У сёгуна Иназумы много приёмных залов, где он может выслушивать людей и отдавать свои указы — в зависимости от их статуса и важности события. В зависимости от количества человек на приёме, в конце-концов. Иногда Его Превосходительство предпочитает вовсе принять чиновника в оружейной, а не в кабинете, что неизменно нервирует любого пришедшего с докладом. Слухов о электро архонте, что едва вошёл в Тэнсюкаку, было уже предостаточно.
Досин Сиканоин не был удостоен чести войти в приёмную сёгуна, вместо этого господин Наруками Кансэй позвал его в личные покои, ту часть, что была уставлена столиками для чая, игр и книг, украшена драгоценными настенными веерами и подставками с мечами, хотя последние были боевыми, а не декоративными.
— Давай сыграем, — говорит сёгун и кивает на гобан, и досин кланяется, выражая этим почтительную благодарность за приглашение. Играть в го с Наруками Кансэем вовсе непросто даже для гения: один раунд остаётся за человеком, второй за богом.
— Желает ли Ваше Превосходительство сыграть ещё одну партию?
После этого вопроса досин Сиканоин слышит хруст камня и поднимает до этого почтительно опущенный взгляд на звук. В руках сёгуна чаша для камей го, которую он сжал так сильно, что она не выдержала и пошла трещинами. И тогда досин медленно переводит взгляд на лицо архонта: его брови нахмурены, а губы поджаты. Как будто бы злится, но злость выглядит иначе, насколько может судить Сиканоин.
— Почему ты начал так говорить со мной, Хейзо?
Досин снова опускает взгляд, как и полагается человеку при разговоре с архонтом, но отвечать не торопится. Удивительным образом не может подобрать слова правильно, а даже если бы и получилось, то детектив не хочет произносить их вслух. И даже не может, они странно застревают в горле, словно кляп. Не может человек выразить словами то, что внутри, потому что не умеет и не желает этого. Проще спрятаться, как обычно, за формальной вежливостью и делать вид, что ничего не происходило. Не случилось.
Полный звёзд взгляд архонта кажется влажным, но досин Сиканоин так и не поднимает голову, чтобы это увидеть. Молчит, молчит очень долго, отчего-то думая, что это сойдёт за ответ. Но понимает, что это не так, и ответить придётся. Но хочется не отвечать, а прыгнуть из окна на площадь перед дворцом. Может, даже разбиться.
— А как... как ещё я должен обращаться... к сёгуну?
И вновь повисает молчание, что прервалось лишь раз, когда Его Превосходительство поставил треснувшую чашу на стол. Она шумно звякнула и замолкла, и всё замолкло в оглушительной, удушающей тишине, что по смыслу своему была как болезненный удар в висок — у досина потемнело в глазах.
— Меня зовут Рэй, — в голосе архонта слышится лёгкая дрожь, подобная дрожи листа на ветру в дождливое хмурое утро.
Стыд можно описать как неприятную эмоцию самосознания, связанную с негативной оценкой себя.
Хейзо знает, как зовут сидящего напротив. Он знает и то, сколько усилий приложил к тому, чтобы этот сидящий напротив получил имя. И не только имя. Хейзо знает, что сидящий напротив о нём думает — о своём первом последователе на божественном пути. Очень много чего Хейзо знает такого, чего не хотел бы, но гениальность не позволяет сыграть в дурака.
Стыд — эмоция; чувство и осознание человеком, что поступок, мотив или качество может не соответствовать предполагаемым ожиданиям.
При всей своей гениальности, даже поняв причину вопроса и эмоцию, которую он вызвал, детектив не уверен в том, что он должен сделать. Ещё больше он не уверен в том, что он сделать хочет. Логика подсказывает, что надо извиниться, но за что именно? Хейзо не хочет извиняться, если уж на то пошло, он не считает, что это нужно и что эти извинения вообще что-то изменят. Но в таком случае, что нужно сделать или сказать?
И пока досин Сиканоин молчит, сёгун начал говорить дальше.
— Я позвал тебя для того, чтобы предложить стать моим хатамото.
