Нельзя сказать, что в лагере сопротивления дела шли из рук вон плохо, но расставание с Иназумой не могло пройти без последствий. Поначалу Горо думал, что последствия настигнут их в тот момент, когда корабли причалят в гавань страны контрактов, но это оказалось правдой лишь отчасти. В момент высадки у солдат и их руководства действительно было множество самых разных проблем. Необходимо было и вещи выгрузить, и заболевшим помочь, и юридические вопросы решить, и целый лагерь отстроить… а ещё привыкнуть к пусть и похожему, но всё же отличающемуся климату, к местной еде, обычаям, законам и правилам поведения. Иными словами — время было нелёгкое, особенно для неопытных путешественников, которых в прежде изолированной стране молний было подавляющее большинство. В те дни казалось, что скоро станет легче, достаточно лишь дать себе и окружающим немного времени на привыкание к новой жизни… но легче не становилось. Они уладили многие бытовые вопросы, но на смену им пришли вопросы куда более сложные, лежавшие в поле непростой человеческой психологии. Как бы хорошо беженцев не принимали местные жители, душой и сердцем люди стремились домой. Несмотря на все внутренние противоречия Иназумы и войну, к которой они привели, солдаты сопротивления очень скучали по родным местам, и даже мирная жизнь, которой они могли сейчас наслаждаться, отдавала горечью. Горо тоже скучал по родным краям, и вечерами часто забирался на прибрежные скалы, наблюдая за тем, как звёздное небо танцевало на чёрных волнах. Где-то там, за горизонтом, за штормовыми облаками и раскатами грома, был их дом, и волны там так же облизывали золотые берега, пряча в песок от детей ракушки, которые теперь некому было собрать. Жители Ли Юэ сделали для своих гостей всё, и даже больше, но  все понимали — каким бы уютным и тёплым не был приём, он всё равно не сможет заменить огонь своего очага.

Вдыхая аромат тихого вечернего прибоя, Горо наслаждался одиночеством и пытался разобраться в собственных чувствах. Госпожа Сангономия была сама не своя в последние дни. Со стороны могло показаться, что она вела себя как обычно, но генерал был знаком с ней слишком давно и слишком хорошо, чтобы не считывать столь тонкие признаки. Тот, кто несёт ответственность за жизни множества солдат, обязан быть внимательным и бдительным, а потому от его взгляда не укрылись изменения в поведении главнокомандующей. Она, определённо, о чём-то тревожилась, но совершенно не спешила с ним своими тревогами поделиться, а простор для них был огромен. Солдаты устали, они были подавлены, и постепенно теряли ту душевную искру, что когда-то привела их на Ватацуми. Они так отчаянно боролись за свою землю, а теперь она была далеко… и только богам было ведомо, сумеют ли они когда-нибудь снова туда вернуться и останется ли их дом таким, каким они его помнят. Политическая обстановка не внушала оптимизма, информации о состоянии островов было мало, шансов в ближайшее время остановить распри — ещё меньше. Люди впадали в тоску и отчаяние, и с этим сложно было что-то поделать, но Горо всеми силами старался внушить в бойцов оптимизм. С ними он всё ещё находился на одной волне и с Кокоми, как ему казалось, тоже… но в последнее время она смотрела на него каким-то странным взглядом и генерал чувствовал, что она готовит его к скверным новостям. Неужели... она снова готовилась к какой-то рискованной вылазке? Горо её не одобрит, но не сможет никак остановить. Они были друзьями, но генерал не просто так ставил иерархию выше межличностных отношений, ведь именно на дисциплине держится армия, без неё их организованное сопротивление быстро превратится в обычную вооружённую шайку. Он мог дать Кокоми совет, мог попросить её быть осторожнее, но это — максимум, который он мог сделать с высоты своего положения.

