За последние годы Арлекино привыкла к некоему устоявшемуся порядку вещей, нарушать который никому не приходило бы в голову. То есть, сложно говорить о порядке, когда новый приказ Ее Величества или суровая необходимость отправляют тебя в очередную “рабочую поездку”, но, по крайней мере, когда дело касалось Дома — так вот, здесь всё оставалось неизменным.
Она возвращалась к ночи и оставалась в посольстве — чтобы не тревожить детей, хотя считалось, что ради немедленного доступа к докладам и документам, которые Четвертая каждый раз клялась себе отложить до утра, и каждый раз проигрывала в эту игру самым позорным образом. Позорным — поскольку в ее проигрыше почти ничего не было от ответственности, зато очень много от любопытства.
Конечно, об этом не знал никто, кроме нее самой, но это ничего и не меняло.
Поэтому порядок был таков: в ночи загорались фонари, бесшумно возникали секретари и охрана, сопровождающие передавали им с рук на руки заботу о после и ее дипломатическом статусе (а также ужине и неизменной чашке кофе), все раскланивались, коротко сообщали о подготовленных наутро бумагах и ожидающей её постели, и, дождавшись разрешения идти, расходились.
Арлекино приводила себя в порядок и отправлялась читать всё, что должно было занять ее утро, чтобы утром вместо этого успеть Домой.
За последние годы порядок не нарушало… ну хорошо, был один раз, когда по ряду непредвиденных причин ей сервировали ужин не в кабинете, однако, сама ситуация оказалась вопиющей настолько, что ее до сих пор припоминали друг другу работники посольства.
Согласно закону парных случаев, она просто не могла остаться единственной.

Когда Герунт открыл окно в ночной сад, откуда немедленно потянуло лавандой и мокрой листвой, Четвертая перевернула третий лист в папке с пометкой “срочно”: ужин был забыт, кофе остывал в опасной близости от края письменного стола, зато она извлекла из портсигара то, что грозило через в лучшем случае час сделать всякое проветривание в этом кабинете полностью бессмысленным.
Закурила от танцующего на пальце огонька и, наконец, подняла взгляд от короткой справки с именем “Ив Ньепс” на секретаря.
– Я хочу поговорить с этим господином, Герунт. Пригласи его, - Арлекино бросила взгляд на напольные часы, - к шести часам. Я не планирую спать.
“Поэтому никто не планирует” повисло в воздухе непроизнесенным.

Фонтейн был очень интересным местом. Настолько, что искать какую-то логику в происходящем было полностью бессмысленно, оставалось смириться. Фонтейн, сколько его знала и помнила Слуга, был такой прекрасной страной, где тебя отправят в тюрьму за нарушение восьмого пункта триста пятой статьи шестой редакции административного кодекса для иностранцев и умственно отсталых, но зато если ты помнишь этот кодекс наизусть и выглядишь благообразно — никто не будет проверять, не торгуешь ли ты детьми. Бороться с этим было бессмысленно, смириться - невозможно, оставалось существовать параллельно и по возможности вмешиваться только в то, что казалось достойным внимания.
Первые упоминания о внезапном всплеске торговли наркотиками настигли ее еще в пути.
Арлекино приняла к сведению.
Потом упоминаний стало больше, и она уже понимала, чем это кончится, когда начала с предупреждения агентам: если это каким-то образом будет обнаружено у любого из служащих на территории Фонтейна, то виновный лишится в лучшем случае службы. И тогда может считать, что выиграл в лотерею, потому что все остальные призы включают в себя широкий выбор способов отправиться на тот свет.
Не помогло. Люди были утомительно предсказуемы. Арлекино ненавидела ими разбрасываться, но не могла не восхищаться тем, как ценные ресурсы постоянно пытаются уничтожить себя сами. Ожидать ответственности от всех - прекрасная мечта, но она понимала, куда эти мечты заводят, от этого раздражалась и предвидела необходимость снова решать проблемы чужой страны, будто до этого им не хватило.
Ближе к возвращению она с этой идеей даже смирилась.

– Ты писал, что он был признан невиновным, – за этими словами стояло достаточно смыслов, которые Герунт улавливал естественным образом, поэтому и занимал свою должность. Например - “поэтому пригласи его целым”. Возможно даже вежливо.
Ну потому что людей с мешком на голове приглашали обычно в подвал, а не в кабинет.
Иногда выносили обратно в том же мешке. Иногда - в нескольких. Какого рода участь ждет мсье Ньепса, предстояло выяснить.
– И кофе покрепче, спасибо.