- Несравнимо с холодом, царящим в Снежной? - С улыбкой тихо интересуется Чжун Ли, покорно передавая рыжему Предвестнику и покупки, и собственную руку, пальцы мягко сжав в ответ на чужое прикосновение. Словно расплачивался за своё отсутствие без предупреждения, уводимый вперёд в собственном доме. - Будет мало - приготовлю ещё чего-нибудь из запасов, не беспокойся. Не могу же я позволить своему гостю остаться голодным. - Ради просыпающегося аппетита идущего на поправку Чайльда даже целый день, проведенный на кухне, не был бы достойной ценой.
- Запечённое мясо так запечённое мясо. - Смиренно кивает бывший архонт, не удержавшись и чуть вздрогнув, стоило речи о рыбе зайти. Слишком ярок ворох ощущений, всплывавших в памяти. Конечно, если брать в расчёт исключительно готовку, приготовить мужчина мог почти что угодно с высоты прожитого опыта, вот только... - С рыбой... всё довольно сложно. Долгая история. Можно считать, что не люблю. - Тихая усмешка от невысказанной правды. И заметил ведь, что не ест, пусть дело было не в банальном капризе. Впрочем, не мудрено подметить не любителя морепродуктов в портовом-то городе спустя столько совместных ужинов. Рыбацкие корабли выходили в море вовсе не ради набивания трюмов симпатичными хрюшками, которым мужчина обыденно отдавал предпочтение с куда большей охотой.

И чего же желал Чайльд после одоления бывшего бога?

Ничего из оставленного предусмотрительно на столе тронуто не было.
- Как пожелаешь. Вся кухня будет в твоём распоряжении, если надумаешь размяться. Чего не хватит из продуктов - раздобуду.- Пусть и пытался Чайльд принизить собственную готовку, ложью было бы сказать, что в душе Чжун Ли не расцвело предвкушение. Не так часто кто-то готовил специально для него, и вкус этот обязан быть уникальным. Лишь бы не счёл, что навыков его для этого недостаточно. За словами уткнулся деловито в пакет, продукты по местам раскладывая. Для запечённой свинины было бы лучше заранее подготовить маринад и оставить её в покое на пару-тройку дней... или хотя бы на ночь. Потому часть нарезанного мяса мужчина сразу отделил, оставив половину на завтрашний день. Более крупный кусок ушёл в сторону, покуда вторая часть нашинкована куда более мелко. - И всё же еда приносит куда больше удовольствия, если приятна на вкус, не так ли? - Занятые руки вовсе не мешали разговаривать. Речь рыжего юноши более походила на мнение солдата, для которого изыски в еде казались второстепенным излишеством, пока она не выполняет свои основные функции. Конечно же, Чжун Ли не был с этим согласен. Разумеется, он совершенно не собирался готовить просто «сытно», со всей тщательностью замешивая в отдельных мисках смесь соусов и собственноручно собранных приправ. Идеальное соотношение пропорций, бегло подобранное на глаз. - Можешь называть это придирчивостью или счесть развлечением... или своеобразным вызовом навыкам повара. - Усмехаясь, топит куски свинины в густом маринаде, что наполнял воздух стойким сложным ароматом. Большой кусок уйдёт в прохладное место, дожидаться своего часа; маленькие же протомятся хотя бы полчаса, прежде чем отправиться в разогретую печь. - Но я уверен, что бы ты не решил приготовить, для меня оно будет несомненно исключительно вкусным.

Но разве не заслужил он право на эти капризы? Не сделал достаточно дабы наслаждаться изысканными творениями поваров, за тысячелетия переосмысливших блюда, приготовлению которых он некогда учил своих людей? Был ли смысл измерять неисчислимые года, казавшиеся бесконечностью, лишь долгом и надобностью, отказывать себе даже в маленьких мирских удовольствиях, которым сами люди имели обыкновение предаваться безо всяких сомнений?
Желания божества не начинались едой и не заканчивались ею, но трапезы неизменно наполняли его жизнь вкусом - как буквальным, так и смысловым, сочетая в себе куда больше банального требования организма к насыщению.
Взгляд янтаря коротко скользнул по рассевшейся фигуре Предвестника. Чжун Ли ничего не ответил на эти слова. Как и не дополнил, слова утопив в сорвавшейся усмешке, что само нахождение рыжеволосого юноши здесь являлось следствием целой череды капризов бывшего архонта. И не только лишь его.

