Было что-то особенное для Атропуса в этих местах. Что-то величественное. Что-то, заставлявшее его задуматься о том, куда вёл его извилистый путь; о том, была ли хоть какая-то надежда на то, что впереди его ждало что-то кроме забвения и смерти. Пожалуй, в абсолютном большинстве случаев он бы ответил самому себе, что никакой надежды давно уже нет. Что ему даже не стоит тратить время на то, чтобы думать о таком. Просто смириться и идти дальше, пока не рухнет или окончательно не сойдет с ума. Но глядя на эти места, на кажущиеся почти невероятными горы, будто стеной возведенные по чьей-то великой воле, он невольно задумывался о том, насколько мало знал об этом мире. Это, в свою очередь, наводило его на мысль о том, что его отчаяние было всего лишь глупостью и нежеланием видеть дальше своего носа. В конце концов, он никогда раньше не знал о проклятом оружии, пока жизнь не столкнула его с ним лбом. Быть может... Решение тоже было, просто не очевидное и ускользающее от взора.

Лиюэ не был для него родным краем, но вписывался в него молодой мужчина превосходно. Мимолетно взглянув, его легко можно было спутать с местным жителем, пусть и крайне бледным, из-за его больше характерной для этих мест одежды. Торговец из Лиюэ был куда лучшим прикрытием, чем откуда-либо ещё, ведь явлением он был таким же обыкновенным, как хиличурл в глуши. Это несколько компенсировало и болезненно-бледную кожу, и выглядевшие зловещими красные глаза, позволяя Атропусу не привлекать к себе лишнего внимания. Увы, только в случае перемещения, или же если его задачи не включали в себя насилие... То есть, говоря о втором варианте, фактически, почти никогда, кроме как перед самым началом действа.

В этот раз задача тоже мирной не была. Его господам из Фатуи требовалось, чтобы определенный участок местности оставался свободным от посторонних. Видимо, хотели что-то здесь тайно провезти или, наоборот, вывезти. Недавно начавшиеся проблемы с беженцами, как и любые другие проблемы, открывали новые возможности, и было бы странно, если бы ими не решено было воспользоваться. Эта предсказуемость была в чем-то даже приятна. Ведь можно было особо не гадать, куда и когда его отправят, если происходили подобные вещи действительно крупного характера, где ценна была каждая фигура на доске.

И всё же предсказуемость происходящего сегодня дала сбой. Он ожидал увидеть бравых миллетитов. Или, может, местных головорезов. В крайнем случае случайных зевак, или забредшую сюда местную фауну. Но вместо этого он увидел существ, ранее ему не встречавшихся. А может, встречавшихся, но забытых из-за пагубного влияния меча? Сейчас бы ему, наблюдавшему из тени одинокого дерева, пригодились бы сведения об этих похожих на волков существах. Особенно учитывая, что поляна, где они находились, была настолько открытой, что напасть внезапно было просто невозможно. Но пришлось довольствоваться лишь теми выводами, которые получилось сделать из краткого наблюдения. По крайней мере, эти выводы включали в себя элементальную принадлежность.

Тщетно пытаясь найти в своём сознании ещё хоть какие-то зацепки, Атропус вскоре сдался. Время работало против него: он не знал, когда именно Фатуи решат пройти здесь, а потому действовать было необходимо без промедлений. Увы, от преимущества внезапности в силу крайне неудачного ландшафта и общей беспокойности противника пришлось отказаться, вместо этого избрав стратегию медленного наступления и контратаки. Уже выйдя из тени, молодой мужчина вдруг заметил, что твари были не одни: совсем неподалёку стояла странная девочка, создавая опасную иллюзию того, что монстры не были агрессивны. Глядя на их бесноватое поведение, впрочем, Атропус в эту иллюзию не верил ни на секунду. Что-то здесь явно было не так, но не потому что эти существа были безвредны.

Шёл он медленным, размеренным шагом. Можно было бы подумать, что на прогулку вышел, если бы шаг не был четким и выверенным, с заметным напряжением и готовностью пуститься в смертельный танец с врагом. Девочка, как переменная совершенно неизвестная, за неимением лучших опций пока что была оставлена "на потом". Вполне вероятно, что она была не в себе, и её получится просто выпроводить отсюда после того, как он разберётся с монстрами.

