В поместье царила атмосфера деловой суеты. Бюрократы Ясиро, одетые в строгие кимоно сдержанных тонов, сновали туда-сюда, перенося важные документы, шепчась между собой, отдавая приказы слугам. С самого утра они работали с первыми послами Сангономии, обсуждая детали будущего сотрудничества между Ватацуми и Тенрё. В воздухе витал дух надежды и осторожности, словно все понимали, что мир ещё слишком хрупок, и любое неосторожное слово или действие может разрушить его.

Аято, в отличие от своих подчиненных, не участвовал в этой суете. Он проводил утро в своем кабинете, погруженный в размышления. Сегодня он был одет не в парадное кимоно, а в более простую и удобную одежду - широкие штаны из темно-синего льна и светлую рубашку из тонкого хлопка. Его волосы были собраны в небрежный пучок, а на лице не было и следа макияжа. Он выглядел уставшим, но в то же время сосредоточенным, словно он готовился к важной битве.

Он ждал Кокоми. Он назначил ей встречу утром, надеясь, что она примет его приглашение. Но он не был уверен в этом. Её решение на переговорах было слишком неожиданным, слишком импульсивным. Она словно бы действовала не рассуждая, подчиняясь какому-то внутреннему импульсу. И это его настораживало.
“Придет ли она?”, - думал он, медленно прохаживаясь по кабинету. - “И если да, то что она скажет?”.
Он не мог предсказать её действий, и это ему не нравилось.

Он вспомнил их первую встречу, которая прошла в одном из чайных домиков Ли Юэ. Тогда Кокоми произвела на него впечатление сильной и решительной женщины, готовой бороться за свой народ до конца. Она говорила уверенно, её взгляд был твердым, а в её словах звучала сталь. Она была похожа на отточенную катану, готовую в любой момент выйти из ножен и поразить врага.

Но на переговорах она была совсем другой. Мягкой, уступчивой, даже какой-то потерянной. Словно лёд, из которого она была соткана, растаял, превратившись в воду, которая принимает любую форму, подчиняясь внешним силам.
“Что с ней произошло?”, - думал Аято, не в силах найти ответ на этот вопрос. - “Неужели её так легко сломить?”.
Он отказывался верить в это. Кокоми, которую он видел тогда, в чайном домике, не могла так просто измениться. В ней была сила, был стержень, была воля. И он не понимал, куда все это делось.
“Возможно, её слова - это лишь маска?”, - предположил он. - “Может быть, она просто притворяется слабой, чтобы усыпить бдительность..? Или притворялась сильной..?”.

Эта мысль не покидала его. Он не мог доверять Кокоми. Не после того, что произошло на переговорах. Она показала ему свою непредсказуемость, свою способность менять свои решения в последний момент. И это делало её опасной. Очень опасной. Может быть даже не как враг, а как элемент хаоса. Внутренняя политика, это весы, требующие весьма деловитых отношений и скрупулёзной работы, чтобы каждый был удовлетворён своим положением, поэтому не стоило давать этой вещи раскачиваться, иначе вся конструкция просто обвалится.

Аято остановился у окна и взглянул на город. Солнце стояло высоко в небе, заливая Ли Юэ ярким светом. Город жил своей жизнью, не замечая тех интриг и борьбы за власть, которые разгорались в его стенах. И в этом было нечто успокаивающее.
“Контролировать политические интриги Инадзумы - задача непростая”, - подумал Аято, встав перед окном и прищурившись, наблюдая за утренним городом. - “Но она решаема. Большинство политиков - люди предсказуемые. Они действуют в соответствии со своими интересами, со своими амбициями. И если знать их слабости, их тайные желания, то их можно направлять”.

Он вспомнил лица членов Трикомиссии, их жесты, их слова. Он знал их всех, как облупленных. Он знал, кто жаждет власти, кто стремится к богатству, кто мечтает о славе. И он знал, как использовать эти желания в своих целях.
“Но Сонгономия…”, - мысль о ней, словно камень, брошенный в спокойную гладь озера, нарушила его размышления. - “Она другая. Я не могу понять, что ею движет. Какие цели она преследует. Какую игру она ведет”.

