- ...Цветы и деревья говорят о черной воде у своих корней, Госпожа, - старейшина Араджа, круглый и важный, как большой турнепс с усами, держал слово неспешно и деловито, - Пока что мы отгоняем Марану, но она снова и снова сочится наружу в корнях глубоко из-под земли. Печати святилища Ашваттхи целы, но даже они не мешают Маране течь в лес, совсем как во время огня и железа.
Малая Властительница Кусанали медленно, чуть нахмурившись, кивнула. Настала тишина, но тишина особенная, живая, многоголосая и удивительно, шелестяще звонкая в своем умиротворении - тишина девственного леса, первозданная, помнящая зарю нового мира, когда самые древние из ныне живущих деревьев великого леса только-только потянулись навстречу солнцу.
- А дети Вимары?
От звука собственного голоса все существо Нахиды на миг словно бы болезненно сдавило. Даже находясь здесь лишь разумом, она чувствовала кожей, ногами, сердцем, беззвучную алую пульсацию откуда-то из самых темных недр земли. Будто вся земля Сумеру здесь была ее живым, дышащим телом, а где-то в подреберьи, глубоко-глубоко, зрела и разрасталась страшная опухоль, от которой и самые отважные и мудрые из лесного народа - лишь временная защита. И вместо того, чтобы помогать им исцелить медленно гниющие вены, питающие Лес жизнью, в бессилии своем, Нахида уже в который раз, когда приходит сюда, спрашивает о том, до чего может дотянуться сама.
И пусть аранары никогда не осудят ее за это, пусть они лучше всех прочих понимают, что их новая госпожа - не великая королева Араньяни, разве это когда-то мешало судить себя?
- Арана оградил их, - не без гордости прогудел себе в усы почтенный аранар, - И самое сердце Мараны не пробьется через его защиту! Марана уползла к себе в темноту, и сейчас они там, где живо и зелено, как было всегда. Когда они проснутся, наши песни отведут их домой, к большим нарам.
И Нахида, найдя в себе силы на улыбку, не сомневалась, что это правда. И раз так, раз уж они сейчас спят, то...
...?
Где-то поодаль, со стороны арки, отделяющей тихую и изумрудно-зеленую Ванарану от ее сумеречного, полного жизни отражения, послышалась многоголосая суета, плеск воды и топот сразу десятков крохотных ножек. Нахида вскинула голову и выпрямилась, в удивлении подняв белесые брови.
- Караул! Грибонара, это грибонара! - раздался издали тоненький вскрик, и, как по команде, маленький народец повалил по кустам врассыпную. С Нахидой осталось лишь несколько - один запрыгнул ей на руки, пара других спрятались за ее спиной, а еще один, как на правах самого отважного и любознательного, закружил на шляпке-вертушке над ее головой, - Грибонара пришел в Ванарану!
- Не бойтесь, все хорошо, - сказала Нахида, погладив аранару у себя на руках. Решение было принято моментально, без лишних раздумий. Она легко спрыгнула с большого, узловатого корня, на котором сидела, и, не выпуская своего подопечного, неспешно зашлепала босыми ногами по вымощенной мелкой речной галькой дорожке меж диковинных круглых домиков и гигантских стеблей сонного клевера. Туман вокруг, густой и плотный, расступился, как стены пещеры. Дорожка причудливо извивалась, огибая маленькие деревца, как будто строилась так, чтобы не помешать им расти широкими и сильными, ветвилась, отходя к сизой, тенистой чаще, полянке, проходу меж замшелых скал, была украшена маленькими столбиками, сплошь увитых плющом и цветами. Из ближайших кустов вслед божеству высовывались мелкие головы, зеленые и коричневые, провожая осторожными и любопытными взглядами, - Раз уж все здесь, можно вам и познакомиться. Прятаться от глаз, которые видят - все равно, что скрываться от солнца на лугу в полуденный зной.
