Гань Юй не была профессиональным живописцем, но красоту Заоблачного Предела нельзя было скрыть даже за любительским художеством - пейзажи сами вырисовывались на листе, рождаясь под тонкой кистью. Это были изящные линии, точные детали и чувство непостижимого, коль кто-то из смертных взглянет на последний штрих, представляя себе божественный обитель.
Для людей земли Адептов были опасны, но многие желали вообразить эту картину у себя в голове, ныряя в омут фантазий и, хоть немного, но представить так званную ауру просветления. Не со стороны, а там, где ветер не скудно разгонял шелест листьев меж скалистых пиков. Где адептальная энергия была столь сильна, что обычный человек чувствовал это своей кожей, своим нутром, но все равно желал лицезреть дом своих защитников, даже если цена тому могла быть жизнь.
Ибо насколько красивы места в объятиях облаков - настолько они опасны.
Человеческое тело крайне уязвимо, словно хрусталь: одно неверное действие может привести к трещине, один неверный шаг может окончательно разрушить. На чьем-то теле оставались потертости жизни, на ком-то были видны необдуманные ошибки. Многие считают, что их тела куда прочней, и дух стоек перед адептальной энергией. Что они близки к божественным истокам, считая, что вот! Всего распахнуть крылья и привлечь на себя Небесный взор!
Но когда такие смельчаки приходили, считая себя гранеными алмазами, тем чаще их мечты разбивались подобно хрусталю.
Словно фанаты, не знающие страха, кто-то желала получить удачу на жизнь с благополучием, кто-то просто повидать тех, о ком рассказывают засыпающему ребенку. Однако было мало только чего-то желать - Предел тоже был своего рода испытанием, где требовалась сила тела, духа и воли, а также навыков полета.
Не зная каков фён обители Адептов - храбрецы добровольно отдавались во власть мощных потоков воздуха, становясь их игрушкой. Уставали, попадая в новую западню; парили в другую сторону и вновь уносились прочь. А коль даже листья уставали от этих игр, не укладываясь на какую-либо поверхность многие и многие минуты - то могло не хватить выносливости обычного человека.
— Ах~ — и передать столь игривый характер ветров Предела было крайне сложно.
Одно дело видеть перед собой цветок цинсинь, срисовывая плавные изгибы лепестков, и совсем другое передать то, что просто чувствуешь, замечая в движениях травы или в ветвях деревьев. Правильно передать свободу через лист, чтобы она не казалась искусственной. Дать человеку почувствовать недосягаемость этого места, его опасную, величественную красоту.
— Аххххх~ — но, Гань Юй не была художником.
Она отлично писала и читала, однако для того, чтобы вложить в рисунок чувства, а не простое виденье чего-то прекрасного - требовался опыт. Нельзя было переборщить, теряя основную суть, нельзя было намельчить, создавая пустышку. Нужен был баланс динамики, чувств, что появлялось спустя ни одну живопись.
Быть может, рисуй цилинь лишь для себя, за последний час не перевелось бы столько бумаги, но это было своего рода заданием. Хоть и второстепенным. Конечно у неё были удачные попытки, хранящиеся на предпоследних страницах объемного альбома, просто девушка не могла закончить именно с этой точкой пейзажа.
Уж больно сильно порывы ветра придавали цветкам цинсинь аппетитность.
— Ладно, все равно время подкрепиться, — она отложила кисть, выпрямляя колени и, потягиваясь, начала разминаться после долгой отсидки на верхушке горного пика.
Гань Юй было уже легче терпеть свой голод, явно видя результат своей жесткой диеты, но чтобы прямо отказаться от еды - она не могла. Поэтому недолго думая, срывая молоденький стебелек цинсиня, Адепт принялась хомячить. Именно хомячить. Никто ее не видел, потому срывать свой восторг не было смысла. Даже раздалось блаженное: "Мммм~", пока кто-то ее не окликнул. И ни кто-то там, а явный обладатель нового имени. И звали его Сяо!
— Кхе-кхе-кхе, — подавившись от неожиданности, быстро принявшись стряхивать со своего лица прилипшие лепестки цветка, Гань Юй задела свой альбом, который раскрылся. Не просто раскрылся, а стал новой игрушкой свободных ветров, что буквально подняли некоторые рисунки в воздух. Словно листики те закружились вокруг, пока бедный цилинь, с не менее красным лицом, принялась ловить плоды своих не очень удачных работ.
— П-подожди секунду, пожалуйста! Кхе... — постаралась та ровно крикнуть Яксе, прыгая вокруг словно горная козочка, ловя украденное и продолжая чуть покашливать.
Адепт не видела, как один из рисунков улетел в сторону Сяо, но зато смогла поймать те, что только взмыли около нее. Ловко и быстро, явно боясь потерять хоть один, девушка в спешке принялась укладывать рисунки обратно в альбом, засовывая тот в суму вместе канцелярией.
Она боялась их утерять, или боялась мнения Алатуса?
Было иронично, но оба варианта были верны. Гань Юй не знала, как Якса отреагирует на подобное искусство: положительно или отрицательно, осуждающе или одобряюще. Точнее, как не знала - догадывалась, потому так резво начала скатать, дабы глаза Адепта не смогли разобрать изображенные места.
— Я сейчас поднимусь! Нам поручили важное, совместное задание! — впопыхах объявила Гань Юй, перекидывая ремень сумки через плечо, подходя к краю склона.
