[icon]https://i.imgur.com/aLEARDK.png[/icon][sign] [/sign][mus] [/mus]
Солнечный свет касается щёк так ощутимо, так осязаемо, что хочется смахнуть с себя лучи, оттолкнуть подальше. Остаться вновь одному нигде: крохотная комната, залитая искусственным светом. Белые стены, пол и потолок, тесно настолько, что здесь можно только сидеть на полу, поджав ноги к груди, либо стоять. Ни свитка не висит, ни окна хоть с каким-нибудь видом: тихое одиночество стерильной пустоты.
Закрывая глаза и опуская плечи устало, Хейзо хочет оказаться вновь там. Прислониться спиною к стене и сползти по ней на пол. Смотреть в безупречную белизну, что идеально сочетается с мыслями гения... но взгляд цепляет чернота выломанной двери, и игнорировать это невозможно.
Детектив обнимает себя за плечи и хочет отвести взгляд от проёма. Оттуда ледяной, жгучий ветер заносит запах миндаля, там в синеве неба горят надменные звёзды. Надо признаться себе, что это очень желанное место, и этот факт отчего-то хочется оспорить, но ещё больше - не дискутировать об этом ни с кем, включая себя.
Рябь на водной глади от снующих туда-сюда карпов едва помогает Сиканоину отвлечься и отпустить мысли, пускай он склонил голову и направил на рыбок свой взгляд. Во всяком случае, сразу. Его напряжённая поза не меняется, и детектив резко оборачивается вскидывая кулаки на уровень лица, когда слышит к себе обращение.
Пожилой управдом усмехается ответом на этот весьма красноречивый жест, но Хейзо старался зря - Мо был метрах в трёх и его никак нельзя было достать. Он спрашивает, долго ли ещё гость собирается стоять на ветру и не хочет ли, в конце-то концов, поесть и сменить одежду на чистую?
Хейзо смотрит на свои руки, а потом, опустив их - на Мо. Кивает и отворачивается к рыбкам вновь, но на этот раз присел, опустив в воду ладонь. Карпы встревожено разметались в стороны, однако же успокоились быстро, всего за несколько минут, и плавали возле самых пальцев, точно так всегда было.
Так спокойно и просто.
Вновь издали доносится голос Мо, и в нём слышится нота недовольства, ведь еда остынет. Он говорит много, Хейзо не в состоянии принять все слова дедушки ни разумом, ни сердцем, отключаясь в тот момент, когда слышит замечание о своём истощённом внешнем виде. Но всё-таки идёт: самые обыденные и рутинные вещи, вроде еды и приведения себя в порядок, действительно помогут сейчас лучше всего. Он ведь уже это решил, а гений... гений не ошибается.
Пальцы скользят по гладкому боку двухцветной вазы: Хейзо взял её с тумбочки и рассматривает уже несколько минут. Она иназумская, стиля карацу. Аккуратно вынув сухую ветку сливы и отложив, детектив переворачивает вазу и смотрит клеймо на донышке.
«Делал Чо-сан,» - понимает Сиканоин, а потом поправляет сам себя, - «нет, не он, как бы из-за указа Саккуоку его последние работы вывезли? Это работа его дедушки, Си. Глазурь такая же, отличия только в изяществе формы и толщине стенок. Разница в годах практики тут видна хорошо.»
Очень давно уже Хейзо не был в доме Чо, и надеялся никогда больше не бывать. Тем удивительнее было видеть здесь эту вазу. Госпожа Е Лань отличается тонким вкусом в изящных вещах, любовью к морскому простору и приверженностью ночному образу жизни. А ещё - в умении создать вокруг гостя уют, не слишком стесняя его положением пленника.
Сиканоин любуется четырёхстворной лакированной расписной ширмой: ранним утром рыбаки плывут на промысел. Похоже, штучная работа на заказ. Переводит взгляд на полки и среди популярной литературы отмечает тонкой работы фигурку гео архонта из кор ляписа. Размером она с ладонь, а ценой - состояние. Всё то же самое можно сказать про мебель. Фиолетовая юката в тонкую вертикальную белую полоску, предложенная Мо в качестве смены одежды, не была новой, но также весьма качественной. Зачем Е Лань могла потребоваться мужская одежда? Для маскировки, отвечает сам себе Хейзо, и завязывает тёмно-красный, под цвет собственных волос, оби. Но специально ли она выбрала эстетику ики?
