Время неумолимо, но ты терпеливо ждёшь, у тебя нет выбора, поэтому из раза в раз рискуя, отправляешься к Яшиори, но не для того, чтобы в разведке получить информацию, тебя ведут личные мотивы, в то время как разведка - идеальное прикрытие. Голодные сумерки сгущаются. Ветер гудит между камней и скальных пород, шуршит тревожной листвой, волнует водную гладь.
Ты движешься легко и бесшумно, скрытый за пологом теплого плаща, хоронишься в сгущающейся тени угасающего вечера, сливаясь с вязким полумраком. Сейчас тебя охраняет не только наглая надежда, которая толкает пробираться возле патрулей сопротивления незамеченным, не только верное острое копьё, теперь ты один из обладателей заветной божественной силы, дарованной в момент отчаяния, что заставляет верить и надеяться на чудо, может поэтому ты столь дерзок в своих стремлениях?
Сколько прошло времени? Месяц - полтора? Ты забыл, как исчисляется время, поскольку каждый день в огне беспомощности, безысходности, осознание вины - вечность. Ты живёшь от рассвета до рассвета, лишь изредка забывшись тревожным сном, да и там, нет покоя, ты - сплошная боль, разочарование и вина. Из-за тебя, сестра твоя - Иоши, все что осталось в этом мире ценного и дорогого сердцу - погибла в волнах безумия, растворилась в днях безразличного существования. Не уследил. Упустил. Опоздал.
Возвращаясь домой, ты погружаешься в ад самобичевания, пробуешь раз за разом вернуть сестру в осознанное состояние, испытывая самые различные средства, но терпишь фиаско. Твои силы на исходе. Ты изжил себя в короткий срок, почти сгорел. Почернел изнутри. Оплавился, утонув в безверии попранных тобой же ценностей.
Теперь ты готов отдать все что имеешь, лишь бы исправить ошибку и пойдешь на любой риск, ради вероятности того, что есть средство способное излечить потерю Глаза Бога - разума, души, вдохновения.
Сангономия Кокоми - жрица, чья сила и знания - ещё один лучик надежды, та, кому ты будешь пожизненно должен, если она сможет облегчить страдания Иоши, пусть частично, пусть даже и так, вернёт к жизни то, что теперь принято называть "сестрой".
Словно лютый зверь, забыв про сон и еду, строишь планы. Ни кто из сёгуната не должен заподозрить и раскрыть умыслы твои, поэтому приходится действовать осторожно не привлекая внимания, исполнять все, как и много лет подряд, что к слову теперь - изощренная душевая пытка, но ты выверяешь каждый шаг. Помогает безумие и незваная болезнь - легче скрываться от пытливых взглядов, когда кругом царит хаос.
Вот и сейчас, ведомый отчаянием, зорко вглядываешься в начавшую густеть туманную дымку, надеешься на случай и удачу. Тебе повезло, судьба связала в ещё одну нить твои чаяния, переплетая в новый узор линию судеб. На окраине острова замечаешь всполохи, где-то поблизости закипает бой и ты осторожно приближаешься к месту внезапного сражения. Низинка между скалистыми гордо вздернутыми ввысь копьями твердой породы, что скрывают место развернувшегося кровопролития от взоров с трёх сторон, разве что тебе доступно для обзора, находясь со стороны водной глади, ты видишь как теснят монстры человеческий одинокий силуэт. Что ж, быть может это шанс?
Запахиваясь в плащ, быстро движешься к броду, переходя от невзрачного островка к каменистой кромке пляжа на Яшиори. Брызги летят из-под сапог, ты спешишь. Сопротивляешься течению и порывам ветра, боишься опоздать.
Воин сопротивления ранен, вокруг тянется кровавый след. Крупный белый песок изрыт следами и черными кляксами. Приторно пахнет солониной, смертью и адреналином.  Ревут голоса чудовищ, которых осталось двое из четырёх, ещё две туши лежат поверженными, уродливыми буграми на теле земли. В последний момент поставленный зеркальный щит дрожит от сокрушительной силы удара монстра, который, если б ещё мгновение, пришелся по солдату в тщетных попытках пытающемуся подняться на ноги. Ты раскручиваешь копьё напитанное божественной силой, впервые вне одиночных тренировок применяешь в действие, оно несёт мощь смертельного оружия. Взрываешь ударами скальные основания, вспарывая в крошево песчаную насыпь, отбрасываешь монстров подальше, а затем, словно черная тень с острым жалом, танцуя, кружишься в ритме противостояния.
