- Сегодня очень важный день. - Глядя на ясное небо пробормотала жрица, сбежавшая из собственной палатки от собственных слуг.

Официальный наряд для данного мероприятия они с другими жрицами обсуждали долго и самозабвенно. Кажется даже неунывающий Горо в такие моменты старался держаться как можно дальше от шатра главнокомандующей, чтобы не попасться разгоряченным спором девицам под руку. В такие моменты не было чинов и заслуг - просто девушки, неумолимо стоящие на своём и не принимающие возражений. Их хозяйка должна выглядеть подобающе своему статусу на важном для всей Инадзумы мероприятии. При чем, что было наиболее иронично с точки зрения Кокоми, против её церемониальных одеяний, служанки были совершенно не против, хотя казалось бы их фривольный дизайн раздражал и смущал многих. Но любой другой, более простой и сдержанный вариант, отметался девушками с такой яростью, будто бы их жрица предложила заявиться в Нефритовый Дворец нагой.

В итоге пришлось просто смириться и позволить им подготовить самое подобающее из привезенных с собой облачений, а самой упорхнуть на встречу с представителем Ясиро. Чтобы утром быть разбуженной едва только первые лучи солнца выскользнули из-за горизонта. Ведь чтобы обмотать её во все слои и правильно обмотать  всеми тканями - понадобится не менее нескольких часов. Хорошо бы успеть к началу собрания, а то жрицу сочтут совсем уж грубиянкой, итак по ее вине переговоры переносились дважды.

Впрочем, около получаса у неё ещё было, пока двое девушек набирали бочку с водой. Чем Кокоми и воспользовалась, выбравшись под теплые лучи весеннего солнца, и позволяя нежному ветерку играть с длинными волосами, которые усердно пыталась расчесать верная Айя. Судя по тому что она едва не выдернула целый клок, девушка нервничала. Ещё бы, ведь жрица не брала её с собой во дворец в качестве сопровождения. Сегодня её должна сменить Мами, в то время как самой Айе была поручена охрана генерала. Мало ли кто решит воспользоваться отсутствием жрицы. И неизвестно как пройдут переговоры. Врядли Воля Небес будет столь груба, чтобы задержать жрицу, но можно ли доверять всей Трикомиссии? По той же причине в лагере останется и сам Горо. Не стоит искушать судьбу и обоим лидерам идти в логово тигра.

- Не беспокойся, Айя. Всё будет хорошо. - Успокаивающе улыбнувшись служанке, Кокоми поднялась с нагретого места, и направилась к шатру, откуда уже подавали знак о готовности остальные девушки.- А сейчас.... Да начнутся страдания. - Возвестила она внутри, со смиренным вздохом позволяя девушкам стянуть с себя тонкий шелк одеяний.

Омовение, притирание, умасливание, макияж, прическа и бесконечные слои ткани, тяжестью ложащиеся на плечи. Привыкшая к свободе и легкости одежд из нового гардероба, жрица уже чувствовала себя крайне неуютно, смиренно ожидая, когда же её закончат обматывать и подвязывать. В итоге, через несколько часов совместных усилий, в зеркало на жрицу смотрела симпатичная девушка в изумительном и дорогом наряде, но с очень несчастным выражением лица.

- Принесите украшение для волос. - Распорядилась Айя, продолжающая что-то пихать в рукава кимоно, превращая их в подобие сумочки. - Госпожа, не забудьте веер. Кроме Мами с Вами будет Футаба, она пусть несет зонтик. Сегодня может быть злое солнце, а у Вас очень нежная кожа. И не позволяйте им отлынивать, тем более что Вы без полного сопровождения. - Кокоми лишь улыбнулась, слегка качнув головой.

Айя волновалась, пожалуй, даже больше своей госпожи. Слишком многое могло пойти не так как хотелось бы, а ещё больше могло стать хуже чем уже есть. Они столь долго ждали подобного момента и упустить свой шанс было бы немалым разочарованием.

Дорога до Лунного Павильона и перенос во владения Воли Небес, Кокоми, если говорить откровенно, запомнила плохо. Ей было жарко, неудобно и тяжело. Однако годы тренировок и обучения не прошли бесследно. На её лице была неизменная легкая полуулыбка, осанка оставалась ровной, а шаг твердым. Мами украдкой вздыхала, стараясь перехватить поудобнее длинные полы кимоно, чтобы жрица случайно не наступила на них своими гэта и не упала. Футаба же выражала поддержку неизменно шагая рядом загораживая выглядящим весьма тяжелым зонтом.

Терраса Нефритового Дворца так хорошо обдувалась ветрами, что Кокоми мысленно поблагодарила предусмотрительную женщину за то, что переговоры будут проходить перед открытым небом, а не в душном помещении. Представителей Ли Юэ ещё не было, чего нельзя было сказать о стороне Трикомиссии, притащившейся на это собрание едва ли не полным составом, в отличии от жрицы, в чьё сопровождение входили лишь две служанки. Мами заметно напряглась и движение веера сбилось с его ритма, в то время как Футаба едва ли не выставила зонт как защиту, в надежде оградить свою госпожу от всех неприязненных взглядов, которые незамедлительно скрестились на ней. Ответив на парочку самых настырных смелым взором, Кокоми неторопливо отошла чуть в сторону, поближе к краю и с задумчивым видом замерла на месте. Делая вид что размышляет, девушка просто наслаждалась тишиной и прохладой в ожидании сбора всех участников их сегодняшнего собрания.

Отредактировано Sangonomiya Kokomi (2024-06-14 21:11:57)

Оживлённая работа кипит над гаванью с самого утра - Нефритовый дворец ждёт важных гостей. Воля Небес была недовольна тем, что эти переговоры происходят так поздно. Слишком много спорных вопросов приходилось решать в процессе, когда можно было урегулировать все проблемы через верха. Целый месяц упущенной кооперации и налаживания совместных действий. Но обстоятельства не складывались в пользу этой встречи. Нингуан лояльно относилась к этому - она понимала, что всё то, с чем они сталкиваются в последние дни, не оставляет простора для уверенного планирования. И всё же хотелось, чтобы всё шло в соответствии с расписанием. А оно было загружено даже больше, чем обычно.

