- Выбери любую карту, - предлагает Лини, протягивая девушке колоду. - Да, вообще любую. Я не смотрю, не подглядываю!~
Подмигнув ей с нежной улыбкой, иллюзионист картинным жестом закрывает глаза руками, а его случайная помощница, отчего-то сильно страше обычного возраста для желающих выйти на сцену, легко покраснев, начинает перебирать карты.
- Мадмуазель уже выбрала? Чудесно. Тогда запомни хорошенько эту карту и покажи её остальным... - выждав секунды три, Лини спешит забрать карты у девушки. Пользуясь случаем, он намеренно делает шаг чуть шире и оказывается немного ближе чем нужно, устанавливая с ней зрительный контакт и вновь заставляя смутиться. Этот маленький трюк позволяет забрать колоду именно в том виде, в каком надо самому Лини и не оставить никаких подозрений ни у помощницы, ни у зрителей.
- А теперь я найду эту карту в колоде, смотрите внимательно, - фокусник перетасовывает карты, а потом разводит руки в стороны широким жестом и они лентой текут из одной ладони в другую. Лини щёлкает пальцами и одна из карт словно бы выскакивает из этого потока, а остальные исчезают в облаке дыма.
- Кажется, это твоё, мадмуазель, - нежно мурлычет иллюзионист, вкладывая в руку девушки карту, словно это была не простая картонка с рисунком, а нечто более интимное и сокровенное. Обходит её кругом, едва касаясь кончиками пальцев плеч, совершенно довольный и невероятно самоуверенный, готовый к настоящему триумфу.
- Э-эм... п-простите... - помощница рассеянно поднимает взгляд от карты в своих руках на Лини, краснея и бледнея одновременно, с неловкой улыбкой паники на лице. - Но... это не... не та карта.
И после этих слов воцарилось молчание, гробовая тишина на миг, а после - горестный вздох. Иллюзионист, стараясь держать лицо (получалось так себе, сказать честно), всплеснул руками и выхватил карту, приглядываясь к ней.
- Как не так? То есть, «не та?» - Лини в подступающей панике оглядывает зрителей и мечется по сцене, показывая всем карту. - Точно не та? Прямо вот определённо? Совсем не та? Но этого не может быть... постойте...
Помахав толпе рукой и закусив нижнюю губу, юноша хмуро посмотрел на карту и потёр её пальцами, словно желая стереть неправильную масть. Затем подул и потряс карту, смахивая с неё невидимую пыль, а потом снова показал зрителям.
- А теперь правильно?.. Ну вот, я же говорил, что с картой всё в порядке! Фух, а я уж было запаниковал, что моя магия не работает, - после он превратил карту в цветок, который подарил своей ассистентке, и окончил сегодняшнее выступление.

Немного времени потратить на общение со зрителями после, сказать им пару слов, принять подарки и цветы, а потом начать собираться - обычный и приятный финал рабочего вечера! Равзе что цветы... розы, именно розы, не радужные, Лини не очень любил. Если Линетт в целом не жаловала сильные запахи, то он сам просто чувствовал какое-то удушение и тошноту от аромата роз. Хорошо, что она была всего одна!
Юноша взял цветок в руки и задумался о том, что с ним сделать. Выбрасывать знак внимания от зрителей ему казалось кощунственным поступком, но она пахла так сильно... даже как-то чересчур. Подошедшая Линетт тоже чихнула от запаха, и как-то неловко подняла руку при этом, прикрывая лицо и одновременно выбивая цветок из руки Лини. Роза упала на пол и оттуда вывалилась маленькая бумажка. Это не особенно удивило близнецов, ведь в Фонтейне нередко передавали послания с букетами, но всё-таки обычно записка крепилась к стеблю на ленте, а не пряталась в соцветии.
Линетт молча присела, подняла бумажку и сунула в руки Лини, а тот принялся читать вслух - в гримёрке никого не было в столь поздний час.
Остаток ночи близнецы провели за обсуждением этого послания и своих дальнейших действий. Было решено проверить, что за экстравагантный способ знакомства, но подготовиться к возможным сюрпризам. Всё же эта записка явно обращалась не к легендарному магическому дуэту, а к фатуи из Дома.
- Роза ещё эта, - Лини вертит цветок в руках, а потом на всякий случай смотрит на него элементальным зрением. Она очень выделалась на фоне других цветов, но горела точно так же, как и любое другое растение. - Значит так, Линетт. Я пойду туда один, а вы с Фремине прикрываете. У меня есть время продумать наши действия до даты визита, я прикину ходы на случай неожиданных... происшествий.

В обозначенный таинственным незнакомцем вечер Лини вышел на улицы Ли Юэ один. Он попрощался на выходе с Линетт и Фремине, сказав им, что хочет пройтись и выбрать сувениры, и действительно немного прогулялся по торговым рядам, однако ничего не покупал, лишь присматривался. Высмотрев наконец то, что хотел увидеть - знакомые цветы с удушающим запахом, юноша отправился по их следу.
«Пристань, значит. Очень хорошо,» - бегло осмотревшись, Лини пошёл дальше, к чайной. Его вариант встречи у моря очень устраивал - тут было много маленьких домиков с пологими крышами, на которых Линетт будет очень удобно следить за происходящим из тени. Одну сторону занимает вода, то есть просматривать пути возможного нападения или отступления удобно, к тому же... стихия Фремине - море. Выбор этого места для встречи даёт Дому лишь вдвое больше очков. Пускай они заранее ничего не знали, Фреми всегда берёт с собой снаряжение.
Сам Лини же шёл спокойно и не скрываясь - где уж там скрыться от взглядов фонтейнцу в цилиндре, плаще и при трости на рыбацком причале в Ли Юэ? Сжимая набалдашник в виде стеклянного котёнка в руках с силой от тревоги и неизвестности, он неловко зашёл в чайную и замялся на входе, осматриваясь, как только может это сделать нелепый иностранец, едва понимающий, куда его занесло.
«Ну и дыра,» - оценил выбор места Лини и наконец нашёл взглядом нужного ему человека. Неторопливо, как модель по подиуму, подошёл, ненавязчиво осматриваясь - все эти люди вокруг просто посетители или подельники? Нужно меньше думать об этом и вести себя уверенно. Быть готовым к чему угодно.
- Дивный вечер, - иллюзионист с улыбкой приподнимает цилиндр в знак приветствия. - Хорошо подходит для эксклюзивных встреч с фанатами.