Её поведение было нелогичным, противоречивым. Она то проявляла твердость и решительность, то слабость и уступчивость. Она словно бы танцевала на лезвии ножа, балансируя между двумя противоположностями. И это его смущало. Нет, конечно универсальность и многогранность хорошее качество... Но то было не многогранностью, а изменчивостью, словно погода, над морем. Вот он день, и вот уже шторм грозится топить корабли.
“Может быть, она действительно искренне стремится к миру?”, - предположил он. - “Может быть, она готова пожертвовать всем ради своего народа?”.

Но эта мысль казалась ему слишком наивной. В мире большой политики не было места для искренности и самопожертвования. Здесь правили лишь холодный расчет и железная воля...
"Хотя с другой стороны, на Ватацуми нет, такой сложной политической среды...",- неожиданно подумал он и тут же отдёрнул он себя от этой мысли. Нет, может и не было такой среды как в Инадзуме, но Кокоми точно не была простачкой, да и её действия, навыки, способности и дотошность, говорило о том, что она всё же, что-то да знает.

“Или же у неё есть какой-то скрытый мотив?”, - задумался он. - “Может быть, она использует меня в своих целях? Может быть, она задумала что-то такое, о чем я даже не подозреваю?”.

Эта мысль была ему не по душе. Он не любил, когда им манипулировали. Он предпочитал сам контролировать ситуацию, сам диктовать условия. Аято прищурился, глядя на солнечный город. Он чувствовал, что попал в игру, правила которой ему не до конца понятны. И он должен был быть предельно осторожен, чтобы не проиграть.

Отредактировано Kamisato Ayato (2024-08-18 10:33:17)

Слуга, стоявший у входа в поместье, был молодым человеком лет двадцати, с приятным, хоть и несколько бесстрастным лицом. Его тёмные волосы были аккуратно собраны в пучок, а одежда - простое, но идеально чистое кимоно цвета индиго - говорила о том, что он служил в доме Камисато. Его имя было Хиро, и он был одним из самых доверенных слуг Аято, который всегда отличался преданностью и безупречным исполнением своих обязанностей.

Увидев Кокоми, Хиро слегка склонил голову в почтительном поклоне.
“Госпожа Сангономия, - произнес он, и его голос звучал тихо и спокойно, словно шелест листвы бамбука. - Господин Камисато ожидает вас. Прошу следовать за мной”.

Он развернулся и направился внутрь поместья, его шаги были бесшумными и плавными, словно он скользил по воздуху. Кокоми и Айя последовали за ним, и Хиро провел их через лабиринт коридоров и внутренних двориков, наполненных тишиной.

Поместье, несмотря на свою скромность, производило впечатление утонченной элегантности. Каждая деталь здесь была продумана до мельчайших деталей, от изысканных росписей на стенах до неброской, но изысканной цветочной композиции на низком столике в одном из коридоров.

Наконец, Хиро остановился перед дверью, обтянутой темно-синим шелком.
“Кабинет господина Камисато, - произнес он, слегка склонив голову и открывая дверь. - Прошу вас”.
Он отступил в сторону, приглашая Кокоми войти.

Аято стоял у окна, погруженный в свои мысли. Он наблюдал за бурлящей жизнью Ли Юэ, за яркими красками торговых лавок, за бесконечным потоком людей, которые словно бы не замечали тех интриг и борьбы за власть, которые разгорались в стенах этого города. Он думал о Кокоми, о её неожиданном решении, о том, какую игру она ведет.
Скрип открывающейся двери вырвал его из размышлений.
“Она пришла”, - промелькнуло в его мыслях, и он невольно выпрямился, словно воин, услышавший зов боевой трубы.
Он медленно развернулся, и легкая улыбка коснулась его губ.
“Госпожа Сангономия, - произнес он, и его голос звучал мягко и приветливо, словно он встречал не политического противника, а давнюю знакомую. - Рад снова видеть вас”.

Его взгляд скользнул по фигуре Кокоми, отмечая её хрупкую красоту, её изысканное кимоно, её спокойное, но в то же время несколько отрешенное выражение лица. Затем он заметил Айю, которая стояла чуть позади Кокоми, и его улыбка стала ещё теплее.
“И вас тоже рад видеть”, - добавил он, слегка склонив голову в знак приветствия. - Я не против, если во время нашего разговора будет тот, кому вы доверяете, госпожа Сонгономия”.

