[icon]https://i.imgur.com/o7UcYaV.png[/icon]написано совместно с Кайоном
В конце его мысли выжгло, память застыла, глаза не разбирали ни света, ни тьмы. Он не мог вспомнить, сам ли переступил границу разрыва Тейвата и Бездны, или Скорбящему Инею пришлось нести его на руках.
Его руки — до сих пор человеческие, светлые до полупрозрачности руки, — безвольно свисали, и тошнотворно знакомое чувство забиралось всё глубже в память. Та же слабость тлена, разъедающего тело под кожей, лишающая сил, обостряющая злобу на приговор богов. Когда это было? Уэргу почти вспомнил, почти увидел в темноте под веками очертания механизмов, изуродованных пожаром, услышал тихую колыбельную, почувствовал горячую слезу на шее, сразу над чьим-то дыханием…
Воспоминание осыпается песком под ноги. Не уничтоженная лаборатория — высокий зал, окружённый безмолвными стражами, истинные звёзды. Ярче них — морозный взгляд Скорбного Инея, поднимающего его на руки. Сил Уэргу не хватает, чтобы поддержать гордость и собственное тело, слабый протест гаснет в зачатке, с ним пытается погаснуть и сознание, но Уэргу не отпускает. Скверна в Спирали повсюду, она наполняет Чтеца энергией и тем, что заменяет им жизнь.
— Спасибо, — шелестит Уэргу, когда Кайон сгружает его как неисправный механизм за стол в приёмной Её Высочества. Он не сразу узнаёт её, но потом отстранённо, издали от ситуации приходит в ужас. Показаться Принцессе в таком виде неприлично, хотя доклад куда важнее приличий.
Пока же Чтец может хранить молчание, Вестник Принцессы оглашает о возвращении “блудной пташки” домой. Голос его рычит, все жесты и движение резки и порывисты — гнев и боль пробудились под толщей льда. Разговор Кайона со Злыми Течениями проходит кратко и по делу, ведь собрат прекрасно понимает, в каком состоянии сейчас оба вернувшихся.
Как только мелкие формальности разрешились, Кайон спешит вернутся к Пурпурной Молнии, ведь ему ещё есть, что сказать этому глупцу.
Уэргу недолго остаётся в одиночестве: тут суетится Кьярваль, деликатно не заостряя внимание на том, как медленно распрямляется спина Чтеца, как долго остаются застлаными истощением его глаза, как мало он говорит. Сервировав стол, маг лишний раз обходит приёмную залу кругом, чтобы проверить полный порядок. Не в порядке тут только Пурпурная Молния, но тут маленькая леди бессильна, и она удаляется, в дверях отшатнувшись от источающей угрозу фигуры вернувшегося Вестника.
В момент, когда приёмная опустела, Скорбящий Иней подходит вплотную к Апостолу и, опустившись на одно колено, с размаху даёт тому хорошую затрещину по затылку. Пару секунд Вестник выжидает, смотрит прямо в глаза спасённому им глупцу, чтобы наконец решиться ответить ему на слова благодарности:
— Дурак.
Ведь не было смысла в благодарности за то, что Иней сделал бы для Пурпурной Молнии при любом раскладе. Даже если бы пришлось окрасить в багровый каждый переулок Мондштадта. Но то всё пустое, всё неважное, ведь он вернулся, он здесь, и Кайон сможет проследить за тем, чтобы этот дурной гений не попал в передрягу снова. Инквизитор должен блюсти мораль в Ордене, начиная с себя и продолжая всеми теми, кто так дорог их единству, их целям. Их семье.
Уэргу смотрит в ответ с ошеломлённым удивлением: никогда прежде Скорбящей Иней не позволял себе ничего подобного. Это настолько на него не похоже, что даже не оскорбительно, и что ответить Уэргу не находится.
Влетевшая с подносом маг Бездны объявляет скорое прибытие Её Высочества, и Кайон не собирается нарушать важность момента. Встаёт за спинкой дивана, за плечом подобравшегося Молнии, позволяя Кьярваль проходить там, где нужно, дожидается прихода Принцессы, соблюдает положенный церемониал и растворяется в бесчисленном множестве коридоров в ожидании окончания этой беседы.
И всё пройдёт, всё разрешится. Errare humanum est.