Как человек сцены, Лини знал кое-что о гриме. Обычно он используется для роли, под обильным светом софитов, и служит цели скрыть ненужное, вывернуть наизнанку, изменить до неузнаваемости. В иллюзиях нередко нужно прибегать к гриму, как к маскировке реальности.
И, как юноша из богемной тусовкии Фонтейна, Лини немало знал о макияже. Он, в отличие от грима, служил скорее цели подчеркнуть всё хорошее, выделить, как следует продать того, кто за собой следит. Макияж обычно старался быть не слишком заметным и естественным, нечто вроде дополнения к наряду, парфюму и украшениям.

Девушка напротив Лини была загримирована, как он мог судить. В проститутку. Очень старательно и с творческим подходом к делу, но уж не фокуснику обманываться иллюзиями - особа напротив играла роль под слоем грима, а не была тем, кем хотела казаться. Он же, напротив, был в макияже - самого себя, великого иллюзиониста Лини, который вообще чёрт знает что забыл в этой убогой чайной, да ещё и с такой собеседницей. Очень неуместное место и абсурдный разговор, особенно учитывая, что юноша ожидал к себе обращения как к фатуи. Но хорошо, но ладно, начнём представление с этой ноты, раз дама просит. Пусть дама и... немного необычная. Но у всех свои причуды.

И Лини улыбнулся сладчайшей улыбкой того самого вора девичьих сердечек, со всей сценической отдачей и искренностью, сам себя заставив верить, что девушка в своих комплиментах честна и в самом деле им восхищена, и что она хочет внимания маэстро больше всего остального. Лини подался вперёд и осторожно взял руки своей «фанатки» в свои, заглянул ей в глаза, с расслабленной и по-кошачьи лукавой улыбкой самого самоуверенного парня в Тейвате.

- Настоящим кошмаром для меня сейчас будет остаться в неведении, что за милая особа так тревожится обо мне, - негромко, интимно и доверительно. Раз уж собеседница нарядилась в девушку с низкой социальной ответственностью, то от такого обращения не должна ни смутиться, ни удивиться. Но Лини всё равно следил за её мимикой, пусть и неявной из-за слоя косметики, обращал внимание на взгляд и на пульс, потому что всё ещё держал её запястье в своей ладони.

- Мон шери, ты так встревожена, но что за печали в твоей милой голове здесь, рядом со мной? Позволь мне развеять все плохие мысли, - с мановением руки Лини волшебным образом в руках девушки появляется яркая лакированная карта с игриво подмигивающим Росселандом. Конкретно эта карта была необычной, потому что использовалась не совсем для фокусов... ну, или для них, тут как посмотреть. Интересно, насколько быстро собеседница поймёт, что это не картонка, а боевой инструмент? Лини не беспокоился, отдавая в руки постороннему столь опасную вещь: чтобы верно использовать настолько экзотическое оружие, нужно очень много тренироваться.

- Просто расскажи этому котёнку, что тебя тревожит, - продолжает Лини, не уточняя впрочем, какому именно котёнку, сидящему напротив или нарисованному на карте, стоит что-либо рассказывать. - Тебя кто-то обидел и ты думаешь, что они могут обидеть и меня? А точно ли получится? Давай проверим это... на практике.

Охотно приняв предложение, но так и не назвавшись, таинственная незнакомка склонилась к карте, зашептав нарисованному Росселанду удивительную историю. На первый взгляд какой-то бессвязный бред, но Лини хорошо помнил, что он сюда пришёл всё-таки не как маэстро, а как фатуи, да и сказочка была на самом деле не для Росси.
«Для начала бы узнать, что это за мадам, которая знает, кто я такой. Лицо мне незнакомо, но учитывая весь этот грим и показуху, на то и расчёт. Да ещё и речи эти про старого волшебника, который... минутку,» - вдохнув от неожиданной догадки через рот поглубже весь тягучий, тяжёлый и душный от её духов воздух, Лини смотрит на собеседницу уже иным взглядом. Ещё острее, ещё внимательней.
Если эти слова правдивы и он всё понял верно, то эта мадам вела речь о старом Доме Очага, который действовал по законам и указам предыдущей руководительницы, Матери. Лини слышал о ней, знал её историю и методы, а ещё он прекрасно понимал, почему Арлекино предпочитает носить титул Отца. После такого-то и не мудрено. В этой истории Лини мог лишь самую малость порадоваться, что и сам будет зваться Отцом в Доме, потому что в его случае становиться Матерью как-то ну прям вообще странно и сомнительно. Да и Линетт едва ли захочет себе такой титул, отзвуки той далёкой, но скверной истории ещё не одно поколение будут забываться...
Но что более интересно во всём этом, так это причина, по которой магический дуэт прибыл на гастроли в Ли Юэ. Именно потому, что Отец поручила Лини найти эти пережитки прошлого, этих приверженцев законов умершей Матери. Полностью приказ Арлекино звучал так: «найти, опознать, передать информацию и местонахождение мне». Ничего опасного она делать не велела, даже предупреждала не светиться, явно желая добить их сама - и это желание вполне понятно. Плюс Лини полагал, что получит кое-какую информацию от Синьоры, но к сожалению, агенты Прекрасной Леди не знали ни о чём, а эта женщина напротив... была ли она из её отряда?
С одной стороны, она как будто знала, к кому обращаться для передачи информации. С другой - если бы это была весть от Синьоры, то зачем все эти шифровки, намёки и маскировка? Они уже обменивались данными на Иродори куда как более простым и удобным способом.
Сколько эта особа напротив вообще знает и про Мать, и про задание Лини, к чему ведёт свою интригу и что замышляет?..
- О, мадам, я о фокусах знаю всё на свете, - поморщившись, Лини отвёл взгляд и призадумался, переваривая полученную информацию. - Даже... вот интересно...
Поджав губы, маэстро взял паузу. У него был приказ от Арлекино и с пустыми руками обратно в Фонтейн он вернуться не мог, да и не собирался. С другой стороны, информатор у него был ещё более сомнительный, чем бывали иные знакомства в приватных кабаре.
Но, как ни крути, здесь, в Ли Юэ, был только один Старший Брат, который обладал полномочиями что-то решать. И он решил взять на себя риски и узнать больше, полагаясь на Лиентт и Фремине. Их не было видно и слышно, но их присутствие вселяло уверенность в Лини. В самом плохом случае ему просто придётся сжечь эту чайную... неловко такое устраивать после всего, что пережила гавань, но он в любом случае не  собирался превышать самооборону. Пока его не вынудят, конечно же.
- Да. Так вот, интересно, мадам: что же маэстро Лини о них не знает? Я, знаете ли, тоже воспитываю новичков в нашем деле, - он усмехнулся, пожав плечами волнообразно. - Я самый старший сын у Отца, кому как не мне возиться с малышнёй? Ну и разумеется, кому как не мне оберегать младших, если им кто-то угрожает?