И вот, самый внимательный из собакоподобных существ, завидев медленно приближающуюся фигуру, устремился к ней. На лице Атропуса не было ни страха, ни предвкушения, ни сожаления, ни каких-либо других эмоций. Всё же это была просто тварь, убивать которую не приносило ни удовольствия, ни горечи. Действие казалось практически механическим, лишенным какой-либо жизни.

Челюсти твари уже раскрываются всего в полуметре от шеи продолжающего идти мужчины. Дуновение ветра, почти незаметное — и он исчезает вместе с порывом ветра, не оставляя укусу твари ничего, кроме воздуха. Ветер терзает монстра, но недостаточно сильно, чтобы свалить. И тогда вновь появляется бледный мужчина, но уже за спиной твари. В его уже занесенной для удара руке блеснул меч и он начал свой смертельный танец: подгоняемые ветром движения не оставили созданию шансов на то, чтобы ответить. Однако он был не последним. Взгляд алых глаз уже встречал следующего за ним собрата, всё ещё не выражая никаких эмоций, лишь на долю секунды встретившись со взглядом странной девочки.

Отредактировано Atropus (2023-09-26 01:28:05)

То, с какой легкостью Атропус мог расправиться с одним из этих существ, перестало играть роль в ту же секунду, когда за первым монстром в атаку поспешили остальные. У бледного мужчины почти не оставалось времени на контратаки; он был вынужден блокировать и уклоняться. Он избегал атак, способных нанести ему существенный вред, но позволял себе пропускать те, что были не столь опасны для того, чтобы нанести редкий ответный удар. Его кожа покрывалось царапинами и мелкими ранами, будто то были кровавые узоры на живом холсте; его одежда рвалась; энергия электро пронизывала его, заставляя сжимать зубы и на доли мгновения лишая его ощущения собственного тела.

И всё же в этой боли уже давно не было ничего непривычного. Он не позволял ей нарушать свой танец, орудуя своим клинком так, будто это было не сражение, а эффектная, красочная постановка. Но в то же время ни одно из его движений не было лишним. Будто кусочки мозаики, его выпады, блоки и удары, соединяясь в единый порыв, составляли смертоносный замысел мужчины. За красотой и плавностью его фехтования скрывался точный расчет и опыт многочисленных боев.

В те мгновения, когда у щенков получалось загнать Атропуса в, казалось бы, безвыходную ловушку, он пользовался своим Глазом Бога. Исчезал, становясь единым целом со своей стихией. Но лишь для того, чтобы появиться вновь, продолжая смертельное представление для единственного, казавшегося скучающим, зрителя. Окропляя поляну каплями собственной крови. Приближая смерть.

Но даже самый опытный и искусный боец мог ошибиться. Особенно в бою с существами, которые были ему не слишком знакомы; предсказывать поведение, скорость и силу которых он мог лишь весьма ограниченно. Возможно, это был самый смышленый из щенков. А может, самый быстрый. Или же просто самый удачливый. Но у него получилось сомкнуть челюсти на ноге Атропуса, подловив его в тот момент, когда он вновь материализовался. Острая боль пронзила тело, но страшной была не она, а то, что у существа получилось ограничить движения бледного мужчины. Ещё пара секунд — и остальные воспользуются этой заминкой. Разорвут человека на части, превратив его тело в кровавое месиво, опознать которое уже никто не сможет.

Собственная смерть, пусть и не вызывавшая у Атропуса страха, не входила в его планы сегодня. А потому оставался только один вариант: рискнуть, раскрыв свою душу и тело анемо стихии. Позволить элементальной энергии пройти сквозь себя, отпуская постоянные контроль и сдержанность. Он закрыл глаза, взывая к ветру.

— Жизнь — это клетка...

И ветер ответил. Будто старый друг, зовущий его домой, но столь же искаженный, как и сам Атропус. Этот зов был не тот, что прежде. Не легкий бриз, приятной прохладой касавшийся его волос, будто приветливо окликая его. Но жестокий шторм, срывающий листья с деревьев, кричащий и ревущий. Он был отражением Атропуса.

Мужчина исчез, вновь сливаясь со своей стихией, но в этот раз не оставляя ни следа.

— ... Ветра несут свободу.

