Ледяной ветер дул, кажется, сразу со всех сторон, ухитряясь сразу бросать в лицо пригоршни липкого снега, забираться под одежду и пытаться сбить с ног. Стандартная, в сущности, погода для Драконьего Хребта, и Дилюк в ней был отнюдь не новичок. Особой любви к богами забытому месту, где противоестественный мороз пожирает кости даже носителей Глаза Бога пиро, он не питал, но по необходимости умел выживать среди льда и метели.

Обычно.

Сегодня проклятый ветер на каждом шаге вызывал у него желание махнуть рукой на весь набор причин, чувств и обстоятельств и вернуться к горячему камину на винокурне. За каким хиличурлом он вообще пёрся в мороженую лабораторию Альбедо? С каких это пор он вообще выучил такие слова, как "навестить больного"? Дилюк не мог внятно объяснить себе, поэтому и сомневался. Ладно, даже если ему не было плевать на то, собирается ли Кэйа вообще выбраться с порога того света, - и он готов был это признать, - какой смысл был в том, чтобы идти к нему? Дилюк не мог сделать абсолютно ничего. Всё, что было в его возможностях, он уже использовал, и было это немного. Вместо времени, которое он тратил на дорогу через метель, он мог бы продолжить искать информацию или прочесать часть Мондштадта, истребляя бесконечно лезущих из всех щелей монстров.

Какой смысл смотреть, как умирает человек, которого ты давно потерял?

Они даже не были способны общаться. Всё, что когда-то их связывало, было растоптано в прах.

В лаборатории было тихо. Дилюк не был здесь частым гостем - если вообще бывал. Не сказать, чтобы тут было очень тепло, но, по крайней мере, не было ветра. Столы, шкафы, стеллажи были заставлены банками и колбами, плотно упакованы книгами - обычная картина, но среди неё Дилюк почти хотел не найти Кэйю.

Конечно, он его нашёл. Тяжёлый, знакомый кашель, раздавшийся из угла, не оставил ему выбора. Впрочем, он в любом случае пришёл сюда. Развернувшись, он решительно преодолел метры, которые отделяли его от горы одеял, содрогавшейся от кашля.

- ... - что говорить, он всё ещё не знал. Нехитрый быт болеющего, обросший вокруг тёплого - вероятно - гнезда, не помогал. Вода, лекарства, книги, светильник. Кэйа под одеялами был не виден. Прятался?.. Странно, что кашель не указал на его местоположение от самого входа в лабораторию! Раздражение коротко прокатилось по позвоночнику и, напряжённо вздохнув, Дилюк опустился на корточки и ухватил край одеяла, - Кэйа.

Он не дождался, когда Альберих решит, хочет ли явить себя миру, и потянул одеяло сверху вниз, открывая своему взгляду картину его нынешнего состояния. И вздрогнул, едва не подавшись назад. Кэйа выглядел отвратительно. И не потому, что не расчёсывал длинный хвост и не гладил собственную версию рыцарской формы. Он осунулся, тёплого оттенка кожа посерела, но первое, что увидел Дилюк - смутный, больной взгляд. Как будто слегка отстранённый.

Тревога походила на фантомную боль. Он толком не знал человека перед собой, он был чужим и практически неизвестным, отгороженным - возможно, внутри самого же Рагнвиндра, - высокой непроницаемой стеной, - но в рёбрах в то же время растекался липкий холод.

- Выглядишь ужасно, - буркнул он, глубоко хмурясь и старательно не прикасаясь к той самой стене.

Вопреки оценке Альбедо, который спровоцировал его притащиться в этот морозильник, чтобы лично проверить состояние капитана кавалерии Ордо Фавониус, Кэйа подавал стандартный минимальный набор признаков жизни: задирал нос, говорил глупости и ухмылялся. Признаков скорой смерти он не показывал, вынуждая всё ещё хмурого - по-новому хмурого после заявления, что Кэйа красивее него, - Дилюка задаться вопросом, не были ли слова Альбедо наглой ложью. Если так, он сделает себе пометку и запомнит эту уловку - после того, как выяснит, чего алхимик добивался.

