Когда он пришёл в гавань, госпожи на месте не оказалось — это и не странно, и не в первый раз так бывает. Всего лишь нужно подождать её день или два, а если она отлучилась надолго, то хватит и просто оставить ей письмо до следующего раза. Шибая не было в Ли Юэ с самого Сошествия, да и вернулся он к середине февраля в основном потому, что всюду начался карантин из-за какой-то странной болезни в Монде, а не потому, что сильно соскучился. Хотя это была часть правды.

Пожар и толпы безумных мертвецов застали Шибая за поздним ужином, и крики людей внизу террасы встали поперёк дыхания. Когда парень заметил огонь и первые нападения — сверху всё это было видно как на ладони! — в голове прочно укоренилась мысль: «бежать». Это было нечто автоматическое, вроде инстинкта. Шибай часто попадал в передряги, где-нибудь в поле посреди нигде, в лесу или в горах, у него уже в мышечной памяти и рефлексах вшито, что при опасности надо искать укрытие подальше от места событий. И он начал уходить, технично, быстро, без последствий. И ушёл бы подальше от горящей гавани, наблюдая за тем, как огонь ест крыши, откуда-нибудь очень издали, где бы его никто не нашёл — ни огонь, ни мертвецы.

Но крик человека, попавшего под завал, ударил по затылку больнее камня или палки.

Шибай резко остановился и осмотрелся, чтобы найти пострадавшего, — это был мужчина, которого придавило пылающим куском вывески. И он такой был не один, и их даже не два: старики, дети, взрослые... их было очень много, и они боялись и пытались убежать, спастись, но делали это ужасно бестолково и больше мешали себе, чем помогали. В этот момент Шибай понял, что он отсюда, может, и уйдёт, но вот эти люди останутся. Посреди этого горящего, ревущего и убийственного месива, пришедшего внезапно и без предупреждения.

И тогда Шибай начал звать с собой всех, до кого смог докричаться. Это было нелегко, кто-то от страха совсем разум потерял, толкал его и бежал вслепую дальше, не слушая ничего. Кого-то невозможно было забрать с собой. Кто-то не хотел кого-то бросать. Шибай не мог взять с собой всех, но кого смог, тех отвёл за город в безопасность, а потом быстро вернулся обратно в гавань, и собрал ещё людей, чтобы безопасно их вывести... ходил до рассвета, пока всё, наконец, не стихло.

Сна не было, спокойствия после конца этого ужаса — тоже. До самого парня, как это обычно бывало, страх накатил с опозданием, когда уже всё кончилось, и он пару часов просто сидел в оторопи, вдруг осознав, сколько раз за ту ночь рисковал остаться без головы или конечностей. Понимал так явно, что от этого бросало в ледяную дрожь, и даже несмотря на всю усталость после такого сон не шёл. И Шибай никуда не шёл, хотя казалось бы, для него нет вернее средства исцелиться, чем куда-то пойти. Прочь, подальше.

Куда только?..

Пересекать выжженную гавань не хотелось, как и смотреть на тех, кто пытался найти в этом хаосе друг друга или свои вещи. Просто уйти казалось неправильным, не в такой ситуации, не сейчас, когда ты цел, здоров и можешь помочь, но Шибая наизнанку выворачивало от идеи остаться. А ведь могла и госпожа вернуться!.. Тогда точно не уйти.

Надо идти.

Сначала просто из гавани, повернуться к ней спиной, закрыть глаза и выдохнуть. Поправить рюкзак и ускориться. Не оборачиваться. И через два часа непрерывной и чертовски быстрой ходьбы, наконец, тяжёлые мысли из головы начали выветриваться, освободив место для чего-то полезного.

Например, Шибай начал замечать, что привычный пейзаж пригорода изменился в худшую сторону, и, прорисовав палкой на земле и ножом по коре дерева защитные знаки, подтвердил свои догадки: всюду было неявное, остаточное, но всё же осязаемое присутствие Бездны, на которое талисманы реагировали, тревожно мерцая. В этот момент юноша сделал первый привал и достал из своих запасов пачку рисовой бумаги, кисть, палочку красной туши и каменную тушечницу. Небольшие квадратные листочки заполнились красными символами заклинания защиты от зла, которые Шибай потом сложил в фигурки бабочек, их получился целый крылатый ворох. За этим занятием юноша понял, наконец, финальную точку своего путешествия.

«Адепты, мне нужно к адептам. Я мельком видел Охотника на демонов той ночью, но не других... неужели не поделятся мудростью в такое-то время?» — одна из полусотни бумажных бабочек осталась сидеть на том месте, где отдыхал Шибай, а он сам собрался и пошёл дальше. — «Я ближе всего к горе Хулао. Значит, пойду поклонюсь Творцу гор».

Не самый близкий путь, но юношу это никогда не смущало. И весь этот маршрут отмечен бабочками — смешная бумажная линия обороны, которая не вынесет серьёзного натиска. Зачем связывать демона бумажной ниткой?.. Но ведь и нитка может ранить, если знать, куда привязать. Шибай особо умным в этом себя не считал, но кое-какое понимание о том, где бабочкам самое место, у него было. Исцеления не будет; но если не проветривать дом, то и смрад из него не выйдет, верно?

Финальный привал был у подножия Хулао, там же Шибай оставил и последнюю бабочку, которой наказал быть связующей со всеми остальными и передавать по цепочке дальше благословение адепта. Последнее авансом, его ещё следовало попросить как следует, и потому, поклонившись с почтением у входа на тропу, Шибай принялся подниматься.