Девушка смотрела вниз, выжидала словно притаившиеся кошка, резко набросившись на...резкий поток ветра. Она прыгнула, вовремя раскрыв свои крылья, и также быстро, с невероятной точностью, их закрыв, очень плавно приземлившись на ноги рядом с Яксом. Уроки Хранителя Облаков явно чувствовались в полетах цилиня, от чего она прекрасно знала где и как может появиться поток.
— Так, с чего начать... — девушка явно переживала по поводу случившегося, бегая взглядом где только можно, но не задерживая на самом Сяо. При этом не замечая, как на ее щеке остался один лепесток цинсиня, — Письмо. Я просила передать тебе письмо где-то неделю назад. Ты читал? — цилинь помнила, как передавала его одной из сильнейших Якс, надеясь быстрее встретиться с Адептом, — Я подумала, что ты, может быть, его не получил, поэтому написала новое. Тут все подробно расписано, — секретарь крайне быстро достала письмо из бокового кармана сумки, протянув его парню.
На белом листе, красивым почерком было написано другое имя Сяо: "Алатус", пока развернув то - можно было увидеть расписанную от начала и до конца бумагу.
— И...что-то произошло? — цилинь наконец смогла осмотреть Якса, замечая его "побитость", — Подожди, у меня мазь была, — уже с явным переживанием начала та, уже начиная копошиться в сумке.

Отредактировано Ganyu (2021-11-11 15:28:52)

— Хм~ — Гань Юй поднесла письмо к лицу, скрыв им свои уста. Выглядела она...очень загадочно: глаза были наполнены интересом, открытым любопытством и толикой не понимая, обращая все эти эмоции прямо на Якса. О чем она думала? Или что замышляла? Прочитать цилиня было крайне сложно - она давала окружающим то, что сама считала нужны, но сейчас явно не скрывала от паренька свою задумчивость. Письмо явно было не простое, неся в себе не только какую-то информацию, но и замысел. И своим поведением Якса явно удовлетворил построенный секретарем план, итог которого знала лишь сама Гань Юй.
— Помощь от других - не признак слабости, Сяо, а просьба помощи: лишь естественный социальный навык, — девушка наконец убрала письмо куда-то в сумку, достав вместо него маленькую стеклянную баночку, — Даже королям лекари помогают залечиться, или главе стаи зализать раны, — цилинь протянула мазь, — Тем более что это лекарство, когда-то давно, было дано от самого Властелина. Можешь быть уверен в его свойствах, — Гань Юй тепло улыбнулась парню, будто не заметив в его словах яд.
Для кого-то подобный тон морально нарезает на ленточки, улетучивая любое настроение вместе с желанием вести диалог. Для кого-то это неуважение к личности, из-за чего спокойствие сменялось на гнев, заставляя рычать подобно самому Яксу. Вот только цилини были слишком уравновешенными, добродушными и стойкими, потому негатив в их сторону отскакивал как шарик об стену, прилетая обратно - прямо к кинувшему собеседнику.
Конечно это не означало то, что секретарь не восприняла слова Сяо всерьез, - отнюдь, вполне их услышала и сделала свои выводы, просто они не изменили психологический фон девушки. Мнение о Яксе не колыхнулось ни в плохую сторону, ни в хорошую, ведь нельзя было судить того, чья жизнь началась не так уж и радужно. Она понимала и принимала такой характер Сяо, не судила и не жаловалось. Ей не нужно было его как-то менять, но нужно было донести суть. Научить.
— Послушай, — только вот что не говори о характере Якса - он все равно оставался сложный. Острый как его копье, раня не только тех, кто это заслужил, но и ближних своих, — Когда-нибудь, возможно, ты встретишь других Архонтов. Кто-то из них будет другом Властелина, кто-то врагом. Но с каждой личностью нужно...обходиться осторожно: где-то быть тверже, где-то мягче; с кем-то быть дружественней, с кем-то молчаливым. Тоже касается всех живых существ Ли Юэ. Не каждый заслуживает твоего ворчания, Сяо, и с некоторыми нужно быть сдержанней, ибо слова могут ранить сильнее копья, — краткая пауза дабы посмотреть на реакцию Адепта.
Точнее...даже секунды хватило на то, чтобы ее увидеть..и почувствовать. Это, кстати, был один единственный плюс Сяо - его следующие слова было крайне легко прочитать. Не зря говорят, что глаза - зеркало души.
— Он хочет помочь тебе, Алатус, потому не отказывайся от его чувств. Более того, как я поняла...ты не умеешь читать. Не беда, с этим я тоже помогу! Ты не представляешь какой у Властелина красивый почерк! Вот когда получишь от него письмо - будешь в таком восхищении! — цилинь отошла от бомбы замедленного действия на два шага назад, зовя того пойти за ней, — Если, конечно, ты уже морально готов к подобному просветлению и уверен в своих силах, — она ему улыбнулась, не скрывая в тексте открытого: "Сможешь ли ты, Якса, познать таинства? Или предпочтешь остаться неграмотным, прося кого-то зачитать тебе письма от самого Властелина?", пока Гань Юй ожидала нужного порыва ветра, стоя пряяяямо~ на краю.
Идеально для толчка, чтобы она полетела вниз...

