«Отдыхать? Устала?»
«Врёт. Она врёт. Врёт. Врёт. Она врёт нам!»
«Заткнись. Она спит. Она спит. Спит же? Она спит!»
«Спит?.. Столько времени?»
«Некоторые делают это и дольше.»

В тёмной комнате стылый воздух, влажно и пахнет сыростью. В тёмной комнате высокие потолки, что захлёбываются замковой темнотой и тишиной; треснутые белые стены, обнажающие алый кирпич под побелкой. В комнату лишь луч света заглядывает, косой чертой рассекая помещение, похожее на иназумский дом: почти нет мебели, устланный татами пол, лишь свитки висят на стенах и скромно прижаты в стену полки, изображающие нишу.
Здесь лежит сямисэн; мешки для земли; набор по уходу за катаной и несколько пустых иназумских подставок для мечей; гохэй и несколько обгоревших храмовых дощечек; пара сухоцветов; черепок; пара разодранных книг по каллиграфии вместе с бумагой, кистью и бутылочкой чернил в беспорядке раскиданные на низком столике. Чуть в глубине комнаты, весьма просторной, вдоль стены, словно стараясь занавесить её неприглядный вид, стоит ряд подставок с детскими кимоно. Белое каригину, шосей, и ещё нескольких ярких с вычурными принтами, вышитыми серебряными лунными нитями. Рядом с ними, на шёлковом дзабутоне, лежало аккуратно сложенное платьице белого цвета, с пышными подъюбниками и нашитыми розами, а подле стояли лакированные красные туфельки, вовсе никак не сочетаясь с пусть и очень хаотичной, но всё же абсолютно иназумской обстановкой.
Ещё глубже, у самой дальней от входа стены, куда лучик света снаружи едва мог протянуть свою руку, стояла кровать. Самая обычная, с ворохом подушек, парой одеял, с белоснежными простынями. Всё было чистым, пускай и не пахло свежестью, чуть влажным, с запахом не то земли, не то усталости.
На всех подушках, под всеми одеялами, сливаясь цветом кожи с белоснежными простынями, лежала девочка. Она была слишком мала для такой большой кровати и терялась в её грандиозности, но внимательный взгляд наблюдателя не отпускал её ни на секунду даже сейчас.
Луч света, что украдкой проник в комнату, разрезал пополам лицо Соры на уровне глаз, словно желая ослепить и помочь его пленнице этой малостью, но добился лишь того, что закат в его взгляде обрёл сияние. Мальчик неподвижно стоял у кровати и смотрел на спящую, уже восемь часов - с тех самых пор как она, запинаясь, сказала о том, что устала и ей нужен отдых.
«Долго ещё?»
Сора склонил голову набок: сейчас это движение не издало привычного колокольного звона, на нём не было фуражки. Облачённый в алое каригину, не украшенное сузу, но шуршащее множеством слоёв, он продолжал наблюдать.
«Нет, уже не долго. Уже - не долго.»
Её веки трепетали, а дыхание изменилось, цветок в глазу начал распускаться.

Тёплая, глупая, цветущая: она открыла глаза и начала лепетать на своём грубом, странном языке ветров. Сора покачал головой, отступая, ведь Широ не выйдет куда он хочет, пока на её дороге будет кто-то стоять. Удобно, что никто, кроме Соры, не вздумал так делать - если ему это позволительно, то вот остальным... нет, ни за что!
- Быстро вставай, нам пора, - приветствий и пожеланий доброго утра цветок не дождётся. Как минимум потому, что Сора и не прощался, а утро в Спирали не наступает как таковое. Впрочем, как и вечер. Если Широ угодно, она может сама вообразить себе любое время, какое необходимо, но только не вслух.
Вслух всегда будет закат - он смотрел прямо на девочку.
- Ванна там, - Сора кивает на выход в коридоры. Вопреки расхожему мнению о мальчиках, именно этот был весьма чистоплотен для ребёнка своих лет. Пускай темнота скрадывает алые полосы по белым стенам, одежды и волосы Соры всегда чисты, кем бы он не являлся, то же самое можно было сказать о его личных вещах, в круг которых входила и Широ. И пускай лунным кроликам и безголовым бродилкам в Лунной Спирали не нужна была горячая вода, она очень востребована у Цуки и Соры. Каким бы пустым местом не было это пристанище, всё необходимое для людей - или того, что очень похоже на человека, - тут было.
Но почему-то Широ передумала и, заверещав, вспомнила про самого большого на свете дурака, который даже толком не знал, что такое глаза. Барбатос тут ни к чему, и произносить его имя здесь - это неуважение к Цуки, что ещё ладно, ведь она может сделать вид, что не услышала. Но это слышал Сора, и делать никакой вид он не собирался, как и оставлять такую дурость без внимания.
Присев на колено возле своего бестолкового цветка, мальчик схватил её за волосы и приподнял над полом, заставляя задрать голову вверх и смотреть на себя... ну, или как минимум повернуть голову в нужную сторону.
- Барбатос? Барбатос тут зачем, Широ? Он дурак, он дурак, дурак, - железной рукой Сора держал девочку без какого-либо сострадания, и лишь чуть-чуть покачивался на его шее анемо глаз бога, подвешенный на шнурке. - Песни знает, а остальное ничего ничего не знает, ты знала это? Не говори так. Никогда так не говори, Барбатос даже не знает, что такое «глаз». Как такую дуру показывать Цуки?
Вздохнув и мимолётно закатив глаза, Сора поднялся с пола, не выпуская волос девочки, и потащил её из комнаты по коридору куда-то по спирали вверх.
- Мы опаздываем, мы все опаздываем, все кроме твоей глупости, Широ-чан, ты слышишь? Ты слышишь? За твоим криком не слышно, вот ты и не слышишь, - эхо криков отражается от высоких стен со звоном и грохотом, в котором тихий голос Соры утопает почти без остатка. - Ты сдохнешь? Да. О. Да. Когда мы этого захотим. Не раньше. Не позже. Всё должно быть вовремя, Широ-чан.
Втащив свою жертву на этих словах в ванную, мальчик кинул её в ванну - небольшую, в ней только сидеть, но для ребёнка такая в самый раз. У этой ванный были высокие стенки и желоб водопровода вверху: потянув за верёвку, Сора открыл его, и потекла чистая вода. Правда, холодная, потому что зайти к котлу и нагреть его мальчик не догадался. Мёртвые температуры чувствуют плохо, Соре это было безразлично.
- Будешь больше орать - мы утопим тебя в пузырьках. Буль-буль, - мерное течение воды шумом своим было не сильно тише этой угрозы.

Отредактировано Sora (2024-11-10 22:52:07)