— Если бы всё было так просто, я бы не счёл этот разговор достойным существования, — Рэй качает головой. — Нет никаких «или», о которых ты рассуждаешь, Моракс. То, что ты разделяешь, на самом деле неразделимо.
Всё то, о чём говорил сейчас Властелин камня, было уже пройденным этапом. Ну, кроме варианта всё-таки убить человека, хотя будет ложью сказать, что Рэй не пытался. С другой стороны, это всё было как бы в прошлой жизни. А сейчас, став сёгуном, стоит искать более дальновидные, мудрые и изящные решения даже таких выводящих из себя проблем.
— Не то, чтобы мне было дело до того, как кто-то рискует жизнью, — Наруками Кансэй смотрит на чашку, но в руки её всё ещё не берёт. — Люди без того недолго живут... да ты знаешь! Глупые, слабые, жалкие смертные.
Это звучало, до сих пор звучало огромной претензией ко всему человечеству, пускай уже в этой обиде не было слышно слёз, только принятие и смирение. Вечность может объять мимолётное, может принять его, может постичь, но может ли Вечность, оставаясь собой, так легко смириться с тем, что любой прекрасный миг существует лишь в краткий момент?
— Весна придёт за весной, и сакура вновь облачится в свой цветочный наряд, — мрачно объясняет свою позицию электро архонт. — А человек умрёт один раз и навсегда. Это раздражает сильнее, чем сварить рис и случайно перевернуть всю кастрюлю на пол.
Рэй однажды, очень давно, уже попадал в эту неприятную ситуацию. Сначала ту, где он уронил рис, который готовил для всего дома Нивы, а потом уже оказался там, где никакого Хисахидэ нет, потому что он умер. Рис больше кукла не роняет с плиты, а вот с людьми ситуацию никак изменить не получится. И никогда не получится. Вечность может лишь наблюдать за тем, как во Времени разгораются эти мимолётные яркие вспышки и сразу же угасают.
И запоминать их.
— Но я о другом. Допустим, со зла я лишу человека жизни. Или проявлю доброту и оставлю его невредимым, — сёгун Райден поворачивается, чтобы взглянуть на поддельные звёзды, как будто в них можно прочитать ответ на все эти вопросы. — Это всё судьба человеческая. А что ты будешь делать с тем, кто свою судьбу отрицает?
Где-то там, далеко-далеко, в небе крохотной точкой висел летающий остров Селестии, на котором новый электро архонт никогда не бывал. Тем не менее, он знал правила, которые она навязывает, и знал о границах, которые чертит Небесный Порядок. Как знал и о том, что он уже давно спит, словно бы потеряв интерес к истории этого мира.
— Что ты, Моракс, — Рэй вновь смотрит на своего гостя, — сделал бы, глядя на такое?
Не то злость закипает, не то руки на рукоять клинка опускаются, не то хочется просто отмахнуться. А потом приходит осознание: нет, не хочется. А чего хочется? Запрещать? Удобно так делать, когда сам меньше всего зависишь от прописных истин Порядка. Просто налагать вето, когда сам знаешь больше других.
Но нужно ли другим знать то, что сокрыто?
— Я вот злюсь, — честно отвечает сёгун на свой вопрос. — Не потому, что беспокоюсь, как ты сейчас думаешь. Что мне разруха в стране или мире, если я их уже видел? Что мне смерть того, кто всё равно умрёт раньше, чем мог бы? Но я ведь знаю, чем это кончится. И я это навсегда запомню. Потому что я...
Вновь пальцы сжимаются, но уже не в кулаки, а стискивают край чайного столика, и трещит под ними дерево, не перенося на себе божественных эмоций. Дорогой лакированный стол сминается, точно был сделан не из цельного куска древесины, а из опилок и клея.
— ...всё запомню. Ты вот забудешь, — пронзительный яркий взгляд на этих словах лишён обиды, но в нём есть тихое горе того, кто это принял, но ещё не успел до конца смириться. — Все забудут или умрут. Кроме меня.