Он сделал паузу, словно давая Кокоми время освоиться. Аято обратился к спутнице Кокоми.
“Мы уже встречались с вами на переговорах, - продолжил он, и в его голосе появились деловые нотки, - но тогда у нас не было возможности как следует познакомиться. Позвольте узнать ваше имя?”.

Аято легким жестом пригласил Кокоми и Айю присесть на низкий столик с мягкими подушками, который стоял у окна. Сам же он не спешил садиться. Он остался стоять у окна, обращенный к нему спиной, словно он не хотел отрываться от созерцания городского пейзажа. Или же он просто хотел сохранить некоторую дистанцию между собой и своими гостями.
“Госпожа Сангономия, - начал он, и его голос звучал спокойно и размеренно, словно он не вел важных политических переговоров, а просто беседовал о повседневных делах. - Давайте оставим политику за пределами этой комнаты. Сегодня я хотел бы поговорить с вами… о чем-то другом”.

Он сделал паузу, словно давая Кокоми время осмыслить его слова. Затем он медленно повернулся, и его взгляд, острый и проницательный, словно клинок катаны, встретился со взглядом жрицы. В этом взгляде не было ни угрозы, ни недоверия, лишь холодное любопытство и желание понять.
“Скажите, госпожа Сангономия, - продолжил он, и его голос стал тише, обретая интимную доверительность, - вы понимаете, о чем я говорю?”.

Он не спешил с объяснениями, словно он играл в сложную игру, где каждое слово имело значение.
“Насколько прямо мне нужно говорить с вами, - добавил он, и в его голосе появилась нотка раздражения, - чтобы вы поняли мои… намерения?”.
Он не был уверен, что Кокоми играет с ним честно. Её поведение было слишком загадочным, слишком непредсказуемым. И он должен был убедиться, что они говорят на одном языке.

“Хорошо”, - ответил Аято односложно, и в его голосе звучала сталь. Он принял вызов.

Он повернулся к окну, словно ища в городском пейзаже ответ на непростой вопрос. Как подступиться к этой женщине, которая словно была соткана из противоречий? Как найти ключ к её сердцу, которое было закрыто на тысячу замков?
“Для начала, госпожа Сангономия, - произнес он, не оборачиваясь, - я должен принести вам свои извинения. Я не посвятил вас в свой… план, который я намеревался осуществить на переговорах”.

Он сделал паузу, словно взвешивая свои слова.
“Не думайте, что я не доверял вам, - продолжил он, и в его голосе появились нотки искренности. - Просто… этот план родился у меня спонтанно... И я не успел согласовать его с вами”.

Он вздохнул, словно с сожалением.
“Впрочем, сейчас это уже не важно, - добавил он. - Этот план провалился. И нам нужно двигаться дальше”.

Аято замолчал, снова погружаясь в свои мысли. Он представлял себе, какой бурей негодования встретят его слова члены Трикомиссии. Они уже почувствовали слабость Ватацуми, и теперь не упустят возможности воспользоваться этим. Начнутся интриги, заговоры, попытки оторвать от Ватацуми кусок за куском, пока от некогда могущественного острова не останется лишь тень.
“Мне придется внимательно следить за ними”, - подумал он с досадой. - “Иначе они утопят друг друга в собственной крови”.

Это было не просто делом чести или долгом перед Кокоми. Это было делом государственной важности. Инадзума была слишком слаба, слишком раздроблена, чтобы позволить себе новую войну. И он, как глава комиссии Ясиро, должен был сделать все возможное, чтобы предотвратить это.

Он снова повернулся к Кокоми, и его лицо стало серьезным.
“Госпожа Сангономия, - произнес он, и его голос звучал твердо и уверенно. - Не беспокойтесь. Раз, это недоразумение дело моих рук, постараюсь приложить все усилия, чтобы смягчить их последствия”.

Он сделал паузу, вглядываясь в её лицо.
“Признаюсь, я… недооценил вас, - продолжил он, и в его голосе появились нотки самоиронии. - На нашей первой встрече вы произвели на меня впечатление… более… сильной личности. Более решительной”.

Он не договаривал, в очередной раз, пытаясь быть более тактичным и деликатным. Её поведение на переговорах разочаровало его. Она показала слабость. Неожиданную слабость. Все слухи витавшие вокруг Кокоми словно растворились вчера, да и его собственное впечатление с встречи стали лишь иллюзией, бельмом, которое затуманило его взгляд. Мог ли он раньше распознать это? Рассуждать не было смысла.

