметку этим элементом, и только у Соры её почему-то не было. Но ведь это поправимо, верно?
Стоит только...
Уже начавший действовать мальчик обернулся за звук ещё одного голоса - взрослой. Тени. Ещё точнее, тени Куникузуши, которую он определённо за ними протянул из самого лагеря.
«Жадина.»
«Жадина!»
- Жадина, - согласился Сора, но историю от тени всё-таки выслушал. Всё же вещи, которыми Куникузуши обладал, едва ли просто так были. Всё же у него было электро, и это кое-что значило.
Она действительно оказалась очень и очень информированной. Не иначе как ветром ей принесло?.. Это не так важно в любом случае.
- А ты дура, - перебил рассказчицу мальчик. - Тут нет никакой кицунэ, только Сора. Сора. Сора не кицунэ, Сора - это Сора. Кицунэ далеко, а Сора везде. Сора это клетка Тори. О. Мы и так знаем, что случится дальше. Мы знаем эту историю, и она неправильная. Тори не такая птичка... не такая же самая. Да, Тори? Эй, Тори, отдай мне своё электро!
Он обладал тем, что должно быть у Соры, и логично было это отнять: мальчик подошёл ближе и схватил фиолетовый камень, рывком дёргая на себя.
- Это должно принадлежать нам, понятно? Братик Куникузуши считает так же.
«Иначе бы он не дал нам кусок себя.»
- Иначе бы он не дал мне кусок себя, - перчатки всё ещё были у Соры на руках и всё ещё могли генерировать разряды, а анемо стихия мальчика всё так же могла разносить и усиливать это. Спорить было опасно. - Понимаешь, Тори? Тори... о, у меня есть кусок братика, у меня есть кусок тебя. А потом мы поиграем в кагомэ кагомэ!

Что такое правильное воспитание? По сути своей, это умение переносить скверное воспитание других. Незаменимый навык для Фатуи, что куда бы не пошли, всегда преследовались неодобрительными взглядами и шепотом за своей спиной. Захара в этом случае могла себе позволить разочарованное качание головы и брошенное в сердцах:
- “Сейчас бы чаю горячего. Да, Огненной воды туда. И побольше!” - Это то о чем сейчас думала капитан, продолжая прятать под маской агента холодное презрение с каплей недоумения от складывающейся ситуации.

Ей было все ровно на откровенный бред, излитый инадзумским мальчиком. Безразлично, что в итоге, никто из них не заинтересовался продолжением сказки. Единственное, что ее отвращало - детская перепалка, обещающая перерасти в нечто серьезное. Однако, здесь ее роль остается неизменной. Всего лишь сторонний наблюдатель. Уж точно не воспитатель, вольный оттянуть двух зачинщиков за уши по разные углы комнаты, давая время подумать над своим поведением. Как в старые добрые времена! Пока мал, ты сам отвечаешь за свои проступки. Но стоит немного подрасти, и ты уже становишься ответствен за младших детдомовцев, и один взгляд на любое такое деструктивное поведение вызывает едва сдерживаемое содрогание внутри. Время идет, а некоторые воспоминания и рефлексы не так легко отпустить. Напряжение никуда не уходило и Захара крепче стиснула зубы, наблюдая как Глаз порчи на цепочке перетягивают точно безобидную игрушку. Можно было предположить, что обычно случается с детьми, в руки которых попадает нечто опасное, не стабильное. Но в этот раз, кажется, обошлось. Вот чего никак нельзя было ожидать, так это то, что мальчик с двухцветными волосами так просто расстанется со своей “безделушкой” и сделает к капитану шаг, попросив продолжение сказки. Было что-то знакомое в его робкой просьбе, и странном поведении чуть раньше. Было это словно представшее перед глазами собственное отражение в зеркале, что она могла видеть лет десять назад. Жуть от этого наваждения на минуту сковала ее, но Захара смогла взять себя в руки.       