Он появился прямо над щенками, стремительно падая вниз, и ветер летел вместе с ним, поднимая смертоносный вихрь анемо энергии, терзавший и уничтожавший оставшихся врагов, но нанося вред и самому Атропусу. Его запястья кровоточили, пробуждая в нём первобытную ярость и желание убивать. Когда Атропус приземлился на землю и встал посреди останков собакоподобных существ, взгляд широко раскрытых алых глаз устремился к безучастно наблюдавшей за схваткой девочке. Проклятый меч был всегда готов воспользоваться слабостью агента, вкрадчиво нашептывая ему неразличимые слова на неизвестном языке. Атропус не знал значения этих слов, но чувствовал, что они полны гнева и ненависти. Меч, как и всегда, хотел крови и смерти — и не важно, чьей.

Глаза бледного мужчины начали излучать красное свечение, и он сделал шаг к девочке, крепко сжимая в руке меч. Разум уступал место исступленной ярости, а на лице появилась тень кровожадной улыбки. Но в последнее мгновение перед тем, как ринуться вперёд, Атропус вдруг вздрогнул.

— Нет...

Он выдохнул, хватка на мече ослабла. Алое сияние в глазах стало затухать, а лицо вновь медленно возвращало себе безэмоциональное, спокойное выражение. Коснувшись свободной рукой своего лба, Атропус сделал глубокий вдох и закрыл глаза, железной хваткой удерживая свои эмоции. Спустя секунду он опустился на колени, садясь в медитативную позу. Его дыхание выравнивалось, мышцы расслаблялись.

На поляне было тихо.

Отредактировано Atropus (2023-10-06 06:46:52)

Несколько секунд он оставался неподвижным, всем своим существом пытаясь погасить зарождавшуюся ярость прежде, чем её огонь вспыхнет слишком ярко. В этом был риск: сконцентрировавшись на самом себе, он открывался для атаки. Однако Атропус не чувствовал от молодой девушки враждебности. Лишь интерес, будто он и сам для неё был чем-то вроде любопытного зверя, подобному тем существам, что ему пришлось прикончить. Быть может, то было не слишком далеко от правды, и всё же Атропус продолжал цепляться за свою человечность сродни тому, как потерпевший крушение моряк цепляется за кусок древесины в открытом море.

Услышав вопрос, мужчина открыл глаза и поднял голову, смотря на девушку спокойным, изучающим взглядом. Он обвёл им её тело, задержавшись на секунду на её руке, после чего остановил взор на её волосах, что своим золотым блеском в лучах заходящего солнца напоминали ему блеск столь необходимой ему некогда моры. Монеты, впрочем, всегда были лишь промежуточным звеном, в котором он ныне не нуждался: платили Атропусу теперь напрямую жизнью близкого ему человека.

— Убийство всегда имеет цену.

Прозвучало, вероятно, двусмысленно. Особенно учитывая отсутствие каких-либо эмоций в голосе. Но оба возможных смысла имели место быть: не остановившись, он бы расплатился частичкой себя; а в задание, которое ему дали, не входило обязательное убийство всех присутствующих... Редкий случай, когда у мужчины был сразу и желание, и возможность быть избирательным в своих методах.

Он слегка прищурил глаза, сумев, наконец, сложить дважды два после того, как обстановка стала более спокойной и располагавшей к размышлениям: безмятежность девушки была вовсе не безумием... Твари считали её за свою. А может, даже подчинялись ей. Но их судьба по тем или иным причинам, судя по всему, была ей безразлична. В ней была красота, но красота эта была опасной, подобной ядовитому цветку.

— Зачем ты здесь?

Вопрос за вопрос. Своеобразный обмен, и вполне честный. В традициях Лиюэ... По иронии не имевших, вероятно, ценности ни для кого из присутствующих. Они выглядели совершенно по-разному, но в мужчине и девушке была некая схожесть. Немногословность, безэмоциональность. Хотя, надо полагать, причины тому были разные. Если Атропус когда-то был человеком... То была ли им когда-либо эта девушка?

Отредактировано Atropus (2023-11-23 08:02:12)

Изменение в выражении его лица было едва уловимо, подобно лёгкому, тихому ветерку — всего на секунду молодой мужчина чуть поморщился, тщетно пытаясь соединить слова девушки в доступную для его понимая картину. Это мгновение то ли недовольства, то ли усталости, впрочем, пропало бесследно, выброшенное как бесполезный мусор. От того, что ему не подали всё на блюдечке, информация не становилась недостижимой. Нужно было лишь подобрать к ней ключ.

— Разве не ступаем мы по костям тех, чьи жизни были оценены и принесены в жертву?