«Предложить стать». Не «назначить». Хейзо всё-таки поднимает взгляд, теперь уже с лёгким удивлением. Он уже трижды отказывался от почестей, которые сёгун ему предлагал за проделанную работу, трижды просил сделать вид, что ничего особенного не случилось. Всё, что нужно было детективу, он уже получил — известность. Остальное, все регалии и повышения, ему только мешали бы.
Но титул доверенного лица сёгуна был Сиканоину к лицу. Он значил много с одной стороны, но с другой — ничего не менял в его жизни настолько, чтобы это мешало. Это было удобно и... это действительно был хороший подарок для будущих расследований.
— Просто так... стать хатамото Его Превосходительства? — Хейзо наконец, после всех размышлений, садится прямо и в первый раз за всё время, что прошло с церемониальной дуэли, смотрит на сёгуна открыто. — Боюсь, что моих скромных заслуг может быть недостаточно для такого доверия, и пойдут слухи, — он нашёл в себе силы чуть-чуть улыбнуться. — Может, стоит меня испытать? Чтобы... чтобы тебе потом не было мучительно больно за свой выбор, Рэй.
Хейзо кивнул на оставленный в одиночестве гобан и ему показалось на миг, словно сёгун улыбнулся.
«Должно быть, его редко кто-то зовёт по имени, и потому он так рад. Всё-таки это для него было довольно важно», — детектив всё ещё не может отпустить то чувство, что сковало его на фразе «меня зовут Рэй». Если что-то Хейзо и понимал, так это что он не хочет никогда больше слышать этот тон и испытывать это чувство. Может, это было единственной причиной, по которой он согласился сыграть третью партию в го.
Эта игра была более расслабленной и непринуждённой, чем предыдущие две, и словно кляп, застрявший в глотке, всё-таки пропал. Дышать и говорить стало значительно легче, пускай и не полностью, проще концентрироваться на игре.
— Ты специально проиграл мне сейчас?
— Нет, — детектив внимательно смотрит на фишки, анализируя свой проигрыш. — Это не была попытка получить твоё расположение или приободрить, как ты сейчас думаешь. И хочу добавить, больше я не проиграю.
— Пф. Если сможешь хотя бы уйти вничью, я подарю тебе что-нибудь ценное. Нет, не вещь. Ответ на вопрос будет достаточной мотивацией для тебя?
И так Хейзо засиделся в Тэнсюкаку до самой ночи, отыгрывая в го своё право обладать информацией. Это помогло ему избавится от груза чувств полностью, что даже для самого детектива было удивительно, ведь он всё это время провёл в компании Рэя, с которым до этого дня надеялся вообще никогда больше не видеться лично.
В любом случае, хатамото — это «доверенное лицо». Не тот же самый смысл, что вкладывается в «дружбу».
— Это последняя партия, и у нас ничья, — прохладно подводит итог соревнования Сиканоин. — Значит, ты должен ответить на один мой вопрос.
— Думаешь, я откажусь от своего слова? Нет, но сейчас я выслушивать твои вопросы не намерен. Приходи в другой день, тогда и поговорим. Ты и так отнял у меня много времени своими играми.
— Ты имеешь ввиду, что этой отсрочкой любезно предлагаешь мне как следует подумать над тем, что именно я хочу спросить и, дополнительно, надеешься на новый вечер посиделок с го и чаем. О, это очень...
— Пошёл вон!..
Рэй буквально за шкирку, как котёнка, выставил Хейзо из комнаты и захлопнул за его спиной сёдзи. Детектив лишь пожал плечами, слыша шорох свитков: кажется, Его Превосходительство решил сразу после развлечений заняться работой. Вдруг захотелось сказать что-нибудь вслух, чтобы оставить за собой последнее слово, но Сиканоин оборвался на полувздохе, заметив в галерее напротив того коридора, где стоял, ещё один знакомый силуэт.
Райден Эи.
«Нужно спросить её,» — все прочие мысли были отложены в сторону, стоило госпоже тэнно появиться. У детектива было множество вопросов к той, что застала падение Каэнрии, но никогда не находилось возможности задать их. Сейчас Хейзо не собирался упускать столь удачный момент и быстро прошёлся по коридору туда, где увидел императрицу.
— Эи-сама, — окликнул её Сиканоин, кланяясь. — Эи-сама, позвольте мне засвидетельствовать своё почтение к вам в этот чудесный вечер.