Благо Гань Юй стояла к Сяо спиной. Благо он не видел ее лица, пока с его уст слетали слова согласия на учебу. Не мог лицезреть эту...можно сказать детскую радость, вызывавшую улыбку до самых ушей. Она буквально святилась, жмурясь подобно кошке, однако стараясь не подавать вида - мало ли это спугнет Якса.
Секретарь не думала, как Адепт на это решился - главное решился! - даже не предполагала какие у него крутились мысли в голове. Да что там, она бы просто отмахнулась от слов: "Он представлял, как тебе глаза выкалывает. Как кусок мяса с шеи отрывает", ведь мало было просто думать, когда счетчик тикает на действия.
Вот сделай Якса что-то плохое, переступив грань, тогда можно было призадуматься.
Сейчас же цилинь просто в него верила, как и верила в выбор Властелина Камня. Мудрость Рекса Ляписа не знает границ, когда холодный расчет не граничит с добродетельностью по отношению к прислужникам павших Архонтов, делая из Алатуса не обычного "выжившего". Его выбрали, начали обучать несмотря на дикость, хотя после войны дел было куда больше, нежели в другое время. Уделяли время и помогали привыкнуть к свободе, относясь уважительно, даже если он сам был готов выдернуть все перышки Хранителю Облаков.
Вот что что, но наставница Гань Юй бывает довольно...прямолинейна, от чего Сяо могло, как там у людей это называется...а, его могло закусить по этому поводу.
— Но, я рада, что он мне доверился, — это было достаточно для той, в чьих жилах течет кровь божественного зверя - благодетеля. Достаточно, чтобы скрасить день, и многочисленно, чтобы пережить любые нападки агрессии. Она и так их легко переживала, но теперь, когда Сяо последовал за ней, словив поток воздуха - ей казалось, что даже горящий дом не выбьет ее из колеи. Ну знаете, когда сидишь на табуретке, вокруг все горит, но ты говоришь: "Все в порядке, это просто Сяо играется".
— Если отстанешь - сразу говори! — но для начала, им нужно было добраться до места назначения.
Порывы ветра сегодня были не скудны, свободно подхватывая летящую пару ввысь и кидая им в лицо уже дымчатую прохладу. В этой области облака сгущались, скрывая нижний мир молочной пеленой, давая взор лишь на выбивающиеся вверх горы. Это были обители, и Гора Хулао почти всегда была в белом одеяле.
Большие куски янтаря блестели на свету, становясь притягательными для людского взора. Они были настолько красивы, дополняя насыщенный цвет листвы деревьев, настолько же и опасны, ведь почти в каждой из них таилась угроза. Маленькая и средняя, мизерная и огромная, - словно играешь в рулетку с самим Творцом Гор, чьи наскальные подсолнухи проросли для защиты обители.
Честно говоря, Гань Юй понимала причину сея действа. Тишина и покой, умиротворение и целостность, - Творец Гор принял данное решение ни из злых побуждений, или лишь бы насолить ворам или любопытным, а лишь для сохранения своего дома. Да, наскальный подсолнух может быть угрозой для жизни невиновного, однако Адепт Гор всегда следил за своими ловушками, наказывая тех, кто правда этого заслужил. Только Гань Юй никогда не интересовалась, что происходит с теми, кто по мнению Творца недостоин выйти из янтаря. И были ли такие...остаться в живом минерале, без еды, воды и свободы, гния внутри как словленный жук хищным растением... Слишком жестоко, поэтому цилинь по сей лень без понятия - поглощает ли подсолнух жизни, или все-таки после урока бедняка освобождается, когда жизнь одной ногой в могиле.
— С одной стороны, я почти не видела людей на Горе Хулао, пока проводила тут большую часть времени, — и она была права, ведь вид из ее рабочей зоны был направлен прямо на Пик Цинъюнь и Обитель Творца Гор, пока прямо, когда облака открывали вид, снизу виднелось Древо Подавление.
Это была безыменная гора, имя которой так и не дали, хотя на той имелись какие-то деревянные и каменные постройки. Когда-то они использовались по назначению, но стоило цилиню стать секретарем, все реже появляясь в Заоблачном пределе, — природа начала показывать свою силу, все больше съедая стихийной коррозией маленький, можно сказать больше человеческий, нежели божественный обитель. Да и обителям это не назовешь. Так, место для остановки или работы, каким оно в принципе и являлось, возможно со временем во все исчезнув без должного ухода от цилиня.
— Мы на месте, — с этими словами Гань Юй приземлилась рядом с небольшой верандой, внутри которой стоял стол с разложенными вещами. Уютно и минималистично, без какой-то роскоши или особых опознавательных знаков. Просто красивый, невероятный пейзаж, сильная, наполненная общей безмятежностью адептальная аура, исходящая сразу от двух соседних обителей и Древа подавления. Отличное место для работы - ты вроде в тишине, но внутри ничего не может расслабиться, поддерживая гнетущую, по началу отвлекающую атмосферу.
До тех пор, пока ветер не поиграется с листьями деревьев, собирая эту мелодию отовсюду, создавая одну песнь.