За нарисованным лицом таинственной мадам, под всеми слоями грима и лжи, на секунду промелькнул человек. Терпеливый, как кот в засаде, ничем не выдающий своего напряжения, Лини внимательно наблюдал, какую реакцию повлекут за собой его слова, его признание. Ещё более тщательно, на выдохе, без спешки, он начал обдумывать то, что случилось после.

Разумеется со стороны ничего и не произошло: кокетка пытается обдурить богатого приезжего, в то время как он, небрежно зажав под мышкой трость, старается остроумно шутить и показаться важнее, чем есть на самом деле. Тут таких пучок на пятачок водится в каждой забегаловке, только цветом волос и различаются, если отличия вообще есть.

«Меня явно что-то смущает в ней,» — рассуждает Лини, подняв на собеседницу взгляд. Её костюм очень хорош, и роль она играет великолепно, но дым и зеркала были средой маэстро, и он знал, куда смотреть, чтобы увидеть искажения в стекле. И если обычно зритель и не захочет этого сделать, просто чтобы получить своё шоу, то вот сам Лини думает, что его добродетельница немного перебарщивает и переигрывает. Конечно-конечно, он и сам может выкрутить драму, и глаза закатывать тоже, и вздыхать так тяжело умеет... просто не любит. По жизни такого хлебнул достаточно, чтобы в любом шоу фокусироваться на более простых и обманчивых вещах.

И потому Лини очень-очень просто улыбается. Так, как будто не понял все стенания незнакомки и её намёки, не оценил её игру в полутона, словно не был достаточно смышлёным, чтобы вообще уловить всё это. Улыбнулся, словно был ребёнком — не фонтейнским нечастным и голодным оборвышем без настоящего детства, как в реальности, а нормальным. Настоящим беззаботным мальчишкой, у которого есть дом... то есть Дом, вместе с ощущением безопасности. Уж и не сильно-то Лини в этом всём соврал, если задуматься.

Маэстро всё продолжал мягко улыбаться, затягивая паузу и дожидаясь того момента, когда его улыбка и молчание станут сначала неловкими, потом глупыми и затем — издевательскими. И вот на этой ноте Лини заглянул в глаза собеседнице с немым вопросом: «ну, и?» Или продолжай, или уходи, словом.

Ни страха, ни тревоги. Никакой паники и суеты, ни трепета, ни даже удивления. Сплошная безмятежная тишина. Словно Лини ждал или даже хотел, чтобы на него прямо сейчас выпрыгнул этот злодей, как бывает в дешёвых романах, из окна или из-под барной стойки... только вот пробраться внутрь любым способом в обход Линетт никак нельзя. И Лини лишь улыбается шире и спокойней, небрежно копаясь в карманах и не глядя по сторонам, так неприкрыто демонстративно после всех предупреждений, что так граничили с угрозами.

— Ох, да куда же я... подевал-то... вот растяпа, — Лини хмыкает себе под нос. — Постоянно всё теряю, представляешь? Надо было попросить брата поискать, он очень хорошо умеет это делать. У меня замечательный младший брат, я рассказывал? Неважно, расскажу: он такой милый и стеснительный, не всегда решается на люди выходить. Но такой ответственный! Что ни скажи — всё сделает. Такой умный, я так им горжусь. И своей сестрой тоже. Она себе на уме бывает, частенько всё по-своему делает, но никогда не ошибается. Я даже бывает завидую тому, как хороша бывает Линетт, когда выходит на сцену! Ты ведь её не видела, она в Ли Юэ не выступала ещё. Ах, как жаль. Я бы вас познакомил, вы наверняка расстались бы хорошими подружками.

Наконец закончив копаться в карманах, Лини вытаскивает из маленького нагрудного кармашка своего жилета радужную розу, которая там поместилась вопреки всему здравому смыслу.

— Наконец нашёл! Ох, леди Фурина, — покачав с укоризной головой, словно пеняя самому себе, маэстро подмигнул девушке и протянул ей цветок. — Для вас, мадам. ♥

Не настоящая роза, конечно, но для приглашения сойдёт, если она захочет его принять. Если уж она пригласила его цветами в это место, то этот жест понять должна. Но вот принять?.. Лини в любом случае хочет попробовать: друг это или враг, он должен знать наверняка. И в том, и в другом случае он будет в выигрыше, ведь именно за этим в гавань и приехал, почти не скрываясь.

— Правда, тут ни запахом насладиться, ни толком про старые фокусы не поболтать. Может, у вас есть адрес местного цирка или театра, где выступает этот почтенный месье?

Маска отклеивалась. Пока это был лишь намёк на намёк, но Лини был уверен, что ему не показалось. Как минимум не показалось, а как максимум — он реально смог вывести свою собеседницу на эмоции. Хороший повод подискутировать о том, какие именно, но ни времени, ни возможностей на это у иллюзиониста, увы, не было. И он лишь шутливо кланяется после своего простенького фокуса, что произвёл на девушку такой эффект.

Вообще-то Лини любил дарить людям радость и вызывать этот искренний детский восторг даже у взрослых, но именно сейчас его зрительница была от и до подделкой, как и её удивление и радость. Но маэстро комкает неприятные ощущения от этого выступления и выкидывает, словно ненужную бумагу.

— Ну да, я волшебник, — нарочито скромно улыбается он. — Лучший в Кур-де-Фонтейне!

Во всяком случае, он добился результата. Тут уже не важно, в самом деле, насколько произошедшее хорошо или худо, уйти отсюда в компании со своим странным информатором и без потасовки было определённо прогрессом! Разумеется под той лестницей к докам Лини мог ждать сюрприз в виде пары-тройки головорезов, но ведь и сам он был не один. Как же удачно, что где-то в той стороне уже затаился Фремине.

