Почти пять сотен лет прошло с тех пор, как первые хлопья снега припорошили тело огромного дракона, чёрными крыльями закрывавшего свободное мондштадское небо. Давно отгремел катаклизм, навсегда изменивший Тейват, и время безжалостно стёрло последствия той битвы, оставив лишь несколько из них в назидание людям будущего. Смена поколений исказила воспоминания, с каждым десятилетием всё сильнее разбавляя горькую правду фантазиями и домыслами тех, кто через тот ад не проходил. Барбатос был одним из немногих ныне живущих существ, кто видел своими глазами руины павшего королевства, и слышал агонию, с которой они укрывались пеплом, навсегда оставаясь частью мрачного прошлого. Погружаясь в многовековой сон под рёв дракона и надсадные завывания ветров, анемо архонт отдавал регион людям на неопределённый срок, ведь даже он сам не мог сказать наверняка, много ли времени ему потребуется, чтобы суметь восстановить свои силы.

Грядущее пробуждение божества, спустя четыре сотни лет, первой почувствовала стихия. Их связь была нерушима и абсолютна, а от того крепче любых, даже кровных уз. Люди не в силах были заметить лёгкую перемену в поведении ветров, ведь даже для тех, кто сумел поладить с этой сложной стихией, воздух оставался товарищем непредсказуемым и чудным. А силы анемо, тем временем, то концентрировались, то рассеивались в определённой области, будто бы проверяя, крепко ли спит их повелитель и зазывая его, наконец, поиграть. Подобно неугомонным детям, бросавшим снежки в окно, ветер подхватывал опавшие листья и перья, закручивая их в маленький ураган над самой землёй, и тут же скрывался между деревьями, ожидая, когда же Барбатос ему ответит. Стихия не умеет скучать так же, как скучают люди, ибо человеческие эмоции и чувства слишком сложны для чистой энергии, однако ощущать утрату она вполне способна, а вместе с этим способна испытывать искреннее желание снова обрести утраченное. Барбатос был единственным, кто мог понимать воздух на столь высоком уровне и на таком же уровне ему отвечать, а потому южный ветер ютился в зоне его будущего пробуждения и усиливался, получая, пусть и бессознательный, отклик.

Сон Барбатоса с каждым днём становился всё менее крепким, хотя для полного пробуждения ему потребуется ещё не один десяток лет. Он слышал, как ветер его зовёт, но зов этот был далёким, едва ощутимым, и ответ божества был таким же. Эти перешептывания могли продолжаться столетиями, но, совершенно неожиданно, в скрытый диалог вмешалось нечто другое. Нечто, звеневшее в тишине ветряным колокольчиком — молитва архонту, облачённая в чистую анемо энергию. Произойди это пару десятков лет назад, и Венти не сумел бы её услышать — сознание было погружено в неизвестность так глубоко, что даже самые искренние слова никогда бы его не достигли. Мальчику повезло оказаться в нужном месте в самое лучшее время, и ответом на его зов стал резкий выброс анемо, поднявший вокруг него ветра. Увлечённый разборками с хиличурлами и радостным ликованием, он упустил из виду лазурную яркую вспышку за своей спиной, в сердце лесной чащи.

Среди плотно стоящих деревьев, на укромной лесной опушке, будто из ниоткуда появились несколько ярких колец, а за ними, словно из воздуха, появился и сам аронт, медленно открывая глаза и щурясь от яркого света. Он не знал точно, сколько времени прошло после катаклизма, но чувствовал, что проснулся раньше, чем было нужно. Его силы… не полностью восстановились, и, опустившись ногами на землю, Венти чуть пошатнулся из стороны в сторону. Анемо энергия, обычно спокойно клубившаяся в нём, сейчас недовольно клокотала, будто маленький ураган в бутылке, но разве мог он не откликнуться на отчаянную мольбу ребёнка, пытавшегося подружиться с ветрами? Они, к слову, пробуждению старого друга были рады, рвались играть в догонялки и носиться по полям наперегонки, и удержать их было чертовски непросто.

Двинувшись в его сторону, Барбатос издалека заметил приближающегося митачурла и не долго думал о том, что именно предпринять. В ту секунду, когда монстр навис над мальчиком, в его лоб прилетел поток ветра, стукнувшись о голову бедолаги словно брошенный издали мяч. Такой удар не способен убить, а потому чудовище отшатнулось, и переключило взгляд на свою новую цель, перехватив топор покрепче как раз в тот момент, когда ветер снова прилетел ему в лоб, заставляя отступить ещё дальше. За ним последовал третий удар, а затем и четвертый. Для того, чтобы разорвать чудовище на части, Венти понадобилось бы совсем немного сил, но он предпочитал не вредить, если была такая возможность. Да и как потом жить ребёнку, на глазах которого произойдёт что-то настолько страшное? Можно было попытаться сдуть митачурла ветром, и в этом тоже ничего сложного не было, но весил он намного больше самого мальчика, а значит либо в полёт отправятся оба, либо никто. Нанося ветром лёгкие удары, Барбатос заставлял митачурла отойти самостоятельно, постепенно теряя интерес к жертве. Когда неудобство от получения ушибов пересилило желание ударить мальчика топором, гигант развернулся и недовольно отступил, посматривая на Венти очень недобро.