Ни о чём из этого он не жалел.

- Сколько угодно времени. - Спешить было некуда. Прожитые лета учили смирению лучше любых одухотворенных медитаций среди одиноких пиков гор, стремящихся пронзить бескрайнее небо, коими порой любили развлекаться адепты, в своём стремлении к возвышенному забывая смотреть на творящееся у их ног. Когда нагрянет нужный час, его ожидание воздастся вкуснейшими блюдами - стоило того, чтобы преисполниться терпением.

Резкий звук упавшей мебели заставляет резво голову повернуть с беспокойством, пляшущим в глубине янтаря. Всплыло перед глазами воспоминание о чужой слабости и пережитых ранах. Слишком мало времени прошло для восстановления. Но куда резвее бездонная синева глаз ловит взгляд, утягивает за собой и вниманием, и мыслями, находясь так близко. И мир сужается капканом, блёкнет существование остального своей ничтожностью в коварной ловушке. Сменяется переживание любопытством под тенью накинутого одеяла, огородившего пространство лишь для них двоих. Чужой порыв жадности остается на губах призрачным касанием, резонируя с биением взволнованного сердца, разливаясь бескрайним теплом.
Сложно ухватить пальцами испарившиеся дымкой под лучами солнца отголоски сожаления о недавнем промахе, коль такова награда за исчезновение.
И собственное имя - не божества, но человека - так необычно звучит из чужих уст, будто слышится впервые.

- Разве я похож на наваждение? - Так же тихо вопрошает Чжун Ли, бережно пальцами касаясь чужого лица, непослушную рыжую прядь у самого уха поправив. Будет рядом столько, сколько нужно, дабы захвативший мысли морок бесследно развеять осознанием реальности, пусть та и походила на приятный сон. Сам чуть вперёд наклоняется, мягко в лоб упираясь, взгляда не смея уводить. Пойман в водоворот синевы безнадежно. Столь рядом, что собственный вздох словно чужой украсть пытается; оседает дыхание на коже нежным прикосновением. - Не доводилось. - Закрадываются в янтарь искры вспыхнувшего гео, покуда на губах расцветает мягкая усмешка. Чайльд никогда не отражался «чудовищем» в его глазах. - Но я смог узреть того, кто существованием своим заполонил собой целый мир. - Свободной рукой прижимает к себе, разрушая крохи пространства между ними. Не страшит ни полумрак, ни глубина вод. Его света с лихвой хватит на двоих. - Что же довелось увидеть тебе?

Непривычно было видеть Чайльда таким.

Пусть и наслаждался мужчина происходящим, от тихих слов и аккуратных жестов веяло наваждением. Будто в самом деле находился обладатель этих бездонных глаз в плену собственных грёз и иллюзий, робко проверяя границы реальности наливающейся силой в руках. Но Чжун Ли не исчезал. Как и не посмел бы позволить себе оттолкнуть юношу даже в захлопнувшемся капкане объятий, что словно в любой момент могли обернуться остротой клыков, жаждавших вонзиться в тело божества. Не укрылся от его взора и раздор, поселившийся во взгляде, но не повлёк тот ни страха, ни переживания. Потому пережидает всплеск хищного интереса со спокойствием, терпеливо позволяя ему угаснуть самостоятельно, не найдя выхода в словах иль действиях. Хоть и являлся желанной добычей, верил, что не был тем, на кого оскал этих эмоций Чайльд стал бы направлять бездумно.

Чужой лоб словно жаром отдает. Но куда больше внимание поглощает история, которую ещё слышать не доводилось. Ловит каждое слово со всей внимательностью, про себя слова перебирая и со знакомой информацией сопоставляя. Не отвечает на вопрос, как и попросил рыжеволосый юноша, но сам Чжун Ли не может мыслями не затронуть неизвестную фигуру. Доводилось ли в самом деле им пересекаться? Кто знает, мало информации. Но, в самом деле, жившая там обычной женщиной быть не могла по определению. Кем бы ни являлась, каковы не были её мотивы обитать в месте, противоестественном большинству живых существ - не будь её там, кто знает, удалось бы тогда Чайльду вырваться с изнанки мира, отделавшись лишь шрамами на душе, да какой ценой? Лишь... хотелось тихо фыркнуть от этой мысли. Даже сейчас Предвестника не оставлял шлейф навязанных эмоций, подаренный Бездной. Кем бы он стал, коль удалось бы этой участи избежать? И смогли бы они тогда пересечься вновь?
Так маловероятно. Ещё невероятнее, чем их нынешняя встреча. И сложно было не признать столь неудобную правду, что обычный человек в итоге вряд ли сумел бы выдержать на себе взор божества, оставшись стоять рядом.