- Все в порядке? - фигура закутанная в плащ опускается возле раненного - это ты, совсем скоро в руках появляются бинты и баночка с мазью. Темнота помогает остаться неузнанным, а человек, что потерял много крови, не задаёт лишних вопросов - нет сил. Сноровисто обмываешь тело, подлечиваешь раны и мажешь мазью, теперь они не выглядят смертельными и воину сопротивления можно возвращаться в лагерь.
- Как твое имя? Из какого ты отряда? - интересуется новичок, успевший поведать о том, что совсем недавно примкнул к армии Сангономии Кокоми и по неосторожности нарвался на бродячую группу монстров.
- Передай это ее сиятельству Сангономии. - говоришь ты и не поясняя ничего более, скрываешься так скоро, словно тебя здесь никогда и не было, оставив опешившего солдата с прямоугольным свертком в руках, а уже через пять минут на этом же месте появляется патруль. Ты почти уверен, что человек, которому спас жизнь, выполнит просьбу.
"Острова Иназумы" - небольшая книга в толстом переплете, довольно старая, ценная, в ней рассказывается история островов, описываются особенности, культура и прочие вещи присущие данному региону, это то, что увидит на страницах простой читатель, не заподозрит что-то необычное, но только не лидер сопротивления.
Ты очень осторожно оставлял подсказки, аккуратно обведя нужный остров на одной из страниц книги карандашом, так, что лишь пытливый взор сможет рассмотреть подобную деталь. Татарасуна - вот то место, где ты будешь ждать помощи и одна из пещер на этом же острове, отмеченная совсем на другой странице едва заметным крестиком. Ещё в книге лежит случайно позабытый, затертый временем, листок с чужими мыслями, выведенными ровным почерком, однако, тушь выглядит свежей, если обратить внимание. Вот только текст выглядит чьим-то полночным бредовым терзанием, а не посланием к лидеру сопротивления, впрочем, так подумают другие, но не лучший стратег и ты рассчитываешь на это, на то, что за одним смыслом, Сангономия Кокоми узрит совсем иную суть.
"Оставаясь в одиночестве, один на один с собой, лицом к лицу со всеми страхами, проблемами и бедами, даже сильные перестают лгать...
Срывая маску, садятся напротив черного холодного окна, курят в пустоту стылой комнаты, выискивая ответы в тишине, будто бы она та, кто может их им дать.
Пустыми глазами смотрят перед собой. Молят о помощи неизвестно кого, замирая в ожидании отклика, от туда... Из пустоты.
Где найти поддержку и силы, если тысячи дорог пройдены, а средства от одиночества так и не нашлось?..
Даже сильные устают быть. Жить. Мыслить. Даже сильные готовы сдаться.
Они прячутся в глухой тишине, там где нет слов... Осуждения, ненужных эмоций... Ищут родную душу и... Не находят.
Отбросив ненужное, желают побыть слабыми.
Срывая маски, ночь уносит обманчивые образы, покоряя тело холоду бессилия и отчуждённости.
Ночью ломаются стальные оковы, будто отпуская истинную сущность...
Ты готов заплатить жизнь за хотя б крупицу надежды, ты готов ровным счётом на всё... Но с восходом яркого жгучего солнца, мир возвращается на свои места, опять по кругу продлевая цикл ненавистной лжи в реальности бытия...
Ты надеваешь привычную маску и продолжаешь искусно врать... Ты врешь другим, но забываешь о том как сильно врёшь себе..."
И подпись "ночь, пятница хххх год".

Отредактировано Okhtor (2021-12-04 01:06:51)

Он не причинил ни кому зла, он просто хотел жить, любить, радоваться простому и понятному, хотел иметь семью и скорее всего, мечтал о том, как будет растить двух сыновей и милую, ясноглазую дочурку. Чудесные, крепкие сети выплетали загрубевшие от ветра, воды и соли пальцы, одни из самых лучших на Иназуме сети. Ранее утро мягко разливалось шумом волн шуршащих о песок и криком чаек, которые гонялись на мелководье за яркими стайками рыбок. Тихонько качались и позвякивали на ветру бусины в феничках украшающих запястья и косички в волосах мужчины. Молодой рыбак был счастлив и чуточку пьян от собственной влюбленности, от того, что та, о ком пела его душа, о ком грезила, наконец-то согласилась связать свою судьбу и жизнь с ним. Две красные линии в полотне мира, словно кровеносная система вселенной. Дева, что краше морских жемчугов!..