Аято отвернулся от окна и медленно прошелся по кабинету. Его шаги были бесшумными, словно он был не человеком, а тенью. Он остановился у стола, на котором лежали аккуратно сложенные свитки и кисти для каллиграфии, и его взгляд скользнул по ним, словно он искал в них ответ на мучающий его вопрос.
“Но давайте не будем возвращаться к тому, что уже произошло, - произнес он наконец, и его голос вновь стал спокойным и размеренным. - Прошлое нельзя изменить. Мы можем лишь извлечь из него уроки и двигаться дальше”.

Он повернулся к Кокоми, и его лицо стало серьезным.
“Меня интересует лишь одно, госпожа Сангономия, - сказал он, и его слова прозвучали тихо, но весомо, словно камни, падающие в глубокий колодец. - Что заставило вас так резко изменить свое решение? Что повлияло на ваши… стремления?”.

Он сделал паузу, вглядываясь в её лицо, словно пытаясь прочесть в нем ответ.
“Были ли это слова господина Кано?”, - предположил он осторожно. - “Или же что-то другое?”.

Он не хотел давить на неё, не хотел вынуждать её к откровенности. Но ему нужно было понять, что произошло. Ему нужно было знать, с кем он имеет дело.
“Хотя, нет”, - продолжил он, словно отвечая на свои же мысли, и его голос стал тверже. - “Слова господина Кано… они были резкими, да. Но не настолько, чтобы так сильно повлиять на вас. Если только…”.

Он замолчал, словно наткнувшись на невидимую преграду. В его глазах появилась тень подозрения.
“...Если только, в его обвинениях не скрывалось что-то ещё, - продолжил он, и его голос стал ниже, обретая оттенок стали. - Что-то, о чем я не знаю”.

Он встретился взглядом с Кокоми, и в его глазах читался немой вопрос.
“Скажите, госпожа Сангономия, - произнес он тихо, но настойчиво. - У вас не осталось секретов передо мной? Передо мной, вашим… союзником?”.

Он вспомнил их первую встречу, вспомнил, как Кокоми рассказала ему о том, что ей удалось забрать Глаза Бога, которые Трикомиссия изымала у жителей Инадзумы в ходе Охоты. Он вспомнил её рассказ о том, как она проникла на опустевшие острова, как она рисковала своей жизнью, чтобы спасти эти священные артефакты. Он даже вспомнил её слова о том, что она готова вернуть эти Глаза Бога их владельцам, когда придет время.
“Хотя, признаюсь, - добавил он, и в его голосе появились ироничные нотки, - я не могу вспомнить все подробности вашего рассказа о путешествии в Инадзуму. Вы были… так убедительны, что я просто… поверил вам на слово”.

Он слегка прикрыл глаза, но в этот раз не для того, чтобы смотреть на залитый солнцем город, а чтобы скрыть свои собственные намеренья.
“Но сейчас я начинаю сомневаться, - продолжил он, и его голос стал холоднее. - Если господин Кано действительно знает что-то такое, что заставило вас изменить свое решение, то эта информация… она должна быть очень важной. Настолько важной, что он рискнул сорвать переговоры, чтобы донести до вас предупреждение”.

Он сделал паузу, словно давая Кокоми время обдумать его слова.

Аято слушал Кокоми молча, не перебивая. Он видел, как она переживает, как её голос дрожит от сдерживаемых эмоций, как её тонкие пальцы сжимают веер до белизны костяшек. Он видел в ней не политика, не хитрого стратега, а просто женщину, которая была вынуждена принять тяжелое решение, чтобы спасти свой народ. И он не мог не сочувствовать ей.
Когда Кокоми закончила свой монолог, Аято медленно кивнул.
“Да, госпожа Сангономия, - произнес он тихо, - вы правы. Моя игра… сорвалась”.

Он вздохнул, словно с сожалением.
“Но вы должны понять, - продолжил он, и его голос стал тверже, - что в Инадзуме… иначе нельзя. Если не действовать с хитростью и умом, то здесь мало чего получится, таковы устои кланов, которые к несчастью, так просто не изменить”.

Он сделал паузу, словно давая Кокоми время осмыслить его слова.
“Я планировал продемонстрировать силу клана Камисато, - продолжил он, и в его голосе появились нотки гордости. - Я хотел показать всем, что мы - сила, главенствующая в нынешнем положении сила, то, что мы владеем силами большими чем иные кланы.”.