Решая проблемы в лагере, разбираясь с солдатами, руководя тренировками и заполняя многочисленные отчёты, Горо старался избегать Кокоми. Поначалу он делал это неосознанно, но очень быстро стал делать сознательно. Он предполагал, что она задумала что-то опасное, и знал, что должен будет согласиться с её решением, но, заваливая себя работой, он старался отложить этот диалог в более дальний ящик. Бегая по лагерю как неуловимая рыжая молния, и пропадая из него при каждой свободной минуте, Горо по-детски прятался от главнокомандующей, но делал это совершенно легально и с пользой! Столько дел, сколько он успел переделать за эти дни, он не делал ещё никогда. Лагерь блестел, оружие было отполировано, тренировочные мишени заменены на свеженькие, все заказы на еду и лекарства оформлены на два месяца вперёд, дыры в заборе заделаны, и даже отчёты, в которых порядок было поддерживать физически невозможно, были отсортированы по категориям, объёму и актуальности.  Каждый раз, когда госпожа Сангономия или кто-то из её прямых подчинённых пытались к нему подойти, он находил сотни важных и неотложных дел, которые надо выполнить прямо сейчас, а затем, закончив с ними, таинственным образом исчезал. Горо очень доверял своей интуиции, она редко его подводила, и хотя умом генерал понимал, что бегство от проблем — сомнительный выход, но переживание за состояние Кокоми выбивало его из привычной колеи. Она не так давно очнулась после целой недели, проведённой без сознания! И эта вылазка в Иназуму, после которой она вернулась в подорванном состоянии… Горо не хотел быть предателем, но если госпожа Сангономия снова задумала что-то опасное, то ему, так или иначе, придётся предателем стать. Попытается остановить её — предаст возложенные на него генеральские обязанности и перейдёт черту, которую переходить не должен. Отпустит — и предаст уже по-дружески, потому что друзья должны биться плечом к плечу, а не оставаться позади.

Вздохнув, Горо потянулся на мягком песке, наблюдая за тем, как небо постепенно краснеет, утопая в живописном закате. Он сегодня столько дел переделал, что совсем выбился из сил. С таким усердием, рискует скоро отстроить вторую гавань рядом с первой.
- Ну вот и что нам делать, Широ? Мы же не можем прятаться вечно, - обратился Горо к щенку, который увлечённо копошился рядом, пытаясь поймать большого краба. Тот тщетно пытался зарыться и угрожающе клацал одной клешнёй прямо перед мордой лохматого самурая, но тому от этого было только веселее.
- А-у-уууу-а!
- Ничего я не придумываю…
- Ау-ау!
- Нет, ты и сам видел, каким взглядом она на меня смотрела… Это явно не просто так! Как думаешь... она снова решила плыть на острова?
- Ууу… у!
- Я не смогу с ней, нам некого будет оставить в лагере на время нашего отсутствия... - перевернувшись на живот и наблюдая за битвой Широ и краба, продолжил Горо. Сейчас, будучи вдали от обязанностей и военных оков, он походил на ребёнка, который наконец-то мог быть самим собой. И хотя он давно уже не был маленьким, иногда важно было позволить себе ненадолго вернуться в беззаботное время.
- Ребята ещё не готовы к такой ответственности, военный лагерь — слишком сложная и шаткая конструкция. Мы все это понимаем.
- Уа-а-у… АУ-АУ-АУ-АУ, - на секунду обернувшись к Горо и потеряв бдительность, Широ пропустил удар, и клешни сомкнулись прямо на чёрном носу, заставляя его с визгом помчаться в противоположную от хозяина сторону, отчаянно пытаясь сбросить с себя противника.
- Вот дуралей, стой! - подорвавшись за малышом, генерал бросился в погоню и быстро его настиг, отдирая краба и выбрасывая его поглубже в воду.
- Ууууууу…
- Твой нос будет теперь даже больше, чем весь ты…
- АФ!