Звучало почти шуткой, но шуткой не было. "Доверие" стало несуществующей величиной для молодого господина Рагнвиндра четыре года назад, и с тех пор он почти забыл, что такое жить с этим понятием. Он сомневался всегда и в каждом, прекрасно понимая, что свой бой каждый ведёт в одиночку. Даже если ценности совпадают, это ничего не значит. За время, прошедшее с возвращения в Мондштадт, он, может быть, и убедился, что на город многим не плевать, но это не исключало и другой уверенности - если будет нужда, ему вгонят меч в спину по рукоять.

Больной Кэйа посреди метели мог быть возможностью для чего угодно.

- Решил потратить день впустую просто чтобы убедиться, что труды Аделинды не пропадают напрасно, и ты не сдох тут в снегу, - огрызнулся в ответ Дилюк, выпустив одеяло из пальцев, позволяя обратно в него закутаться. Злости в голосе, впрочем, не было. Было неясное, вероятно, снаружи выражение - Дилюк стряхнул параноидальные подозрения, обратно фокусируясь на Кэйе.

Слова словами, но что-то в облике Кэйи теребило чувства. Дилюк замолчал на долгую паузу, ловя ощущение, а потом, поняв, чуть изменился в лице, против воли смягчая резкость. У Кэйи не было сложностей с ложью - Дилюк успел заново привыкнуть к непроницаемой улыбке, которой капитан кавалерии прикрывал абсолютно любые слова без всякого разбора правдоподобности. Дилюк его не осуждал - ложь была удобным инструментом, он сам прекрасно это знал. Но сейчас... Единственный видимый глаз Кэйи болезненно блестел, и в нём не было ничего от слов, которые он говорил.

Кэйа не лгал. И он не был в порядке.

- Аделинда передала рагу, - Дилюк не имел представления, что он может сказать в ответ на собственное открытие. Слова про рагу были прекрасной маскировкой молчания, попавшей в тему последних слов Кэйи. Дилюк вытащил на свет плотно упакованный горшок с ещё сохранившим тепло блюдом - у него не было бы шансов, если бы Рагнвиндр не держал рядом тепловую бутыль всю дорогу через Драконий Хребет. Ложку прозорливая горничная завернула тоже, очевидно, демонстрируя своё невысокое доверие к быту алхимика, - Ешь. Я попробую найти здесь хотя бы чай.

Сказав это, он убедился, что Кэйа забрал рагу, и поднялся, оглядывая лабораторию. Какой из её углов должен был служить кухней, разобрать было непросто, но Дилюк был не только аристократом и владельцем крупного бизнеса, но и Полуночным героем. Три года жизни его быт по большей части состоял из того, на что он походя обирал очередной вырезанный лагерь Фатуи. Спать на благоухающих цветами простынях было приятнее, но цель оправдывала средства. Найти, в чём алхимик греет воду, было не слишком сложной задачей.

Сложнее было подавить желание выместить невнятное, липкое беспокойство на чайнике, кипятя воду энергией пиро. Но огонь Дилюка был создан сжигать, а не греть, - он с трудом контролировал его температуру и рисковал скорее расплавить посуду, чем сделать чай. Сжав ладонь в кулак, он глубоко вздохнул и щёлкнул пальцами, просто высекая искру.

А потом обернулся, проверяя Кэйю.

Отредактировано Diluc Ragnvindr (2025-04-30 12:45:20)

"Только из-под палки", - Дилюк от души скривился на этот ответ, но промолчал - пока, - сосредоточившись на поиске чая, чтобы не злиться. К счастью он при этом ещё и был к Кэйе спиной, можно было сделать вид, что не среагировал никак, потому что ругаться в его планы не входило. Стоило ли топать по сугробам в метель, чтобы вестись на детские подначки?

Стоило ли топать по сугробам через метель, чтобы это вообще выслушивать? Тц.