- Он здесь! - чуждый этому месту голос проносится эхом под не высокими сводами, рыбак вздрагивает, выпадая из сладких грёз в жестокую реальность. На миг, вход в укромную, уединенную пещерку застилает тень, а затем, появляются те, кто исполняет волю Райден... Палачи, облаченные силой и властью.
Ты стоишь, как всегда, за правым плечем генерала сёгуната, глаза серые, чуть покрасневшие от очередной бессонной ночи смотрят в глаза знакомые, синие, ты знаешь того, кто падёт сегодня жертвой очередной бесчеловечности. Хёнсо. Этим именем многое сказанно! Вот и пришел черед того, с кем ты учился рыбацкому ремеслу, Охтор, черед того, с кем ты делил печеные овощи и рыбу, смеялся вечерами у костра, шутил, играл во властелина морей и учился плести сети. Боги неба и бездны! Как же пронзительно и с каким укором смотрят на тебя глаза давнишнего друга и как тяжело тебе не опустить взгляд, как не закричать от бессилия!
- Проклятье! Проклятье! Проклятье! - но что ты можешь сделать сейчас? Как помочь, когда пытающегося сопротивляться Хёнсо, скрутив руки, ставят на колени и голосом ровным, словно зачитывали грамоту о награждении, твоя любовь и проклятье, Сара Кудзё, произносит слова ненавистного постановления?
- Охтор! Охтор, помоги! Охтор, друг! - кричит молодой рыбак, чья жизнь должна оборваться в самом расцвете надежд и чаяний. Он смотрит тебе в глаза, эти глаза осуждают тебя, проклинают, ненавидят?   Божественная реликвия спрятанная в кожаный мешочек на груди, словно откликаясь, жжет кожу под темной свободной рубахой, тебе нечем дышать, а руки сжимающее копьё побелели. И невозможность изменить, остановить, предотвратить несправедливость - терзают миллионами крючковатых когтей.
- Предатель. Трус. Ничтожество. - бьётся височная венка и бушующая, бессильная огонизирующая ярость подрывает и без того шаткие нервы, ты в этот миг ненавидишь себя. Генерал Сара проверяет тебя, испытывает постоянно, словно в насмешку берет на подобные задания, к тому же, чувствуя не ладное, следит пристально. Если бы не Иоши, если бы не связывающие тебя обязательства и заботы о сестре, какой-то замкнутый порочный круг невозможности что-то переменить, схлопывающийся удушливым капканом на шее, ты бы давно убил и был сам убит... Но... Сейчас ты обезврежен, сам заложник обстоятельств, вынужденный молча взирать как легко и просто ложится в женскую ладонь Глаз Бога.
Тебе редко удается остаться одному, даже разведка и та, стала слишком рискованным делом, когда ты хочешь сделать все сам. Генерал слишком умна, она лишь ждёт случая, чтобы уличить тебя в измене, хотя возможно, Сара просто пытается обезопасить себя?
- Мы можем идти, генерал? - голос ровный, лишь взгляд тяжёлый, почти невыносимо смотреть в знакомое женское лицо, хочется исчезнуть, закрыть глаза и стереть воспоминания.
- Нет, Охтор, Вы останетесь. Сегодня Вы нужны мне здесь. Зачистку на Татарасуне я поручу кому-то другому. - и это худшее стечение обстоятельств, ведь время неумолимо утекает, как песок сквозь пальцы и остановить его не в твоей власти! Время идёт и ждёт тебя в условленном месте, ты на это отчаянно надеешься, Санагомия Кокоми, а тебе не вырваться из пут обязательств, нельзя даже навести тень подозрений.