— Присаживайся, — девушка пригласила Якса присесть, пока сама откладывала сумку в сторону, заодно занявшись поиском нужного для учебы. Под ее ногами то и тело пару раз скрипнули деревянные половицы, как бы тонко намекая о своем износе. Более того, Сяо мог подумать, что как Адепт Гань Юй не заслужила ничего большего, получив непонятно что с горой без названия, но это было бы ошибочным мнением. Все-таки она цилинь, - зверь милосердия, доброты и кротости, даже если наполовину. Ей не нужны были обители, кой гавань его заменила, какого-то мирного существования вдалеке от людского мира. Быть может не сейчас, когда ее помощь нужна в новой организации, и не в прошлом, когда детство она проводила в объятиях крыльев Хранителя Облаков.
Коррозия веранды то лишь доказывала, показывая, что секретарю даже этот скромный подарок скоро не понадобится.
— Так, приступим, — ее руки положили на стол пару бамбуковых, сшитых книжек и свитков, пока перед Сяо появилось перо и тушечница. Зачем письменные принадлежности, если его будут только учить читать?
— Запоминать иероглифы будет легче, если сразу практиковать их написание. Ты сможешь не только читать, но и даже отвечать на письма...да и сразу тебе почерк подкорректируем, — на там девушка раскрыла свиток чуть дальше парня, - ему было все читаемо. Точнее....он видел какие-то элементы, из которых уже рождается целое слово, если не предложение, но те пока были для него непонятны.
— Пока я буду изготавливать туш - буду тебе по порядку произносить каждый элемент ключа, дабы ты воспринял их на сух, — цилинь начала снимать свои перчатки, под которыми скрывалась не столь идеальная кожа, как когда-то мог подумать Адепт.
На пальцах Гань Юй были еще на зажитые ранки, похожие на мозоли, пока где-то виднелись порезы от слишком быстрой, сумбурной работы над документами - ее это никак не смущало. Она этого толком не замечала, пока, не взявшись за брусок качественной туши - не почувствовала неприятное щипание, особенно когда пришлось растирать тот на каменной дощечке, создавая тягучую, почти как смола, туш.
С ее уст начали слетать написанные на пергаменте составные элементы, звуча крайне спокойно, четно и равномерно, поясняя как каждый может преобразовываться.

Отредактировано Ganyu (2021-11-22 14:44:14)

Было ожидаемо, что у Сяо появятся вопросы. Ему никогда не давали в руки кисть - если давали, то результата это не дало, - никогда не учили читать: его обучали убийству, смирению по отношению к хозяину и агрессии по отношению к неугодным. Хотели, чтобы его руки оставляли на белом листе лишь следы крови разных существ, а не красивые, сложённые в предложения иероглифы. Пытались слепить из него то, что было им угодно, сделав результат своих работ обычной тенью, собирающей мирские души.
Но Гань Юй не собиралась как-то менять новоиспеченного Якса. Влезать в его суть, меняя шестеренки как в изобретениях Хранителя Облаков, слепливая удобного снеговика. Она лишь хотела помочь ему что-то приобрести - научить чему-то помимо навыков убийства, которыми его обучали изо дня в день. Принять его таким, какой он есть, даже если тот, наверно, уже пару раз ее мысленно обозвал.
— Ты близок к правде, — потому ее голос звучал спокойно, понимающе. Будто она была готова к вопросам, готовясь ответить на них словесно, без какой либо агрессии по отношению к Алатусу.
Гань Юй вообще не понимала, как можно прибегать к физическому и психологическому насилию, ломая кого-то подобно травинке в угоду в свои желания - ей казалось это недопустимым. Да, не каждый согласен с твоим мнением, со сказанными словами, однако на то это и личность, чтобы отстаивать свою точку зрения с желаниями. Если Алатус психанет, решив, что письменная грамотность ему не нужна - цилинь не будет настаивать, хотя постарается показать положительные стороны.
Благо, кажется, Якша сам этого хочет.
— Дело в том, что  иероглифов очень много. Есть словари, в которых больше десяти тысяч иероглифов, и это только отдельные идеограммы. Также, из одного иероглифа мы можем взять несколько смыслов, а если рядом будет другой - мы вообще получим новое слово, — она отложила брусок, беря в руки чистый платок и принявшись стирать им с пальцев крошку.
— Смотри, эти ключи - простые иероглифические знаки, обладающие устойчивыми лексическими значениями, — Гань Юй указала в свиток, — Это базовые знаки письменности….солнце, небо, земля, огонь, ребёнок, женщина…  — она присела рядом с ним, попутно беря кисть в руки и проговаривая все основные, быстро запоминающиеся ключи в слух.
— Если мы возьмём….два дерева и огонь - у нас получится пожар. А если два одинаковых знака с обозначением «женщина» - спор. Три уже значит измена, — пучок кисти окунулся в туш, пока ручка идеально легла там, где родились мозоли.
Кончик чуть коснулся бумаги, оставляя на белом фоне красивые, ровные линии, в купе образовывая иероглифические знаки с новым смыслом. Они были очень похожи не те, что указывались в свитке, имея лишь чуть другую форму.
— А если мы возьмём иероглиф рта, и поместим туда человека, то получится слово «заключённый», — стоило девушке закончить писать, она глянула на Яксу и улыбнулась, показывая ему труды объединений нескольких ключей, — Конечно, есть ещё несколько правил, но для начала будет хорошо запомнить 214 ключей, которые выступают составной частью, — девушка уже собиралась протянуть кисть Алатусу, дабы он попробовал, но неожиданно остановилась, снова макнув кончик кисти в туш.
Секретарь снова начала что-то создавать на бумаге, с каждой секундой переставая скрывать свою радостную, буквально ощутимую ауру, что-то дописываясь Она чуть пододвинула свиток к демону, чтобы он лучше разглядел.
