Если кто-то спросит Фремине о том, как он добрался до дома, он не сможет сказать. Вся дорога просто выпала из памяти. Его сознание занимали совсем другие вопросы. Тревожно бились мысли одна об другую, рассыпаясь металлической стружкой. Он должен был остаться у фонтана Люсин, на станции Маркот и дождаться Лини - вдруг брат не успеет уйти и нужна будет помощь. Он должен пойти и найти Линетт, ведь её тоже не было. Сестра точно должна была вернуться раньше, чем они! Или одновременно, если… если бы не это всё. Фремине всегда должен слушать приказы и соблюдать правила. Они существуют не просто так. Дом Очага пишет их кровью своих воспитанников. 
Внутри что-то обрывается окончательно. Остается маленький огонек, который заводной пингвин держит из всех своих сил.

Фреми сидит перед остывающей чашкой чая, смотря не то на нее, не то сквозь. Он напряжен и весь в своих мыслях. Он так и не переоделся по возвращению, да куда там - сумка с инструментами стоит у него на коленях, а руки впиваются в нее, прижимая к себе. Даже огонь камина не может растопить того льда, в который загнал себя парниша. Пера рядом с ним нет. Шлема тоже не видно. В гостиной только тени пляшут от единственного источника освещения. И то его не Фремине поддерживал.
Шапло заглядывал к нему не так давно, как раз перед тем, как пойти укладывать младших спать. Беспокоить не стал, а спрашивать было бесполезно - Фремине не отвечал и не реагировал ни на что. По приходу домой сразу прошел на кухню, оно и понятно, ужин их троица пропустила, но вместо того, чтобы поесть, начал готовить чай. Принес его с собой в гостиную и теперь остался в таком состоянии, не шевелясь больше. 
В доме давно привыкли, что Фремине может уснуть где угодно. И если сидит в углу комнаты неподвижно, значит, спит, ему так надо, скоро сам проснется, закончит дела и пойдет отдыхать уже к себе. Сейчас же он не спит. Ни следа обычной усталости, которая позволяет провалиться в сон, как в море, медленно погружаясь в забвение, утопая. В юном водолазе сейчас ни капли покоя: близнецы не рядом, и даже что с ними, сложно сказать. Лини, оставшийся с божеством Фонтейна в том кошмарном цирке, и Линетт, ушедшая на встречу с представителем Меропида.
Что делать, если они не вернутся? Поднять всех? Это ощущается полным провалом, а Фреми может только ждать!

Особняк уснул. Как спал бы обычный детский приют. Это и правдиво о них, но в то же время и совсем другое. По Буфф д'эте ходят кошки в полумраке, изредка скрипят половицы - кто-то неаккуратно вышел из комнаты.
Прекратив сверлить взглядом столешницу и остывшую чашку чая, Фреми не выдерживает. Он будто слышит этот треск стекла от давления. Оно лопается опасно, разлетаясь на осколки. Благо, что в воде, но море не прощает такого отношения. Парниша поднимается на ноги и направляется к главному выходу из особняка. Останавливается у самого входа, почти уперевшись лбом в дверь.
У дома Очага одна главная дверь. Но есть окна на верхних этажах - можно прийти осторожно по крышам. Есть двери и переходы из подвала - там свои пути. Можно зайти по трубам Флев Сандра, можно не по главным улицам подкрасться тенями - множество дорог ведет домой. 
Хочется сорваться, не слышать повторяемые за Лини слова и идти их искать. Но лучшее решение всегда ждать в условном месте, иначе это может быть бесконечной чехардой беспокойства и поисков. Если их будет хотя бы двое, можно будет пойти искать третьего.
Фремине ощущает себя невероятно слабым и вымотанным сейчас, ведь ничего не может сделать, кроме как не создавать причины для большего волнения. Все эти клоуны, преследования, ведьмы и злодеи - всё это было гораздо опаснее и серьезнее обычного устранения конкурента. Ловя свое отражение в стекле витражей двери, парниша отступает.
Вот что пряталось в страхе глаз сестры и дыбило шерсть. Вот что было на дне спокойного взгляда брата. Оживший кошмар, что, казалось, даже здесь звучит заунывным цирковым вальсом.
Фреми сел на ступени лестницы второго этажа, не сводя глаз с главного входа. Он сидит с краю, у перил, чтоб иметь больший обзор и лучше слышать особняк. Мерное гудение труб воды и индемнитиума, шум воздуха в вентиляции, гуляющий сквозняк в коридорах.
Как было бы хорошо, если бы они просто вышли из-за двери в доме своим изящным фокусом, и всё пережитое за последние недели оказалось просто плохим сном, ожившим кошмаром, что можно похоронить на задворках памяти, не касаться, забыть. Одна случайная мысль о собственных грезах тянет за собой воспоминание о цирке, будто повязав их рука об руку. А ведь там, кроме детей, еще и животные, и приборы были. И вот стоит подумать - тянется вереница мыслей хаотичными пузырьками воздуха, хватаясь одна за другую, отравляя и искажая каждую каплю моря близ города пингвинов.
Просто не думать.
Не думать - не просто.