Утро сменяет дневной, яркий свет, солнце равномерно согревает острова, разбрызгивая позолоту на якую изумрудную зелень. Нервы на пределе. Неизвестность подтачивает изнутри, тебе тяжело не отвлекаться, делать вид покорного подчинённого, не косится на стрелки часов. Утрешний инцидент не идёт из головы, ты раз за разом вопрошаешь, а мог ли изменить исход? Спасти друга?  Время, оно словно взбесившаяся дикая кобылица, работает против тебя, опережает ударами кнута-бед прежде, чем ты успеваешь что-то предпринять. Оно всегда на шаг впереди.
- Проклятье. - кажется, это слово набило оскомину на языке. И Иоши который день дома одна, в то время, как ты занят войной против своего же народа.
- Проклятье.
Вечер. Мягкими красками он стелиться по земле, смешиваясь с багряными отблесками заходящего солнца и как небесное светило, скрывающее ослепительный блеск, точно так же тает твоя надежда. Сегодня пятница. Надо успеть до полуночи, но ни единой надежды улизнуть. Гулким эхом колотиться сердце. Не смотреть, только не глядеть на циферблат! Не прислушиваться к тиканью стрелок, не поддаваться отчаянию. Сара погружена в бумаги, обсуждение очередных планов и отчётов. Совещание может затянуться и до полуночи... Вот уже на небе и бледные звёзды - предвестники ночи. Раньше, ты бы вознёс молитву, нашел бы покой в хвале прославления архонтов, понадеялся бы на милость богов и судьбу, но теперь, веры нет. Боги для тебя умерли тогда, когда низвергались в твоём понимании их поступков, когда вместо возвышенных идеалов, ты ощутил омерзение к могуществу и власти этих существ. Была бы твоя воля, они бы горели ярким пламенем вместе с Селистией.
***
Как бы ни было, ты ещё можешь успеть на встречу! Срочный личный визит к Саре Кудзё некоего человека, развязывает руки и начинается обратный отсчёт.
Ты, скрываясь в темноте улиц, выбирая безлюдные места - мчишься, словно играя наперегонки с ветром. Гулко отражаются эхом и замирают шаги. Развиваются позади черные полы плаща, словно выросшие крылья. Успеть! Успеть во что бы то ни стало! От портала к порталу! И снова бежать, обжигая лёгкие надсадными хрипами дыхания, не давать пощады усталому телу, бежать в чернеющей пелене сумерек к условленному месту и верить, верить в то, что люди намного жертвенный, добрее, достойнее богов! Верить в людей! Но после предательства - это сложно. Предавали тебя. Предавал и ты.
Пот катится крупными каплями по вискам, застилает глаза. Ноги гудят отяжелело, словно налитые чугунном, а лёгкие разрывает от жгучей боли. В горле солоно. Кромка песчаного пляжа близко, осталось совсем немного и ты не останавливаешься, напротив, торопишь себя, понукаешь. На небе светит яркая луна, она заливает гальку почти дневным белесым светом, серебрится в прозрачной ребристой поволоке маленьких волн. Медленно начинает клубится и расползаться туман, стелясь ещё пока только у самой земли робкими змейками. Возле арки входа останавливаешься, проверять собственную сохранность и наличие засад - бесполезно, да и другого не дано, разве что довериться на милость сопротивления, на всем известную честь и достоинство лидера Сангономии. Несколько минут сипло пытаешься отдышаться, невольно согнувшись пополам, а потом, все ещё с частым, прерывающимся дыханием и сердцем ритмом под сто двадцать, ступаешь в густой полумрак разбавленный голубоватым свечением одного из местных растений. Глаза привыкают быстро и чуть поодаль, ты замечаешь стройный женский силуэт, словно истонченное прекрасное видение в царстве грозного Аида.
- Ваше превосходительство. - коротко и отрывисто говоришь, звучит сипло, все ещё рвано. Склоняешь голову в знак уважения и превосходства той, что замерла поодаль, которая все-таки пришла и дождалась неизвестного визитера.
- Моё имя Охтор, я правая рука генерала Сары Кудзё. - тянуть время не имеет смысла, ты и так непозволительно долго заставил себя ожидать.
- Мне нужна Ваша помощь. - слова каменными отголосками шепотков отлетают от стен, но ты почти уверен, что жрица острова Ватацуми пришла одна и можешь говорить открыто, не таясь.