Дилюк злобно вскрыл очередной банку, крышка которой не хотела поддаваться с первого раза, и нашёл там кофе. Поморщился, закрыл и поискал ближайшую к ней ёмкость, которая могла бы хранить чай, надеясь, что у аккуратного алхимика есть логика в расположении предметов, которую просто нужно было понять.

Что вообще Кэйа имел в виду? Судя по логике разговора, Аделинду? На секунду он замер, задумавшись, но мысль прервалась, когда он обернулся проверить, ест ли болеющий капитан.

Капитан... ел. Только предпочитал наклониться к ложке, а не поднять её. Получалось так себе. У него настолько не было сил? Небось все они уходили на то, чтобы оторваться от подушки и чесать языком.

- Ешь давай. Потом остынет, и сам ты ничего не сделаешь. Не будешь есть, сил ещё меньше станет, - бросив поиски чая, Дилюк с решительным видом вернулся к лежанке, но замер над Кэйей, не решив, что собирается сделать.

Готов ли сделать что-то.

Смотреть на это было невозможно, но реальность была в том, что рагу остынет, Кэйа, попытавшийся что-то сказать с серьёзным видом, выворачивался наизнанку от кашля, а заниматься всем этим было некому, кроме Альбедо, который был в данный момент  занят в Мондштадте. Было намного проще проигнорировать необходимость взаимодействия, когда было, кому это делать вместо него. Когда не было, совесть подсказывала, что он не может просто уйти.

Глубоко вдохнув, Дилюк на секунду недовольно прикрыл глаза, и решительно присел на колено. Переставил горшок в сторону, получше его закрыв, и бесцеремонно поднял Кэйю за плечи в сидячее положение, приваливая к своему плечу. Сидя и есть, и дышать при таком кашле легче, но ясно, что сил обустраиваться у него не было никаких. Поэтому, одной рукой поддерживая больного рыцаря, другой он строил из подушек гору, на которую можно было бы опереться спиной и головой в полулежачем положении.

Не то, чтобы Дилюк часто о ком-либо заботился - пользоваться приходилось воспоминаниями из юности и тем, как лично ему было удобно переживать дни, прикованным к кровати. Правда, с ним это случалось чаще из-за ран, не болезней. С тех пор, как вернулся в Мондштадт, он успел вспомнить, что значит быть аристократом, который всегда может вызвать горничную, чтобы она положила подушки так, как нужно.

Эта мысль - о горничной, - потянула, пока Дилюк перекладывал подушки, другую. Ту, что прервалась парой минут раньше. В детстве он не задумывался, была ли разница в воспитании между ним и Кэйей. Для детей такое играет небольшую роль, а потом они всё делили на двоих, не задумываясь о подобном. Теперь же он понял, что не знает ответа на вопрос. У него не было матери - он ни разу не видел её, с детства помня только отца. Спрашивать о ней он не привык - кажется, отец когда-то в глубоком детстве дал ему это понять. Единственной женщиной, заботившейся о нём - а потом о них с Кэйей обоих, - была Аделинда, но испытывал ли он к ней что-либо похожее, на любовь к матери? Он всегда знал, что он - молодой господин, а она - горничная, и, на самом деле, по-детски беззастенчиво этим пользовался. Её тёплое отношение было её работой - хотя он знал, что она искренне о нём заботится, в глубине проницательной детской души он помнил, что за это её держат в особняке. Повзрослев за годы путешествия, он понял, что уважает её за всё, и благодарен ей, но она оба они никогда не забывали о том, кто есть кто. И вот теперь Дилюк задумался - так же ли это было для Кэйи?

- Если от кашля есть лекарства, скажи, где, - буркнул Дилюк, закончив обустраивать подушки, и потащил Кэйю выше, чтобы облокотить на них. За это время он определённо похудел - по крайней мере, весил явно меньше него. Как спрашивать про детские чувства к Аделинде, да и зачем, он всё равно не знал. - На. Так сам ложку донесёшь, или и с ней помочь? И нечего отказываться, нашёл перед кем держать лицо.