Держа на руках раненого бойца, который после издёвки цапнул Горо за палец, генерал крался в сторону своей палатки окольными путями. Время было позднее, многие солдаты уже видели сладкие сны, а генерал ходил бесшумно, как и полагается элитному бойцу. Прошмыгнув мимо палатки Кокоми, которая наверняка устала после сегодняшних переговоров, Горо собирался обработать ранку на носу Широ и спокойно лечь спать, но у судьбы на него были совсем другие планы. Ювелирно миновав весь лагерь, словно это было минное поле, парочка оказалась у входа в палатку. Она была чуть больше, чем у других солдат, и, несмотря на вечную занятость хозяина, оставалась очень ухоженной и чистой. Во многом потому, что генерал знал, что порядок в лагере начинается с руководства, а во многом потому, что он даже ночевать сюда приходил не всегда, иногда засиживаясь за отчётами и засыпая рядом со столом, на котором их заполнял. Так или иначе, ступив внутрь, Горо столкнулся взглядом с той, кого меньше всего ожидал увидеть в своих покоях — с госпожой Сангономией. Без острой необходимости они вот так вот в личные палатки друг к другу не заходили. Хвост, против воли хозяина, приветственно вильнул — движение уже на автоматизме, ведь Кокоми всегда была желанным собеседником и гостем. Но не сегодня. Потому что если она подкараулила его даже в палатке, то дело действительно серьёзное….
- Г-госпожа Сангономия! Я все сегодняшние отчёты оставил на столе, - судорожно пытаясь найти повод сбежать, произнёс Горо. И пусть он выглядел удивлённо, но сдержанно, уши нервно подёргивались, выдавая его внутреннее напряжение. Если Кокоми опять задумала авантюру на грани жизни и смерти... что ему делать? Сложить с себя генеральские полномочия и подвести этим солдат? Наплевать на иерархию - основу всей армии, её фундамент? Насколько сильно он разрушит то, что они оба так долго строили, если встанет между главнокомандующей и её идеей? Что будет делать... если его не послушают?
- На нас напали, - зацепившись за состояние Широ, неожиданно выдал Горо, судорожно ища выход из ситуации. Даже в самых серьёзных битвах с сёгунатом он не выглядел таким потерянным. Нос малыша действительно опух — стал почти вдвое больше, чем был прежде, и теперь напоминал шарик на шарике. Щенок постоянно облизывал его, и почувствовав, как Горо слегка ткнул его пальцем в бок, жалобно запищал, пытаясь артистично подыграть своему хозяину. Он был не глупый мальчик, но очевидно переигрывал, попискивая так, словно его вытащили из пасти дракона. В конце концов, он самурай, а не актёр!
- Нужны лекарства, очень срочно, - будто бы позабыв о том, что навыки госпожи Сангономии позволяют излечивать целые отряды, Горо развернулся и собрался было выскочить из палатки. Он знал, что ведёт себя несерьёзно. Знал, что люди на его должности не могут себе подобное позволить. Знал, что выставляет себя дураком, но ничего не мог с собой поделать. Однажды риск, которому Кокоми себя подвергает, сыграет против неё, и Горо не готов был смотреть, как она ходит по этому очень тонкому льду. Он уже потерял достаточно друзей и товарищей. Хватит.

Отредактировано Gorou (2025-05-09 20:40:04)