- Моя сестра Иоши лишилась своего божественного дара, теперь ее жизнь - жизнь прекрасной фарфоровой, бездушной куклы, которая утратила почти любые проблески эмоций. Я перепробовал все, что было в моих силах и теперь, обращаюсь к Вашим знаниям и силе. Помогите мне, ваше Превосходительство. - и глаза твои, преисполненые глубокой боли, невысказанной, неразделённой, смотрят прямо, не отрывно, будто в глазах напротив, светлых и лучезарных есть спасение для утопающего. А твои - серые бездны, они страшны в своем отчаянии и затаенном искажении мировосприятия, они способны утянуть на дно.
- Я выполню, что угодно, лишь бы спасти сестру. - как итог проводишь ты, обозначая цену за услугу.

Вот ты и застыл, снова окаменев во времени. Чуть склонил голову, то ли в знак почтения, то ли по уже установившейся привычке, а может, просто, Сангономия, удивительный военачальник-дева, пониже тебя и все дело в росте? Кому понять, что заставляет твои серые глаза тускнеть, опускать взор тяжело в пол, в то время, как плечи сводит судорога напряжения, словно на них застыл неведомый мир вместе с неподъёмным грузом зол, треволнений, разочарований, разбитых надежд сокрытых от пытливых взглядов?
Длинный плащ вновь окутал высокую, поджарую фигуру, что осталась стоять возле размытого круга молочной, ночной лунной неги.
Слова сказаны, брошены смело на чашу огромных весов под названием "жизнь", осталось лишь дождаться решения той, которая подобна прекрасной луне, загадочной и тонкой, что простирает мерцающий свет над плохими и хорошими, кажется для одних привлекательной и манящей, когда другие воспринимают дивные блики за равнодушие. Ты, Охтор, так же как и она, изящная Сангономия, вы оба не похожи на тех, чьи роли вынуждены исполнять в развязавшейся войне. Жрица острова Ватацуми подходит ближе, почти растворяется в серебре света, чарует мягкими нотками голоса, который похож на медовую патоку. В былое время, то, которое расчерчивает жизнь на "до" и "после" ты, Охтор, несомненно замер бы, вслушиваясь в мягкие оттенки женского тембра, возложив на внутренний музыкальный алтарь эти индивидуальные и неповторимые переливы в голосе, постаравшись запечатлеть их когда-нибудь потом в очередной мелодии, где-нибудь в уединении, так, как ты любил прежде. Но, не теперь. Возможно, уже никогда.
Раскрошенное зеркало души больше не отражало красоту и краски этого мира, лишь рябью прошла мутная волна мимолётного сожаления, чтобы тут же угаснуть в беспроглядной темноте изломанных, растрескавшихся линий.
Ты внимал жрице молча. Лишь чуть дрогнули уголки губ в горькой неуловимой усмешке, ну да, как же, "Рада знакомству", да разве может кто-то быть рад врагу, который совершал злодеяния?! Кровь на твоих руках, ты так же повинен в смерти безвинных, как и твой генерал Сара Кудзё, как и архонт вечности, будь он проклят в этом и будущем веке! И ты с ними, и ты, Охтор.
Ты, тот, что оделся во тьму, — одна из ключевых фигур, темная лошадка на шахматной доске неправильной войны, войны, где предавал сам и предавали тебя!
Чуть рваный выдох.
Сангономия вправду столь добродетельна и добра или же очередной самообман? Горячая волна скрытого раздражения, рождённая недоверием, невозможностью доверять, но ты вынужден предавать себя в чужие руки, так легла карта твоей судьбы. Холодной сталью, нечитаемым взглядом, быстро проводишь взглядом по ангелоподобному лику, по тонким чертам, почти не касаясь, лишь оцарапав холодом внутренней боли эти изумительные изгибы затем, чтобы вновь спрятать стальной взгляд, вслушиваясь в слова ее высочества!
"Судьба настигла меня по закону воздаяния" - с долей гнева на невозможность исправить что-то из прошлого, думаешь в ответ на "Очень жаль", винишь себя в молодости, в чувствах своих и том, что был слишком слаб, чтобы вовремя отказаться от той, которая выжгла изнутри выбором своего служения душу твою, обескровила, покалечила ее, а ведь была твоим дыханием, целью жизни.