Больше он не думает ни о Е Лань, ни о изяществе её жилища. Садится за стол, берёт свиток бумаги из тех, что там были пустыми, растирает палочку туши и начинает рисовать цветы. Четыре лепестка, заключённые в круг, несколько раз подряд. Довольно быстро становится понятно, что это вовсе не цветок, а полярная звезда фатуи; и тогда Хейзо по памяти рисует дальше всё то, что ему видеть не позволялось, но так хотелось. Он видел сон этой ночью, где снова вернулся туда, и опять не мог видеть, лишь ощущать; переносит почти отстранённо всё это на бумагу.
Отвлёкшись немного, Хейзо приносит с прикроватной тумбы к столу вазу, и снова берётся за бумагу.
«Это не гнозис, но я уверен, что само место - для его сердца. Если оно сейчас с полярной звездой, это значит, что... рукотворное. Иль Дотторе,» - кисть вслед за мыслью выводит на тонкой бумаге очертания того самого «сердца». - «Может ли это значить, что кукла под контролем больше, чем считает? Я бы поставил на это, учитывая ситуацию с горном. Дальше?»
Интуиция аккуратно берёт из рук детектива кисть и, присев на его колени, начинает сама рисовать: сначала, смеясь, шарнирные плечи. Потом набросала маленький пейзаж: густые деревья, над ними парит фигурка с громовым барабаном за спиной.
«Да, он в Сумеру за тем, чтобы стать там богом. Но в этом мало смысла, если всё необходимое у него на руках есть здесь и сейчас. Значит, есть ещё какие-то этапы. Одобрение Селестии, полагаю, ведь они раздают эту власть… Небесный Трон, как сказала принцесса. Следовательно архонты - помазанники, которым этот трон передан, в той или иной форме. И что же, этот «трон» - не гнозис?.. А зачем он тогда нужен? И ещё неизвестная мне часть, которая, ко всему прочему, включает в себя войну, о которой он говорил. Плюс фатуи. Плюс контроль от них.»
И Сиканоин смеётся, опустив голову и прикрыв лицо ладонью. Потом горячо вдыхает через рот, потому что пока смеялся, забыл дышать. Немного жарко, немного горько, и вовсе невесело - детектив закрывает лицо ладонями, чтобы даже интуиция не видела его румянец.
«Baka. Baka. Baka. Baka.» - Выводит она каждую смешинку детектива на бумагу, пока сам Сиканоин рассуждает дальше. - «Настолько ли, насколько кажется? Может ли он знать о манипуляции? Хочет ли он очередной войны архонтов?»
- Iie. Hai. Hai, - Хейзо еле слышит свой голос, но он всё так же сквозит уверенностью в суждениях. Кукла мыслит совсем непривычным для людей способом и может поражать своей наивностью, но это вовсе не синоним глупости. Вероятно, он знает о том, что его используют. Вспоминая его последнее откровение перед погрузкой на корабль... мог ли он не просто знать об этом, но и даже быть не против?
«Устроить войну архонтов от отчаяния? В попытке достичь Селестии? Или равнодушия к результату? Я бы сказал, что его божественная мания величия довольно ситуативна... это может быть безразличием к себе? Если бы я был на его месте? Я бы сто раз пожалел о том, что появился на свет.»
Эта мысль хрустит как сломанная кость, она горька и суха. Что-то подобное Хейзо уже ощущал - не только когда скрывался в лесу предместья Лиша. Это было раньше, на фестивале в Иназуме, несколько лет назад. Тогда он тоже сожалел, и обнявшая его интуиция согласна с тем, что это одно и то же. Потом она рисует миндаль.
[tw: селфхарм]
Голова кружится и горящие щёки припадают к прохладной бумаге - чернила очень хороши и высохли быстро, не оставив следа на коже. Однако Хейзо вынужден прервать свои размышления, чувствуя слабость. Потом понимает - с утра он не покидал комнаты, а сейчас уже ранний вечер.
«Забыл поесть,» - детектив берёт в руки ножик для бумаги и отрезает ту часть свитка, что была заполнена мыслями. Движение резкое и даже поспешное, он случайно порезал палец и, резко выдохнув, тут же поймал выступившую каплю крови языком, пока не испачкалась бумага. Вкус отвратительный, ровно как он и запомнил, хорошо хоть не тошнит. Лезвие ножика тонкое, но не слишком острое, и порез саднит, не спеша затягиваться.
