Фонарные столбы загораются, пока Акулина отмеряет шаги от дома до бара узкими переулками, жёлтый свет ложится меж тенями, путается в ее сизых косах, утопает в мыслях.

После приезда всю последнюю неделю Акулина старается не выделяться, находит компанию в баре, с которыми можно обсудить все новости, делает вид, что все понимает (на самом деле ничего не понимает). Это не сложно, достаточно просто улыбаться, умно кивать, а затем предложить ребятам еще пива и партейку в священный призыв. Схема работает безотказно. Особенно, когда нужно срочно перевести тему с того, откуда Рябчик, с чем ее едят и что такая как она забыла в Сумеру.

Выпить бы, да в тишине обдумать все, думает Акулина, вот только..
— О, смори кто там!
Во имя Царицы!..

Акулина очень хотела не быть этим самым "кто там", но пути назад нет.
Как бы ей не горело просто тихо выпить в душной темноте второго этажа (и не вспоминать/слышать о том, что она последний раз учудила по пьяни), стоит признать, что игнорировать Харама — точно не лучшая идея.

Подплывая к столику, в глаза Акулины сразу же бросается молодой парень, среди всей компании он — словно белый вороненок, слишком опрятный, нежный; почему-то Акулина уверена, что он него вкусно пахнет, берет на заметку выяснить это позже.
— Харам, как неожиданно и приятно, что ты сегодня здесь! Я то думала, что у вас какие то дела намечаются сегодня...

Белый вороненок быстро поднимается и тянет Акулине руку. Та пожимает ее механически, рефлекторно.
— Звездноглазая госпожа, друзья Харама и мне не чужие, потому если твой царственный взор удостоит лишь мгновением внимания немого слугу искусства, то клянусь подмётками Тарика, ты обретёшь меня как вернейшего слугу до гроба.
Акулина усмехается на "друзья Харама" раз, на "царственный взор" два, "подметками Тарика" три, а на "вернейшего слугу" брови Акулины делают реверанс, усмешка превращается в хищный акулий оскал.

— Великий Барбатос, ты только глянь на эту вспышку маленьких человеческих слов, которую ты произносишь своим человеческим ртом! Приятно познакомиться, я.. . —
—И продаст тебя за полторы моры первому встречному помойному псу,— недовольно перебивает ее Тарик.

Акулина растягивает губы в недоброй ухмылке, но от недоброй ухмылки быстро устают скулы, и она скукоживается.
Внутри водяной девы оживает знакомое чувство. Чувство заполняющей душу темнейшей ярости.
Вот подобная-то ярость и дает человеку полное моральное право носить с собой донельзя изощренный ассортимент холодного оружия.

Акулина делает жест в сторону барной стойки и уходит за пивом, поправляя длинные косы.
Когда Акулина возвращается, она усаживается рядом с блондином (даже слишком рядом), всеми силами игнорируя недовольство Тарика. Харам пытается что-то сказать, но Акулина делает жест свободной рукой, говоря им "я разберусь, не вмешивайся". 
Бокал пива в пальцах Акулины — это маленькое оружие, гидро бомба, сигнал «попробуй еще что нибудь сказать». Акулина выставит руку с бокалом пива, если Тарик перейдет грань; ты обливаешь меня меня метафорически, я оболью тебя вполне реально (нет, не обольет, не сможет, но хотя бы припугнёт).

Тарик не переходит грань (пока), сбрасывает карты и говорит, что Акулине стоило бы поменьше пить. Акулина дёргает бровью и делает глоток пива.

Вроде бы не похоже на иронию.
Вроде бы не в стиле Тарика так иронизировать.

— А ты мог бы, например, ознакомиться с новыми стратегиями в священном призыве, а не затирать до дыр одну и ту же колоду, Тарик. Не моя вина в том, что ты настолько упрямый. И нищий, раз не признаешь факт того, что кошель моры в правильных руках опаснее кинжала. Впрочем...

Акулина облизывает губы и переводит взгляд на вороненка.

— Сейно, но можно кратко Сей, рада знакомству, — Указывает жестом на себя, подчеркивая свое представление; допивает пиво, прикрывает глаза и чуть ежится — из-за распахнутых ставень пробегает холодный ветер. Каким-то немного щегольским жестом Акулина поднимает воротник накидки.