Всё то время, что переговоры переносились и назначались, Воля Небес собирала сведения. Она достаточно неплохо погрузилась в проблематику взаимоотношений сёгуната и Ватацуми. Охота на глаза бога, изоляционная политика сёгуна, в конце концов накопившиеся недовольства западного острова обернулись восстанием и кровопролитной междоусобной войной. В процессе боевых действий, когда раны и обиды свежи, сложно остановить движение своего клинка. Но сейчас, когда обстоятельства играли против и верных сёгуну, и верных Сангономии, казалось, что это должно остаться где-то позади. На это и хотела сделать ставку Нингуан, акцентировать внимание на проблеме общего врага. Но недавние слухи начали закладывать опасения. От внимательных глаз соглядатаев Воли Небес не укрылась активность во временном расположении храма Наруками. Известная сподвижница сёгуна Райдэн начала действовать и действовать активно. Корабли сёгуната, гружённые солдатами, гражданскими и жрицами Наруками, уже как несколько дней отплыли в сторону островов вечности. Приготовления к этому плаванию велись в спешке и за всем этим навязчиво следовали слухи о готовящемся возвращении электро архонта. Имеют ли смысл нынешние переговоры в свете этих событий?

Нингуан тяжело вздыхает, прикладывая пальцы к закрытым глазам. Хотелось верить в благоразумие как правящих элит Инадзумы, так и их архонта. Если слухи о возвращении архонта не блеф кицунэ, то это событие может сильно спутать карты. Но так или иначе этот разговор должен состояться. Что делать с возвращением сёгуна, если оно состоится, Нингуан решит позднее.
Помощницы Воли Небес нетерпеливо переминались с ноги на ногу, глядя на свою госпожу. Верно, нужно поспешить. Сегодня хозяйка Нефритового Дворца должна выглядеть безупречно. Изысканные одеяния из белого и золотого шёлка - воплощённая роскошь, сплетённое из нитей богатство. Сегодня Нингуан должна воплощать собой всю мощь Лиюэ. А сила страны контрактов всегда была в сильнейшей экономике и невероятном богатстве.

Терраса Нефритового дворца была полностью обустроена к прибытию достопочтимых гостей. Огромный прямоугольный стол разделял террасу на две части. С каждой из сторон стояли изысканные стулья с мягкими золотыми подушками. И одно изысканное кресло во главе стола - для хозяйки и организатора переговоров.
Миллелитов было здесь немного - лишь личная стража Воли Небес, доверенные охранники, что денно и нощно блюли службу под облаками страны контрактов. Могло показаться даже, что охраны слишком мало в свете обстоятельств. По крайней мере той, что была видна глазам гостей. Другой сомнительный момент касался особого распоряжения, которое поступило миллелитам от Нингуан этим утром. Опасное, рискованное решение, но Воля Небес решила сделать эту ставку. Она надеялась, что её опасения не подтвердятся, но если это случится, она сможет использовать это в предстоящих переговорах. К сожалению, так и случилось.

Воля Небес вышла к гостям вскоре после того, как получила донесение, что все гости собрались. Двери дворца отворились и из них вышли мужчина и женщина. Они были облачены в доспехи, напоминающие миллелитов, но отличались от них орнаментами фениксов и изменённым дизайном, в котором преобладают красный, чёрный и золотой цвета. Кроме того их лица скрывали стилизованные под феникса золотые маски. Следом за парой необычных миллелитов шла сама властительница Лиюэ, а замыкали шествие ещё одна пара из мужчины и женщины миллелитов в стилизованных доспехах. Четверо охранителей Воли Небес быстро рассредоточились по периметру террасы - они двигались стремительно, но практически неслышно, словно тени скользящие по стенам и полу. Внезапно рядом с Нингуан появляется ещё один, пятый миллелит в необычном обмундировании. Казалось эта женщина, чьё лицо тоже скрывала маска, появилась из ниоткуда - бесшумно, незаметно, словно тень Воли Небес ожила, встала и приняла облик солдата.

- Приветствую вас в Нефритовом дворце и выражаю благодарность за то, что мы с вами здесь собрались, - обращается ко всем присутствующим Нингуан, обводя взглядом лица инадзумских политиков и ватацумских жриц. Взгляд Воли Небес ненадолго задерживается на свите лорда Камисато. Всё-таки одна из сторон решила принести на переговоры оружие и не просто оружие, но даже наёмников. Воля Небес легко отличит свиту аристократов и богатых купцов от откровенных головорезов, берущих золото за пролитую кровь. Настороженная последними слухами Нингуан ожидала, что может быть какая-либо провокация с одной из сторон, но всё же подобное немного шокировало. Ещё никогда по изысканным плитам Нефритового дворца не ступали откровенные преступники, чья жизнь была связана с кровопролитием ради наживы.
- Честно признаюсь, я несколько удивлена, - эти слова уже были обращены напрямую Камисато Аято. - Когда я рассылала приглашения вам и вашим коллегам, я подразумевала, что мы собираемся организовать мирные переговоры. Стоит ли полагать, что вы не доверяете моей беспристрастности и способности обеспечить безопасность в собственном доме? Пока Воля Небес говорила, один из миллелитов в маске, высокий мужчина с длинными чёрными волосами, направился к свите Камисато. Он не выказывал враждебных намерений, но шёл уверенно и быстро. Оружия при нём не было, но обманываться не стоило - если придётся, этот человек явно должен быть в состоянии обеспечить защиту Нефритового дворца.
- Прошу простить меня за беспокойство, - обращается к Сангономии Нингуан, имея ввиду вооружённых людей в рядах враждебной к жрице стороны. Она снова переводит взгляд к представителям сёгуната, одновременно с тем как миллелит в маске подходит к кайраги. Он останавливается в паре метров от них и замирает. Лишь пронзительный чёрный взгляд, проглядывающийся в прорезях фениксовой маски, выдаёт его готовность действовать быстро и решительно в отношении вооружённых мужчин.
- Господин Камисато, могу ли я ожидать, что вы велите своим наёмникам покинуть Нефритовый дворец? - тон Воли Небес звучит мягко, но за обманчивой нежностью скрывается сила и настойчивость хозяйки, не оценившей подобного жеста от своего гостя.