Он встретился взглядом с Кокоми, и в его глазах мелькнула тень упрека.
“Я думал, - продолжил он, - что вы откажетесь от моих условий. Что вы будете бороться за независимость Ватацуми до конца. Таким образом бы продемонстрировали свою силу и в таком случае укрепили бы свои политические позиции за счёт меня и в последствии получить куда больше преференций и льгот, с чем мало кто сумел бы спорить. Сейчас же даже на мои условия найдутся недовольные, тем, что я "не додавил" вас”.

Он вздохнул, словно с сожалением.
“Но вы выбрали другой путь, - добавил он тихо. - Вы выбрали путь покорности. Вы выбрали мир любой ценой”.
Он замолчал, словно не зная, что ещё сказать.

Аято ещё раз взглянул на Кокоми, и в его взгляде промелькнуло нечто похожее на… уважение. Да, он разочарован её решением, но он не мог не признать, что она поступила так, как считала нужным. Она поставила интересы своего народа выше собственных амбиций, и в этом было нечто… благородное. Хотя тут же в голове мелькнула мысль о том, что такое благородство в конечном счёте и сыграло с ним плохую шутку, впрочем, Аято кое-что всё же отметил мысленно. Та вещь, что он распознал как слабость, была чем ни на есть, как благородством, этой редкой в Инадзуме диковинкой в нынешние дни. Благородством и самоотверженностью. Какая ирония...
“Возможно, вы правы, госпожа Сангономия, - произнес он наконец, и его голос стал мягче. - В данной ситуации… это был единственно верный выбор. - тут же в голове всплыли обрывки его плана, что тут же испарились - Но…”.

Он не договорил, но в его голосе появились нотки несогласия. Он резко перевёл взгляд к Кокоми. Он скрестил руки на груди, и его взгляд, острый и проницательный, словно клинок катаны, устремился на жрицу. Он выглядел сейчас как строгий учитель, отчитывающий своего непослушного ученика.
“...Но вы не должны называть себя предателем, - произнес он, и его слова прозвучали резко и бескомпромиссно. - Это… глупость. Заблуждение. Что-то глупее и неоправданнее, я осмелюсь, предположить, вряд ли услышу когда-либо ещё, - качая головой говорил он, - вы, конечно полна сюрпризов и продолжаете удивлять... Я даже не могу решить, просить вас перестать или всё же позволить вам продолжать, тем более что...".

Аято сделал краткую паузу, смиряя взглядом Сангономию.
“... Вам стоит успокоится, госпожа Сангономия, - произнес он, и его голос, хоть и звучал строго, но в нем появились нотки участия. - И постарайтесь понять, что ваше решение… оно не ставит крест на Ватацуми. И тем более - на его народе. Да, усложняет мне работу, но это теперь не ваша головная боль”.

Он отступил на шаг, словно давая Кокоми пространство для дыхания.
“Вы получили автономию, - продолжил он. - Не полную независимость, конечно. Но… давайте будем реалистами, госпожа Сангономия, в нынешней ситуации это максимум, на что вы могли рассчитывать. Каким бы сильным клан Камиссато не являлся, увы, независимость предоставить может только Сегун”.

Он задумался на мгновение, и тень улыбки промелькнула на его губах.
“Более того, - добавил он, - с теми правами и свободами, которые вы получили, Ватацуми сейчас находится в более выгодном положении, чем многие другие регионы Инадзумы”.

Он снова прошелся по кабинету, словно пытаясь найти ответ на мучающий его вопрос.
“Кайрааги…”, - произнес он неожиданно, и его голос стал холоднее. - “Да, они сопровождали меня на переговорах. Но не только для того, чтобы продемонстрировать силу клана Камисато, его способность привлечь на свою сторону не просто двух, Кайрааги, а заявить о наличии целой тайной армии и флота”.

Он остановился у окна и взглянул на город.
“Они были там ещё и для того, - продолжил он, и его слова прозвучали тихо, но угрожающе, - чтобы в случае… необходимости… усмирить тех, кто слишком рьяно выступал против Ватацуми. И поверьте, госпожа Сангономия, таких было… немало... И осталось по сих пор, немало...”.