— Это имя, данное тебе Властелином Камня, Сяо. Ты знаешь, что оно обозначает? — глаза цилиня с любопытством глядели на демона, но в них не было ни злобы, ни осуждения за возможное не знание. Наоборот - девушка искренне хотела ему помочь, лишь добродушно в ответ улыбаясь.
— Одинокий демон, живущий в горах, — она протянула ему кисть, — Хочешь попробовать его написать? — повисла неловкая пауза, — Если ты не успеваешь за моей учебой, я могу не так сильно торопиться….

Отредактировано Ganyu (2021-12-05 13:58:10)

Она смотрела на него миролюбиво и беззлобно, с улыбкой, являющейся отражением светлых чувств, что родились в результате совместной учебы: он учился читать написанное на листе, пока девушка все сильней понимала и привыкала к обществу Яксы.
Он ее слушал, и это радовало тихую, робкую душу цилиня, от чего та даже не заметила треск стола - ее внимание было всецело приковано к собеседнику, из-за чего лишь глаза увидели перемены в мимике Адепта. А после - тишину на его устах, что сжались в тонкую полосочку, рождая необычное, неприятное молчание, совсем отличающееся от того, которое бывает в результате расслабленного состояния.
Что-то явно изменилось, и Гань Юй это чувствовала на уровне эмпатии. Примечала в общей ауре, пока легкость сменялась на напряжение - точно таким, какое питало мышцы демона силой, заставляя стол издавать жалобные, хрустящие звуки под руками. Этот звук был единственным, что было между ними. Будто трещинами покрывался не бамбуковая столешница, а то хрупкое взаимопонимание, что, не успев окрепнуть, начало рушиться.
Ей нужно было что-то сказать. Попробовать развеять тяжелую дымку, начавшей сковывать тело Яксы, но она боялась. Боялась сделать только хуже. Она была виновата в том, что не уследила за своей речью. Сказала...лишнее. Обыденное, как бывает при учебе с обычным, человеческим ребенком, но больное для бессмертного существа, чье сердце - подобно ситу - в колотых ранах.
Она просто расслабилась, стоило услышать заинтересованность. Потеряла бдительность, от чего удар по руке был более чем заслуженным, но больным до самой глубины души. Боль та была от собственной глупости, что позволила ей не уследить за своими словами, ставшими подобно топору: лезвие его было остро, одним ударом разрушив спокойствие, сменившись страхом сделать Адепту только хуже.
— Сяо... — но ее уже не слышали. Ее голос был слишком тих, чтобы добраться до затуманившегося разума, угаснув средь резкого удара деревянного стула об пол, пока листы с бумажным шуршанием ловил неприкаянный ветер, запоздало приземляя те после стола. Но цвет рисовой бумаги, что устелил половицы, не был идеальным. Иероглифы, что были успешно созданы - разрушены. Подобно крови, чьи капли спадали грязной дорожкой, туш еще больше омрачила родившейся беспорядок, на веки оставаясь в дереве черными следами. Впитываясь, разрушая общий вид, оглашая - будто метки на коже - ужасное событие.
И оно было правда ужасным.
Цилинь, являясь крайне сильным эмпатом, каждой клеточкой чувствовала шквал исходящих от Адепта эмоций, который граничил с безумием: не замечал кого-то рядом, ни слышал слов успокоения, наслаждаясь бумагой, которая так легко рвалась в его руках...
Может, он представлял, как уничтожает руками секретаря...?
Эту мысль Гань Юй каждый раз перекрывала другими, перешагивая упавшие свитки и собираясь подойти. Ей не раз говорили, что нельзя приближаться к опасным, и уж тем более к обезумевшим зверям. Что лишняя храбрость - обычная глупость, а она недозволительна для Адепта. Что зверь остается зверем, и лучше не протягивать к нему руки.
Однако, она не хотела такого определения для Алатуса. Она верила в то, что это не так, точно так же как  верила в самого демона, чье стремление забыть прошлую жизнь не нужно было оглашать словами - это и так было видно. Она могла его просто оставить, ожидая, пока он сам придет в себя. Дать окунуться в эту пучину прошлого, позволяя снова стать вестником смерти и безумия, под ногтями которого не иссыхает кровь. Просто последовать человеческим инстинктам, которые цилинь так усердно пыталась игнорировать.
Быть может, она снова делает ошибку, подходя и неправильно выражаясь. Возможно будет больно, но она не могла стоять в стороне: не тогда, когда кому-то плохо, даже если ей станет хуже.
Потому она делая шаг и произносит его имя, пока до него не приходит осознание, а листы не выпадают из рук.
— Все нормально, любой беспорядок можно убрать, — она видит его удивление, пока глаза цвета золота в непонимании оглядываются. Видит также его ужас, который он сразу пытается скрыть, от чего девушка уже не приближается - это будет лишнее.  Даже глаза отводит в сторону пейзажа Заоблачного Предела, дабы ему не было тяжело от ее взгляда.
— Все равно это место красит возможность насладиться здешними видами, а не внутренняя обстановка, — старается развеять тяжесть в воздухе, дабы стало легче дышать. Пытается говорить легко, с открытыми чувствами, дабы он знал - никто не злится и не в обиде.
Хотя, его слова задевают ранимую душу цилиня.
