Обычный мирный день в Кур-де-Фонтейн. Послеполуденная суета для тех, кто уже успел сделать все утренние дела, или даже спешит домой после работы. Солнце ощутимо припекает, медленно клонясь к закату, и, под аккомпанемент криков чаек и гудящего потока людей, шумно и сладко вздыхает Фонтмер. И, конечно, разношерстная толпа людей, прячащихся от солнца под увитым шелестящим покровом плюща навесом на станции Клементина - занятые беседой, купленными у мелюзины в киоске модными журналами, или же просто бродящие вдоль ограждений. Затеряться в таком окружении - задача проще некуда, особенно если выбрать себе угол поспокойнее. Но иногда чем больше человек старается быть незамеченным, тем больше он выделяется. Для взгляда внимательного и цепкого. Натренированного замечать.

Она возникла рядом будто призрак, материализовавшийся из ниоткуда. Стоило только отвернуться на секунду - и рядом, где только что была пустота, стоит девушка в платье достаточно ярком, что, кажется, в таком сложно остаться неприметной - волны бирюзового шелка ниспадают с пояса слоистыми волнами чуть ниже колен, корсет за спиной не утягивает, но подчеркивает изящество талии, а волосы подобраны гребнем на затылке в аккуратный, увитый косами узел, и даже кошачьи уши кажутся не более чем забавным украшением, если не вертятся и не дергаются. А в руках перед собой у нее накрытая тканью корзинка.

Обычная фонтейнская модница дожидается аквабуса после похода по магазинам - ни больше, ни меньше.

- Кажется странным, что в "Паровой Птице" ни слова не написали ни о портрете, ни о той, кто на нем написан, - Линетт говорит безмятежно спокойно. В такой манере, будто это лишь на минуту прерванный разговор, и она была здесь давно, наблюдая плечом к плечу с переодетым в гражданское вором за тем, как оказавшаяся совершенно не загадочной и не интринующей женщина буднично грузится в аквабус с чемоданами. Это не холодный, похожий на звон стали при луне, голос музейной воровки в черной маске - он мягок и льется, как тихий ручей, - Большое упущение, я считаю. Небольшая личная история и немного эмоций сделали бы происшествие намного более запоминающимся.

Линетт едва отрывает взгляд от предмета разговора, и только чуть скашивает влево и вверх, на лицо собеседника. Это звучит как всего лишь мелкая сплетня, под стать любому другому из разговоров, вполуха подслушанных сегодня на городских улицах. Но и обычной сплетней можно сказать много больше того, что забудется, в лучшем случае, к вечеру.

Следила ли она за делом в газетах? Разумеется, следила - в основном, конечно, за тем, не мелькнет ли в репортажах из музея фигура внезапной сообщницы нашумевшего вора, пару раз украдкой вздохнув с облегчением, когда этого не случилось, ибо Лини о происшествии и отпущенном свидетеле Линетт так и не решилась рассказать.

Любопытно ли ей было? Разве что самую малость. Но подает сейчас голос Линетт совсем не поэтому.