- Не волнуйся, они в порядке, - раздается совсем рядом и тихо голос, полный тепла очага.
“Я надеюсь, пожалуйста, пусть так и будет,” - безмолвно отвечает ему Фремине, сжав ладони на сумке, так и сидя в одиночестве на ступеньках лестницы.

Отредактировано Freminet (2024-05-07 19:21:20)

Она должна была вернуться намного раньше, первой, по планам еще засветло, но в итоге неслась домой по крышам Кур-де-Фонтейн, когда над городом уже взошла луна, и переулки скрылись во мраке и пятнах зажженных на закате уличных фонарей. И та самая темнота, что раньше выпускала когти внутреннему хищнику, пребывающему целыми днями в сладкой, ленивой полудреме, служила союзником и плащом, теперь ощущалась молчаливой угрозой и вызывала множество мрачных, опасных мыслей.

Отец иногда говорит, что грусть и гнев - их общие худшие враги, и посильно избегать следует и того, и другого. Но Линетт считает иначе. Страх хуже. На бумаге он должен сделать осторожней, осмотрительней, уберечь от поспешных решений и опасности, но на деле ведь вовсе не так. Когда мысли не здесь, сердце не здесь, и все время тянет затормозить и оглянуться назад в ответ на малейший шорох. Когда боковое зрение будто случайно, само собой, ловит стороннее движение, отраженное стеклами мелькающих мимо окон, и сердце пропускает удар.

Страх бежал по пятам и дышал в затылок, тщательно сдержанный, но навязчивый и неостановимый, он проносился в голове тысячей мыслей и волнений одновременно - за братьев, за себя, за успешное завершение своей миссии, а значит, и за оставленную на станции девушку. Лишь бы сейчас леди де Роз смогла успешно и безопасно добраться до своего герцога и передать ему документы.

Обогнув площадь Вазари, Линетт уже видела далеко внизу по-домашнему уютную улицу, уже закрытый торговый ряд, и даже полосатую кошку на тротуаре. Из уличных, тех, что каждое утро ждут у дверей Буфф д'Этэ. Это должно было успокоить, но на деле сердце забилось чаще.

Если братья вернулись первыми (они вернулись, ты видела цирк, пусть издали, но все было в порядке), сомнительно, что они долго стали бы ждать ее возвращения. Линетт все еще не до конца оправилась от ранения, Лини все больше на нервах, успеет ли она вообще перехватить их до того, как братьев понесет всеми правдами и неправдами выяснять, что же случилось во Флев Сандр?

Окна особняка издали смотрели на Линетт по-сонному слепо. Младших уже уложили, в окне кабинета Лини тоже темно. А вдруг их нет там? Уже или... или еще? Как решать, что тогда делать? Спускаться назад во Флев Сандр, или бежать к цирку?

Линетт остановилась на крыше соседнего дома, когда дверь в особняк распахнулась, и неверный свет луны мгновенно не оставил от страха и следа. А больше и вовсе ни о чем не думалось. Считанные мгновения, и она перетекла через пространство, как тень дикого зверя в броске. Спрыгнула с карниза сначала на балкон этажом ниже, и на плитку у двери, по-кошачьи легко и бесшумно. А потом, ринувшись в открытый дверной проем, в полной тишине, схватила обоих братьев в объятия настолько крепкие, что не разомкнула бы, даже если бы в эту самую секунду разверзлось небо и весь Фонтейн скрылся в толще воды, как и гласило известное Пророчество.

По телу стремительно разливалась душная свинцовая тяжесть. Секунда слабости, и дало о себе знать все и сразу: это жуткое "отравление", пережитый внизу, под городом, ужас и все то чудовищное напряжение, в котором Линетт пребывала последние несколько часов.

- Дома, - сказала она глухо, потому что ткнулась лицом в плечо Лини, буквально повиснув на сразу двух шеях. Пахло теплом и дорожной пылью, - Мы дома.

Простая мысль, ведомая близнецами, дает ход замершим шестерням. Без скрипа и натуги. Их присутствие рядом отгоняет тревоги и тени кошмаров. В тепле спящего дома рядом с братом и сестрой Фреми ощущает, как расслабляется сдавившая его пружина эмоций. Он так и не позволяет себе слез, но рядом с родными и сдержать собственные постыдные слабости легче.
За столом Фремине всё равно сидит напряженно, сжав ладони, лежащие на коленях, ногтями впиваясь до легкой боли. Да, все вместе они дома. Втроем и целые. Но им еще предстоит распутать клубок событий сегодняшнего дня, и прикасаться к нему… страшно. Настолько страшно, что парниша смотрит на скатерть на столе, вслушиваясь в льдистую пустоту собственных мыслей. Выгнать всё из головы не было просто. 