— Нужно...преодолевать свои страхи. Не бояться преград: они делают нас сильнее, теми, кто мы есть, пока с помощью учебы можем стать тем, кем хотим, — ее колени сгибаются, давая возможность присесть и осмотреть пол. Глаза не обманули, и рука потянулась в сторону, — И только от нас зависит, сможем ли мы чего-то достичь, — она подбирает и протягивает Сяо одну из немногих книг, созданных с помощью печатных досок и оттисков.
— Я верю, что ты хорошо меня слушал и при помощи этого сможешь сам обучиться.
Рука болела, но болело что-то еще. То, что было неприятней физической боли, от чего цилинь спокойно могла протянуть Адепту книгу, пока внутри она повторяла: "Осторожней....я должна быть осторожна в своих словах, чтобы не сделать ему больно...", впечатывая в памяти на долгие века.

Грустила ли цилинь из-за испорченные свитков? В них хранилась информация, что рождалась из-под кисти усидчивых писателей, что легкими движением руки оставляли на бумаге тонкие линии иероглифов. Складывали их в слово, а после - в целое предложение, стараясь донести информацию так же чисто, как холст без помарок и грязных следов от чернил. Вложить в свиток знания, чтобы те сохранились на многие-многие века, передаваясь в руки желающих постичь письменность. Это был труд ни одного человека, и это были часы не одного пролетевшего дня, из-за чего Гань Юй правда было...немного грустно. Она знала ценность времени, хотя сама была долгожителем - видела, как коротка бывает человеческая жизнь. Как мало дается лет для осуществления заветных целей. Как не успевали закончить дело своей жизни, или наоборот, успевали, но грязли в своих...эмоциях? Гань Юй многого еще не понимала, однако она знала - нужно уважительно относиться к чужому труду, ведь любое дело требует вложений времени, сил, а иногда и здоровья. Благие цели, которые были достигнуты, но уничтожены руками других, не могли не вызывать печаль, однако цилинь понимала нечто большее - труды писателей не пройдут зря. Их труды в виде знаний отпечатаются в памяти, послужив благим делом. Будут служить до конца дней, пока срок жизни Священный Зверей крайне длителен.
Быть может не сейчас, но Сяо сможет прочитать любую письменность, руководствуясь теми не многими знаниями, что цилинь успела огласить. Когда нибудь, но не сейчас. Нельзя было торопить или заставлять, ведь перед тем, как чему-то научиться, нужно самому на это решиться и согласиться. Разрешить чужим познаниям обновить немногие понятия в голове, научить. Нельзя было чему-то научить силой....нет, не так: можно надавить, достигнув своих целей, однако в чем тогда будет смысл, не будь это добровольно?
Она хотела, чтобы Сяо был готов к этому. Чтобы сам принял решение, которое никто не в праве у него отбирать.
Как и его волю, желания, чувства.... Он должен сам решить, кем желает стать: чудовищем или просветленным. Решить, брать книгу, или исчезнуть, заявив о своих мотивах все это прекратить.
И он взял.
Грубо и резко, но благо пальцы цилиня не сильно сжимали книгу, от чего она без промедлений оказалась в руке Адепта. Быстро, с таким же рывком, на месте демона раздался всполох: яркие осколки цвета бирюзы будто треснули силуэт Яксы, с темной дымкой укутав его тело скверной и перемещая в другое место. Лишили помещение нового гостя, дав одиночеству тишиной наполнить небольшую веранду. Теперь тут одна Гань Юй.
Она все также сидела на полу, но взгляд теперь внимательно осматривал происходящее на деревянных половицах - быть может, что-то еще можно спасти. Некоторые свитки пострадали слишком сильно, окрасив рисовую бумагу уродливыми, жирными пятнами, некоторые были не так повреждены, но многое написанное в них утеряло свою суть. Восстановить такие было легче, ибо память цилиня запоминала слишком многое и в точных деталях, что позволяло вдохнуть оригинальную, но от другого автора жизнь - она отличалась от первоначальной, но так это позволит чужим трудам прожить чуть больше.
Однако, что тогда делать с теми, что оставили внутри себя лишь разборчивые клочки?
Гань Юй не хотела изменять чужие воплощённые в учения мысли, меняя их под свой лад, но по-другому восстанавливать каждый свиток и книгу будет слишком долго. Она и так слишком редко берет выходные, чаще выходя на них по чужим указаниям - когда часы работы в два раза превышают норму - потому и свободного времени на идентичную переделку практически нет. Оставить как есть? Другой любой так бы и поступил, ведь учебной литературы с каждым годом все больше. Одним меньше, другим больше, так вроде говорят?
От одной этой мысли становилось не по себе.
— Ах~
Она не жалела, что привела сюда Сяо. Не боялась возможных проблем, в какой-то мере заранее морально к ним подготовившись. Не думала о появившейся работе как-то плохо, лишь продумывая план их выполнения. Наоборот, цилинь даже ощущала некую...радость? Отвлекшись от мыслей, она не сразу заметила, как с ее губ не спадает еле уловимая улыбка, пока в сердце тихо теплятся светлые эмоции. Ей было приятно осознавать, что Алатус решился на такой поступок. Не просто пришел, согласившись на учебу, но даже после порыва гнева не заглушил это желание, взяв книгу. Он решился и захотел, от чего цилинь будто забыла (хотя она мало что забывает) порчу литературного имущества. Как будто дети, читая книгу, не псих...