Оперевшись на меч, Атропус поднялся на ноги, не обращая никакого внимания на многочисленные порезы. Его взгляд стал более цепким, сосредоточенным — и ни на секунду не покидал собеседницы, ловя любой намёк на изменение в её пока что спокойном поведении. Шаг в её сторону, затем ещё один.

— Разве не молимся на тех, кто оценивает жизни?

Отдельные шаги, будто ручьи, сливающиеся в реку, превращаются в походку. Ровную, неторопливую, но совсем не такую, какой он шёл сюда до битвы. В шагах было напряжение, готовность сделать рывок, перейти на бег — или, наоборот, отпрянуть назад. Но этого не происходило.

— Тому, кто однажды оценил свободу дороже наших скоротечных жизней. Или тому, кто губил своих собратьев, защищая... Людей? Или свою власть?

Оказавшись перед ней, Атропус останавливается и наклоняется, дабы заглянуть ей в глаза, встретить её золотой блеск своим кровавым взором. А затем — глубоко вдыхает, не вполне осознанно, будто зверь, пытаясь уловить что-то необычное в её запахе и оценить её по нему. И... Застывает в легкой нерешительности, ибо не чувствует того, чего ожидал. От обычных людей уже буквально бы несло потом и страхом; от тех, что посмелее, ощущалась бы настороженность и готовность защитить себя... Но здесь — ни капли сомнений, ни намека на агрессию.

Глаза мужчины вновь слегка сужаются. Он тоже не был похож на обычных людей. Воплощенная неизвестность, стоящая перед ним, не вызывает страха или нервозности, но заставляет сознание метаться в попытках найти объяснение её поведению. Дразнит. Несмотря на спокойное лицо, в алых глазах горит огонёк азарта.

— Не слишком ли ты далека от человечности, чтобы рассуждать о ней?

Отредактировано Atropus (2023-12-26 07:18:11)

Обоняние не дало мужчине никакой новой информации, лишь подчеркивая то, что он уже и так понимал. За прошедшие годы ему приходилось бывать во многих уголках этого мира. Видеть, слышать, чувствовать и лишать жизни многих людей, зачастую не имевших между собой ничего общего... Кроме общечеловеческих понятий, свойственных всем, кто впервые узрел свет под небесами этого мира. Эти невидимые нити, связывающие их всех, можно было оборвать — их рудиментарные остатки, всё ещё остававшиеся в исковерканной душе Атропуса, были лучшим тому подтверждением. Но у неё не было ничего. Абсолютная пустота вместо культурного следа, безмолвная тишина вместо человеческих эмоций, бездонная пропасть вместо души.

Он слегка повернул голову набок, когда уже девушка усомнилась в его человечности. Не из-за того, что он сам был в ней уверен — нет, он был первым, кто подвергал свою человечность сомнению, ибо уверенность в его случае равнялась беспечности, а беспечность — погибели. Его удивляло другое: то, что это говорит ему она. С каждой секундой времени, которую он проводил с ней, ему всё больше казалось, что человечность была для неё столь же абстрактным понятием, сколько для дождевого червя — полёт.

А потом... Поток его мыслей был прерван самым неожиданным образом. Атропус даже не успел распознать угрозы в поднятом кулаке. Быть может, потому что её и не было. Или, быть может, потому что он слишком увлёкся собственными размышлениями. Будто не веря в сюрреализм происходящего, он робко дотронулся рукой до собственного носа, застыв под мелодичный звук девичьего смеха.

Несколько секунд он молчал, оставаясь неподвижным, будто прикосновение собеседницы, нажав на некую особую точку, парализовало его. А затем, опустив руку, вдруг засмеялся. Сначала тихо, едва слышно, словно боясь нарушить тишину. Постепенно смех становился громче, а мужчина — выпрямлялся. Под конец, когда Атропус чуть запрокинул голову назад и прикрыл глаза, смех стал громким, искренним, но в то же время — изломанным и болезненным. Сделав глубокий вдох, он посмотрел на покрывающееся звёздами ночное небо, а на лице его была самая простая, беззлобная, даже в чём-то детская улыбка. Но если приглядеться... В ней смешалось всё: боль и радость, тоска и веселье, благородство и подлость, стремление защищать и желание убивать. Всё это — и больше, много больше тех противоречий, что сотворили его тем, кем он был сейчас.