Прикосновение Линетт неожиданное. Как бы ни хотелось залезть за свою ледяную стену, одного его не оставят. Фреми же ничего не услышит, если позволит сейчас сильнее уйти в себя, погрузится в этот монолит льда. Даже дрожь проходит, глядя в глаза Линетт мгновения. Этого хватает, чтоб перевести внимание на Лини, которому тоже неспокойно, пусть он и силится оставаться тем самым “Лини”. Верно. Меньшее, что младший может для них сделать сейчас - не заставлять беспокоиться о себе.
Появление кошек, что смотрят, ходят рядом, Фреми упустил. Потому все равно вздрагивает от Росселанда, резко расправив плечи и окончательно выпрямившись. На дне моря, в холоде одиночества, действительно тихо и спокойно, но сейчас хотелось быть в настоящем, быть рядом.

Фремине сидит тихо, слушая и наблюдая за близнецами. Даже не сразу понимает, что именно говорит Линетт. Требуется пара секунд на осознание, от которой он раскрывает глаза шире. Одно дело - эксперименты сестренки Элёр, но совсем другое… Пружинка внутри даже не успевает среагировать, ведь Линетт продолжает свой рассказ. Воображение предательски простраивает сцены в тусклом свете Флев Сандра маслянистыми пятнами. Вплоть до растворения отравительницы. Был человек, а стал водой, значит. И с сестрой могло случиться так же. А ведь она… она…
Он сидит, замерев, смотря на стол раскрытыми глазами. День ото дня, с тех пор как близнецы взялись за проблему конкуренции с цирком, им достается все сильнее. Накатывает на Фреми слабость, теряется ощущение собственного тела. Как их защитить? Как помочь? Что он, бесполезный ныряльщик, может для них сделать?..
Осторожно, Фремине немного придвинул стул ближе к Линетт, но внимание было направлено к Лини. Больше нельзя отпускать сестру одну, и в подтверждение этой бьющейся о лед мысли парниша хочет найти в старшем брате. А сам он только и может, что ждать приказа, пусть тщетно пытается найти хоть что-то в поднимающейся панике. Без Пера... очень трудно.

Отредактировано Freminet (2024-06-10 22:22:22)

Из Флев Сандр рассказ Линетт довольно резко переместился на улицы Кур-де-Фонтейн, на вокзал, на борт аквабуса, стал скомканным и отбросил эмоции - ибо дальнейшее было уже не столь важно и ощущалось будто бы более... личным. Тягучую серость под ребрами обдало вновь коротким, благодарным теплом, а потом кольнуло беспокойством за сохранность документов и той, кому они были отданы. Оторвав ладонь от серой кошачьей головы (Мистигри не спрыгнула, но вежливо подвинулась и, прикрыв глаза, продолжила легонько вибрировать от своего же мурчания), Линетт перебирала шелковистые волосы брата, умостившего голову у нее на коленях, и волновалась больше о том, как трудно ему и Фремине, должно быть, снова будет уснуть ночью. Вспоминать, раскладывать и вновь проговаривать все события прошедшего дня, особенно такого тяжелого было странно. Теперь, когда отступил ужас, спрятавшись за сонливой усталостью, говорить обо всем братьям - все равно, что пересказывать подсмотренное каком-то в новом фильме. Будто и случилось-то все с кем-то другим.

Линетт уже хорошо знала это чувство - такое уже было раньше, ни раз и ни два. Это не хорошо, и не плохо. Это... никак. И не так страшно думать о уже случившемся, как то, что еще ждет впереди. Особенно если это, грядущее, по-прежнему вызывает больше вопросов, нежели ответов.

Тем более, что Лини переживает гораздо сильнее, здесь не нужно даже тонко ловить малейшие перемены в тоне голоса или выражении лица, чтобы это видеть, понимать и ощущать гораздо ярче своих своих собственных страхов. Он всегда и все переживает сильнее, особенно то, что случается не с ним самим. Лини у нее на коленях - будто подрубленное деревце, потерявший всякую опору и силы. Справа раздается негромкий скрип ножек стула о половицы, и боковое зрение четко отмечает в полумраке, как придвинулся поближе Фремине. Деликатный, как обычно, старающийся быть неприметным, и не знающий, как выразить то, что чувствует. Поэтому ей, Линетт, вдвойне сильнее нужно давать знак, что она в порядке. И не просто делать вид, что не страшно и не больно, а, прежде всего, убедить себя, что это именно так.

С этим, впрочем, проще тоже не становится. Линетт берет из ладони близнеца яркий цветной квадрат, и мигом беспокойно сводит на переносице пепельные брови.

- Что ты имеешь в виду? Он... - Линетт обернулась на Фремине. Чуть резче, чем следовало бы, - ...Ты видел?

Что именно, уточнять не требовалось - оно у нее в руках прямо сейчас, так и притягивает взгляд отвратительным, гротескным контрастом, который, кажется, лишь подчеркивает плохое качество снимка. В фокусе Фремине, цветы и ленты на качелях, его мирное, беззаботное лицо, но внимание само собой, непрошено цепляется за... то, что на фоне.