— Не слишком ли я сложную книгу ему дала...?
Осознание снизошло до нее как гром среди ясного неба, от чего только собранные бумаги вновь оказались на полу.
— Что за книгу я ему дала?!
Конечно она знала, какую конкретно протянула. Прекрасно помнила - лучше бы забыла! - от чего становилось только хуже. На лицо просто упала тень, пока ладони, будто при головной боли, схватились за голову.
— Чем я только думала... — помещение начало наполняться тихим хныканьем, пока она, согнувшись, приземлилась на пол лбом с характерным звуком. Благо половицы были деревянные, а не каменные, от чего было не столь больно.
— Спокойно...сначала нужно решить проблему....Какую из?! Первую, решим сначала первую... — голова медленно поднимается и....глаза цилиня видят тушю. Нет, не так. Она чувствует, как нечто жидкое начало стекать с ее лба, точно также капельно спускаясь по волосам.
— Нееееее! — быстрые затеры рукой.
— НЕЕЕЕЕЕЕТ! —осознание, что она только размазала.
— НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ! — молниеносное поднятие на ноги, столь же широкий шаг прямо на лист бумаги.
И темнота.
Точно неизвестно, сколько Гань Юй пролежала прямо посередине веранды. Организм, подобно плохому, не понимающему существу шуток, воспринял отключение сознания как приглашение отоспаться за все сверхурочные часы. Именно поэтому, когда глаза цилиня открылись, вместо дня она увидела ночь - по началу ей казалось, что она все еще спит. Или что у нее проблемы со зрением, однако ночь оказалась и правда реальной. Она поняла это по прохладе, что касалась тела, ведь в Пределе ветра заставляли падать температуру куда резвей, чем в Гавани. Потом убедилась по звездам, которые она после смогла разглядеть - в глазах правда будто стояла пелена, пока боль от затылка будто затрагивала своей болезненностью мысли.
Гань Юй даже не сразу поняла, как она тут оказалась. Грузилась крайне долго, с натяжкой, пытаясь вернуть ясность в голове, попутно пытаясь подняться. Каждое движение давалось тяжело, от чего она, словно неваляшка, облокотилась на...что-то. В темноте было сложно разобрать, особенно когда ты будто не от мира всего.
Лишь спустя пять минут девушка наконец осознала - то был перевернутый стол. Ее руки четко его нащупали, используя как опору дабы подняться на ноги.
— Это...сегодняшняя ночь, или уже следующим числом? — взгляд пытается посмотреть на луну, но стоит опрокинуть голову, как новая волна боли заставляет вернуть прошлое положение.
Секретарь чувствовала по "внутренним" часам длительность своего сна, но не могла полностью отфильтровать информацию. Она лишь зашла внутрь дома, где-то укромно приземлилась и...снова заснула. Ей очень этого хотелось, ибо сон своего рода был возможностью восстановиться, однако последующее пробуждение было неожиданным, ведь оно произошло под приход Хранителя Облаков.
Зная, что не стоит пререкаться со своим учителем, Гань Юй могла лишь согласиться на курс: "Выздоровления Адепта", когда наставница, застав ситуацию в маленьком домике, отыскав цилиня больную (на голову) с грязной мордашкой и пыльном угле - заставила задержаться в Пределе. Сама же секретарь была уверена, что одного дня вполне хватит, ведь ее адептальная энергия лечит и ее саму, но воля Хранителя была непоколебима.
Ей пришлось остаться...на один день, на два, на три. Заняться делами вне организации Цисин, разобрав беспорядок в маленьком обители и заняться собой - из-за долгого лежания в туши мягкие волосы девушки буквально окрасились в черный, из-за чего от длины пришлось заметно избавиться. Это не особо цепляло, ведь это просто волосы, десятый раз за век отрастут, но вот повязка на голове мешала - ее приходилось часто поправлять, особенно когда Гань Юй наклоняла голову для письма.
— Если не ошибаясь, то там была довольно сложная трактовка... — и писала она много. Дабы не сидеть без дела, иногда отчитываясь о своем здоровье перед учителем, секретарь плотно занялась испорченными свитками. Не так продуктивно - изредка чувствуя головную боль - она принялась воплощать свою идею.
Цилинь помнила, что дала Сяо довольно сложную книгу. Несмотря на то, что она верила в Адепта, обучение по такой литературе в одиночестве дело слишком...тяжелое и почти невыполнимое, от чего она решила создать нечто новое. Из того, что было им испорчено, сотворить новое и полезнее. Куда более легкое в ее интерпретации, но не теряющее замыслы и мысли всех авторов. Только было немного тяжело - мысли иногда путались, заставляя прерываться.
Вот и сейчас такое случилось, заставив девушку буквально отодвинуть книгу с последним, но еще не дописанным листом в сторону.  Она буквально легка на стол, сложив руки и окунув в образовавшуюся ямку лицо, закрыв глаза. Привыкнув работать до самой глубокой ночи, секретарь не чувствовала порывы сна, но явно ощущала нужду отдохнуть. В тишине думалось куда лучше, пока свеча на столе потухла от дуновения ветра, омрачив помещение. Гань Юй этого не видела - была в таком положении, в котором обычно спят и препятствуют баррикадам из рук мешать постороннему свету, однако, спустя минут пять, ясно услышала скрип двери.