Подсознательно Горо знал, что из палатки ему сбежать уже не удастся. Кокоми ведь была не просто жрицей, она была главнокомандующей целой армии, и фокусы такого уровня против неё не сработают, а потому генерал лишь повёл ухом на шум смыкающихся полов палатки, и потупил взгляд. Собственное поведение вызывало у него отвращение и стыд, он не вёл себя так уже очень много лет, но иногда даже самого опытного бойца можно зажать в угол. Он слышал всякие разговоры о работе руководства сопротивления, что циркулировали в лагере в последнее время, и старался, как мог, пресекать необоснованный оговор, объясняя ситуацию тем, в чьих сердцах зарождалось сомнение. Не в первый раз оно даёт свои плоды — через сомнение проходили почти все, кто сейчас стоят с ними плечом к плечу. Сомнения в правильности выбранного пути, сомнения в собственных силах, сомнения в силах и компетентности товарищей — норма для тех, кого жизнь поставила перед столь сложными выборами. Горо, надо признать, тоже не походил на опытного и сильного вояку. Хилый, низкорослый, со смешными ушками и хвостом… солдаты его любили, но эта любовь приходила не сразу, и в его компетентности сомневался, пожалуй, каждый второй новобранец. Горо знал, что вечный стресс, в котором живёт армия — благодатная почва для недоверия, а потому много говорил со своими подчинёнными, не позволяя шириться пропасти, которая всегда есть между командующими и обычными боевыми единицами. Горо предполагал, что именно с этим может быть связано странное поведение Кокоми. Она могла решиться на что-то абсолютно безрассудное и опасное, чтобы оправдать возложенное на неё доверие и принести людям так необходимые сейчас светлые вести. Правда, впрочем, была в том, что она и так достаточно делала для сопротивления, и те, кто обсуждал её успехи и неудачи за её спиной, вряд ли смогли бы достичь и половину того, чего достигла она. С позиции обычного солдата кажется, что вести переговоры несложно, ведь что может быть трудного в том, чтобы донести свои логичные и аргументированные мысли? А проблема была вовсе не в формулировках. Проблема была в том, что какими бы логичными и аргументированными они не были, их просто не хотели слышать.
- Я… я очень извиняюсь! - согнувшись в самом почтительном поклоне, выпалил Горо. Уши теперь были плотно прижаты к голове и почти скрывались за густыми волосами, а хвост безжизненно повис, выдавая всю внутреннюю потерянность и тоску своего владельца.
- Я не должен был так себя вести, это недопустимо. Я понесу любое наказание, которое вы сочтёте справедливым.
Горо не собирался оправдываться, свою ошибку он полностью признавал, и собирался было протянуть пострадавшего Широ жрице, но дальнейшая её реплика выбила его из колеи так сильно, что он замер с несчастным щенком в руках, словно его обратили в камень. Сам пушистый комочек, хорошо считывая настроение обоих говоривших, жалобно пискнул. Он не понимал, что происходит, но чувствовал, как и без того тяжёлая обстановка становится ещё более гнетущей.

- Ч-что… что вы такое говорите? - без нажима, на чистом удивлении, переспросил Горо, поднимая взгляд на госпожу Сангономию. Как она могла о таком подумать? У него и в мыслях не было! Никогда! Какие бы трудности не возникали на их пути к справедливому и прочному миру на родной земле, он никогда не испытывал разочарования в тех методах, к которым прибегала Кокоми.
- В моём сердце никогда не было сомнений в вашей компетентности, взглядах и позиции, нет их в нём и сейчас. Вы стольким людям помогли отыскать огонь в их душах и храбрость в сердцах... стольким помогли понять, что их жизненные взгляды ценны и заслуживают, чтобы за них боролись… Я много раз разочаровывался в себе, но никогда не разочаровывался в вашем правлении.
Генерал говорил медленно, но уверенно и твёрдо, и взгляд его был таким же, пусть и приправлен был нотками грусти от обуревавшего его стыда за собственное поведение. Он не мог быть фамильярным с главнокомандующей, не мог проявлять лишних эмоций и не мог переходить на повышенные тона, а посему внутреннюю бурю приходилось облачать в слова сухие, но конкретные. Теперь Горо понимал, как именно истолковала его поведение Кокоми, и если до этого чувствовал себя отвратительно, то теперь собственную трусость ненавидел. Стоит ли этот генеральский пост той искренности, которую он между ними стирает? Нет. Горо никогда не стремился к власти, никогда не желал её, и отдал бы свою должность достойному кандидату, если бы тот появился на горизонте, но… Горо очень любил людей. Тех, кто сейчас спит в соседних палатках, несёт ночное дежурство, гуляет по гавани с местными, подкармливает бездомных собак и помогает отстраивать город. Многие солдаты сопротивления стали ему близкими друзьями, практически семьёй, именно поэтому он так отчаянно пытался балансировать между дружбой и собственной должностью. Если он нарушит иерархию, нарушит этот строгий армейский кодекс, и поставит дружбу выше правил и внутренних законов — всё развалится. Армия держится на дисциплине, и эту дисциплину тяжело поддерживать. Она должна начинаться с руководства, ведь рыба всегда гниёт с головы. Разве мог Горо игнорировать собственные обязанности, собственную ответственность? Подвергать риску столь сложное формирование под влиянием своих эмоций? Он не мог быть с Кокоми полностью искренним, не мог общаться с ней совсем непринуждённо, не мог переходить границ. И чувствовал себя, как цепная собака — какое бы направление он не выбрал, он не сможет дойти до конца.
- Для меня всегда было большой честью служить вам, и это останется неизменным. Благодаря вам сопротивление стало силой, с которой даже архонту приходится считаться, благодаря вам мы так далеко зашли. И каким бы длинным не был путь, который нам всем ещё предстоит пройти, я останусь стоять рядом с вами.
Эти слова были такими искренними… и такими противоречивыми. Горо действительно говорил их от чистого сердца, но… разве вяжется это с его нежеланием отпускать Кокоми на очередную опасную миссию? По всем ощущениям, она маячила на горизонте, и подразумевала полное доверие со стороны генерала. Он ведь сам говорит, что поддерживает её методы правления. Сам говорит, что будет стоять рядом… После таких слов он должен безукоризненно принимать любое решение жрицы, но Горо не может. Говорят, крепкие отношения в армии — проблема, особенно когда речь идёт о людях на разной ступени внутренней иерархии. Это была чистая правда. Там, где смешивались столь противоречивая работа и противоречивые чувства, начинался хаос, и именно он сейчас был губителен для всех идей, которыми они последний год жили.
- Я ещё раз приношу свои извинения, если моё поведение вызвало у вас такие подозрения. Оно никак не связано с проделанной вами работой, а со своими внутренними проблемами… я обещаю оперативно разобраться.
Широ, смотревший на своего хозяина подавленным и грустным взглядом, тихо скульнул и лизнул пальцы, в которых так удобно сидел. Рано или поздно, чувства и обязанности Горо налетели бы друг на друга, это был лишь вопрос времени. Хороший генерал подчиняется своему главнокомандующему, хороший друг ради товарища ломает любые рамки, и Горо чувствовал, что он не может в полной мере стать ни тем, ни другим. Вздохнув, он потрепал Широ по спинке и протянул его Кокоми. Малыш уже достаточно натерпелся, нужно было хотя бы его привести в порядок.