Кто-то наконец увидел то, чем он являлся, и это даровало ему странный покой. Меч был выпущен из руки, растворяясь в пустоте, Атропус же вновь посмотрел на девушку. Улыбка чуть угасла, но не пропала совсем.

— Я именно такой, каким нужен моим хозяевам. А вот место это сейчас слишком людное для них. Не желаешь ли прогуляться? Было бы... Обидно вновь доставать меч.

Вопреки тому, какой оборот речи выбрал мужчина, он не вкладывал в него завуалированную угрозу. Этот легкий щелчок по носу заставил его на мгновение вспомнить о том, кем он когда-то являлся. Он не хотел расставаться с этим ощущением, проливая свою и чужую кровь в забытье битвы — хотя бы ещё совсем немного.

Отредактировано Atropus (2024-01-19 05:07:20)

Взгляд молодого мужчины опустился чуть ниже, а на лице появилась легкая задумчивость. Заданный вопрос был простым, и всё же на него не было легкого и быстрого ответа. Хозяева, что дергали его за ниточки, были бы удовлетворены любым решением вопроса присутствия посторонних. Сам он уже слишком давно являлся убийцей и предателем, чтобы жалеть остатки собственной морали; разве что в той их форме, в которой их хватало для того, чтобы не превратиться окончательно в зверя. А что касается её...

Атропус вновь взглянул на лицо собеседницы, неторопливо рассматривая её красивые черты, будто выставленную в галерее картину талантливого художника. Это была бы не первая красота, которую ему пришлось бы смыть кровью. И, вероятно, не последняя. Жалость к чужим жизням была одним из первых столпов души бывшего рыцаря, что рухнули под весом его нового долга. Он отказался от этой эмоции вполне осознанно, а затем заставил себя закрепить это опытом многочисленных убийств. А значит, дело было вовсе не в беспокойстве.

— Ты напоминаешь мне о том, кем я мог бы быть.

Тон был задумчивым, неспешным, спокойным. Нотки в голосе Атропуса вступали в контраст с его обликом. Едва ли кто-то бы мог подумать по его звучанию, что какие-то минуты назад он, истекая кровью, сражался с опасными тварями. Переведя взгляд на её поднятую ладонь, молодой мужчина вновь нашёл подтверждение своим словам. Движение было ему знакомо. Он не был воспитан в благородной семье, но всё же, как бывший рыцарь, ему не чужды были некоторые правила приличия и этикета. Ибо некогда он считал своей обязанностью не посрамить свой город неподобающим поведением.

Промедления не последовало — бывший рыцарь аккуратно, но уверенно подал ей правую руку. Длань его была окрашена в темно-алый, но предложена была в изящном и вежливом жесте, что сочетался со сдержанным полупоклоном. Сложись всё иначе, быть может, именно с таким жестом он бы принял руку возлюбленной. Мысль об этом отдалась небольшой болью на сердце, но мужчина не дрогнул, лишь слегка прикрыв свои глаза. Через секунду, впрочем, бывший рыцарь уже повернулся в сторону городских огней, мерцавших во мраке, и неспешно повёл свою спутницу в их сторону.

— Гавань смотрится красиво в это время суток. Возможно, мы могли бы разделить трапезу. Вот только...

Взгляд едва скользнул по собственной руке с изодранным рукавом. Не нужно было обладать богатым воображением для того, чтобы представить количество вопросов, которое вызовет подобный облик.

— Мне стоит сменить наряд.

Благо, это было совсем нетрудно. "Странствующий торговец" арендовал на краю города небольшой дом, где можно было спокойно переодеться. В его деле одежда портилась достаточно часто, а потому он всегда имел под рукой запасную. Неизменной деталью его обличья оставался лишь меч, что заинтересовал собеседницу. Начиная говорить о нём, Атропус смотрел на дорогу перед собой, намеренно гася эмоции как на лице, так и в голосе:

— Не столь многое я могу рассказать об этом клинке. И всё же куда больше, чем большинство живущих. Это не просто кусок металла, которому придали форму. Взять его в руки было не только моей волей, но и самого оружия. Меч сам призвал меня в тот момент, когда жизнь покидала моё тело, и позволил мне продолжать сражаться. Он не дает мне умереть, отгоняя прочь смерть, но за это есть цена.

Дорога была уже совсем рядом. Идти по ней будет несколько легче, особенно учитывая время суток. К счастью, сегодня они оказались единственными любителями вечерних прогулок.