— Конечно-конечно, — шепчет ей Лини на ухо и приобнимает аккуратно за плечи, жестом давая хозяину заведения понять, что они расплачиваются и уходят. Обыденное поведение в таких местах, ничего подозрительного. Юноша выходит на улицу с новой уже, наверное, знакомой, и поправляет свой плащ, у которого сбились полы. Осматривается, чтобы понять направление, и уводит девушку за собой к тем самым докам на пристани. У входа же, совсем незаметная для посторонних людей, осталась воткнутой в щель между досок карта. Линетт наблюдала издалека и подать ей сигнал иначе было сложно, так что о ситуации ей сообщит картинка чайной пары, которую она подберёт на месте, когда сам Лини уже будет на пути к докам. «Всё под контролем, продолжаем», говорит чашка. Для Линетт это означает, что она и дальше наблюдает из тени. Фремине тоже был предупреждён, что вылезать из воды должен лишь если начнётся драка. До тех пор ему достаточно просто контролировать перемещение Лини через маячок, спрятанный в украшении на цилиндре иллюзиониста.

Дорога до нужного места была... довольно подозрительной, чего уж там. Но как-то очень карикатурно зловеще: ночью идти по пустой пристани и сворачивать у старой, поеденной плесенью и морской солью лестницей, откуда, на удивление, никто не выпрыгнул. Лини даже специально присмотрелся к темонте внимательней, и его зрачки расширились настолько, что цвет глаз с нежного светлого фиолетового стал чёрным — но там точно никого не сидело. Ладно, на этот раз без засады?..

Ещё немного ниже под доки, где уже и шума города не слышно, один плеск воды. Лини на глаз оценивает расстояние и лишь гадает, насколько близко подплыл Фремине. Пока его не видно, но он такой перестраховщик... не время об этом думать! «Я верю в Фреми и Линетт,» — юноша медленно выдыхает, глядя на фигуру напротив. В темноте она выглядит как-то громоздко по силуэту, что при свете, даже не самом насыщенном, абсолютно не бросалось в глаза.

— Что же, продолжим разговор, мадам... — Лини вздохнул, поудобнее перехватывая свою трость за середину. — Мадам же?

— Я бывал и в более неприятных местах, — шепчет Лини в ответ без улыбки. Его зрачки, всё такие же расширенные, жадно ловят крупицы лунного света, давая рассмотреть больше, чем доступно человеку без примеси крови кецлайна. Но было ли этого достаточно? Пальцы лишь крепче сжимаются на трости, когда «мадам» игнорирует его первый вопрос. Это могло значить что-то — например, что она не хочет отвечать, — но Лини всё равно казалось, что переодетый человек... ох, что-то тут не так. И чем больше загадок у этой со всех сторон нервирующей встречи, тем сильнее хотелось встряхнуть трость, чтобы из неё выпали плечи лука, и натянуть его тетиву.

Лучше уж тетиву, чем нервы, не так ли?

Но всё напряжение точно бы зря и, подойдя совсем близко, его новая знакомая начинает говорить о деле. О Учителе и староверах, которые уже давным-давно должны были лежать в могиле. Каким бы миролюбивым юношей Лини не был, иногда и он не мог выдумать причин, почему кто-то из врагов Дома должен остаться в живых. Те же, что симпатизировали Куркабене... оставалось только поморщиться. Хватило бы и взгляда на Фремине, чтобы проклясть Мать Дома Очага, но вот незадача — Лини знал гораздо больше. У него был доступ к архивам, и Арлекино позаботилась о том, чтобы её наследник хорошо с ними ознакомился. Так Лини узнал о сделке Куркабены с Дотторе и ему очень не понравилось быть обладателем этой информации. Хорошо, что хотя бы Линетт была не в курсе — он уберёг её.

Просто с этого момента смотреть на то, как Фремине спрашивает разрешения съесть десерт после ужина, который и так принесли для него, стало гораздо больнее.

Слушая то, что ему говорят про нападение на их троицу, Лини мрачно веселеет. Естественно они нападут, для того он и приехал, чтобы быть наживкой. И всю дорогу до Ли Юэ объяснял Линетт и Фремине, как нужно себя вести, что может случиться, и как важно в этой поездке быть начеку даже во сне. Настолько, что они посменно дежурили, чтобы не допустить вероятности спать всем втроём во время возможного нападения.

Во всём этом плане было плохо одно — отсутствие вообще любой информации об этом самом Учителе, что строил планы против Отца. Ни лица, ни имени, ни возможного списка союзников, разделяющих его взгляды. А от Лини то и требовалось, что это узнать. И в его ситуации ловить на живца было единственным вариантом. Но что за удивительный улов?

— Я рискую своей жизнью сейчас ради Отца, — улыбается Лини беспечно, не ослабляя хватки на Великом фокусе. — Связываясь неизвестно с кем, кто обещает мне помощь, но не называет ни своего имени, ни показывает своего лица. А всё потому, что я её уважаю, а не боюсь.

Это была неправда. Лини боялся Арлекино настолько же, насколько и уважал, только... его страх не имел никакого значения, как оказалось. И пока его глаза боялись, руки — делали. Был бы он безнадёжным трусом, то и выступить против Отца не смог бы тогда. И она не признала бы его после при всех преемником.

Лини всё ещё не знал, насколько его это беспокоит на самом деле. Иногда казалось, до паники и темноты в глазах. А иной раз, как сейчас, — почти что спокойствие.

Хорошо ли он всё рассчитал?

— Отец говорила, — вдох и выдох, точно собрался в ледяную воду нырять, — что я сам могу принимать решения о том, чью точку зрения считать правильной. Она дала мне выбор, а я его сделал. Всё же, я её наследник. И я буду делать всё, что в моих силах, чтобы она мной гордилась.

Достаточно исчерпывающий ответ на вопрос о взглядах на правление в Доме, не так ли?

Человек напротив менялся. Таял, словно сахарный кубик в чашке чая, и эта медленная изменчивость преображала и всё вокруг — точно так же, как сахар изменяет чай. Лини видел со стороны, как мрачнеет лицо его спутницы и как тяжелеет взгляд, и как за маской наконец показывается её владелец. Незнакомый человек с неясными целями, и перемена здесь и сейчас заставила лишь ещё больше напрячься.