Горо не просто опешил от услышанного — он застыл, будто каменное изваяние, на несколько мгновений утратив способность дышать. Это ведь шутка? Просто шутка, чтобы… чтобы… чтобы наказать его за то, что он так бессовестно избегал её в последнее время! И за то, что хотел позорно сбежать из палатки пару минут назад… Определённо, это недостойный поступок для генерала, и он заслужил наказания! К тому же, Горо сам сказал, что примет любое из тех, что жрица сочтёт достойными. Можно ли считать шутку наказанием? О, если она такая — более чем! Вздрогнув, генерал отшатнулся на несколько шагов назад, будто бы теряя равновесие.

Это не может быть правдой.
Этого просто не может быть.

Взгляд Горо отражает весь его внутренний ужас. Он молчит, он ждёт пока Кокоми скажет, что она на самом деле пришла сюда по другой причине и решила его разыграть, но она в своей решимости искренна. Она бы не стала так шутить, ведь хорошо понимает, как важна роль главнокомандующего. На её плечах лежат чужие судьбы и чужие жизни, и Кокоми всегда относилась к этому сокровищу со всей ответственностью. Тогда почему сейчас...? После всего, через что они прошли… Это неправильно, так не должно быть!
- Я… я отказываюсь, - Горо старается звучать твёрдо и решительно, но голос всё равно предательски дрожит. Не потому, что его обладатель не уверен в своих словах, но потому, что впервые за долгое время он не согласен с вектором, который выбирает Кокоми.