- Госпожа, - Страстно зашептала прикрывающая её спину Мами, в то время как Футаба переместилась так, чтобы оказаться на пути любой опасности в мгновение ока.- Быть может стоит уйти? Кайрааги....

- Тоже дети Инадзумы. Грешные. Порочные. Алчные. Но дети. - Отозвалась Кокоми, скрывая за веером полуулыбку.- И где ещё мы увидим столь многообещающее представление? Посмотри на них, этих самодовольных в своем большинстве знатных господ. Какая глупая, грязная и удручающая игра происходит в их рядах, призванных демонстрировать единство и верность. Ты думаешь два новых, пусть и вооруженных игрока как-то изменят ход ситуации? Приглядись к этим пахнущим кровью и безнаказанностью мужчинам. Даже сейчас я насчитываю не меньше пяти возможностей нанести им неприятные увечья. А они здесь в меньшинстве. Как смешно должно быть госпоже Нефритового Дворца наблюдать за этим безвкусным спектаклем? - Проговорила жрица, за всё время так и не переменив своей позы.- Погляди как и меня пытаются втянуть в участники, хоть совершенно очевидно что моё мнение никого не интересует?

Мами едва заметно нахмурилась, из-за плеча Сестры рассматривая людей отвечающих за благополучие народа, хотя на большинстве лиц хорошо заметно что благополучие их заботит только своё собственное. Даже облаченный в белое, что и привел сюда сегодня людей с репутацией хуже чем у убийц. Когда он же обратился к госпоже, представители Сопротивления даже не удивились, лишь их предводительница легко и открыто рассмеялась, позволяя переливам колокольчиков разлиться в воздухе и едва ли на сотую часть пробить то напряжение что окутывало это политическое сборище.

- Как благородно со стороны представителя Трикомиссии, с которой мы, конечно же стремимся достигнуть согласия и мира не первый день и даже не первый месяц, поинтересоваться моим отношением к присутствию сомнительной пары воинов, с ещё более сомнительной репутацией. - Отчетливо произнесла девушка и в голосе её не было ни грамма неприязни или агрессии. Лишь легкая ирония, но не более.- Если бы меня волновало их наличие, то я развернулась бы и ушла едва обратив на них внимание. Но я уверена в силах госпожи Нин Гуан обеспечить это мероприятие безопасностью, а потому лишь ей решать что допустимо или нет в её Доме. - Она чуть кланяется женщине, а затем возвращает свой полный безмятежности взор главе Ясиро.- С моей же стороны нет никаких возражений относительно ваших методов обеспечения безопасности своих... Коллег. - Сангономия склонила голову на бок прежде чем произнести последнее слово. Оттого оно звучало чуть более нерешительным, будто бы девушка не знала верно ли выданное ею утверждение относительно отношений между присутствующими. Однако ситуацию нужно было как-то спасать, прежде чем их переговоры закончатся не начавшись. - И я бы хотела поскорее перейти к части где мы обсуждаем возможный мир, нежели предполагаем начало войны. Свежий воздух это прекрасно, но я всё ещё не слишком хорошо себя чувствую после недавнего недуга.

Признаться в слабости перед толпой недоброжелателей не самый логичный ход, но кто же виноват что её возможный союзник решит столь "тонко" намекнуть на изменение правил игры в песочнице?

Воля Небес слушает внимательно, выражение её лица спокойно, но толика недовольства просачивается мрачным туманом, стелющимся по столу переговоров словно тень опасного зверя. Обычные миллелиты явно обеспокоены ситуацией, но те, что облачены в доспехи со знаками отличия, стоят неподвижно. Невозмутимость и готовность действовать. Каждый из них подобен неподвижной статуе, ожидающей одной лишь команды своей госпожи, чтобы ожить и действовать. Отобранные среди самых доверенных сподвижников, самые надёжные и самые сильные - неустанные тени, что днём и ночью блюдут защиту интересов Нингуан. Один из них, тот самый брюнет с длинными волосами, невозмутимо взирает на кайраги сквозь золотую маску. Он готов пустить в ход силу, если потребуется, но терпеливо ждёт воли хозяйки Нефритового дворца. Но она не торопится и внимает словам островитян, наблюдает за этим разворачивающимся представлением. Не то демонстрацией, призванной впечатлить её, не то выпадом в сторону своих же коллег - соперников за власть.

Не удивительно, что эти переговоры стали площадкой для выплёскивания политических интриг сёгуната. Ровно этого Нингуан и ожидала в свете всех тех слухов и домыслов, гулявших среди людей последние недели. Нестабильность потерявшего землю государства, отсутствие и возможное возвращение архонта, замороженный гражданский конфликт - это множество переменных в конце концов сплетало такой сложный узел, что рано или поздно он должен был привести людей к решительным и опасным действиям. И Камисато Аято демонстрировал это с нескрываемым довольством. Казалось он был готов отсечь самые неудобные части этой спутавшейся нити, чтобы распутать остатки узла и сплести новую верёвку, отвечающую его интересам. И слова, в тени которых сверкала окровавленная сталь, лишь подтверждали это впечатление.