Лини стоял расслабленно с виду, словно на променаде любуясь пейзажем, но его поза, при всей картинной небрежности, была больше удобной для атаки или контратаки, чем для чего-то ещё. Конечно же он не верил до конца человеку напротив. И выжидал, выдохнув немного лишь в тот момент, когда «она» сказала, что было бы проще, если бы Лини врал. Только после этих слов будущий Отец Дома позволяет себе моргнуть.

Ему тоже было бы проще соврать, ведь правду он говорит так ускользающе редко.

— Это смотря о каком Снежевиче идёт речь, — негромко отмечает Лини об уважении, выборе и том, что можно представить у сирот Дома. Стоящий напротив знал, судя по всему, лишь старые порядки, либо хорошо делал вид об этом. Себя Лини не считал исключением и точно знал, что каждый ребёнок в Доме сказал бы точно так же, как сказал сейчас он сам. А кто-то — можно даже подумать чуть дольше и назвать эти имена — сказал и больше, громче и экспрессивнее. Любой Снежевич и Снежевна в нынешнем Доме горячо уважали своего Отца, несмотря на то, что её фигура и авторитет заставляли трепетать и вести себя тише и незаметнее. Что-то было в ней такое, что заставляло желать забиться под стол или в шкаф, но за Арлекино и её вклад в благополучие Дома Лини был готов вступить хоть в словесную дуэль, хоть в самую обычную.

Отец и была для них тем самым Очагом, вокруг которого они собирались.

— Я не буду «втягивать» их в это, — покачал юноша головой едва заметно, но смотрел не на свою собеседницу, а чуть за неё, где была лестница. Потому что жест был для Линетт, которая тоже наверняка была на взводе и готова действовать в любую секунду. Надо было дать ей понять, что всё в порядке и она может хоть немного расслабиться.

— Но их слова ничем не отличаются от моих. Мы втроём желаем для Дома только процветания, а для Отца — благополучия, — говоря об этом, Лини небрежно поправляет свой плащ, заодно задевая маячок под подкладом, чтобы дать понять и Фремине о том, как сейчас обстоят дела. — Они — мои брат и сестра. Они — продолжение моей воли. Ох, да и какой я буду старший брат, если буду им запрещать помогать мне в тяжёлое время? На меня обидятся и я буду ощущать себя настоящим злодеем.

Прозвучало как небрежная шутка, но, при всём желании сотрудничать, доверия у Лини было мало. Да, вот сейчас он заглотил наживку и согласился на вторую встречу, считая, что всё в порядке, и придёт один в ловушку. Это классический приём, серьёзно что ли? Никуда он без Линетт и Фремине не отправится.

— Но всё ещё, разумеется, я не планирую ввязывать их ни во что опасное, — наконец Лини позволил себе немного улыбнуться, соглашаясь с тем, что младшим стоит быть на безопасном расстоянии, пока взрослые разбираются. — Если ты говоришь правду, то нас вдвоём будет более чем достаточно.

«Даже меня одного.»

Лини снимает шляпу, легко кивая в спину уходящей на прощение, и уходит после сам в сторону другой лестницы. Там его уже ждала Линетт, они вместе помогли Фремине выбраться из моря, а потом втроём вернулись в квартиру, что им выделил банк на время гастролей. Так как младшие не слышали ничего из разговора, Лини в первую очередь пересказал им всё, что было на встрече с «осведомительницей», включая свои догадки и подозрения.

— Итак, наш план действий на завтрашний день...

Лини включил в свой план не только список действий и разнообразные чрезвычайные ситуации, которые могли произойти, но ещё здоровый сон и сытный, но лёгкий завтрак. Спали они, впрочем, до вечера, чтобы оставаться собранными и бодрыми всю ночь, а когда настало время уходить, Лини пообещал, что когда всё закончится, он сводит их в тот самый шатёр «Синьюэ», чтобы как следует отдохнуть. Дальше схема уже отработанная — Лини уходит первый, а Линетт и Фремине, с неравным промежутком времени, отправляются за ним скрытно на расстоянии.

В этот раз юноша был одет просто, как и стоит одеваться для работы, которая в любой момент может стать грязной. Однако же Лини отличался от ожидающего его мужчины как небо от земли. Дорогая льняная ткань рубашки, крепкий пиджак, сапоги из хорошей кожи, и совершенно уже неуместная трость со стеклянной головой котёнка. Во всей своей простоте и подготовке к работе с полной отдачей, Лини был полон ухоженного лоска, какой может только быть у человека, живущего в достатке.

Достатке, которого при Матери в Доме не водилось.

Луна словно прожектор софита для Лини, делает его светлый взгляд ещё ярче, и он приближается к человеку открыто, раскручивая между пальцев карту с Полярной Звездой вместо той, что показывал вчера.

— Приятно увидеться вновь, — на этот раз человек совершенно другой, но маэстро не сомневался, что это две маски одной и той же личности. Пока что Лини радовало лишь одно — его загадочный информатор стоял тут один. Это означало, что как минимум наполовину ему верить пока что можно.

Сразу к делу. Что же, хороший подход, и Лини он правда нравился. А всё остальное — нет. Ни тема разговора, ни тон, с которым он был начат. Скреблось кошкой по стеклу прошлое, где в детстве всегда в ответ на такой тон Лини приходилось ругаться и драться. Когда ты ребёнок и тебя обвиняют, неважно, по делу или нет, опций не очень много. Или врать, или плакать, или убегать. Лини всегда выбирал первый вариант. Ну... пока был маленьким.

И снова улыбнулся, как накануне улыбался куртизанке в чайной, милой улыбкой человека, который вообще никогда в жизни не знал бед и лишений, да ещё и слабо понимает, о чём идёт речь. Аккуратная причёска, ухоженная кожа, смазливое личико, ни одной мысли в голове — о чём вообще тут думать? Давай, прочитай теперь, о чём думает и что чувствует маэстро Фонтейна.

— Когда мне было семнадцать, в Дом пришла неожиданная весть. Мы с сестрой очень переполошились и испугались тогда, потому что нас желал навестить второй предвестник... вернее, так сказал сенешаль. Вошёл в гостиную вечером и объявил, что господин Доктор приедет утром. Отец сразу же поднялась из кресла и велела мне идти за ней. Даже какао взять с собой запретила, вообрази? А мы так хорошо сидели, — Лини тянет шутливо свою историю, вспоминая чудесные деньки из своего безоблачного и беззаботного детства. — Отец привела меня в свой кабинет и там открыла дверь в архив, куда всем строго-настрого запрещалось ходить. Да мы и не могли при всём желании — ключ был только у неё!