Он повернулся к Кокоми, и его взгляд был серьезным.
“Шансы кровопролития на тех переговорах были очень высоки, - сказал он. - И я сделал все возможное, чтобы этого не допустить. Даже если для этого мне пришлось использовать… не самые традиционные методы. Даже если вы не видели этих методов, тех усилий, значит то к лучшему. Да и вмешательство Воли Небес, означало бы лишь то, что эти переговоры просто на просто сорваны, поэтому иметь возможность восстановить порядок своими силами, являлось необходимостью, без вмешательства из-вне”.

Он вздохнул, словно с сожалением.
“Вы должны понять, госпожа Сангономия, - продолжил он, и его голос стал тише, обретая оттенок горечи, - что Инадзума… она не такая, какой вы её себе представляете. Мы не едины. Мы раздроблены. Мы погрязли в интригах и борьбе за власть. И даже перед лицом общей угрозы… многие из нас готовы предать друг друга ради собственной выгоды. Вероятно, вы видели, лишь военную машину этой страны, со стороны. Может выглядеть грозно, но и вы сами наносили ей поражения и не раз. Можете поблагодарить за это всех, кто присутствовал вчера на переговорах, можете быть уверенны, каждый из низ, так или иначе, прикладывал к этому руку, хоть и не намеренно”.

Он сделал паузу, подбирая слова.
“Если расчёт идёт на то, - продолжил он, и его голос стал холоднее, - что Трикомиссия будет действовать едино и слаженно… то я вынужден вас разочаровать. Мы - не семья. Мы - стая акул, которые готовы в любой момент наброситься друг на друга, если почувствуют запах крови. Даже вопрос о Охоте, далеко неоднозначен среди Трикомиссии”.

Он вновь прошелся по кабинету, его шаги были тяжелыми и размеренными.
“И сейчас, - продолжил он, - вы сами дали им этот запах. Вы показали свою слабость. Вы показали, что Ватацуми можно сломить. И они не упустят этой возможности. Они набросятся на вас, словно стервятники, и будут клевать вас по кусочкам, пока от вас не останется ничего. Будь вы - Ватацуми, будь даже другие кланы - Камиссато, Кадзуха, кто угодно, кто оказался достаточно не осторожен.”.

Он остановился у окна, и его взгляд стал задумчивым.
“И не говорите мне об идеальной Инадзуме, госпожа Сангономия, - произнес он тихо, словно обращаясь не к Кокоми, а к самому себе. - Идеальная Инадзума… это не та, что вечность проводит в войне. Она построена на крови и железе, да этого не отнять, но и жить этим вечность нельзя. "Идеальная Инадзума" это та, которая живет в мире и гармонии. Та, где люди не боятся завтрашнего дня, где они могут спокойно трудиться, растить детей, наслаждаться жизнью.”.

Он вздохнул, словно с сожалением.
“Но до этого… нам еще очень далеко, - добавил он. - Слишком много крови пролито, слишком много обид накопилось. И прежде чем мы сможем строить новую Инадзуму, нам нужно… залечить старые раны. Раны, которые оставляют шрамы, которые нужно скрывать, дабы те не напоминали о болезненных воспоминаниях. И вероятно, придётся пролить, возвращая наш собственный дом. Как бы вам не было неприятно, но сейчас единственный, кто может вернуть, нам наш дом это - Сегун”.

Он повернулся к Кокоми, и его лицо вновь стало серьезным.
“Но давайте вернемся к нашему разговору, - сказал он. - Вы так и не рассказали мне подробно о своем… путешествии на острова. О том, как вам удалось забрать Глаза Бога. О том, что вы видели там. Конечно, вы можете передать все документы и прочее прочее… Но мне хотелось бы услышать этот рассказ из первых уст. Прошу простить мне мои подозрения, но мне необходимо развеять тени недоверия. Я всё ещё не могу исключать скрытой от меня подоплёки слов Хитоши. Такова уж, моя недоверчивая натура”, - закончил он делая небольшой поклон, жестом прося прощения за это.

Он сделал паузу, словно давая Кокоми время собраться с мыслями.
“что касается, Госпожи Гудзи... - добавил он. - …мне кажется, что было бы не совсем корректно с моей стороны расспрашивать её о том, что касается… вас лично. Я предпочел бы услышать это от вас самих... потому что, мы всё же не враги друг другу, - покачал Аято головой - быть может в ваших глазах, я теперь не "союзник", но точно уж не враг и зла ни вам, ни Ватацуми не желаю. Не расценивайте эти слова, как разрыв наших отношений, я констатирую, лишь то, что мы с вами стремимся к одному. Вы стремитесь к процветанию своего народа, отдельного острова, когда как я стремлюсь к процветанию всей Инадзумы и хотите или нет, но Ватацуми тоже часть этой страны и обделять её своими обязанностями я не стану”.