Но в доме Нингуан кровопролитию не бывать. Пусть она и пустила сюда людей с оружием, но лишь затем, чтобы оценить тех, кто принесёт его, по достоинству. Она не сомневалась в своих людях, не боялась накала и даже возгорания ситуации. Лишь спокойно ждала окончательного ответа на свою не просьбу, но волю. И к счастью для этих переговоров воля хозяйки Нефритового дворца была услышана и Нингуан позволила своему взгляду смягчиться, отпуская напряжение. Вопрос не был решён так, как она считала необходимым, но он был урегулирован более чем приемлемо. Остальное - останется под выводы и дальнейшие планы по ведению переговоров с островитянами. Сейчас же, действительно, важно достичь уже хоть какого-то результата.

- Хорошо, пусть будет так, - звучит наконец ответ Воли Небес. Её человек забирает оружие кайраги и отходит, чтобы сложить его в сторонке. Сам же занимает позицию прямо на пути к этому оружию со свободными руками, скрещёнными на груди. Тем временем Нингуан обводит собравшихся взглядом.
- Несмотря на все разногласия и помехи, мы с вами всё-таки смогли собраться здесь. И это хорошее начинание. Сейчас, когда угроза со стороны так называемого Ордена бездны не просто растёт, но воплощается на наших глазах - единство людей как никогда востребовано. От него зависит наше выживание. Потому я рассчитываю на то, что каждый из присутствующих отбросит былые обиды и претензии перед лицом общей опасности.

Воля Небес делает паузу, давая знати и жречеству островов как следует обдумать сказанные слова. Гражданский конфликт мог казаться уместным раньше, после стольких лет мира и под топливом из свежих обид и несогласия. Но сейчас ситуация изменилась. Инадзумцы уже познали вкус войны, а на пороге противостояние с силой куда более бесчеловечной, чем людские политики и даже боги. Касательно последнего - хотелось на это надеяться. Нингуан всё ещё держит в голове потенциальные последствия тех слухов о плане Яэ Мико. Если придётся, Воля Небес была готова идти на переговоры и с ними - с богиней, устрашающей своей немыслимой силой, да с лисицей, строящей свои планы в отрыве от инадзумских политиков.

Наконец Нингуан кивает Сангономии, предоставляя слово ей. Вопрос Трикомиссии от лица Аято уже прозвучал и все в ожидании условий, которые озвучит Кокоми. А затем... затем их ждут сложные обсуждения того, на что каждая из сторон готова пойти, чтобы защитить своих людей и спасти свой дом.

• Кано Хитоши •
представление персонажа

- То есть преступники просят независимости и автономии для того, чтобы эффективнее покрывать свои преступления.

Говорить вперёд всех начал невысокий, но широкоплечий мужчина, глава додзё Кано. Он стоял особняком ото всех прочих министров Иназумы, словно бы не причисляя себя ни к одной из комиссий. Приехал он в едва ли не одиночестве, с самой минимальной свитой слуг и без всякой охраны или оружия, до фазы переговоров говорил мало, ограничиваясь лишь самой минимальной вежливостью в случае необходимости.

Внимательный взгляд свой Кано Хитоши не спускал всё это время с Сангономии Кокоми, и воспользовался случаям сказать своё слово как только в рядах трикомиссии началось смятение. Сначала - от слов молодого Камисато, что очень рискованно, но невероятно эффективно продемонстрировал всем своих полудиких наёмников. Для комиссий, особенно Кандзё, это значило, что у Ясиро есть силы сопротивляться давлению со стороны и Аято их довольно прямо не то, что на место ставит, а задвигает на второй план. Но повозмущаться чиновники из высоких палат не успели, потому что второй удар, уже своей наглостью, нанесла госпожа Сангономия. Кто от её слов не опешил, тот еле сдержался от ругани.

- Иначе как понимать эти требования от контрабандистов, что в тяжёлое для страны время нарушали законы сёгуната, - Хитоши взмахнул рукой, и юноша из его сопровождения с поклоном поднёс своему господину несколько документов. - Предлагаю комиссии Ясиро и Кандзё ознакомиться с расследованием по делу воровства и контрабанды на Ватацуми. Связь Сангономии и её генерала здесь самая прямая, доказательства у меня есть.

Документы легли на стол переговоров в общий доступ, в жадные руки и алчные взгляды. Откуда они у скромного владельца додзё из захолустья - вопрос, но задавать его сейчас будет неуместно.

• Кано Хитоши •
представление персонажа

- Вы красиво говорите, Сангономия-сан, но ваши слова преисполнены лицемерия и лжи. Вы опасны для общества, - взгляд, полный зелени и холода, устремился к жрице, словно стараясь пронзить её насквозь, как рыбу гарпуном. - И у меня есть доказательства.

Не обращая внимания на пошедшие кривотолки и смущённые комментарии о том, что вопрос контрабанды можно отложить, Хитоши продолжил. Ему было плевать, кто именно из чиновников в Кандзё или Ясиро покупал жемчуг санго и украшения из него по дешёвке в обход закона, этой проверкой пусть занимаются досины Тенрё и пишут свои протоколы - к тому же, они уже записывают что-то. Однако тех, кто вдруг начал выгораживать Сангономию, конечно, следовало проверить в первую очередь. Сам Кано Хитоши к главе Ватацуми не испытывал неприязни, ненависти и не питал предрассудков, но всё же личные мотивы не любить эту девушку были, и они лишь укрепили его желание вообще присутствовать на этих переговорах и дать столько нелицеприятной информации в открытый доступ.

- Её Превосходительство ограничила вас, как опасных преступников и сепаратистов, причём довольно гуманно. Ни массовых чисток, ни казней - лишь запрет уничтожать страну дальше, вполне рациональный. Вы и сами не отрицаете, что хотите в столь непростое время разделить Иназуму, словно нам всем без того мало лишений, и открыто заявляете, что закон для вас ничего не значит. И вы скрываете правду о том, что террористы острова Ватацуми из секты «Оробаси дзидай» совершали уже много лет как.

Не меняя своего выражения лица - собранного, сосредоточенного и абсолютно не выражающего никаких эмоций - Хитоши вновь поднял руку, отдавая безмолвный приказ. Другой мальчик-слуга из его свиты, ужасно похожий на первого, поднёс новую стопку документов, побольше первой.