— Это....учитель? Снова пришла меня проведать... — она не двигалась, размышляя, — ...у меня повязка снова сползла, и я не выпила ее настойку... От нее уже весь домик пахнет как жилище травника или лекаря, — и цилинь поднимает голову, чувствуя, что лучше поговорить сейчас, чем завтра.

Отредактировано Ganyu (2022-01-31 07:06:59)

Она подняла свои голову, ожидая увидеть в дверном проеме величественную фигуру журавля. Встретиться с гордым взглядом, сразу завязав с привычным собеседником диалог. Извиниться за свое безалаберное отношение к здоровью, быть может после поговорив о чем-то умном: может о книгах, или механизмах...с Хранителем Облаков не поговоришь о людях - отношение Адепта отличалось от ее. Да и в целом в Заоблачном Пределе почти не сыскать тех, кто мог тепло поговорить о человеческом бытие. Разъяснить тонкости, а не лежащее сверху голые факты, ведь Адептам и людям сложно понять сути друг друга. Особенно пока в Гавани разливается шум и гам, а Священным Зверям лестней находиться в тишине и одиночестве.
Именно поэтому Гань Юй была крайне удивлена, заменив в проеме именно Сяо.
Это же был он? Глаза цилиня чуть сузились, пытаясь четче различить виднеющийся силуэт, что обрамленный сумерками ловил рассеянный свет от свеч. Пыталась точно определить, не кажется ли ей, не воображения ли игра, ведь мысли часто затрагивали этого Яксу - она переживала за него, ибо по ее инициативе случилось то, что случилось. Хотела как-то помочь, ибо ей казалось, что ему нужна была поддержка. Ни жалость или сочувствие, а именно поддержка, которую он сам никогда не попросит.
И была ли Гань Юй той, кто мог дать ему нужное?
И не вообразила она это себе...?
У нее было много вопросов, спросить которые она не могла - предполагала отсутствие ответа. Боялась спросить лишнее, задев открытые, душевные раны, сделав только хуже. Уже сказала то, что не должна была....лучше бы привела в пример котиков, а не человека и девушек!
Даже запаздывала с приветствием, лишь тепло и миролюбиво улыбнувшись, намекая, что Сяо рады тут видеть. На самом деле так оно и было, будто пару дней назад он не устроил тут погром. Его, кстати, не было: полы, несмотря на не отмывшиеся пятна чернил, были чистые, пока на деревянных половицах не было и кусочка разорванной бумаги. Словно ничего и не было, пока черные кляксы сливались с падающими на пол тенями.
Ей лишь оставалось произнести заветные слова, поздороваться с Сяо надлежащим образом, однако стоило приоткрыть рот в желании заговорить - Якса начинает первым. Говорит он о возвращении книги, хотя цилинь даже не предполагала этого, воображая, что если та не послужит ему первоначальной целью, то станет опорой для ножки стола... Нет-нет, она не хотела думать о нем плохо! Наоборот была лучшего мнения несмотря на его едкие высказывания, просто...делала предположения, что могло стать с книгой не имей она для Алатуса хоть какой-то пользы. Все-таки она сказала лишнее, из-за чего Якса мог перечеркнуть любые возможности ее отдать.
Но не перечеркнул и даже сам пришел. Он не обижается? Не держит зла? Будет с ней общаться и....
— Ой! — отрывается от своих мыслей, машинально ловя книгу руками, дабы она не повредила ни деревянные дощечки, ни стол. Ловит обеими ладошками, несколько удивленно смотря на корешок и переводя взгляд обратно на Адепта.
Гань Юй не знала, что сказать. Точнее подбирала слова, явно сбившись столку. Она робка начала переводить взгляд то на книгу, то на него, пока не поняла последующие намерения незваного гостя.
— Сяо, постой, пожалуйста! — резко подскакивает со своего места, тут же хватаясь одной рукой за голову и жмурясь - пульсирующая боль тут же отозвалась в районе затылка, нагнав некую мутность и спутанность. Захотелось сесть обратно, дабы попробовать по новой, чуть медленней, но Гань Юй лишь болезненность открыла глаза и постаралась ровно обойти свой стол, попутно примостив возвращенную книгу где-то по пути.
— Я....предполагала, что она будет сложной. Не совсем для одиночного обучения, ибо на половине уже целые предложения, — она берет со стола уже другую рукопись, довольно похожую на ту, что Сяо ей вернул, но явно только недавно сделанной и куда толще, — Я только ее закончила. В ней все те знания, что успели сохраниться в свитках и в моей памяти. Теперь это...нечто новое, лучшее, состоящее из нескольких познаний. Появившееся из того, что было, несмотря на испорченность переродившись в нечто неординарное и особенное, — глаза вглядывались в бамбуковую обложку, на которой так и ничего не было написано.
— Я думала написать на ней твое имя, но потом подумала, что это может быть странно с моей стороны, хах~ — с ее уст слетел робкий, тихий смех, пока руки послушно протянули книгу.
— Прости меня, что я дала тебе не то что нужно было. Это моя ошибка... — в голосе отчетливо были слышны нотки раскаяния, — Но вот эта книга олицетворение нечто большего, и в ней ты должен разобраться. Один, без чьей либо помощи научиться самому....если ты простишь мою ошибку, то возьми ее, пожалуйста...

Отредактировано Ganyu (2022-02-20 16:33:55)