- Господин Скарамучча ждет нас обратно, - резко отчеканив это, капитан почти тут же осеклась. Все же перед ней стоял не ее солдат, командный тон для которого был в порядке вещей. Стоя на расстоянии, и не делая шагов ближе, Захара в плавном жесте протянула вперед раскрытую ладонь. За направлением ее взгляда в маске все еще трудно было уследить, и она это прекрасно знала. Так что этим движением давала понять вопрошающему мальчику, что обращается именно к нему. Конечно, при желании истолковать это можно было иначе, но и тогда действовать капитану было бы в разы проще. Чего кривить душой, этот паренек оставлял о себе впечатление рассеянной личности, и держать такого за руку гораздо надежнее. - Мы с тобой пойдем к нему не спеша, обратно в лагерь, и по дороге я расскажу тебе, что было дальше.

Отредактировано Zakhara Semyonovna (2022-09-27 00:20:28)

Несомненно, владельцы Глаза бога сами по себе являлись той еще занозой пониже спины. Стихия, боевой опыт - все это не важно. Они все, так или иначе, сосредоточение силы, с которой стоит считаться и быть всегда настороже. Заведенная часовая бомба, и попробуй разгадать, в какой момент диалога она рванет: Сейчас? А может быть, взрыв отложен на их следующую встречу? Никогда точно неизвестно.

В этот раз сбивающий с толку, степенный, и, казалось бы, вновь бессмысленный монолог мальчишки вылился из взрыва метафорического в самый настоящий. Когда Захара сориентировалась в ситуации, прерывать или как либо выбивать из рук опасную игрушку было уже поздно. Оставалось только попытаться минимизировать ущерб. Быстро перехватив уже тянущуюся к ней руку поперек запястья, она резко дернула мальчишку на себя, схватив в объятия и вместе с ним отпрыгивая назад. Более менее избежав первых вспышек выходящей из под контроля стихийной энергии, Захара, крепче сжимая свою ношу, больше ни секунды не мешкая рванула наутек. Но оглушительные раскаты не прекращались, грозили настигнуть прошибающей насквозь волной. Единственное что можно было в этом случае предпринять - швырнуть мальчишку вперед себя, а не принимать с ним двойную порцию электро. Собственно, это она и провернула в самый последний момент, после чего ощущая сначала пробивший позвоночник электрический разряд, а потом столкновение чего-то тяжелого в спину, что повалило ее на колени.

Если бы у нее хоть раз спросили, какая стихия Глаза бога для нее ненавистнее всего, капитан без промедления ответила бы: - “Сучье Электро”, - еще и сплюнет на землю в не сдерживаемом отвращении. Любая другая стихия это неприятно и больно, но только беспощадно разящий разряд делает тебя невероятно беспомощным. Забирает контроль над телом, и как объедки с барского стола, оставляя наблюдать, ощущать как твоя земная оболочка заходится в безобразных судорогах.
Захара одной силой воли осталась стоять на коленях. Оперевшись руками в землю, ее ладони сжимались-разжимались на траве, а плечи дрожали, словно в приступе беззвучного, неконтролируемого хохота. Она чувствовала как электро уже развеялось на ней, но бой замедляющего свой ход сердца по прежнему отдавался в ее ушах. Удар и звенящая тишина. Еще удар, и в этот раз тишина длиннее и более невыносима.
- “Жалкая! Никчемная! Нет. НЕТ! Ты не умрешь здесь,” - словно только сейчас вспомнив как дышать, Захара резко и громко вобрала в легкие воздух, после чего ощутила странное, разливающееся по всему телу тепло, и тяжесть на своей спине.