Аято слушал рассказ Кокоми, не перебивая, словно он был не политиком, а сказочником, который внимает древней легенде. Его лицо было серьезным и сосредоточенным, а в глазах читался неподдельный интерес. Он не упускал ни единой детали, ни единого нюанса, словно он пытался сложить мозаику из обрывков информации, чтобы увидеть полную картину.
Когда Кокоми закончила свой рассказ, Аято медленно кивнул.
“Ясно”, - произнес он односложно, и в его голосе звучала тень напряжения.

Он отвернулся от Кокоми и снова подошел к окну. Он смотрел на город, но его взгляд был отрешенным, словно он видел не яркие краски торговых лавок и бесконечный поток людей, а что-то другое. Что-то более темное, более опасное.
Сонгономия Кокоми... Она рискнула своей жизнью, чтобы проникнуть на опустевшие острова. Она вступила в переговоры с магами Бездны. Она сняла древнюю печать, чтобы спасти Глаза Бога.

Аято повернулся к Кокоми, и его лицо снова стало серьезным.
“Госпожа Сангономия, - произнес он, и его голос звучал спокойно и размеренно, словно он не обсуждал вопросы жизни и смерти, а просто беседовал о повседневных делах. - Я думаю, что вам лучше… избавьтесь от них. От всех, что у вас остались, - бросая взгляд на стопку свитков на столе оставленные там, - я изучу их, но не думаю, что они покинуть стен этой комнаты".

Он сделал паузу, словно давая Кокоми время осмыслить его слова.
“Я получил ответы на некоторые свои вопросы, госпожа Сангономия, - продолжил он, и его голос звучал спокойно, но в нем чувствовалась скрытая напряженность. - Но… не на все. Например, я все еще не понимаю, зачем Ордену Бездны нужен был вход в Энканомию. Хотя…”.

Он замолчал, словно наткнувшись на невидимую преграду. На его лице отразилась борьба противоречивых чувств.
“Простите, госпожа Сангономия, - произнес он неожиданно, и в его голосе появились нотки смущения. - Наверное, я сейчас выгляжу… странно. Я должен бы обрушиться на вас с обвинениями в государственной измене, в сотрудничестве с врагами сёгуната… Но… я не могу этого сделать”.

Он вздохнул, словно с сожалением.
“Я не знаю, как бы поступил сам на вашем месте, - признался он. - И поэтому… не мне судить ваши решения. Вы сделали то, что считали нужным. К тому же обвинения не обернут вспять решения, и хоть многие бы бросили на вас обвинения, не думаю, что вы преследовали злонамеренных помыслов. Да и положение сейчас не настолько радужное, чтобы мы могли бросаться обвинениями. Возможно вам придётся ответить за это перед кем-то иным, но на данный момент, у меня нет никаких мотивов обвинять вас.”.

Он сделал паузу, словно пытаясь собраться с мыслями.
"Хотя, - продолжил он, и его голос стал тише, - я должен признать, что действия Ордена Бездны... они всегда непредсказуемы. Их мотивы зачастую скрыты за пеленой тайны, и даже когда они кажутся нам ясными... кто знает, что на самом деле скрывается за ними".

Он вздохнул, словно с сожалением.
"Возможно, - предположил он, - их "честность" в этой ситуации... это всего лишь часть их плана. Возможно, им выгодно, не только от возможности попасть в Энканомию, но и позволить вам вернутся с Глазами Бога. Возможно, они задумали что-то такое, о чем мы даже не подозреваем".

Он покачал головой, словно отгоняя от себя неприятные мысли.
"В любом случае, - сказал он решительно, - нам не стоит полагаться на их честность. Мы должны быть готовы к любым неожиданностям. Конечно, вы уже проверили все необходимые ритуалы, но их замыслы могут быть ещё более жуткими, чем просто осквернение Глаз Бога".