Маэстро снова хмыкнул. Ну да, они могли вскрыть замок так чисто, что никто не заметил бы, и потом так же аккуратно за собой дверь закрыть. Но они этого не делали. Серьёзно, не делали. Отец сказала, что нельзя туда ходить, и они просто не делали этого. Были послушными детьми?.. Лини думается, что не очень, но нарушать запреты Арлекино было тогда страшно. А теперь он понимает, как же Отец всеми силами пыталась защитить их беззаботное и безоблачное детство хотя бы немного. Чтобы его было хотя бы чуть-чуть.

— Там, в архиве, Отец посадила меня за стол, дала несколько старых толстых папок с документами, и велела их все прочитать. В них были накладные на покупку детей Дома, — голос Лини оставался до омерзения мягким и спокойным. — От Доктора к Матери и наоборот. Сделки, акты сверки, описания проведённых экспериментов... листов сто. Думаю, Отец не зря запретила мне брать какао, я бы внутри его после прочитанного не удержал!

Смех был тут абсолютно неуместным, но Лини себе его позволил.

— Отец тогда сказала, что я могу делать с этой информацией что хочу, и обязала меня встречать Доктора вместе с ней следующим утром. Кажется, не первая моя бессонная ночь, но её я помню лучше многих... а на утро Отец вышла со мной из дверей Дома на улицу и, — Лини развёл руками неловко и улыбнулся смущённо. — Воспитание не позволяет мне процитировать, какими именно словами Отец посоветовала Доктору убираться из Фонтейна.

Забавная история из прошлого, можно было над таким и похохотать. Только Лини не мог — помнил слишком ярко тот ледяной ужас от осознания того, что сейчас у Отца будет конфликт со вторым предвестником. Он едва понял, как и почему всё кончилось тихо и мирно, ноги были ватные, а сердце стучало очень громко. Но вот голос Арлекино, полный ледяной ненависти, никогда не забудет. Ни до, ни после этого Лини не слышал от Отца такой ненависти, какую она выражала к Дотторе.

Потом уже, когда второй предвестник удалился ни с чем, Отец его сдержанно похвалила. Сказала, что он достойно себя показал. И молча ушла куда-то, оставив Лини стоять на оживающей утренней улице. Он всё ещё понимал, что может делать с полученной информацией что хочет, как и сказала Арлекино в архиве. И у Лини было много, очень много времени, чтобы как следует решить, что он будет делать.

Он решил молчать, как и Отец. Никому ничего не сказал. Делал вид, что не просто не знает, а что этих документов в истории Дома никогда не было. Не из-за страха и не потому, что хотел закрыть глаза, нет. Просто... будет достаточно того, что знает только он. Он не забудет и сделает необходимые выводы. Уже сделал.

— Сам решай, вру я или приукрашиваю, — Лини внимательно смотрит на мужчину напротив. В отличие от него, маэстро вовсе не крепок и не закалён, он глупый мальчишка, который только языком может молоть всякую чушь, да фокусы показывать. Хороший образ, прочно прилип, уже без крови не отдерёшь. — Добавлю лишь, что в том Доме, где живу я, дети в безопасности. Я бы себя не простил, будь это иначе.

«И мало кто смог бы остаться собой после этой ночи», — никакой реакции внешне на это замечание нет, но Лини знает точно, что собой он не остался. Как минимум потому, что «себя» у него не было, маэстро лепил нужного Лини от ситуации к ситуации, исходя из требований... но каждый из этих «Лини» слишком хорошо помнил ту ночь. Даже когда помнить об этом не следовало. Вот и чего страшного в бумагах, где лишь сухие строчки отчётов и ряды цифр? А руки тряслись.

Но дыхание Лини оставалось спокойным.

Однако же эта во всех смыслах отвратительная история дала результат даже сверх того, на который можно было рассчитывать. Смущающее и неприглядное откровение Лини не только убедило этого человека, но и, похоже, открыло некий кредит неподдельного уважения. Очень странно, конечно, но пусть будет.

— «Нашему плану?» — очень тихо переспросил Лини и немного нахмурился. У него пока что не было плана, только намерение, но планировать что-то непонятно с кем, вот так, на ходу и на коленке? Немного злило. Тем больше, что этот парень явно считал такое поведение нормальным. Но Лини прошёл следом и запомнил этот путь, отмечая про себя особенности рельефа.

Новости о том, что кто-то планирует напасть на Линетт, взбесили уже окончательно, и эту эмоцию Лини скрывать не стал. Однако в том гневе была изрядная доля злорадства, ведь Линетт, как и он сам, на виду в Ли Юэ были совсем не просто так и рисковали собой с полным пониманием того, зачем это надо. И Линетт не была простой целью, она была не просто фокусницей, не просто изящной кошкой, о нет. Она была воспитана агентом фатуи и была на диво хороша в их смертоносных умениях.

Впрочем, если уж начистоту, то Лини неизменно, в любой ситуации, всегда хотел самолично отвинтить головы тем, кто посмеет приблизиться к Линетт. А вопрос о переодевании лишь добавил мрачной горечи к этим мыслям. О, было такое, однажды Лини так переоделся сестрой, что потом пришлось не только литры крови оттирать по всей гримёрке, труп прятать и сжигать в лесу, но и просто учиться дальше жить в новом мире.

— Я давно уже не переодевался сестрой, — близнецы выросли, и скрывать юношескую фигуру в облегающем наряде Линетт становилось всё сложнее. Лини стал выше и шире в плечах, в конце-концов. — Но навык остался. Только объясни мне, почему мы не можем включить её в этот план? Линетт первоклассный агент, и мы с ней идеальная боевая двойка.

«Мой и Учителя план», — говорит этот парень. Теперь всё сошлось, и действительно надо подумать, как поступать и как вести разговор дальше с этим человеком. И вновь Лини находится в ситуации, когда у него есть информация, с которой он может делать что хочет.

И он вздыхает, позволяя себе прикрыть глаза лишь на толику мига.

На самом деле, всё конечно же не так. Тогда, давно, он был совсем юным и глупым, и он понял слова Отца буквально. Но с тех пор прошло уже много времени, и много разных Лини выходило в мир на сцену по разным поводам. Какие-то получались хуже, какие-то лучше, но все они, собираясь в единое и, возможно, цельное сознание, осознавали одно: он не может делать что хочет. Он должен делать что нужно.