- Во-первых, вот протокол допроса одного из бывших участников секты, - листы падают на стол один за другим. - Сам он не присутствует здесь, поскольку боится за свою жизнь, но я могу в случае сомнений приказать привести его. Вкратце: «Оробаси дзидай», как и весь остров Ватацуми, молятся падшему богу, врагу Иназумы и, прославляя его, обрекли остров Ясиори на гибель от неистовства Татаригами. Пока что только один остров из всех. Во-вторых, вот фотографии с Ясиори, где разрушены святилища - это дело их рук. Именно после этого оскверняющего ритуала бешенство Татаригами стало совершенно неистовым. Возможно, именно это и повлияло на причину нашей эвакуации.

Пояснять, откуда сектант оказался в доме Кано и как именно были получены фотографии разрушенных святилищ, Хитоши не стал, как проигнорировал и вопросы про информированность о контрабанде. Но по изображениям прекрасно видно, что снимки недавние, а это значит, что сам Хитоши или кто-то из его людей были на островах совсем недавно. И он очень уверенно заявлял о том, что Сангономия и всё её Сопротивление - это одна большая организация по уничтожению Иназумы. Так уверенно, что кое-кто из присутствующих уже в этом был убеждён.

На террасе воцарилась тишина, тяжелая и звенящая, словно натянутая тетива боевого лука. Все взгляды были устремлены на Кокоми, на эту хрупкую девушку, которая осмелилась бросить вызов всему сёгунату. И в этой тишине Аято чувствовал, как нарастает волна гнева, готовая в любой момент обрушиться на голову жрицы. Но он не торопился вмешиваться. Он ждал, наблюдал, словно искусный кукловод, дёргающий за нити марионеток, заставляя их танцевать под свою дудку.
И вот, когда напряжение достигло предела, Аято медленно поднялся со своего места. Его движения, как всегда, были плавными и грациозными, словно танец журавля, но в них чувствовалась скрытая сила, словно в изящном изгибе клинка катаны.
Он не спешил говорить. Он обвел взглядом присутствующих, и его глаза, обычно мягкие и спокойные, словно поверхность летнего озера, сейчас были холодны и тверды, словно мертвецкий мёрзлое озеро, Кацит. Он остановил свой взгляд на Хитоши, и в этом взгляде не было ни гнева, ни ненависти, лишь ледяное презрение и разочарование.
“Господин Кано”, - начал он, и его голос, обычно мелодичный и нежный, словно звуки сямисэна, сейчас звучал резко и отчетливо, словно удар молота по наковальне. - “Я расцениваю ваши действия как откровенную провокацию. И я крайне недоволен тем, что вы решили устроить это представление...”.
Он сделал паузу, давая Хитоши время осмыслить его слова.
“Вы прекрасно знаете, - продолжил он, и его голос стал ещё холоднее, - что сейчас не время для внутренних разборок. Я поговорю с вами ещё по этому поводу”.
Аято сделал шаг вперед, и его присутствие, обычно ненавязчивое, словно ветерок, приносящий аромат цветущей сакуры, сейчас стало почти осязаемым, словно морозный ветер прокатившийся с севера вместе с океаническими волнами.
“Я прошу вас, господин Кано, - произнес он, и его слова звучали тихо, но весомо, словно приговор, - занять свое место и не вмешиваться в переговоры, пока я сам не попрошу вас высказаться”.
Он не собирался терпеть подобную дерзость. Хитоши преступил границы дозволенного, и Аято должен был поставить его на место. Иначе он рисковал потерять контроль над ситуацией.
Аято, не дожидаясь ответа Хитоши, повернулся к Кокоми. Его лицо, которое только что выражало ледяное спокойствие, сейчас смягчилось, приобретя выражение сочувствия и понимания. Он словно бы превратился из бесстрастного судьи в заботливого старшего брата, готового защитить и утешить.
“Госпожа Сангономия, прошу вас, не принимайте слова господина Кано близко к сердцу”, - произнес он, и его голос звучал мягко и успокаивающе, словно шелест летнего ветра в листве бамбука. - “Он не всегда умеет контролировать свои эмоции. И я уверен, что он не хотел вас обидеть”.
Он сделал паузу, давая Кокоми время успокоиться.
“Что же касается обвинений в контрабанде…”, - продолжил он, и его голос стал деловым и прагматичным, словно он говорил о повседневных делах, а не о серьезном политическом обвинении. - “Давайте будем откровенны, госпожа Сангономия. В условиях торговой блокады, которую ввела сёгунат, контрабанда была неизбежна. И я не сомневаюсь, что многие кланы и торговцы Ли Юэ пользовались этой ситуацией”.
Он едва заметно улыбнулся, и в этой улыбке промелькнуло нечто хищное, словно он представлял себе, как ловко он смог бы использовать эту ситуацию в своих интересах.
“Я даже готов поверить, - продолжил он, и в его голосе появились ироничные нотки, - что вы действительно готовы вернуть все товары, приобретенные… не совсем законным путем. Но давайте не будем забывать, что большинство из этих товаров уже давно проданы, перепроданы, подарены и так далее. И представить себе, как вы будете их возвращать, - весьма… забавно”.
Он позволил себе легкий смешок, словно представляя себе это комичное зрелище. Аято определённо знал, что кто-то из одного храма, даже согласился бы с этим предложением, просто из возможности понаблюдать за этой суматохой и хаосом.
“Но давайте оставим экономические вопросы на потом, - продолжил он, и его голос вновь стал серьезным. - Сегодня мы здесь, чтобы говорить о мире. О том, как нам преодолеть прошлое и построить новое будущее для Инадзумы. Будущее, в котором не будет места ни конфликтам, ни обвинениям”.
Аято медленно покачал головой, и в его движении было нечто от мудрого наставника, который с сожалением отвергает просьбу своего ученика, понимая, что она нереалистична и может привести к негативным последствиям.
“Госпожа Сангономия, вы просите слишком многого”, - произнес он, и его голос звучал мягко, но твердо, словно он произносил не отказ, а скорее констатацию факта. - “Полная независимость Ватацуми... Это невозможно. Инадзума - единое государство, и все её жители должны подчиняться сёгуну. Иначе же, вы обрекаете свой народ на гнев Сёгун, с которым не справился ваш бог и если то случится, то и жертва оного будет бессмысленной”.
Он сделал паузу, вглядываясь в лицо Кокоми, и в его глазах читалось не только сожаление, но и нечто большее - понимание, сочувствие, даже какая-то скрытая грусть.
“Я понимаю ваши чувства, госпожа Сангономия, - продолжил он, и его голос стал тише, обретая интимную доверительность. - Я знаю, что народ Ватацуми предан памяти Оробаси. Что он видит в нем своего истинного защитника. И я не стану осуждать вас за это. Если быть откровенным, то я сам врядли бы смирился с таким поражением своего собственного сюзерена, но и не стал бы передавать свой обломленный клинок потомкам, чтобы они свершили некую месть, неся ненависть в своей крови”.
Он вздохнул, словно с сожалением, и его взгляд стал отрешенным, словно он перенесся мыслями далеко-далеко, в те времена, когда боги ещё ходили по земле, а судьба мира решалась в битвах титанов.