Отредактировано Atropus (2024-02-14 00:51:56)

Медленное движение мужчины и девушки в сторону Гавани со стороны, вероятно, могло показаться достаточно странным и неестественным зрелищем. Вышедший из боя Атропус, в царапинах и рваной одежде, вёл свою изящную спутницу по дороге так, будто они были на изысканном балу, а не посреди живописного ничего. Вероятно, это могло бы быть чем-то, стоящим кисти художника, ибо момент сочетал в себе необычность и своеобразную красоту, обыкновенно привлекавших творцов всех мастей. Однако творцам этим было бы разумным не показывать здесь своих персон.

Вопрос об имени был достаточно сложным, и ответ последовал не сразу. То имя, которым он представлялся, не было настоящим — этого он пока забыть не успел. Настоящее же его имя ускользало от мужчины, будто бы проклятый меч не хотел, чтобы он его помнил. В этом, наверное, была некая логика или, по меньшей мере, символизм. Ведь имя было одним из своеобразных якорей, удерживающих его в прошлой жизни.

— Я не помню своё имя. Его забрали, как и многое другое. Любое напоминание о нём — недолговечно. И даже если бы я его помнил, не думаю, что когда-либо смогу вновь стать тем, кто его носил. Сейчас же меня зовут Атропус.

В отличие от неё, каждым своим движением воплощавшей идеал благородной леди, Атропусу далеко было до совершенства. Пусть он и не был полностью лишен опыта подобных моментов, он был в первую очередь воином: его походка и движения были не столь грациозны, но в них читались твердость и стойкость. О последней, конечно, можно было бы сказать и по тому, как он, казалось, совсем не замечал ран... Однако этим он был обязан не столько стойкости, сколько привычке.

— Что насчет твоего имени? Или обращения, которое было бы тебе удобно?

Даже ему, привыкшему абстрагироваться от вызывавших интерес вещей, было любопытно, как могли звать эту необычную девушку. Но настаивать на настоящем имени он бы не стал. Порой в именах было больше информации, чем готов был дать собеседник.

Услышав её желание посмотреть на меч, он на пару секунд перевёл на неё внимательный, оценивающий взгляд. В сознании промелькнуло беспокойство сразу и за себя, и за неё. Каким бы злом ни был этот меч, Атропус зависел от него. Просто так отдать его ей в руки он не мог. И всё же чутье подсказывало ему, что при желании у неё нашлись бы методы получить его. А значит, утаивать этот предмет в любом случае не было никакого смысла. Что же касалось вопроса о доме...

— Хм...

Бывший рыцарь вновь перевёл взгляд на дорогу, чуть задумавшись. Она хотела увидеть место, где он спит? Или же подразумевала что-то более абстрактное? С первым проблем не было, они так или иначе направлялись туда. Со вторым же... Мондштадт был далековато.

— Боюсь разочаровать своим скромным убежищем. Это место едва ли может кого-то удивить, его предназначение — сугубо утилитарное.

Он слегка улыбнулся в ответ на тот взгляд, коим одарила его принцесса. Невзирая на обстоятельства, во всем этом было что-то освежающее. Общение с ней — будто дуновение влажного ветра после дождя для усталого от летнего зноя путника. Слишком давно на него не смотрели без страха, презрения, опасений или агрессии.

Маленький дом, что был им арендован на самой границе города, был уже в поле зрения. Одноэтажная, неприметная постройка, едва ли способная привлечь к себе внимание. Но в его случае это был скорее плюс, чем минус.

Остановившись вместе с ней, Атропус несколько секунд молчал, наклонившись и опустив голову. Даже не смотря на неё напрямую, он чувствовал её обжигающее, экспрессивное осуждение. За их короткое знакомство он уже успел понять, что её мягкая, безобидная внешность была обманчива; что не воспринимать её всерьёз, относясь как к ребёнку, было бы ошибкой. Возможно, фатальной — даже для такого, как он. И всё же... Мог ли он ответить на её вопрос, не лукавя? Могут ли у пса быть предпочтения касательно его клички?