Они работают вместе уже очень долго. Один год на войне — как мирный десяток, ведь в пылу яростного сражения и в тишине у свежих могил, ты открываешь и познаёшь человека с самых разных сторон. Горо не просто стоял вместе с Кокоми плечом к плечу, он искренне верил ей, вдохновлялся её взглядами и находил в них то, что распаляло его внутренний огонь. Он чувствовал в её сердце бесконечную любовь к своему народу и столь же бескрайнюю жажду справедливости для тех, кто не способен был защитить себя сам. Требуется немало отваги, чтобы выступить против системы, созданной самим божеством, а чтобы вести за собой людей её нужно больше. Намного больше. Горо действительно восхищался силой, сокрытой за этой хрупкой, на первый взгляд, фигурой, и до сего момента ему казалось, что ничто не способно было эту силу поколебать. Они прошли через такое количество испытаний, столько раз были на грани жизни и смерти… разве разумно ломать то, что строилось так долго, лишь потому, что не всем в лагере понятны поступки командования? Этого диалога не должно было быть, эти слова никогда не должны были прозвучать. Это просчёт.
- У сопротивления не может быть другого лидера. Сопротивление — это вы. Все эти люди последовали за нами лишь потому, что ваши слова и поступки внушили им веру в то, что их восприятие справедливости... имеет право на жизнь. Именно вы доказали им, что не обязательно слепо следовать желаниям божества, что мечты могут быть ценнее указов архонта. Я… я лишь научил их держать в руках оружие, всему остальному их научили вы. Какие бы слухи не ходили в лагере, эти люди верят вам, ведь поступки солдата всегда говорят громче его слов. Я был и остаюсь верен вам, но сейчас… вы совершаете ошибку.

Последние слова дались Горо тяжелее, чем он думал. Ему потребовалось время, чтобы собрать мысли в кучу и вырезать из них лишние, неуместные сейчас, эмоции. Голос генерала всё равно нетипично подрагивал, и напряжение в его позе казалось совершенно неестественным, словно он готов был обороняться от новых перспектив не только словесно, но и физически. От мысли о том, что он должен будет заменить Кокоми, ему становилось плохо. От мысли о том, что к такому решению её подвели мрачные чувства и мысли, ему становилось невыносимо.
- Я… я не приму эту должность. Это большая честь для меня, но я не приму, не подпишу. Я прошу вас обдумать сложившуюся ситуацию ещё раз, прошу вас отложить это решение. Я уверен, есть иной способ решить все возникшие проблемы, и мы обязательно его найдём. Я готов взять на себя больше обязанностей в рамках своих текущих полномочий, чтобы вы могли полностью сосредоточиться на решении дипломатических вопросов. Я поговорю с солдатами, я всё им объясню. Мы обязательно справимся, я даю вам слово!

Горо знал, что Кокоми будет непросто переубедить. Если она уже приняла решение, значит она в нём абсолютно уверена, и эта деталь никак не укладывалась в его голове. Как она вообще могла подумать что он, Горо, справится с её должностью? Он ведь... просто Горо. Обычный солдат. Да, чуть более опытный, чем остальные, но этого ведь недостаточно. Его к обретению власти никто никогда не готовил и сам он никогда её не желал. Он не справится, он их всех подведёт, и тогда они обязательно проиграют. Хорошему генералу нужен хороший главнокомандующий. Кокоми должна была понимать, что это не равнозначные должности, это совсем не одно и то же! Сделав ещё один шаг назад, Горо опустил взгляд, позволяя себе на мгновение позабыть о внутренней армейской дисциплине и обратиться к верховной жрице  не как к своему начальнику, но как к другу.
- Прости. Я не могу.