Хейзо слегка прикусил то место в надежде, что это поможет, но сделал лишь себе больнее. Не сильно, но достаточно ощутимо: отчего-то после этого в голове улетучились все эмоции, наступила пустота и тишина. Почти такая же, какая была всегда с ним, пока он стоял в тесной белой комнате за закрытой дверью.
Интуиция спрыгнула с колен детектива и ушла за ширму с рыбаками, оставив его в превосходном одиночестве.
Ранка уже затянулась и вовсе перестала болеть, хотя Хейзо пытался прихватить зубами место разреза. Задумчиво посмотрел на левую руку, потом на ножик, что всё ещё продолжал держать.
Рукав юкаты едва закрывает локоть.
Дальнейшие размышления были секундным порывом ветра больше, чем связными словами. Детектив отодвигается из-за стола и раздвигает подол кимоно, обнажая ногу до самого бедра, и быстро делает лёгкий надрез в самой верхней части. Рука чуть вздрагивает от этой надсадной зудящей боли, и сразу же Сиканоин с нажимом проводит по царапине, втирая кровь в кожу. И потом просто смотрит на то, что из этого вышло.
Длинный разрез дополняется вторым покороче чуть ниже, потом Хейзо фыркает, качая головой, протирает ножик от капель крови и закрывает надрезы одеждой.
Они, конечно же, всё ещё чувствуются, как и та стерильная пустота, что наступила с их приходом.
Как во сне Сиканоин поднимается с места, сворачивает в свиток бумагу, что отрезал, и прячет в ящике прикроватной тумбы. Надёжнее сжечь, однако хочется оставить эти мысли при себе, но отдельно.
Впервые за день Сиканоин спускается из своей комнаты и застаёт на первом этаже Мо, такого же недовольного, как и вчера. Оказывается, он несколько раз звал детектива, а тот не услышал.
- У меня был важный разговор, - поясняет Хейзо. Мо только удивляется - наконец гость заговорил! Настолько неожиданно, что эконом забывает поинтересоваться, с кем же он разговаривал, будучи совершенно один в комнате.
Долго задерживаться в компании Мо Хейзо не стал, лишь поел и отказался от чая после. Не особенно спешил, но не слишком задерживался, стремясь вернуться в одиночество созерцания и размышлений.
Этого не получилось. За столом сидела Е Лань, разложив перед собой бумаги, и в первую очередь Хейзо подавил в себе желание тут же уйти куда-то ещё.
«Мы же не договорили, в самом деле,» - сбросив с себя оцепенение и отрицание, он заходит в комнату и закрывает дверь. Надо бы поздороваться. Сказать что-то. Хейзо образованный и воспитанный юноша, и известен своим умением говорить хорошо и складно, но прямо сейчас он молчал, точно бы не замечая хозяйку особняка в кресле.
Сиканоин проходит к кровати, что была отгорожена от стола ширмой, и садится, надавливая пальцами на недавно оставленные порезы. Интуиция плюхнулась рядом, подбирая под себя ноги и упираясь виском в плечо детектива, вдруг вспоминает про орхидею, что видела вчера. Красивая орхидея, в ту бы вазу её! Как раз на столе стоит, ну эти сухоцветы сливы, сейчас не сезон.
- И правда, орхидея в этом деле - центральная загадка, - мысли начинают вставать одна к другой, как жемчуг на нитку. - Вы вчера были не у садовника, а на базе фатуи, откуда принесли мой жетон. Но я не припомню в этом гиблом месте цветов. Моя интуиция говорит, что эту орхидею чудесно поставить ту вазу карацу, потому что для сливы не сезон. И вот что я думаю: вы достали из коллекции иназумскую вазу и поставили ветку сливы, которая похожа на вишню, которая в Ли Юэ не растёт. Это довольно милый жест… а кто был столь мил, чтобы подарить вам столь экзотичные цветы?
Конечно же Хейзо знает ответ. Кто ещё из фатуи способен на жест столь театральный и поэтический, как не кукла. Вопрос тут в том, что ещё он ей передал вместе с цветком, и зачем так поступил, учитывая все обстоятельства.
- Странно дело закручивается, госпожа орхидея, - приобняв интуицию, Хейзо вместе с ней ложится на спину, разглядывая шёлковый светильник на потолке.