- Исключено. - Без заминки тихо отвечает Чжун Ли, взгляда янтаря не сводя. - Здесь только мы вдвоем, и никого более. Никто не посмеет даже взглянуть на это место без моего на то ведома и дозволения. - Проскальзывает в голос твёрдая уверенность, так свойственная тому, кто столь долго архонтом являлся. Это место оставалось лишь его владениями, разве могло быть иначе? Чужим сюда ходу нет, даже найти вход в логово божества стало бы той ещё задачей. Впрочем, как и покинуть его. Чайльду об этом пока знать не стоило, что над этой маленькой клеткой из одеяла раскинулась куда большая размером. - Я бы ни за что не отнёс тебя в место, в безопасности которого не был бы уверен сам. Разве посмел бы я рисковать тобой? - И доверием, что ему оказано было в ту ночь. Вновь всплывают непрошенные воспоминания, на языке привкусом крови оседая, омрачая собой настрой бывшего архонта. Взгляд сам собой цепляет видневшиеся бинты, страшные раны скрывавшие. Не желал предаваться им без меры, но сложно отогнать рой мыслей, коль тема затронута была. Оттого тяжелеет янтарь, пока Чжун Ли рукой чуть крепче юношу к себе прижимает. Всего лишь воспоминания, сколь досадно живые, столь же и далекие. И тот, кого он стремился уберечь, прямо в его руках и в относительном здравии.

Плещутся в синеве глаз эмоции, на этот раз куда более знакомые и желанные, когда рыжеволосый Предвестник выпускает их из объятий одеяла. Это выражение лица ему нравилось в разы больше, что пляшущим непокорным потоком отражалось в чужих глазах и скалящейся улыбке, отзываясь внутри нескрываемым довольством. Так Чайльд выглядел куда живее, чем минуту назад. Мягкое безмолвие штиля любопытно было посмотреть да на себе ощутить, но буйство океану подходило больше. Нельзя было не ценить изменчивость этих вод, в каком бы настроении их обладатель не представал перед ним.
- Я знаю. Победы и поражения лишь ступени на пути вперёд, и тот, кто на месте замрёт, неизбежно отстанет. Но всё это станет бессмысленным, коль не удастся жизнь сохранить. - Если б не обладал телом божества, сам с ног до головы был бы украшен следами шрамов от бесчисленного множества былых сражений. Это воплощение так же было лишено даже единого намёка на пережитые битвы, да и не был «Чжун Ли» тем, кто мог бы их испытать на себе. Но скоро бы закончилась история бога войны, не успев толком начаться, коль вместо выживания он слепо бросался размениваться своей жизнью до самого конца. Выжить вопреки всему. Стать сильнее. Вернуться. И лично перегрызть глотку всем, кто угрожать смел тому, что сердцу дорого. Не только свою жизнь оберегал, не только ради себя живым обязан был оставаться. И Чайльду так же не стоило забываться в пылу сражений, что не его одного собственная смерть затронет. Разве было чем-то неправильным просить об осторожности того, кому своё сердце доверил? Смягчается взгляд бывшего архонта. - И я знаю, что ты станешь куда сильнее. Потому, прошу, позволь наблюдать за тобой как можно дольше.

Обхватывают мягко теплые ладони лицо. Коль так явно уязвляет беспокойство, мелькавшее в глубине янтаря - стоит стать достаточно сильным, дабы не допускать для него причин. Мог сказать мужчина, что не желал более видеть подобных ран, но, кто знает, вдруг предпочтёт тогда Чайльд забвение вместо того, чтоб перед взором божества вновь таким предстать. Этого допустить было нельзя, ведь всегда был готов откликнуться на зов, если случится событиям той ночи повториться.

