[icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/93/34/211/377215.gif[/icon]
Поки они ужинали, вечернее закатное небо уступило место ночному бархату с россыпью звёзд, но и небо, и Фонтейн вокруг – все равно, что размытая картинка. Откуда-то издалека доносится музыка, веселые людские голоса, но археолог понимает это лишь оставив особняк вне поля зрения; постепенно сходит на нет одолевший ее приступ паники, отрезвляет прохладный воздух, но легче почему-то не становится: суетливый разум всецело занимает осознание.
«Я... Я все испортила?»
Шерити постепенно замедляет шаг, раз за разом прокручивая случившееся в голове. Отмечает свои чудные манеры, неумение понимать шутки и поддерживать разговор – все до единой маленькие ошибки.
Ее зовут по имени, голос, конечно, ученой знаком – археолог вздрагивает и останавливается. Фремине, как радушный хозяин отправился за ней, не оставил одну, но, даже понимая это, ученая не может заставить себя хотя бы взглянуть на юношу. Так и стоит спиной, опустив голову, встревоженно поправляя перчатки.
«Я все испортила»
Холодная, будто туманные цветы, мысль расцветает синеватыми красками, вытесняя все остальное: разумеется, испортила. Пренебрегла законами гостеприимства, выставила себя абсолютным посмешищем – о чем им теперь говорить? Зачем Фремине пошел за ней? Шерити провалилась и, будучи свидетелем этого провала, он вряд ли нуждался в дополнительном подтверждении. Дышать снова становится трудно, Шерити страшно, просто ужасающе страшно. И стыдно:
– Извините. Пожалуйста, – дрожащим голосом просит Шери, но слова – извечные ее неприятели – застревают комом в горле, обжигают удушающей горечью. Ученая ловит себя на мысли, что не знает, что говорить дальше: живая беседа отнюдь не письмо, что может объяснить человек, не понимающий своих чувств? Тонкие нити событий в Фонтейне за эти несколько дней успели образовать почти неразрешимую для простой исследовательницы головоломку: вот неловкая благодарность, тихая радость, невысказанная симпатия, волнение в ожидании встречи, в конце концов, страх. Снова и снова, и снова: перед погружением, в запертом подводном зале, в чужом доме с незнакомыми, но важными людьми. Преодолевая его раз за разом, Шерити, впрочем, допустила ошибку – страх победил. Хрупкая паутинка связей рассыпалась невидимой пылью.
«Я все испортила и ничего не могу исправить» – обжигающий холод осознания пробирает, подобно вечернему ветру, но девушка все молчит; какое-то время они просто стоят в тишине.
– Я приношу свои извинения за испорченный вечер вашей семье, – проходит будто бы вечность, и вот Шерити разворачивается к Фремине, совершает поклон – длинные волосы закрывают лицо. Темно-фиолетовые пряди вперемешку с голубым и розовым: так падает свет от фонарей, так солнце оставило отпечаток, но обычно аккуратная ученая не спешит убирать их. Лишь сильно-сильно стискивает запястье правой руки, заставляя себя поднять голову: смотреть на Фремине непросто, но необходимо, и, хотя от каждого произнесенного слова на глаза наворачиваются слезы, Шерити продолжает говорить:
– Просто... Я просто хотела, как лучше. Раз уж вы пригласили меня поужинать с вашими братом и сестрой, мне... – она запинается, собираясь с духом. – Мне хотелось произвести хорошее первое впечатление. Как всегда ничего не получалось, а потом кот, и я... – что за нелепость? Чего вообще она надеялась достичь этим детским лепетом? Разве кого-то вообще интересуют ее жалкие оправдания?
– И-извините, – будто снова они стоят на побережье, и Фремине вот-вот уйдет под воду: на этот раз наверняка уйдет. Или, скорее, Шерити вовсе не заговорит с ним, отправившись искать других ныряльщиков, готовых к погружению:
– Мне правда очень жаль, но я хотела бы вернуться в отель.