- Отрок бесноватый не на шутку взбеленился, - сердце забилось быстрее, привычнее, и сквозь него, словно из под толщи воды, капитан слышала утробное кошачье мурчание. - Но ты не печалься, ягушенька, покуда я здесь, - елейный, утешающий голос лился ей в уши, сметая остатки болезненной дрожи и судорог в теле. Он показался Захаре настолько естественным и привычным, что она ни на секунду не забеспокоилась об источнике этого голоса, а только поспешно поднялась с колен на ноги, нашарила взглядом мальчишку с двухцветными волосами, обеспокоенно воззрясь на него.
- Ты цел? Идти можешь? - и сама себе отвечая на этот вопрос, оглядела его с ног до головы, убеждаясь, что ничего серьезного с виду нет, после чего постепенно успокаиваясь.

- Ты токмо глянь! Наш Иван-царевич стал Иваном-дураком! - Капитан, все еще слегка растерянно, повернула голову на звук голоса. Теперь она обратила внимание на Него, и рука сама невольно потянулась к карману шубы, в котором лежал уже остывающий Глаз бога. Несущественная тяжесть со спины исчезла и вот перед ней огненный кот. Тот переступал с лапы на лапу на земле, скалился и дыбил шерсть глядя в сторону инадзумского мальчика, лежавшего неподалеку. Он был за чертой тускло сияющей границы круга, в центре которого возвышался деревянный столб с колесом на вершине, густо обвязанный разноцветными лентами - все что увидела Захара, еще раз как следует оглядев окружающий их ландшафт, что теперь словно был ей незнаком. Неподалеку чернела трава от взрыва порчи, а в воздухе все еще стоял щекочущий запах озона, но уже сходил на нет, перебиваясь гарью и сажей. А где то там, можно было заметить, как поблескивают уже потускневшие осколки и искореженная оправа. После этого взгляд вновь вернулся на инадзумского мальчишку. В голове было много мыслей, размышлений насчет того что произошло. Но сейчас капитана обуревало что-то совершенно иное. То что она с каждым разом успешно подавляла в себе, душила на подступах наружу, не позволяя отразится ни в одном мускуле лица. Однако, ей всегда удавалось вовремя осадить себя, успокоить мыслью что держать это в себе необходимо. Злость - равно потеря контроля над ситуацией, еще больше ошибок и губительных последствий. Как пример - ситуация, в которой они сейчас оказались. Но так иногда хотелось поддаться этому деструктивному чувству, сойти на путь саморазрушения и как следует сжать горло уже не собственным чувствам и эмоциям, а несмышленым болванам, что каждый раз смеют доводить ее до подобных мыслей.
Шумно выдохнув, Захара прошлась вдоль кромки догорающего огненного круга. Подняла более целый осколок своей маски, но осознав, что ничего не сможет с этим сделать, отшвырнула в сторону.

- Идем, - в этот раз грубо бросив это спасенному мальчишке, капитан больше не смотрела на него. Резко развернулась, и пошла в сторону лагеря. Хищные глаза кота напротив, с интересом взглянули на того, кого именовали “Тора”. И теперь он мог ощутить легкую тяжесть запрыгнувшего на его плечи, умостившегося там кота.

- Ведомо нам, что доброму молодцу наши сказочки по нраву? Не страшись меня. Коты ученые не кусаются, - мальчишка мог услышать самый что ни на есть человеческий голос, и переливистое мурчание, отдающее мягким теплом, сгревающее шею и плечи. Не дожидаясь ответа Баюн продолжал:
- Я там был, мед, пиво пил, и дрозда, петушка с лисицей видел! Ежели понесешь меня, то так тому и быть, поведаю я тебе все что наша старушка недомолвила, - словно не принимая больше возражений, огненный элементаль вовсю улегся на его плечах, обернувшись точно меховой воротник вокруг шеи.
- Но ты все ж за нашей бабкой поспеши. Иш как припустила, гляди, - в последний раз беззаботно мурлыкнул на ухо, после чего уже спустя мгновение раздраженно замотал хвостом, рыча и нетерпеливо подгоняя паренька: - Ату его! Быстрее-быстрее! Сгинет же без нас, окаянная!