“Но прошло слишком много времени, госпожа Сангономия, - продолжил он, и его голос прозвучал тихо, но отчетливо, словно эхо, затерявшееся в лабиринте пещер. - Целые поколения сменились с тех пор, как Оробаси пал в битве с Райден. И какими бы героическими ни были его деяния, какими бы благородными ни были его идеалы, они уже не могут служить основой для будущего Инадзумы. Мы должны жить в настоящем, а не в прошлом. Мы должны стремиться к единству, а не к расколу. Мы должны быть верны сёгуну, а не тени давно умершего бога. Я не прошу забыть об этом, я прошу перестать цепляться за это едкое воспоминание”.
Он сделал паузу, давая Кокоми время осмыслить его слова.
“Я не говорю, что народ Ватацуми должен отречься от своей веры в Оробаси, - продолжил он, и его голос стал мягче. - Но он должен понять, что эта вера не может быть превыше интересов Инадзумы... Даже не только Инадзумы, но и своего собственного, интереса Ватацуми. И что ненависть к сёгуну не приведет ни к чему хорошему. Она лишь усугубит конфликт и прольет новую кровь. Кровь людей, которые о Оробаси, слышали лишь из легенд и сказок. Сколько вы хотите, чтобы продолжался конфликт, давно решившийся? Ещё десяток поколений людей, дети, детей, выращенные в одной лишь ненависти, только разрушат ваш родной дом бесповоротно. На что вы решитесь пойти, ради этого желания мести?”.
Он вздохнул, словно с сожалением.
“Я верю, госпожа Сангономия, что мы можем найти компромисс. Но для этого Вы должны сделать шаг навстречу. Вы должны отказаться от своих требований о полной независимости и признать власть сёгуна. И только тогда мы сможем начать говорить о том, какие права и свободы может получить Ватацуми в рамках единой Инадзумы. Пока вы рассматриваете себя, как Ватацуми, а не Инадзуму, мы не придём ни к чему. Люди должны жить будущим, а не прошлым”.
Аято выпрямился, и его взгляд, полный грусти и надежды, встретился со взглядом Кокоми.
“Я знаю, что это непросто, - добавил он тихо. - Но это единственный путь к миру”.
Аято  сделал  паузу,  давая  своим  словам  осесть  в  тишине,  словно  снежинкам,  плавно  опускающимся  на  холодную  землю.  Он  чувствовал на себе множество взглядов. В своём монологе он зашёл весьма далеко и останавливаться точно не собирался. Он вознамерился положить конец этой войне раз и навсегда, но и лишнего позволить Ватацуми не намерился. Всему уготовано своё место, свои полномочия и силы и Райден заслужила это в честной схватке, завоевав Ватацуми. Аято вознамерился покончить с неповиновением Ватацуми, сделав то, чего не смогли сделать другие. Если не силой, то своим словом.
"Но  это  не  значит,  что  у  Ватацуми  нет  будущего",  -  продолжил  Аято,  и  его  голос  прозвучал  тихо,  но  уверенно,  словно  он  открывал  перед  Кокоми  новую  дверь,  ведущую  в  неизведанный  мир.  -  "Я  готов  предложить  вам  компромисс.  Компромисс,  который  удовлетворит  и  интересы  Инадзумы,  и  стремления  народа  Ватацуми".
Он  выпрямился,  и  его  взгляд,  полный  решимости  и  надежды,  встретился  со  взглядом  Кокоми.
"Ватацуми  сохранит  свою  административную  независимость, -  начал  он,  четко  и  размеренно  излагая  свой  план,  словно  опытный  торговец,  предлагающий  свой  товар.  -  Вы  будете  сами  управлять  своими  землями,  сами  собирать  налоги, определять их бремя,  сами  вершить  правосудие.  Ваш  флот  останется  под  вашим  командованием, как и военные силы  и  вы получите торговую независимость, хотя этот вопрос мы рассмотрим тогда же, когда и коснёмся того, как вы решитесь загладить преступление в лице ведения контрабандной деятельности, но я предлагаю вам, лишь выплачивать фиксированный налог со всей торговли и определённые торговые преференции Инадзумским торговцам и компаниям на многие десятилетия вперёд, чтобы не обеднять вас репарациями или взысканиями”.
Он  сделал  паузу,  давая  Кокоми  время  осмыслить  его  слова. 
"Но,  -  продолжил  он,  и  его  голос  стал  серьезнее,  -  в  знак  верности  сёгунату,  вы  должны  будете  принять  некоторые  условия.  На  Ватацуми  будет  создан  независимый  законодательный  орган,  в  котором  будут  присутствовать  представители  всех  трех  комиссий  Тенрё, как связные и представители воли Сегуна.  Этот  орган  будет  заниматься соблюдением, принятием и оспариванием законов утверждаемых Тенрё. Вы сами сформируете, состав и административную структуру этого органа, после чего мы утвердим его форму, затем состав и формирование, следуя букве закона о установлении этого органа, свершите его окончательное установление и формирование состава. К тому же я предлагаю, орган, чьи оспаривания и прошения не будут отвергнуты правом Вето Тенрё и будут рассмотрены.", - Аято говорил громко, словно диктатор, несущий на себе победоносный венец, вошедший в сенат и отныне устанавливающий правила. Какая бы реакция не была у других членов Тенрё, им нужно было смирится с тем, что сейчас всем ходом переговоров дирижировал он и он не потерпит ещё одного вмешательства в ход переговоров. 
“Вы  сможете  устанавливать  свои  внутренние  законы,  госпожа  Сангономия,  -  продолжил  он.  -  Но  они  не  должны  противоречить  законам  сёгуната.  И  вы  сможете  подавать  прошения  об  отказе  от  исполнения  тех  законов  сёгуната,  которые  кажутся  вам  несправедливыми  или  ущемляющими  интересы  Ватацуми.  Эти  прошения  будут  рассматриваться  законодательным  органом  Ватацуми,  а  затем  передаваться  на  утверждение  Тенрё.  И  я  лично  поручусь  за  то,  что  эти  прошения  будут  рассмотрены  внимательно  и  беспристрастно. Покуда же закон не будет утверждён, его действие будет не вошедшим в силу на территории Ватацуми, а после всех рассмотрений и правок, в зависимости от решения приводится или не приводится к исполнению”.
Аято  выпрямился,  и  его  взгляд  стал  тверже.
“Что  же  касается  Указа  об  Охоте  на  Глаза  Бога…  -  продолжил  он.  -  Как  вы  знаете,  госпожа  Сангономия,  в  настоящее  время  этот  Указ  не  исполняется.  У  Тенрё  нет  возможности  продолжать  его,  по  многим  причинам.  И  я  думаю,  что  мы  можем  считать  его…  приостановленным.  По  крайней  мере,  до  тех  пор,  пока  ситуация  в  Инадзуме  не  стабилизируется и даже так, мы будем вынуждены рассматривать его и обсуждать и если вы согласитесь на "Наше" предложение, то вы сможете воспользоваться возможностями новоявленного органа и в его отношении”.
Он  вновь  встретился  взглядом  с  Кокоми.
“Это  мой  компромисс,  госпожа  Сангономия,  -  произнес  он  спокойно.  -  Я  верю,  что  он  может  стать  основой  для  прочного  мира  между  Ватацуми  и  сёгунатом.  Но  решение,  конечно  же,  за  вами. Я готов выслушать все ваши предложения”.