Он снова повернулся к Кокоми, и его взгляд стал более внимательным. Аято повернулся к Кокоми и задумчиво потирал свой подбородок, размышляя о всей ситуации.
"Вы упомянули о... болезни, - произнес он тихо. - Можете рассказать о ней подробнее?".

Отредактировано Kamisato Ayato (2024-08-20 13:14:24)

Аято внимательно выслушал Кокоми, не перебивая. Он видел, что она искренне переживает за судьбу Энканомии, за судьбу своего народа.
“Госпожа Сангономия, - произнес он, когда она закончила говорить, и его голос звучал спокойно и уверенно, словно он хотел успокоить её, - я понимаю ваши опасения. И я готов помочь вам с экспедицией в Энканомию, когда вы будете к этому готовы”.

Он сделал паузу, словно взвешивая свои слова.
“У меня сейчас в распоряжении достаточно кораблей и людей, - продолжил он. - И я могу предоставить вам все необходимое для этого путешествия. К тому же…”, - он слегка улыбнулся, и в его улыбке промелькнуло нечто хищное, - “у меня есть несколько… нестандартных решений, которые могут оказаться полезными в этой ситуации. Например… те самые “Каперы”, которых вы могли видеть на переговорах, с которыми вы познакомились… в Нефритовом Дворце”.

Он сделал паузу, словно давая Кокоми время осмыслить его предложение.
"Кайрааги и Нобуси… - продолжил он, и его голос стал тише, обретая заговорщицкий оттенок. - Они не святые, конечно. Но они - превосходные воины. И они знают, как обращаться с мечом. И с монстрами", - добавил он, и в его глазах мелькнул холодный огонёк. - “Они могли бы помочь вам… в исследовании Ватацуми и защиты от хиличурлов и прочих неприятностей. Конечно, это не решит проблему полностью. Но по крайней мере… выиграет вам время”.

Он снова встретился взглядом с Кокоми.
“И что касается Энканомии… - продолжил он. - Я понимаю, что это важно для вас. И я готов поддержать вас в этой экспедиции. В конце концов… дела Ордена Бездны - это не только ваша проблема. Это проблема всей Инадзумы”.

Он улыбнулся, и в его улыбке промелькнуло нечто хищное.
“Признаюсь, мне пришлось потрудиться, чтобы собрать их всех вместе, - продолжил он. - И еще больше - чтобы удержать их в узде. Большинство из них сейчас работает в доках, восстанавливает город, помогает с разбором завалов. Но… я думаю, что многие из них были бы рады… немного размяться”.

Он вспомнил Кагемасу и Тоширо, двух Кайрааги, которые сопровождали его на переговорах. Он видел в их глазах жажду битвы, жажду крови. И он знал, что они не смогут долго сидеть без дела.
“Например, - продолжил он, и его голос стал ниже, - у меня есть один… "Капер" на примете. Зовут его Рюдзиро Сакамото, может быть слышали о нём? В свое время он был грозой морей, капитаном корабля “Черный Дракон”, который наводил ужас на всех торговцев от Инадзумы до Ли Юэ. На его счету - десятки захваченных судов, десятки тысяч… украденных монет. Его единственным недостатком была чрезмерная любовь к азартным играм, - Аято с некоторой долей гордости продолжил - Чего-чего, так верности исполнению своих обязанностей в отношении долгов у него не отнять, я даже, несколько впечатлён этому, - не иллюзорно намекая на то, что теперь Рюдзи задолжал Аято, если не свою жизнь, то по крайней мере очень и очень много”.

Аято улыбнулся, вспоминая, как ему удалось завербовать Рюдзиро на свою сторону. Это была непростая задача, но он справился с ней.
“Сейчас он и его команда работают на комиссию Ясиро, - продолжил он. - И пока что… они справляются достойно. Но я знаю, что они с радостью… отправятся в более… экзотическое путешествие”.

Он вновь встретился взглядом с Кокоми.
“К тому же, вам наверняка уже доводилось работать с контрабандистами... да и пиратами, вероятно тоже, - задумчиво говорил он, - у меня не настолько много опыта работы с ними, - признался Аято, - но учитывая вчерашнее открытие на переговорах, мне кажется вы сможете найти с ним общий язык, учитывая что, даже будучи пиратами, они вполне понимают опасность со стороны монстров и прочих чудовищ на островах. К тому же, монстры тоже много крови попили у них, шанс расквитаться, весьма ценная вещь в среде преступников”.