Теперь, размышляя над словами о «нашем с Учителем» плане и наблюдая за тем, что ему показывает этот человек, Лини, отринув эмоции, сопоставлял факты. То, как они встретились, как проходили переговоры, что они узнали и чего узнать не вышло. Вспоминал все мелочи в молчании, не торопясь нападать или уходить. Продолжал запоминать и изучать.

«Может ли статься так, что этот человек захотел Учителя предать и, заручившись нашей помощью, сыграть ставку на победителя? Довольно вероятный сценарий. Как, впрочем, и тот, где это двойной агент», — как сделать правильный выбор? Как не оказаться в ловушке? Как принять решение? Лини, по существу, знал ответ, как всё это сделать.

Мыслить как Старший Брат. Думать с точки зрения благополучия Дома. Сохранять голову холодной. И сделать выводы по ситуации, даже если она неоднозначная. И прямо сейчас он хотел ровно того же, чего хотела Отец, и мыслил так, как должна была мыслить она.

В первую очередь надо понять того, кто стоит напротив. И, глядя на этого человека, Старший Брат видел младшего, пускай разница в возрасте говорила обратное. Но это совсем значения не имеет, если стоящий напротив Снежевич так упорно цепляется за мысль, что ему вбили когда-то давно, и всё ещё не может отпустить старые порядки. Даже если считает, что это не так. Но ведь Лини видел и слышал, и так смешно и чудно было это осознавать: если ты хочешь предать своего Учителя и отпустить прошлое, то отчего же ты действуешь старыми и грязными методами, что так ненавидишь? Так и не научился, бедолага. Придётся показывать, что всё можно сделать иначе.

— Никакой бойни не будет, — так же тихо отвечает Лини, и его спокойный голос был твёрд словно сталь. Это не предположение и не просьба. Просто факт. — Я не собираюсь никого убивать. Ни тебя, ни Учителя, ни его людей.

Тут можно сказать: ну конечно не собираешься, мальчик, что бы ты мог против Учителя? Должно быть любой его ученик сразу так и подумает. Но уверенность Лини в своих словах была не ложью и не бравадой, он точно знал, наверняка, что будет делать и как поступит с теми, кто попытается его уничтожить. И, конечно же, Лини абсолютно точно уверен в том, что у него всё получится.

— Только избиение, — мягко выдохнул маэстро, улыбаясь. — Я, знаешь ли, собираюсь Отцу привезти подарок. Сначала думал накупить чая, но Учитель с переломанными коленями ей понравится больше.

Да, Отец сама хотела за ним приехать, и с ней разговор получился бы втрое короче, чем с Лини. Но раз уж он узнал значительно больше, чем планировал, сдавать назад — малодушная ошибка. Скупой платит дважды, трусливый всегда проигрывает, а удача любит... а никого она не любит. Но у Лини есть план, и ему удача не нужна.

Осталось только решить вопрос с этим парнем. Отец к староверам добра не будет, и лучше продумать всё заранее. В том числе и объяснение, почему она должна (или не должна) просто закрыть глаза на кого-то из свиты Учителя. И, что немаловажно, почему это должен сделать сам Лини.

— Зачем ты его предал?

За поступком, особенно таким серьёзным, обязательно стоит мотив. И, вероятно, какая-то история. Всё это довольно важно, если задуматься о том, что ты в ночи пошёл неведомо куда с неизвестно кем и точно бы желаешь ему помочь. Такое ощущение возникает у Лини, когда он смотрит на этого Снежевича, что ему помочь надо, но... раз надо, то пусть объяснит, зачем.

Чужое откровение Лини слушал без видимых эмоций на лице, внимательно и чутко. Он не хотел помогать этому человеку в его тяжёлой борьбе с собой же, во всяком случае сейчас. Старший Брат просто хотел услышать историю и сделать выводы. И поначалу Лини казалось, что выводы эти будут неутешительными, потому что вместо рассказа о мотивах его ждало довольно формальное объяснение.

Ой, ну так кто угодно объяснить свои цели может, ты серьёзно? Не в игрушки же играем, мой дорогой Снежевич.

И он, то ли мысли Лини прочитав, то ли сам поняв это, а может, просто потому, что смог немного проникнуться словами самого маэстро, сказал немного больше. Но вот тут как раз и находился тот смысл, который Лини надеялся найти. Теперь он и в самом деле понял чуть больше и позволил себе лёгкую грустную улыбку на признании о том, как этот парень хотел уйти от Учителя... да так и не ушёл, и дело вовсе не в этих нескольких годах побега. Разумом-то он остался на всё том же самом месте, оттого и глаза закатил, стоило забраковать все мгновенные убийства неугодных. И что, правда всё ещё не понимает?

Так грустно это осознавать.

— Ты узнаешь о новом Доме, когда сам его посетишь, — просто отвечает Лини, без всяких заминок, пафоса или напыщенных обещаний. Никто ничего не скрывает, не знаешь, ну так посмотришь и узнаешь, проблема-то? Конечно же была, но это была уже проблема Лини, которому всё равно нужно будет объясняться перед Отцом. А чтобы это сделать, надо сначала как-то и себе дать ответы на вопросы. Но это невозможно, пока они не поработают вместе. А они поработают, потому что Лини решил, что попробует и посмотрит на этого Снежевича. Конечно, постарается ему помочь, если он и сам этого хочет.

И на сцене, и в поле на миссии есть сходства — в одиночку много не сделаешь.

— Пойдём-ка отсюда, — кивает Лини, который уже достаточно хорошо осмотрел и запомнил местность. Он снимает цилиндр, давая сигнал для Линетт, которая тоже уже должна была осмотреть издали весь периметр из тени, но сейчас работа окончена. Пусть возвращается первой и отдохнёт, уже совсем скоро дел будет невпроворот.

— Хочу тебя угостить чем-нибудь горячим, — Дом Очага так назвали именно из-за тепла, в конце концов. Горячая еда для сирот значила много больше, чем просто насыщение. Это было больше про чувство безопасности, спокойный сон и возможность не быть в напряжении сутки напролёт. Это было то, чего этот парень, боящийся даже псевдоним свой назвать, не знал. Надо показывать, учить. И рассказывать ему, как работать в коллективе: объяснять, что подстраховка Линетт лучше, чем её отсутствие, и что Фремине прикрывает тыл лучше, чем пустая дорога. Объяснять, что «сделать ставку» на Дом нельзя, это не тебе фишка в казино. Только довериться, раз уж пришёл.