- Привет-привет! - оказавшись рядом со звавшим его ребёнком, Барбатос дружелюбно улыбнулся, протягивая ему руку, дабы помочь подняться. - Этот митачурл теперь трижды подумает, прежде чем сюда возвращаться, хехе.

Барбатос хоть и был воплощением воздушной стихии, ощущал от её использования почти противоестественный дискомфорт. Погрузившись в сон почти пять сотен лет назад, он перестал её каким бы то ни было образом использовать и откликаться на зов ветров, а потому сейчас требовалось какое-то время, чтобы привести хаотично текущие потоки внутренней энергии в норму. Обычным людям после долгого сна требуется время, чтобы размять суставы и мышцы, восстановить координацию движений и окончательно отогнать цепкую дрёму, а богам, у которых с их физическими оболочками отношения были куда более условными, приходилось иметь дело со своенравной элементальной энергией. Смертные любили говорить о тяжести на сердце или буре в душе, но всё это были абстрактные описания внутренних переживаний, тогда как Барбатос буквально эту бурю в своей душе чувствовал. Тайфуны, способные вырывать с корнем деревья и срывать крыши с домов, клубились в нём и ворчали, но Венти ничуть это не тревожило. Ветра были, пожалуй, самой переменчивой стихией из всех, подобное поведение им даже в обычное время было свойственно, чего уж говорить о внезапном пробуждении. Даже элементы не любят будильники.

Тратя немало сил на то, чтобы как-то сбалансировать внутренние стихийные течения, бард, впрочем, никак не выдавал своего шаткого состояния. Даже опытный обладатель глаза бога не смог бы уловить это буйство стихии, ведь оно никак не затрагивало внешний мир. Ребёнку эти колебания ощутить было невозможно вовсе, и это было к лучшему. Столь высокая концентрация агрессивной анемо-энергии его наверняка бы напугала.
- Ничего себе, у тебя уже есть глаз бога! - сложив руки на груди, воодушевлённо произнёс Венти. Он слукавил немного, сделав вид, что не догадывался об этом, хотя чувствовал всплески анемо-энергии и раньше, но само воодушевление было без примеси лицемерия. Не было ничего плохого в искреннем желании научиться ладить с ветрами, а в том, что это желание было искреннем Барбатос не сомневался. В потоке озвученных детский мыслей он хорошо чувствовал неподдельный живой энтузиазм.
- Да, в городе с анемо-стихией тренироваться может быть сложно, кхе, - на последних словах Венти неловко почесал затылок, вспоминая, как часто простые шутки с ветрами приводили к локальным городским катастрофам. - Хорошо, что ты пришёл именно сюда! В этом лесу есть несколько мест, где с ветрами общаться легче, чем в городе. Я их тебе попозже покажу!
Когда-то Барбатос действительно был наставником для некоторых людей. В те времена, когда закладывался первый камень нового Мондштадта, он активно помогал жителям в восстановлении и укреплении региона, передавая, в том числе, знания и навыки, которые позволили бы королевству жить без архонта. С тех пор прошло очень много лет, но… пожалуй, научить мальчугана нескольким простым анемо-фокусам он мог и сейчас.
- Меня, кстати, Венти зовут. Я странствующий бард, и в Мондштадте очень давно не был! О, хм… давай сделаем так... Я помогу тебе в обучении, а ты расскажешь мне о том, как сейчас живёт город и люди в нём!

Время его пробуждения ещё не пришло, и сразу после того, как мальчик покинет лес, его снова сморит сон, лишив возможности полноценно заглянуть в столицу. Последнее, что Венти помнил перед тем, как погрузиться в небытие — огонь катаклизма, усыпанное снегом тело дракона, ужас в людских глазах и собственные раны. Время для Барбатоса пролетело как щелчок пальцами, а потому лучи яркого солнца, чертившие через листву дорожку от небес к земле, вместе с пением птиц и шелестом трав, слишком сильно контрастировали с событиями, им предшествовавшими. Восстановился ли Мондштадт? Как теперь живут люди в нём? Чем дышат? О чём мечтают? Что помнят, а что забыли?
Так много вопросов, так много внутренней тревоги. Ответы мальчика могли помочь её развеять, и это, как виделось Венти, был достойный и справедливый обмен: обучение на душевный покой.
- Расскажи, как ты обычно тренируешься! Если хочешь, можешь даже показать, - плюхнувшись на землю, произнёс бард, поправив на голове берет. Несмотря на абсолютное желание погрузиться в сон снова, его голос звучал чертовски энергично, а в глазах читался неподдельный интерес к происходящему.
Этот мальчик…
Его желание оправдать чужие надежды было чище безоблачной небесной синевы.