Отредактировано Violet Lightning (2024-02-16 23:12:33)

Смертельная усталость покрывала всё вокруг тонкой паутиной незначительности, скрадывающей детали и съедающей звуки. Кроме Неё. Принцессы Бездны. Как путеводная звезда, тёмная узкая прореха на сияющем монолите каменного трона, за которой — бесконечность их чаяний.
Ладони Уэргу, сомкнутые у груди, сжались, сдерживая трепет. Он шёл медленно, вкладывая немногие собранные в Спирали силы в сохранение достоинства Апостола, вернувшегося не с повинной, но с результатом. Не его вина в том, что последний лепесток с интейвата опал под ноги не Ей, но Джинн Гунхилльдр. Не ему решать свою судьбу теперь.
По правде говоря, он просто
чудовищно
устал.
Он был рад окунуться в черноту за тёмной звездой, искупительную и успокаивающую как смерть. Как дом. Только пальцы Принцессы, коснувшиеся его головы, сняли пелену с его глаз: не смерть, не дом. Доклад после такой недолгой в абсолютных величинах миссии.
Но вырываться из мягких холодных рук Уэргу не стал. Как немыслим был столь фамильярный жест, так ещё более немыслимо оттолкнуть руку Её Высочества. И — хоть признаться в этом было невозможно, — отказаться от этого странного контакта.
— Я… — хотел принести извинения, но предпочёл пустым словам другое, — знаю, как облечь Владыку Вихрей в новую форму, не уступающую похороненной под Нефритовым дворцом.
Теперь он знал больше о природе богов, чья история стала древней легендой до первого камня в основании Каэнрии. Он знал больше о свойствах энергии Селестии и мог до пока неизвестных пределов обращать её на службу Бездне. Он осторожно задумывался о том, что полученные знания позволят им приблизиться к запечатанным вратам и изучить взаимодействие полярных сил, искажающих глубины погибшего королевства. Не сейчас, но…
Но так же ему открылось, что всё, рождённое под фальшивыми звёздами, обречено следовать Небесным Принципам, каково бы ни было его происхождение. Кхемии недостаточно, чтобы вырвать жизнь из плетения судеб. Им придётся начать с начала. Как и прежде.
Его тихий ровный голос часто затухал, оставляя длинные паузы, во время которых к Уэргу возвращались жизнь и смятение. С новым движением руки возвращался покой и новое слово.
О меле, достигнутом Рейндоттир. О безусловной помощи людей друг другу во времена бедствий.
Он не говорил о Пламени Бездны. Не говорил о Скорбящем Инее и его смущающем ударе. Но Уэргу теперь видел, что это. Не знал лишь, что с этим делать.
Когда Молния замолчал, осталось ещё что-то, повисшее за его молчанием. Но это уже не был отчёт. Это был даже не рассказ. Для этого нужно было иное. Уэргу пошевелился в немой аккуратной просьбе дозволения поднять голову с тёмного шёлка.

Уэргу не видел, но всем существом ощущал как лёгкая серебряная игла кладёт стежки по его телу. Укол — прощение, натяжение — принятие, узелок — вознаграждение.
Отсечённая Её рукой фалда плаща никогда не была тканью в полной мере, но и укрывшая пустоту на её месте перевязь не была лишь изящной вышивкой на плотному белом шёлке, подбитом глубоким космосом. Под холодными пальцами Принцессы она вплеталась в то, что называло себя Уэргу, неотделимо. И так же неотъемлемо вплетало его самого в Бездну, от которой он был отлучён.
Он в благодарности, превосходящей все слова, поцеловал край её одеяний прежде, чем подняться и отступить на ступень, уравнивая линию взглядов. Полное восстановление лишь предстояло, но уже сейчас Уэргу не шатало, и в глаза вернулось тусклое, ровное сияние устремления к Истине.
Он был дома, и дом держал его. А Она — вела. Даже когда он оступался и был потерян. Больше нет.
— Позвольте мне одну просьбу, Ваше Высочество.
Уэргу всё ещё осторожно, проверяя на прочность собственное возвращение, склонился перед Принцессой. Он был готов вернуться к работе незамедлительно, положить к трону Чёрного Солнца полный отчёт о потерях и тщательный план создания Рукотворного Архонта, но прежде — разрешить то, что ужасало его в те бесконечно тянущиеся часы ожидания и рассуждения, что выпадали ему в изгнании.
— Я прошу помощи в восстановлении имён на камнях у подножия Башни.
Он не знал, в какой момент они потерялись в лишённой смены дня и ночи тишине Бездны настолько, что не заметили, как она слизала все символы с надгробий. В бесшовном течении времени они не осознали, что некогда они были. Что они обязаны были донести их до конца и провозгласить на руинах Небесного Порядка как дань тем, кто вложил всего себя без остатка в их победу.
Но Её Высочество, пришедшая из-за Небес, не подвластна их общей конструктивной слабости. Она свидетель и она помнит.