Хотелось лишь усмехнуться в ответ. Настолько же сильным желал стать рыжеволосый юноша перед ним, дабы опорой божеству стать? Но не успел ни возразить, ни уточнить чужие слова, как в очередную ловушку пойман был. Весьма быстро Чайльд нашел самый эффективный способ заткнуть мужчину перед собой, не давая ни шанса разразиться словами. Похвально, в тоже время коварно и довольно смущающе... право, достойно Предвестника. Жаль только чужая решимость не измерялась лишь крепостью поцелуев, как и сам Чжун Ли сдаваться так просто под влиянием чужого порыва не собирался, сколь соблазнительным бы это не казалось. Вместо попытки отстраниться подается чуть ближе, внимательного взгляда не смея уводить, клыками чужих губ касаясь и лёгким укусом немой укор обозначая, так и не нашедшего отражения в словах. Тоненькое пламя костра? Пожалуй. Сейчас - пожалуй. И это пламя было на грани того, чтобы погаснуть прямо на его руках. Сложно принять и так просто закрыть глаза в беспомощном смирении. Раз так отчаянно не хотел этой жалости, пусть начнёт относиться к себе бережнее, даже если взгляд этот придётся вспоминать все последующие битвы. Всё ради того, чтобы в будущем это пламя уже никому не было под силам загасить.

То, как резко отпрянул Чайльд, не могло не отозваться искрой удивления, мелькнувшей в янтаре глаз. Переборщил? Испугал? Но скоро вернувшийся взгляд синевы смёл собой все ненужные сомнения, дав место новым эмоциям и размышлениям.
С самого начала скрывавшееся под личиной человека божество с миролюбивым смирением предоставляло право выбирать Предвестнику, каковы будут условия их следующей встречи. То было тогда, когда не были разложены перед дипломатом все скрытые истины творящегося в закулисье. То было сейчас, будь то выбор места для ужина или шага вперёд. Позволял двигаться с желаемой скоростью, не торопя иль подгоняя. Слишком привык к ожиданию, что могло обернуться годами.
Возможно, слишком долго, раз небольшой шаг навстречу такой бурей обернулся.
Сложно взгляд отвести в попытке ухватить все оттенки эмоций, когда так отчётливо ощущается биение чужого сердца.
И кто бы мог подумать, что рыжеволосый юноша, в бескрайней жадности своей возжелавший всего божества перед ним, смутится собственной награды. Даром что, отклонившись, всё равно не смеет выпускать из цепких прикосновений. Оттого тяжелее скрыть усмешку на губах, покуда наслаждался целиком и полностью яркостью чужой реакции, наблюдая за очередной раскрывшейся перед собой гранью, незнакомой и потому столь притягательной.

Чуть голову склоняет от озвученного вопроса - в самом деле неожиданного. И не спешит с ответом, в предвкушении взор устремив на Чайльда. Слишком ярко отражается смущение на лице Предвестника, чтобы позволить себе столь небрежно его вспугнуть, лишив себя удовольствия, прежде чем юноша не выдерживает и прячет глаза. Избавиться от препятствия, закрывающего обзор на синеву глаз, не сложно, но нужно ли? Наклоняется Чжун Ли чуть ближе под лёгкий смех, хрупкой защиты не нарушая.
- Разве могло быть иначе? - Раздается тихий голос у самого уха столь близко, что оседало дыхание на коже. Был ли этот вопрос нелепым? Возможно. Но рядом стоял тот, кто нелепость эту находил очаровательной.
Кольнула шальная мысль одарить Предвестника ещё одним укусом. Ждал он этого? Желал ли? Предвкушал? Сколь любопытно было бы ответ узнать, увидеть своими глазами новый всплеск желанных эмоций. Но не решает мужчина ещё больше загонять Чайльда в ловушку неконтролируемой бури, чуть отстраняясь. Мягко перехватывает руку на своем плече, обхватывая ладонь пальцами, и тянет за собой, ступая за чужую спину. Будто в танце увлекает шаг за шагом, не выпуская из объятий. И на очередном круге бережно опускает юношу на стул, что единственным остался стоять на маленькой кухне.
- С твоего позволения я вернусь к готовке. - С виноватой улыбкой произносит Чжун Ли, нехотя разрывая прикосновение. Немного больше воздуха Чайльду не повредит, дабы от собственных эмоций ненароком не задохнуться. К тому же запах готовящегося мяса уже вовсю щекотал чувствительный нос, а о гарнире речи ещё и не шло. Быть может больному только в радость получить в качестве обеда совершенный кусок мяса, но организму, что требовал восстановления, требовалось куда более сбалансированное питание. И, будучи гостеприимным хозяином, мужчина обязан был это питание предоставить. Потому он неспешно отходит обратно к столу, возвращая по пути опрокинутому стулу вертикальное положение. Разве что довольную улыбку не скрывает, словно занимался самым любимым делом на свете, пока в мыслях неспешно перебирал произошедшее.