С тех пор как Барбатос был в королевстве ветров в последний раз, сменилось уже несколько поколений и, вопреки расхожему мнению, это — большой срок, даже по меркам бессмертных богов. Люди — существа изобретательные, им достаточно одного эмоционального порыва, чтобы до неузнаваемости изменить и сам регион, и жизнь в нём, а потому каждое возвращение барда неизменно сопровождалось интригой. Несмотря на то, что не любые изменения были лично ему по душе, он был рад, что люди смогли научиться жить в регионе самостоятельно, не полагаясь на силу архонта. На пути формирования общества невозможно было не наделать ошибок, но, исходя из рассказов мальчика, Венти счастлив был признать, что со всеми невзгодами они справились и нового разгула аристократии не случилось. Довериться в этом вопросе рассказу ребёнка было лучшим решением, ведь дети часто подмечают те мелочи, на которые уставшие от рутинных забот взрослые не обращают внимания. Детская психика — чистый лист, впитывающий в себя всё то, что её обладателя окружает, и… то, что говорил Уильям, было прекраснее пения птиц. Мальчик, несмотря на отсутствие семьи, выросший с теми же ценностями, которые когда-то дали людям силы поднять знамя свободы, наделённый большой любовью к городу и обществу — это самая яркая демонстрация того, что Ордо Фавониус на верном пути. На своём веку Венти повидал немало сирот, и взрастить в них враждебность и недоверие к миру — дело, не требующее больших усилий. Наслаждаясь каждой секундой рассказа, Барбатос ловил себя на мысли, что где-то он уже слышал этот звенящий, искренний энтузиазм, и чувства, которые не уместить в слова.
Он так… на него похож.

- Вот это да! Я не видел такого оружия в действии, но в королевстве снегов я давно не бывал - беззлобно хихикнул Венти, совсем не собираясь поучать мальчишку, ведь кто в его возрасте не мечтал увидеть нечто, лежащее далеко за пределами привычной реальности? Умение фантазировать, желание повидать другие страны и увидеть, чем живут другие народы — естественная любознательность, которую многие с возрастом теряют. Тот факт, что именно оружие и жажда сражений западают Уильяму в сердце — абсолютно не удивительно, ведь он так стремится защитить то, что ему дорого, и это — самые очевидные решения, которые находит детское сердце.

- Наверное, его сила действительно впечатляет, но знаешь… - заговорческим тоном произнёс Барбатос, чуть склонив голову набок, - оружие сильно настолько, насколько силён его владелец! Однажды жители Мондштадта сразили мечами и копьями божество! Подобное никому больше не удавалось, и этот подвиг барды всего Тейвата до сих пор с трепетом воспевают. Искреннее желание защитить то, что тебе дорого, сильнее любого людского изобретения. Оружие — инструмент, оно лишено души и стремлений. Оно — продолжение тебя самого. И если ты в себя веришь, то даже богам будет сложно с тобой поспорить, каким бы оружием ты не обладал, хе-хе!

Поднявшись на ноги с лёгкостью южного ветра, Венти повернулся в ту сторону, где находился Мондштадт. Рассказ Уильяма успокаивал и вдохновлял его, хотелось ненадолго метнуться на улицы города и прочувствовать эту атмосферу ещё сильнее и ярче, но… своё дело здесь он ещё не закончил. Ветрам это ведёрко подобно песчинке, но у их упрямства есть первопричина.
- Спасибо за рассказ! Ты смог передать настроение города во всех красках, почти как опытный бард! И, как бард барду, я тебе раскрою несколько секретов, как договориться с ветром, - вытянув вперёд руку, Венти широко раскрыл ладонь, и, подобно слетающимся со всей округи птицам, порывы ветра устремились к ней, концентрируясь и собираясь в небольшую круглую сферу. Она не была идеально ровной, но, напротив, хаотично расширялась и сжималась над пальцами, закручивая траву и опавшие листья. Присев напротив мальчика, Барбатос ненадолго прикрыл глаза.
- В отличие от копья или меча, стихии… чем-то похожи на людей. У каждой из них свой характер, и воздух… в своей неугомонности, пожалуй, только с огнём конкурировать может. Он не терпит ограничений и не слушается приказов, он — само воплощение свободы, и именно поэтому с ним бывает непросто поладить. Подчинить его своей воле можно, но всей палитры сил и возможностей через контроль не обрести, ведь ветер всегда стремится догнать горизонт. Глаз бога не только наделяет тебя способностью контролировать стихию, он наделяет тебя возможностью слышать и чувствовать её гораздо сильнее любых других людей. Протяни вперёд руку, положи её на мою ладонь и попробуй послушать, о чём поёт этот ветерок?
Венти знал, как сложно и абсурдно могут звучать его объяснения, но ничего с этим поделать не мог. Между метафоричными рассказами бардов и прямым объяснением, он выбрал второе, ведь тема контроля стихии сложна сама по себе, и творческий подход мальчика лишь сильнее запутает. Открыв глаза, Барбатос тепло улыбнулся.
- Стихия — не оружие, она - напарник и друг, который будет сопровождать тебя не только в бою, но и в обычной жизни. Если ты хочешь, чтобы она ценила желания твоего сердца и помогала воплощать их в жизнь, тебе нужно ответить ей тем же. Взаимопонимание, гармоничное сосуществование — ключи к той силе, которую ты так стремишься обрести.