Отредактировано Seino (2024-03-11 23:22:40)

— Зови меня Кави, дева...

Кави, Кави, Кави.. — каждый слог его имени Акулина смакует, словно куриные кости;
Рябчик слишком фокусируется на его внешнем виде, на пшеничных локонах, на озорных (забавно, это алкоголь придает им блеск?) глазах, золотых аксессуарах, пока Кави продолжает что-то говорить, говорить (не останавливайся, этот день не станет еще хуже);
Его слова как в слоу-мо уплывают куда то на второй фон, в вязкий туман, пока Акулина продолжает блуждать по нему глазами, то ли изучая, то ли любуясь. Она сжимает кружку пива, на секунду отмечая, что Кавех все таки приятно пахнет (бергамот, старый папирус, уголь(?) и пряное вино);
на секунду удивляется своим наблюдениям, отмахивается от них, стараясь сохранить презентабельный вид в глазах собутыльников.

— Ещё я от Фатуи не принимал советов как играть. Вы ж только в верняк играете, каталы.

Слово "Фатуи" всегда работает для Рябчика как маяк, куда следует направить судно ненависти и резни, напичканное битком порохом. Лицо Акулины непроизвольно кривится; готовая нанести словесный выпад, и, почти брызгая ядом, она осекает себя в последний момент, стоит Кави вновь вступить в разговор.

Черт возьми, можно как можно упиться до такого идиотизма?
Акулина вновь кривится. Она очень не любит, когда кто-то поднимает тему ее работы или происхождения. Не то чтобы Рябчик этого как-то стыдилась, наоборот. Просто это довольно.. непрофессионально.

"Сначала это отозвалось в мелочах. В мыслях, что даже Акулине было как-то неловко признаться. Она так-то о работе практически не говорила (хотя конечно информация сочится отовсюду, конечно ее видели на карауле в джунглях, тяжело не узнать синие косы), но одно дело не хотеть говорить, а другое — не иметь на это права (грубо говоря; если не хочешь потом ловить на себе странные взгляды или получить по жопе от начальства).

Потом оно прогудело громче — в более важных вещах.
В разговорах среди наемников в душных барах, например. Капля за каплей, как не старайся секретничать, что-нибудь просочится через фильтр спирта и здравомыслия. Да и жить дальше как-то надо, но не прятаться же вечно в четырех стенах."

— Кави, дорогой, я с удовольствием принимаю твое предложение. Я думаю, самое время оставить наших товарищей обдумать важные вещи (Акулина делает акцент на словах, разрезая холодными глазами Тарика на мелкие части) .. и прогуляться по улицам города. Признаюсь, я до сих пор не могу привыкнуть к Сумеру, слишком уж он.. зеленый.

Акулине очень хотелось рассказать про родную Снежную, но не здесь и не сейчас. Всему свое время.
Рябчик поднимается из-за стола, откидывая косы за спину, всем видом игнорируя Тарика и его маленькую истерику. Ее фокус полностью устремлен на Кави, в чем-то она даже благодарна юноше. Он подарил ей отличный повод покинуть таверну до того, как разговоры опять будут раздражать, а Тарик - еще больше беситься.

Едва они покинули таверну, Рябчик издала пронзительный вздох, пиво немного дало па разуму, но это пустяки. А вот вино — это уже другой разговор. Нормального вина Акулина еще не пробовала, то работа не позволяет прогуляться по рынкам, то торговцы попадаются уж слишком подозрительные; а вот Кави выглядит так, словно он знает толк в вине.

— Эти наемники меня когда нибудь сведут с ума. Слишком шумные и эмоциональные, да еще и пить не умеют, что удивительно. А вот в Сне..
Акулина резко замолкает и махает рукой. Делает театральное "кмх-кмх" на манеру гидро Архонта и усмехается. 

— Вино, вино, вино. Я просто кошмар как хочу вина. Но тебе придется выступить в роли гида, ибо город я почти не знаю, да и люди для меня здесь слишком... Диковинные..

Акулина поправляет косы и стряхивает невидимую пылинку с плеча. Личность, не знающая где выпить хорошего вина, Рябчик в конечном итоге, как истинная уроженка Снежной чувствует себя как человек в мире супа с серебряной вилкой.

Отредактировано Seino (2024-06-13 12:43:52)