"Безвозмездно", ещё одно слово, которое забыто в прошлом, ты то прекрасно знаешь, что просто так не бывает ничего и за каждое словно нужно платить. Теперь, ты прекрасно знаешь цену многим вещам. Однако, черная пелена мыслей, что привычно точит клинки о натянутые нервы, загоняя в мрачные пучины безвыходных лабиринтов сознание, не влияет явно на то, что ты произносишь на самом деле, - ты говоришь иное, конечно, так ведь нужно, везде нужно делать вид, разве кому-то важно знать, что ты представляешь собой там - изнутри.
- Вы очень предусмотрительны, ваше Превосходительство. - теперь уже твой тихий, но твердый голос охватывает эхом укромное местечко.
- Я согласен предоставлять нужную информацию по требованию, однако, как Вы уже успели отметить, риск разоблачения со стороны генерала Сары - велик. - слишком ровно, натренированно звучат слова, без тени эмоций, рапорт, что стал визитной карточкой показного равнодушия и лживой исполнительности.
- С вашего разрешения, раз уж я могу рассчитывать на оказание помощи моей сестре, в наиболее благоприятное время, я сам организую ее перемещение в лагерь сопротивления и поверьте, когда жизнь Иоши будет в ваших руках, я тут же стану под знамёна вашей армии, но до этого... - повисла тяжёлая пауза, не долгая, но густая и мрачная.
- До этого времени, я вынужден оставаться подле генерала сёгуната. - под плащем, скрываясь в плотной ткани, ты медленно сжал кулаки, да так, что побелели костяшки, но на лице не дрогнул ни один мускул, лишь линия губ стала острей.
"Благородство ещё никого не спасло" - крамольные мысли, скажи кто-то года два назад тебе, что ты, Охтор, будешь когда-то думать столь нелицеприятно - не поверил бы, не допустил бы мысли о себе такой, но вот ты стоишь и прекрасная Сангономия кажется тебе или невозможной, или лицемерной. Война, как же она перекроила тебя, изуродовала, Охтор, Охтор.
- Я слышал про воинскую честь вашей армии, ваше Превосходительство, не смею оспаривать решения, которые достойны уважения. - в подтверждение, вновь чуть склоняешь голову, в знак покорности и признания власти. Черные волосы выбившиеся из резинки, тонкими змейками ниспадают вниз, щекочут лицо.
- Однако, не сочтите за дерзость, к генералу Саре у меня свои счеты, которые я намерен закрыть. - и снова этот деловой холодный тон, лишь в груди бушует гнев и боль, но кто увидит?
Тихий шорох шагов. Жрица медленно, словно невесомо становится рядом, выплывая из молочного кружева оказывается близко, но от этого её образ не становится менее обманчивым, хрупким, почти невесомым.
Лицом к лицу. Лишь удлинились тени на щеках Сангономии отбрасываемые каждым взмахом ресниц.
- Ещё раз, благодарю. - знакомая книга с посланием оказывается вновь в твоих руках, конечно, ты уничтожишь улики, позже.
- На войне все средства хороши, ваше высочество. - избитая фраза невольно слетела с языка, слишком знакомая в многочисленных толкованиях не самого мирного трактата.
- Я не сомневался, что Вы сможете понять правильно то, что для многих показалось бы... Души излиянием. - очередной ком желчи подкатил к горлу, но ты сдержал сарказм в тоне слов, проглотил очередную порцию горечи и яда, что в последнее время по капле, но просачивались из мира твоей души в тот мир, где обитали и другие люди.
- А вы, жрица острова Ватацуми, настолько хрупки на вид, что не знай Иназума о ваших победах, было бы слишком сложно представить генерала сопротивления именно таким, как Вы. - и здесь ты не лжешь, даже острая грань жёстких губ становится мягче, показывая на миг полуулыбку. Очень противоречивые чувства вызывает стоящая перед тобой ясноокая дева облачённая во власть и дорогие шелка. Ты все ищешь изъян, но пока не находишь, давно ли ты живёшь тем, что стараешься распознать обратную, потаённую, темную сторону души тех, кого встречаешь на своем пути, Охтор?
- Я разучился писать от сердца. - произносишь после паузы, словно нехотя и через силу, все тем же голосом без огня и искры.
- Я уже давно, не я, ваше высочество. Вряд ли кроме воина в этом теле остался кто-то ещё.