Возникшая тишина, прерываемая лишь негромким звуком переставляемой посуды да методичным нарезанием овощей, казалась звенящей.
Так всегда оно было. После буйного шторма мгновения спокойствия куда более яркими ощущались всем нутром. Столь неестественными. Словно лишь в неистовстве погоды хранилась та драгоценная искра, именовавшаяся жизнью, лишь в всплеске вод и вое ветра смысл обретался. Но оттого ценней контраст. Сокрушающему любые рамки урагану эмоций было по силам сожрать своего обладателя, коль не дать драгоценной передышки.

Чжун Ли поглядывает невзначай за спину, неизменно ловля на себе взор внимательной синевы. Не было в затишье ничего, что смутило бы бывшего архонта, но этот взгляд... даже ему сложно было прочитать те оттенки эмоций, что царили на душе рыжеволосого юноши. Слишком много их таилось в глубине, мелькая лишь серебряным отблеском рыбьих спин. Так любопытно было, какими мыслями себя занимал сейчас Предвестник, но не спешил мужчина прерывать тишину первым. И в наконец прозвучавшем голосе Чайльда столь явно проскальзывала досада, что, обернувшись, Чжун Ли не мог не ответить мягкой усмешкой.
Но только лишь ею. Отвлекается ненадолго от готовки, янтаря глаз с фигуры Предвестника не сводя. Будто нахохлившийся зверёк, неясно чем недовольный. Хотя, если задуматься, были предположения. Оттого забавней было наблюдать.

Скрасить время разговорами за ожиданием не составит труда. Тем более при таком слушателе.
- Как проводил время раньше? Хм-м... - И насколько «раньше» он имел ввиду? - Полагаю, я был безумно занят. Слишком много вещей неизменно требовали моего личного присутствия. Будь то внешние угрозы или внутренние распри, крупные конфликты иль мелкие недопонимания. Моменты, когда даже самую сущую мелочь не дозволено было пустить на самотёк. Не те времена, о которых хочется сожалеть. - После кровавых времён прошлого столь бережно воспринималось спокойное настоящее. Да, людей многому приходилось учить и ещё больше переучивать. Божеству, что прекрасно умело убивать, вольно было лишь в роли защитника. Тем сложнее было стать настоящей опорой народу, что он поклялся оберегать. Остро не хватало той мудрости и понимания, коими обладала она... но вот её уберечь он как раз и не смог. Мужчина отворачивается от Чайльда ещё до того, как во взгляде непрошенная грусть промелькнёт, будто сбегут овощи без пристального внимания. - В ту пору мою жизнь можно было назвать какой угодно, но только не «скучной». Лишь бесчисленная череда контрактов, требовавших немедленного исполнения, от опасности на дорогах и планировки города до порядка сеяния полей. - Но не было в этом отсутствии скуки столь большого удовольствия, когда за стольким следить предстояло самому. Множество лет он потратил на то, чтобы скинуть с себя часть обязанностей, воспитать тех, кому собственную работу мог доверить. Сколько поколений заняло развить сеть преемников, за которыми не пришлось бы ходить пятами да переделывать; наладить жизнь людей до той степени, что в дальнейшем потребовалась лишь поддержка. Итогом стал правителем региона, что мог позволить явить себя раз в год собственному народу да поделиться собранными слухами. Уже не столь необходимый. Быть может даже ненужный. Но именно в этой ненужности смог обрести достаточно свободы, чтобы вот так своё время проводить. Божество региона ведь никак не могло принадлежать кому-то одному.

Но теперь он мог себе позволить это.