Аято с нетерпением ждал ответа Кокоми. Он видел, как она борется с собой, как её тонкие брови слегка нахмурились, а губы сжались в тонкую линию. Он ждал отпора, горячих слов, может быть, даже слез негодования. Он был готов к этому, он предвкушал это, словно искусный фехтовальщик, жаждущий схватки с достойным противником...
...Но ответ Кокоми был совершенно неожиданным. Холодным, безжизненным, лишенным каких-либо эмоций. Словно она не говорила, а читала приговор. Приговор, который окончательно разделил Ватацуми и сёгунат.
На мгновение на лице Аято отразилось изумление. Та мягкая улыбка, которой он одаривал Кокоми в течение всего разговора, исчезла, словно стертая порывом холодного ветра. Его глаза, обычно сияющие теплотой и участием, сейчас стали холодными и непроницаемыми, словно два осколка льда. На его лице промелькнуло несколько масок - недоумение, раздражение, даже разочарование.
Кокоми перепутала все его карты. Она приняла его предложение, с парой условий. сам тот факт этой оказии, был нелепицей, которая Нарушала порядок сил, выстроенный и необходимый, чуткий баланс, который необходимо было соблюсти на весах. Она продемонстрировала слабость, покорность, готовность пожертвовать всем ради мира. И это было не то, чего он добивался.
Мысли Аято заметались, словно стайка испуганных рыбок, пытаясь найти выход из этой ловушки. Он не понимал, что произошло. Почему Кокоми так легко согласилась? Неужели она не понимала, что тем самым обрекает Ватацуми на ещё большую зависимость от сёгуната? Или же она рассчитывала на то, что он не сможет отказать ей в личной просьбе, слишком большой расчёт на Ясиро?
Он словно бы услышал тихий, едва уловимый звук - звон тонкой, хрупкой соломинки, которая сломалась под тяжестью непосильной ноши. Что сломало её? Эрозия времени, которая неумолимо стирает даже самые крепкие узы? Война, которая калечит не только тела, но и души? Или же его собственные действия, его давление, его холодный расчет?
Аято не знал ответа на этот вопрос. Но он знал, что должен что-то делать. Он должен был восстановить баланс, который был так неожиданно нарушен. Он должен был показать Кокоми, что её решение было ошибкой. Аято выиграл, но этот выигрыш был не тем, что нужно было ему.
Аято добивался настоящего мира между Ватацуми и Сегунатом, а не хлипким перемирием. Нет-нет-нет, так дело не пойдёт. Пройдёт десяток другой лет и сепаратизм Ватацуми снова расцветёт, а новых войн между народами Инадзумы допускать нельзя. На смену Кокоми придут другие, более радикальные личности и такого исхода в корне нельзя было допускать. Какие-бы обиды их не разделяли, новые кровопролития и прошлое не исцелят ничего.
План был прост, показать способность к тому, что Сегунат и Ватацуми способны договариваться и считаться на равных, а не то, что кто-то из них сложит лапки и скажет "ладно".
На лице Аято отразилось напряжение, словно он пытался удержать в себе бурю, готовую разразиться в любой момент. Его брови слегка нахмурились, а губы сжались в тонкую линию. В его глазах, обычно сияющих теплотой и участием, сейчас появилась тень разочарования.
"Глупая девочка...", - промелькнуло в его мыслях, словно вздох ветра, проносящегося над полем битвы, усеянным телами павших воинов.
Она не понимала, какую ошибку совершила. Она приняла его предложение, словно подачку, словно милость с барского плеча. Она отказалась от борьбы, от права защищать свои интересы. Она поставила Ватацуми в полную зависимость от Тенрё, от него лично. Она сломала те самые весы, на которых взвешивалась судьба Инадзумы.
И теперь он не знал, что с этим делать. Его план, тщательно продуманный и рассчитанный до мельчайших деталей, рухнул, словно карточный домик, разрушенный неосторожным движением. Хаос, который он так старательно пытался контролировать, вырвался на свободу, и теперь грозил поглотить всё вокруг.
Аято мысленно прокручивал разные варианты, пытаясь найти выход из этого тупика. Отозвать своё предложение стало бы верхом глупсти. Словно идиот, попытаться потребовать встречных предложений, и того хуже.
"Ясиро стал сильнейшим кланом в Инадзуме", - думал он, и эта мысль не приносила ему ни радости, ни удовлетворения. - "Весы силы, пошатнулись в сторону".