Он ведь не знает ещё, что доверие в Доме подрывать нельзя, верно? И не потому, что накажут, а потому что так только твари поступают, с которыми мы дел не имеем. О, как о многом нужно рассказывать, оказывается. Не на один вечер беседа, если подумать, а времени так мало. Но Лини хороший старший, он умеет использовать время с умом и объяснять сложное просто. Но сейчас это самую каплю странно. Обычно братья и сёстры, которым он доносит всё это, лет на двадцать младше того, кто встретился сейчас.

Все эти объяснения будут вплетены в детали будущей операции, планировать приходится на ходу. Это сложно, но Лини верил, что они справятся. Может быть, даже сработаются: внимательно заглядывая в потухшие глаза Снежевича, маэстро думал, что и это будет непросто, но он сделает всё возможное.

Не хочется расстраивать Отца? Нет. Хочется сделать всё правильно.

***

— Так, мои хорошие, давайте повторим план, — переодетый в сестру Лини поправлял рукава блузки и слушал рапорты о полной готовности. Линетт молчаливо скрылась из вида и выпрыгнула в окно на крыши, Фремине и Пер были готовы следовать за своим братом согласно плану.

Сам Лини вышел на улицу, как обычно это делала Линетт, и пошёл так, как она. В чайную, конечно же.

Подняв лишь взгляд на человека, что встал перед ней и чашечкой чая, Линетт оставалась отстранена и совершенно спокойна. Не в первый раз приходится улаживать бюрократические вопросы, пускай обычно одного Лини хватало за глаза. Да и, скорее всего, после того случая с двадцатью пятью чемоданами на таможне у чиновников Ли Юэ действительно есть особые чувства к их магической труппе.

— Хорошо, поняла, — еле заметно кивает Линетт, и на её спокойном отстранённом лице не читается ни страх, ни тревога, ни усталость от постоянных формальностей, которые так любит столица контрактов. — Думала, брат справится сам.

Никаких проблем и никаких сложностей девушка не собирается создавать ни себе, ни служащим Лунного павильона, ни тем более брату, и просто идёт следом, спокойно и легко. Изящная фигура Линетт словно терялась среди троих сопровождающих и выглядела... самую каплю тревожно? Но чего тревожного может быть в обычной прогулке для подписи пары бумажек? Лини всё уладит, улыбнётся кому надо, если совсем всё плохо будет — сделает несколько подарков кому следует. Не первый год они в шоу-бизнесе, всё знакомо и просто.

Вот Линетт и не удивляется, что её взяли в кольцо и не провожают, а скорее конвоируют. Это ведь не странно, люди просто нервничают, не каждый день звёзды первой величины приезжают в Ли Юэ. Всем хочется, чтобы они появлялись в гавани почаще и давали выступления, с которых платят процент. И никто не заинтересован в том, чтобы знаменитой Линетт докучали прохожие, случайно её узнавшие. Кому понравится в очередной раз дежурно улыбаться фанатам?

Впрочем, Линетт никогда не улыбалась и всегда была свободна в своём меланхоличном спокойствии. Лишь один раз медленно, по-кошачьи, моргнула, услышав какой-то шум над ухом. И склонила голову, поправляя юбку, маскируя за этим лёгкий кивок.

Лини и сам понимал, что сейчас ещё рано что-то предпринимать и нужно терпеливо загонять цель в угол до тех пор, пока у них не останется ни единого шанса на успех. И всё — никакого Лини больше не было. Лишь Линетт, окружённая тремя «чиновниками» Департамента культуры и три её тени: далёкие, невидимые и... немного зловещие.

— Кажется, Нефритовый дворец не в этой стороне, — наконец замечает Линетт, когда мощёная дорога кончилась и не замечать настолько очевидного похищения было уже невозможно. И она получает ответ, довольно ожидаемый для Лини, но совершенно неприятный для самой Линетт. Хмурится едва заметно, словно лицо её не было предназначено для эмоций, которые пытается выразить, и едва-едва заметно поджимает губы. Смотрит на «чиновника» остро и недовольно, но молчит.

Линетт не хочет, чтобы с Лини случилось что-то плохое. Только это заставляет её перебороть возмущение и, сжав зубы, кивнуть. Но дальше она идёт уже не столь спокойно, вольготно и изящно. Теперь её напряжённый шаг был полон скрытого беспокойства за брата. Её дыхание, ровное и глубокое, было попыткой успокоиться. Не делать лишних движений, не провоцировать. Попробовать всё уладить.

Настороженно навострив уши, с напряжённой спиной, Линетт внимательно и немного тревожно вглядывается: в лица, в дорогу, в своё будущее. Что она может сейчас? Совсем одна, далеко от любой помощи, с тремя недоброжелателями. Это очень плохая история, о которых потом пишут невероятно печальные статьи в «Паровой птице» без хорошего конца.

Никто, ни одна девушка не думает о том, что всё кончится так. И потому беспокойство берёт верх даже над такой уверенной и малоэмоциональной Линетт, буря внутри разрослась и выплеснулась наружу: поражённая ситуацией, ослеплённая страхом, она споткнулась, едва устояв на ногах. Никакого снисхождения к девичьему горю не было, ей просто сказали пошевеливаться.

«Это хорошо», — отмечает про себя Лини. — «Ведутся как миленькие».

Оставалось в очередной раз кивнуть, обнимая себя за плечи, и с тоской вперемешку с дрожью от неопределённости смотреть вперёд на подобие дороги. Река, каналы, старый мост и разрушенная пристань, воняющая рыбой. Мрачные склады. Знакомое местечко!

— Где... мой брат? — Линетт говорит тихо, но этот вопрос звучит твёрдо. Близнецы же всегда волнуются друг о друге, это ожидаемо. Как и ожидаемо, что вопросы задавать нельзя, дура.

«Кого ты дурой назвал», — думает Лини, но без особого гнева. Зачем ему злиться на идиота, если тот под его дудку уже десять минут как пляшет? И всё равно запоминает того, кто именно это сказал. Ну так, на будущее. Оно, к слову, вот-вот наступит. Кошки хорошо умеют сидеть в засаде и дожидаться нужного момента. И уж конечно, никто не ожидает нападения откуда-то ещё, ведь кроме Линетт и её похитителей тут никого.

Оно ведь будет, это нападение, верно?