- Людские жизни мне вовсе не кажутся скучными. Как же иначе понять народ, за который ответственность столь долго нёс? Отрадно чувствовать себя частью этой жизни, наблюдая за всем не с высоты божественного трона, ощутить её вкус на себе. Слишком многое оттуда окажется незаметным. Много чего люди решили перенять от меня, но и я неизменно учился у них. Взаимодействиям, отношениям, эмоциям... то, каким они видели этот мир и то, что считали важным для себя, что когда-то неизменно ускользало от моего внимания как ошибочно ничтожное. - Сердце Властелина Камня было грубым. Крепким, несокрушимым и столь же непробиваемо чёрствым. Мерились поступки рациональностью. Сколько лет понадобилось, дабы острые углы сгладить да смягчить его? Понять ценность того, что слабостью считал? Чжун Ли наконец-то вновь поворачивает голову, от готовки отвлекаясь. Теплеет янтарь, стоило вновь взгляд устремить на сидящего юношу. - Я изучал людей столько лет, и, признаться, их сердца до сих пор остаются для меня загадкой. Думал, что хоть немного приблизился к пониманию. Но, как оказалось, мне есть ещё чему учиться и за чем наблюдать. - Не могли сравниться самые лучшие пьесы с новыми эмоциями, которым наконец своё сердце открыл. Как и не сравнится любование чужим пейзажем на картине от пребывания в месте, что служило ей вдохновением. Дорого стоило ощутить это на себе.

Неспешно возвращается обратно к столу, бережно опуская перед Предвестником чашу, полную риса с мясом и овощей. Долгожданный обед, ради которого пришлось отвлечься, лишь бы не испортить блюдо отсутствием должного внимания даже ценой чужого неодобрения, так и сквозившего во взгляде и голосе.
- Прошу прощения за ожидание.

Нравилось ли? Возможно. Что же это за божество, что отвечало бы на вопросы до смешного прямо, не оставляя ни малейшего пространства для домыслов и фантазий? Слишком просто выдать всё, что самого себя касалось, вот так, на протянутой ладони. Да и, признаться, не был Чжун Ли тем, кто привык говорить о себе. Не пересказом легенд и ознакомлением с историями подобно искусному рассказчику - но лишь ему. Не в третьем лице, старательно не отождествляя с личиной архонта, о котором вещал. Вот так, прямо, вспоминая не рассказы, сошедшие со страниц древних книг, а себя в давно минувшем прошлом.
Возможно, эта разница была тонка и незначительна, но для самого мужчины определенно существенна. Никто обыденно не спрашивал божество о том, чем ему доводилось жить, дорвавшись до личной встречи.
Тем более необычно ощущалось чужое любопытство, поселившееся в синеве глаз.
- Подробный рассказ обо мне может занять собой не одну человеческую жизнь, если я хоть немного позволю себе не быть столь же кратким. - И это определенно не то, на что он хотел бы тратить слишком много драгоценного времени, отведённого им. Мужчина усаживается напротив, за реакцией Чайльда поглядывая. - Приятного аппетита.

Чужое довольство собственным в душе откликается - в который раз. И не то чтобы ему было совсем чуждо желание юноши перед ним к развлечениям, его собственное здоровье бывшим архонтом ныне ставилось абсолютным приоритетом. Тем приятнее видеть, с каким аппетитом исчезает приготовленное им блюдо. Не столь обращает внимание на манеры, сколь на то, с какой твёрдостью держится Предвестник. Крепнет прямо на глазах день ото дня. Стоило того, чтобы на своём настоять да от всего мира спрятать. Тем спокойнее на собственной душе, когда есть возможность своими глазами увидеть идущего на поправку Чайльда.

Внезапное воспоминание о том дне слышится лёгким укором в собственную сторону - не только лишь словами, но и промелькнувшей грубостью, не ускользнувшей от внимательного янтаря. Не в словах, но жестах и взгляде, полном кипящей жадности, что обращен к нему. Пусть и казалось Чжун Ли, что выданной им награды достаточно было для примирения, напоминание о событиях тех дней всё ещё способно было всколыхнуть душу охотника, чьи когти так и не коснулись столь желанной добычи. Но разве не заполучил он взамен нечто большее?
- А тебе в самом деле мало всего лишь «меня». - Миролюбиво откликается Чжун Ли едва слышно, словно лишь своим мыслям отвечая. Одно лишь воплощение не могло утолить ту жажду, с которой смотрел на него рыжеволосый юноша, потому не мог мужчина сдержать улыбки от очередного подтверждения его желания. - Но разве я скрываюсь от тебя прямо сейчас? - Сам вторит чужому движению, чуть голову набок склонив да на ладонь положив, и смотрит прямо, едва скрывая плещущее во взгляде лукавство. - И всё же ты знаешь меня нынешнего более, чем кто-либо ещё. А ведь и мне не ведомо многое, и вместо воспоминаний о давно минувшем прошлом я бы с куда большим удовольствием послушал о тебе. - Истории, которые ему ещё не доводилось слышать - он прекрасно понимал стремление выведать их, сделать драгоценной частью собственной памяти. Пусть эти события могли показаться маленькими и незначительными в сравнении с теми, в которых доводилось участвовать бывшему архонту, неизмеримую ценность им придавало уже то, кому они принадлежали. Будь то истории радостные или грустные, он одинаково примет всё, чем с ним пожелают поделиться.
- И твоё предположение верно, тот облик является моим истинным. - Чжун Ли тихо усмехается, запоздало подтверждая очевидное. - Но не стоит беспокоиться, у меня ещё предостаточно тайн для тебя.

