– Оно мне не нравится, моя госпожа.
Слова упали мертво в тишине, сопровождаемой шумом волне и шагами эскорта, тяжелые и холодные, с интонацией, исключающей каприз или легкое ворчание. Восьмая задала вопрос, и ее секретарь отвечала на него со всей возможной серьезностью, избегая ненужных любезностей по отношению к месту, которое всем здесь было чужим. Перуэр не смотрела на Сеньору, её взгляд скользил по линии горизонта, где пурпурные леса Наруками сливались с серым небом, будто граница между миром и его бледной копией.
– К сожалению, я пока не могу это должным образом аргументировать.
Она сделала паузу, ощущая, как влажный ветер Инадзумы вьётся вокруг её запястий, цепляется за рукава форменного мундира, пытаясь проникнуть под ткань. Воздух здесь действительно был другим – тяжёлым, насыщенным чем-то, что не принадлежало ни морю, ни земле.
Здесь пахло грозой, которая никогда не утихает – так давно, что остров отказался это признать.
Её голос оставался ровным, но в нём появилась едва уловимая жёсткость, словно она говорила не о погоде, а о чём-то куда более важном. О чём-то, что знала слишком хорошо.
– Ветер несёт с собой шёпот. Мне это… что-то напоминает. Возможно, это просто особенность местного климата.
Её пальцы, обычно безупречно расслабленные, слегка сжались в замок за спиной. В Доме Очага тоже шептались стены – перед тем, как кто-то падал на паркет, перед тем, как очередной неугодный исчезал в лабораториях Дотторе. Или в подвале Матери. В сущности - об этом не принято было говорить - но кое-кто предпочел бы лаборатории, если бы его спросили.
– Однако это не имеет значения.
Перуэр наконец повернула голову, встретив взгляд Сеньоры – не вызывающе, но и не покорно. Просто констатируя факт.
– Ваши приказы будут выполнены. Мои личные впечатления не влияют на функциональность.
Я – ваше орудие. А орудиям не обязательно любить место, где их применяют.
Последнее осталось неозвученным, но, возможно, Восьмая и так это слышала.
Затем, с безупречной точностью отработанного жеста, Перуэр сделала полшага вперёд, развернулась к Сеньоре под идеальным углом и протянула руку — не как слуга, предлагающий опору, а как кавалер, приглашающий даму на танец. Пальцы её были вытянуты ровно настолько, чтобы госпожа могла опереться на них с комфортом, но не настолько, чтобы это выглядело навязчиво.
– Карета готова, — произнесла она, и в её голосе не было ни тени той холодной отстранённости, что звучала минуту назад. Теперь он был тёплым и ровным, как хорошо отлаженный механизм, переключившийся на другой режим работы. – Позвольте сопроводить вас.
Когда Сеньора приняла её руку, Перуэр двинулась вперёд с размеренным, но не замедленным шагом — ровно таким, чтобы госпоже не пришлось ни торопиться, ни искусственно сдерживать привычный для неё изысканный темп. У кареты она остановилась, одной рукой придерживая Сеньору, другой — открывая дверцу с бесшумной точностью.
– Осторожнее, — предупредила она мягко, когда та поднималась по ступенькам. – Платформа неровная.
И только убедившись, что госпожа удобно расположилась внутри, Перуэр позволила себе закрыть дверцу — не хлопнув, но и не задерживая процесс дольше необходимого. Затем она обошла карету, чтобы занять своё место, и лишь тогда, уже вне поля зрения Сеньоры, её лицо снова стало бесстрастным, как лезвие перед ударом.
Но это уже не имело значения.
Отредактировано Arlecchino (2025-05-22 12:48:23)