Горо чувствует — как бы он не старался, его слова не достигнут цели. Они тонут в почти звенящем напряжении, после чего бесследно исчезают, не посеяв ни единого зерна сомнения в сердце той, кому они предназначались. Кокоми могла даже не отвечать — отказ читался в её взгляде, мимике, лёгкой улыбке и даже позе. Она уже всё решила. Подобно скале, которую не способны сдвинуть с места даже самые сильные ветра и стремительные течения, она стояла на своей позиции твёрдо и непоколебимо… мог ли Горо стоять на своём так же прочно и крепко? Несмотря на то, что указ, по словам Верховной Жрицы, уже был подписан, генералу никто не мог запретить сложить свои полномочия и уйти. Сопротивление никогда не было оковами для тех, кто в него вступал. Это был союз свободных людей, объединённых общим пониманием справедливости и жаждой её обрести, но любой солдат мог в любой момент из него выйти, если чувствовал, что больше не может продолжать борьбу. От бойца, лишённого мотивации и сил, на поле боя нет никакой пользы — он, скорее всего, погибнет сам, или по его вине погибнет кто-то другой, поэтому отпустить тех, кто хотел уйти, всегда было правильнее. Горо тоже мог уйти. Он мог сложить с себя полномочия генерала и солдата, и сменить работу в Сопротивлении на покорение горных вершин, но пообещал и себе, и Кокоми, что будет бороться против несправедливого указа сёгуната до самого конца. Не потому, что желал жить войной и не потому, что не смог бы найти себя в мирной жизни, но, в первую очередь, ради тех, кто на него рассчитывал. Мог ли он уйти сейчас, когда мир был наконец заключен? Развернуться, покинуть палатку и молча отправиться в путешествие по всему Тейвату? Наверное, мог бы. Стерегущие выход дамы попытались бы его остановить, но, вероятнее всего, не преуспели бы в этом. Слухи о том, что генерала насильно удерживают в лагере, расползлись бы по палаткам быстрее аромата свежеприготовленного завтрака, и ни к чему хорошему этот слух не привёл бы. Быть может, так и стоило сделать, но Горо не выходил. В лагере ещё было очень много работы, которую необходимо было закончить. Он выслушал Кокоми, вздохнул, и взгляд его был таким затравленным, словно пса, который всю свою жизнь свободно бегал по деревне, посадили на короткую цепь.
- Почему ты не посоветовалась со мной прежде чем принимать такое решение? Всегда… всегда, когда Сопротивление сталкивалось с проблемами… всегда, когда впереди нас ждал сложный бой… всегда, когда будущее казалось туманным и неопределённым… мы советовались и принимали решения вместе.

Горо уже давно не говорил с Кокоми так неформально, и с непривычки спотыкался на каждой фразе, будто ему требовалось время отдышаться после них, как после кратких, но изматывающих забегов. В чём теперь смысл сохранять какую-то субординацию, если от их должностей ничего больше не осталось. Он больше не генерал, она — не главнокомандующая… остались ли они хотя бы друзьями? Горо винил себя за то, избегал встречи с Кокоми, но и саму Кокоми тоже понять не мог. На такие должности нельзя назначать кого-то без его ведома, лидер Сопротивления — это его ядро, и человек, занимающий этот пост, должен быть к этому готов. Он должен быть на это согласен. В конце концов, лидер, который не хочет таковым быть, никогда не сможет достичь тех вершин, которых достигнет человек, искренне горящий должностью и своими обязанностями. Горо понимал, почему Кокоми доверяла это дело именно ему — потому что верила в него и знала, что генерал не склонен злоупотреблять вверенной ему властью, но он не мог не признать — он был обижен за то, что это решение приняли за его спиной, не оставив никакого выбора. Он не может предать людей, которые ему доверяют, и просто сбежать из лагеря. Его держат не жрицы, его держит ответственность перед солдатами, и Кокоми прекрасно это знает. Она также знает, что он искренне любит тех, кто идёт за ним, и будет стараться выполнять свою работу качественно и в срок. С точки зрения главнокомандующей, действительно, более хорошего кандидата просто не найти, нужно только немного перетерпеть упрямство, слегка надавить, чуть-чуть прогнуть, и дело в шляпе. А с точки зрения друга? Горо отвёл от Кокоми взгляд. Сейчас она делала то, что не делала прежде никогда — пользовалась тем, что совесть не позволит ему молча хлопнуть дверью. Цепь, на которую она сейчас его сажала, ничего не оставит от того генерала, который когда-то приводил её же солдат к победам. Это решение — ошибка, которая может стать для фракции роковой. И в этом Горо был так же непоколебим, как Кокоми в своей позиции.
- Сопротивление возводили руки, умы и сердца свободных людей — тех, у кого была возможность выбирать, какой они хотят видеть свою судьбу... Кто-то жил мирной жизнью, дожидаясь перемен, а кто-то за эти перемены боролся; кто-то находил в себе силы выйти на поле боя, а кто-то не покидал лагеря, но обеспечивал нас отполированным оружием, чистой одеждой и вкусной едой; кто-то помогал нам открыто, кто-то скрывался за множеством масок... Именно благодаря тому, что солдаты имели свободу выбирать, какой будет их борьба, Сопротивление стало для сёгуната тем противником, которого они не смогли одолеть… Можно победить тех, кто сражается за деньги, можно победить тех, кем движет долг или чувство страха, но те, кого привело к борьбе желание свободного, ничем не скованного сердца, всегда будут более мотивированы, и от этого более сильны. Если указ уже подписан, значит, у меня нет выбора, кроме как принять его как данность, но… много ли сможет сделать лидер, удерживаемый на своём посту лишь парой бумаг и чувством долга?