Проведя столько времени в погоне за своими целями, будто гончая, бывший рыцарь редко задумывался о том, кем хочет быть он сам. Слишком много ответственности лежало на его плечах; Слишком многое он мог потерять, начни он думать о себе. В какой-то момент он, сам того не заметив, стал рабом вовсе не жестоких Фатуи, ради помощи которых он предал почти всё, во что когда-то верил. И даже не таинственного проклятия, что угрожало оставить от него лишь жалкую, пустую оболочку. На его шее была цепь из его собственного страха, сдавливающая и не дающая дышать — страха потерять единственную настоящую семью, которую он когда-либо знал. И его попытки снять эту цепь лишь сдавливали шею сильнее и сильнее, в конечном итоге лишив его жизни, а оставив лишь существование.

То существо, которым он являлся сейчас, не имело настоящих желаний и стремлений. У него не было ни мечты, ни чаяний. Лишь призрачная, глупая надежда на то, что течение жестоких вод однажды выбросит его к берегу.

Прикрыв глаза, мужчина шумно вздохнул, силясь найти ответ. Увы, вывод мог быть только один: ему не найти ответа в настоящем. Но, быть может, он был в прошлом.

Открыв глаза и посмотрев на свою собеседницу, он выдал ими тоску, что пеплом оседала на поверхности души. Мысли о том, кем мог бы стать человек, если бы не обстоятельства, если бы не ошибки, если бы не он сам... Вероятно, они были неисчерпаемым источником отчаяния рода людского, свойственного всем, кто прожил хоть сколько-то.

— Рыцарь, — Негромко, едва пошевелив губами, ответил Атропус, — То, кем я мог бы быть.

Он помнил свою детскую мечту. Смелую, полную благородства, в чем-то наивную. Защищать. Хранить. Оберегать. От неё не осталось даже обломков, и всё же он помнил. По крайней мере, пока.

— Но... — Лицо Атропуса вдруг на пару секунд исказила болезненная усмешка, — Какой смысл зваться тем, кем я никогда не буду?

В этом он действительно видел лишь боль. И совсем не ту, к которой он привык, а боль иную. Он опасался этой боли, потому что не знал, к чему она может привести. И хотя он выпрямился и продолжил путь в той же манере, что и до этого, мысли его были полны навязчивых теней, шептавших ему о безвозвратно утерянных возможностях. Ещё долго он не сможет их отогнать. Приняла ли девушка его новый ответ или нет, он не прошел без следа.

Названное же ей имя было... Интересным. Хоть Атропус никогда и не считал себя умным человеком, сложить дважды два было не так уж и сложно — опираясь на всё, что он видел до этого.

— Бездна. Вот, значит, как.

Не сказать, что это откровение было для него чем-то большим, нежели любопытным заключением. Многие слышали о Бездне, но мало кто знал о её истинной природе. Атропус, что не имел с ней дела раньше, относился в данном вопросе именно к невежественному большинству. Но даже для него это многое ставило на свои места в их встрече.

Скрипучая дверь была галантно открыта перед дамой, и даже с небольшим поклоном. Обстановка внутри небольшого домика, вероятно, не удивляла своим минимализмом: здесь было всего лишь две комнаты, которые даже не были разделены дверью. Первая, служившая одновременно и прихожей, и неким подобием склада, выглядела крайне утилитарно. Здесь были простой деревянный стол и стул, а также несколько ящиков. В них упорядоченно лежали вещи более чем безобидные: одежда; пригодная для долгого хранения еда; сумки; мешки со специями; масло для фонарей; и прочие припасы. Во второй же комнате стояла неприметная деревянная кровать и крошечная тумбочка. На последней лежала тонкая книжка, содержимое которой на первый взгляд представляло из себя сборник весьма заурядных приключенческих рассказов. На самом же деле то были несколько завуалированные важные детали из жизни Атропуса, которые он таким образом сохранил на случай, если воспоминания о них окажутся утерянными. Подобная была в каждом из его убежищ, ибо потерять некоторые вещи он попросту не мог себе позволить. Окна в доме были задернуты единственным предметом декора: на удивление весьма изящно расписанными в стиле Лиюэ шторами. Сквозь них пробивался тусклый свет, оставляя помещение в полумраке даже в дневное время.

А ещё в этом доме была одна интересная деталь: сжечь это всё, при желании, можно было бы весьма быстро.

Он прошёл следом за Принцессой, закрыв за собой дверь с тем же самым скрипом.

— Добро пожаловать. Ни в чем себе не отказывайте, Ваше Высочество.

В словах не было ни капли сарказма. Какой бы скромной ни была его обитель, сейчас она была в распоряжении гостьи.

Отредактировано Atropus (2024-07-01 07:41:44)