Он взглянул на лица присутствующих, и в их глазах он видел не радость от достигнутого согласия, а лишь напряжение и недоверие. Тенрё чувствовало слабость Ватацуми, и это было опасно. Очень опасно.
“Волки боятся огня”, - промелькнуло в его мыслях древнее изречение. - “Но что делать, если огонь потух, и остались лишь тлеющие угли?”.
Он видел эти угли в глазах Кокоми. Они ещё тлели, но их свет был слабым и неуверенным.
Аято, словно пробудившись от сна, резко выпрямился. Тень нерешительности исчезла из его глаз, сменившись привычной сосредоточенностью и холодным блеском расчета. Он больше не сомневался. Он знал, что делать.
“Что сделано, то сделано”, - промелькнуло в его мыслях, словно удар клинка, разрубающего гордиев узел.
Он не мог вернуть время назад, не мог изменить решение Кокоми. Но он мог адаптироваться к новой ситуации, мог использовать её в своих интересах. Ведь именно в этом и заключалось мастерство истинного стратега - не в том, чтобы следовать плану, а в том, чтобы мгновенно реагировать на изменения и находить новые пути к цели.
“Возможно, мне следовало предупредить её”, - подумал он, вспоминая вчерашнюю встречу с Кокоми. - “Но тогда я сам ещё не знал, какой и как, совершу ход”.
Его план родился стихийно, под влиянием момента, и он не успел согласовать его с Кокоми. Но сейчас это уже не имело значения. Важнее было то, что она приняла его предложение. И он должен был использовать это.
“Она сделала свой ход”, - размышлял он, пытаясь понять мотивы Кокоми. - “Но почему?”.
Он не мог поверить, что она действительно настолько наивна, что не понимает последствий своего решения. Скорее всего, она видит в нем союзника, человека, который может защитить Ватацуми от гнева сёгуна и Тенрё. Или же она просто испугалась, сломалась под давлением обстоятельств. В любом случае, её решение требовала вмешательства и корректировки множества факторов.
Тень легкой улыбки вновь вернулась на губы Аято, но в ней уже не было прежней теплоты и мягкости. Она стала более сдержанной, даже холодной, словно он надел на себя маску вежливости, за которой скрывал свои истинные чувства.
“Госпожа Сангономия, признаюсь, ваше согласие... несколько неожиданно для меня”, - произнес он, и его голос, обычно плавный и мелодичный, словно течение горной реки, сейчас звучал резко и отчетливо, словно удар камня о камень. - “Я ожидал большего... сопротивления, скажем так. Встречных предложений, дополнительных условий... Переговоры, как правило, - это процесс долгий и утомительный, требующий взаимных уступок и компромиссов. И я был готов к этому”.
Он сделал паузу, вглядываясь в лицо Кокоми, словно пытаясь разгадать её замысел.
“Но вы, кажется, решили упростить... нам задачу”, - продолжил он, и в его голосе появились ироничные нотки. - “Что ж, я ценю вашу… прямоту. И я готов выслушать ваши дополнительные предложения, если таковые имеются”.
Он слегка наклонил голову, словно приглашая Кокоми к диалогу. Но в его жесте уже не было прежней мягкости и уступчивости. Он взял инициативу в свои руки, стал диктовать условия.
“Однако, - продолжил он, и его голос стал тверже, - я предлагаю провести нашу следующую встречу… в более неформальной обстановке. На территории комиссии Ясиро, например. Там мы сможем обсудить все детали нашего соглашения более… подробно. Когда вам будет удобно, но я бы настаивал на том, чтобы эта встреча прошла как можно раньше”, - Аято оставалось лишь надеется, на прочтение Кокоми скрытого послания в словах формальных, и вынесенных отдельно неформальных. Если он начнёт давать слишком явные послания, то в умах представителей Тенрё может закрасться сомнение, а такому чувству, в зрителях, он не собирался позволять прорастать.
Он выпрямился, и его взгляд стал холодным и непроницаемым.
“Я уверен, госпожа Сангономия, - добавил он, - что мы сможем прийти к взаимопониманию”.
"Ну что за день! Он не успел начаться, а всё уже пошло кривось-накось", - промелькнуло в его мыслях, когда он снова опустился на свой стул. - "То Хитоши мне сюрприз устроит, то Кокоми все планы перепутает".
Он мысленно вздохнул. Ему хотелось сейчас же оказаться в своем кабинете, с чашечкой... Хотя нет, ему теперь не до чашечек с чем бы то ни было. Теперь ему придётся думать о том, как выровнять сложившуюся ситуацию. Впрочем, именно поэтому не сёгун занимается этим, а он. Только так ему оставалось утешать себя, перед предстоящими размышлениями.