Здесь было пронзительно тихо, безветренно и до странного пусто, несмотря на обилие янтарей, животных и птиц. Большие и яркие янтарные глыбы были точно украшения в саду, за которыми приятно наблюдать, и Шибаю в один момент захотелось подойти ближе к одной такой и коснуться. Отчего-то казалось, что камень будет тёплым, приятным на ощупь, точно домашний кот. И, только осознав это влечение и странные мысли, Шибай отпрянул в сторону от янтаря и заставил себя про это не думать. Где странные дела, мысли и поступки, там явно какой-то обман или ловушка, всегда так и происходило. А ему ещё идти надо, некогда.

Вершина Хулао встретила всё тем же пустым звенящим молчанием, от которого бросало в дрожь. Тут вообще ничего не было, кроме камней, воды и деревьев. Молчание рассветных сумерек было столь священным, что Шибай, едва сделав несколько шагов в сторону пруда, замер, боясь потревожить этот хрупкий мир, так непохожий на всё человеческое.

«А адепты вообще спят?..» — глупая какая-то мысль, но она привела в чувство и вырвала парня из оцепенения созерцания. Написано же в сказаниях, что мудрец встаёт вместе с солнцем, значит, и Творец гор уже проснулся. Надо просто вежливо дать ему знать о себе и объяснить, с чем пришёл. И всё будет хорошо, ведь адепты дурного детям Ли Юэ не желают. Они отшельники, а не отступники.

Вдохнув и выдохнув размеренно несколько раз, успокаивая бой своего сердца и сосредотачиваясь на своей цели, Шибай подошёл ко входу в обитель адепта и вежливо склонил голову, пускай никого и не видел, ни самого хозяина горы, ни его возможных слуг или учеников. Тем не менее, тут была дверь, и как мог видеть Шибай, не самая простая, а значит, с ней тоже надо быть повежливей. От него-то с этого не убудет.

Настроившись на отстранённый и просветлённый лад, по своему спокойствию близкий к состоянию медитации, Шибай сложил ладони на уровне груди и, опустив взгляд, прошёл через дверь в обитель, где снова остановился. Нехорошо вламываться, стоит сначала просто вежливо сообщить о себе. Да, так будет правильно.

— О великий просветлённый адепт, Властелин Бурных Потоков и Высоких Гор, — юношеский голос в печальной и торжественной тишине обители звучал очень потусторонне живым. — Я пришёл поклониться тебе и испросить твоей мудрости. Пожалуйста, о великий просветлённый адепт, сжалься надо мной и обрати на меня своё высочайшее внимание.

Прошение к адепту, что про себя в голове составил Шибай, ещё пока поднимался наверх к вершине Хулао, застряло в горле, а потом вылетело изо рта лёгким выдохом-вскриком удивления. Парень всплеснул руками, от неожиданности вздрогнув и широко распахнув глаза, ведь он никак не рассчитывал увидеть адепта так скоро! Ещё раньше, чем он закончил говорить. И как вообще Творец гор тут оказался? Как из воздуха появился, как же круто!

И пока в юношеской голове изумление и восхищение перемешивались в одну смесь, адепт строго спросил человека, посмевшего вторгнуться в его священную обитель, почему это было сделано без дозволения. И Шибай как стоял, так и замер с чуть поднятыми руками, а потом удивлённо моргнул, не очень понимая саму суть вопроса. «Я, наверное, глупенький очень, вот речи адепта и не разумею», — сделал он вывод и замялся, не зная, как объяснить. Слова Творца гор были высокопарны, возвышенны и строги, и сам его журавлиный облик вызывал в Шибае какое-то смущение и дискомфорт. Он даже немного пожалел, что пришёл, и попенял себя тут же за такие мысли! Да, человеку неловко стоять возле просветлённого, ну и что с того? Терпеть надо. По делу ведь явился, а не из праздного интереса.

— Так ведь... никакого колокольчика снаружи не было, чтобы оповестить о себе, — выдохнул Шибай, растерянно разводя руками, а в его голосе появились неуверенные и робкие оправдательные нотки. — Я и подумал, если не заперто, то и зайду, спрошу... ну и зашёл. А нельзя было? Простите, я не знал. Но так снаружи до вас и не докричаться же.

По мнению самого Шибая, если дверь оставляешь незапертой, то и логично, что в неё кто-то зайдёт. Но это было мнение маленького человека, а адепт явно думал иначе. И смотрел как будто сквозь Шибая, отчего парень нервно обернулся, словно позади него стоит кто-то страшный и грозный. Но там была лишь сияющая золотыми печатями дверь в обитель, и больше ничего.

— Но да, да, я пришёл к вам попросить вашей мудрости и помощи, — Шибай вздохнул и нахмурился. — Великий адепт же знает, что случилось недавно в гавани? Мёртвые пришли и сожгли всё...

Голос юноши не дрогнул, но тут же печально затих, а сам он обнял себя за плечи и сгорбился, разом вспомнив всё, что произошло в ту ночь. Стал сразу едва ли не меньше рюкзака за своей спиной. Но Шибай тут же собрался и продолжил, подняв на Творца гор осторожный взгляд.

— Там... везде скверна. И людей много погибло. И всё сгорело. Очень плохо всё, — новый вздох, — даже пока сюда шёл, везде видел миазмы. Поставил пару оберегов защиты от зла по дороге, последний у подножия горы, но этого же мало! Пожалуйста, о великий и просветлённый адепт, — выпрямившись и посмотрев на журавля открыто, Шибай едва не забыл вежливо поклониться, но тут же спохватился и о манерах вспомнил. — Помогите нам.