Чайльд был прав, обычные и известные методы агентов Фатуи тут будут более чем бесполезны. Ему придётся искать новые способы, действующие, уникальные и принадлежащие лишь ему самому. Задавать ещё больше вопросов, чтобы получить желаемое. И смириться с тем, что не все ответы будут даны столь просто и прямо. Слишком приятно было следить за неподдельным интересом в глубинах синевы, что устремлена на него, ловить во взгляде лёгкое негодование, быстро сменяющееся очередным желанием задать уже новый вопрос.
Поговаривали люди, что вещи, доставшиеся слишком просто, быстро теряют свою ценность в глазах своего обладателя. Пусть это было лишь отдаленно применимо к отношениям, Чжун Ли в самом деле не желал раскрывать всего себя так легко.

Слухи о подвигах Тартальи в самом деле достигали ушей бывшего архонта ещё до их личной встречи. Людская молва легко подхватывала любой повод для сплетен, Гавань же являлась центром для подобных обсуждений, где множество недомолвок и домыслов даже из других регионов тесно переплетались меж собой подобно распустившимся клубкам разноцветных нитей. Утянешь за одну - непременно зацепишь ворох других, намертво прилипших. Выцеплять пальцами нужные нити и выуживать правду средь лжи было забавно, но, будучи привязанным к собственной земле и лишенным возможности узреть истину лично, божеству оставалось лишь гадать об их правдивости да судить по собственному ощущению.
Тем проще, когда герой их находится прямо перед глазами.
Но эти слухи были лишь одной стороной монеты... нет, монета слишком примитивна для той многогранности, которой обладали некоторые люди. Сам, будучи божеством, воплощал в себе слишком многое. Юноша перед ним тоже не был так прост. Тем приятнее было слушать о том, как от кровавой части работы Чайльд плавно перешел к личному и сердцу близкому - собственной семье. Подмечать как изменилось выражение его лица, стоило только родных упомянуть. В самом деле любил их и ценил со всей искренностью.
Чжун Ли тихо слушал чужую речь, довольно улыбаясь. Не удивлял побег младшего брата Чайльда, ведь в них текла одна и та же кровь, едва ли терпящая мирного пребывания в одном месте. И как было бы замечательно, если бы Предвестник в самом деле смог хоть ненадолго вывезти свою семью в Гавань. Много чем могла похвастаться торговая столица, даже если не вышло бы покинуть её пределы дабы поглядеть на окружавшие город красоты. С радостью сам бы подсказал несколько мест, подходящих для семейного досуга.

Собственные размышления прерываются вместе с запинкой Чайльда, заставив Чжун Ли внимательнее в его лицо всмотреться с тревогой. Почти готов вскочить, но всё же на месте остаётся, всего себя наблюдению посвятив. Неужели раны дали о себе знать? Но поведение говорило об ином, словно вспомнил рыжеволосый юноша нечто безумно страшное.
С удивлением мужчина поднимает голову, разглядывая бледное лицо Предвестника, нависшее над собой. Так шустро столь близко оказался вновь, в этот раз переполненный совершенно другими эмоциями и тревогами, что откликалось волнением уже в собственной душе. Но, стоит услышать отчаянную просьбу, Чжун Ли вопреки чужому тону успокаивается.

- Коль моя помощь позволит отвратить бедствие, я с радостью предоставлю её тебе. - Мягко произносит бывший архонт, поднимая руку и пальцами аккуратно касаясь чужой щеки, словно пытаясь одним лишь прикосновением смыть охватившее Чайльда беспокойство. Письмо для леди... любопытный повод для того, чтобы столь искренне воззвать о помощи божеству. - Но для начала тебе придётся меня выпустить. - С лёгкой усмешкой добавляет Чжун Ли. - Мне нужно будет пройти в соседнюю комнату, чтобы принести принадлежности для письма.