Горо чувствовал, что перегибает палку, но ничего не мог с собой поделать. Кокоми отказывалась его слушать, и у него не оставалось выбора, кроме как переступить границы, которые прежде он бы никогда не позволил себе перешагнуть. Скажи ему кто-то ещё пару часов назад, что он будет дерзить Верховной Жрице или подвергать её решения критике, Горо бы решил, что это нелепая шутка… но вот, они здесь, и единственная причина, по которой он говорит то, что говорит — отчаяние. Кокоми приняла решение за него, определила его судьбу и судьбу целой фракции, и почему-то Горо думал, что его побеги тут совершенно не при чём. Такие решения не принимаются одним днём, они долго вынашиваются, анализируются, просчитываются. И ни на одном из этих этапов она не попыталась с ним поговорить… Быть может, он бы и не был так категоричен в своей позиции, быть может он бы принял эту новость лучше, если бы его плавно к ней подготовили. При любом раскладе, он посчитал бы её ужасной, но это смягчило бы удар, который наносили сейчас слова главнокомандующей.

Дёрнув кончиком уха и поправив шапочку, которая сползала с головы Широ, генерал так и не поднял на госпожу Сангономию взгляд. Если они продолжат дискутировать на эту тему, обязательно разругаются, и это точно будет концом Сопротивления.
- Если я никак не могу повлиять на это решение, разрешите покинуть Вас и отправиться на выполнение других, запланированных на сегодня, задач.
Вернувшись к привычному формальному общению, Горо чуть поклонился, но всё своё внимание полностью переключил на щенка. Голос его звучал холодно, взгляд был пуст, а тело изнывало от напряжения. Все те эмоции, что обрушились на него, словно волна, ударились о песчаный берег и схлынули обратно в океан. Горо чувствовал себя опустошённо, считывая в происходящем некоторое предательство и злоупотребление тем добром и искренностью, которые он так долго и почти безвозмездно дарил, не прося взаимен ничего, кроме уважения. Сейчас, в этом шатре, его не слышали и слышать не собирались. Решение уже есть, можно бесконечно сотрясать воздух, возмущаться, спорить и обижаться, но Кокоми сделала свой выбор за них обоих и это ранило сильнее любого меча и копья. Видимо, даже уважения к своему мнению он за все эти месяцы, так и не смог заслужить.

Широ чувствовал, как дрожит рука хозяина, который больше для собственного успокоения, чем для его комфорта, чешет его за ушком. Он уже предвидел, как Горо всю ночь будет работать, потому что уснуть после этого разговора он вряд ли сможет. Было в Сопротивлении то, что казалось щенку нерушимым — союз этих двоих, идеально дополнявших друг друга. Однако теперь даже он, будучи всего лишь самурайским псом, чувствовал трещину, которая пролегла в некогда прочном фундаменте. Это пока не разлом и глубокой эту трещину назвать сложно, но оставлять её без внимания тоже нельзя, иначе от большого давления она начнёт постепенно шириться и разрушать всё вокруг себя. Этим двоим определённо нужно поговорить, когда эмоции улягутся, иначе от основы, что держит на себе столь сложную структуру как военное формирование, скоро ничего не останется.