Пускай номер в отеле встретил Шерити тишиной, сам по себе Фонтейн и недавние приключения лишили девушку всякого душевного спокойствия: она допустила множество ошибок, мог пострадать другой человек, так почему же…

«Б-больше хлопот? Это… это не так.»

…вместо привычного чувства вины мысли заняли иные размышления. В другой раз исследовательница, наверное, попросту расплакалась бы: когда никто не видит, нет необходимости прятать непонятные чувства.

«Так читать будет лучше. И это... немногое, чем я могу ответить на ваш подарок.»

Беспомощно обняв подушку, Шерити снова взяла в руки ракушку, рассматривая мягкий перламутр и переливы цвета. Плакать не хотелось.

«Вы интересно рассказываете. Мне нравится вас слушать.»
«Это тидальи… И они… очень красивые.»

Совсем не о Виржиле и череде неудач думала она теперь, прокручивая в голове иные события, слова и поступки. Чужая забота оказалась куда весомее. Теплый чай, чужая куртка…

«Я могу показать пару мест, где есть еще подобные.»
«Главное, не мешать вашим исследованиям.»

За окном горели огни Фонтейна, так непохожие на лес Мотийимы, видимый из окна дома в Сумеру, но если бы Шери видела сны, ей снился бы Нарциссенкрейц, тидальи и цветущие ромарины.

<...>

Шерити не рассчитывала, что ныряльщик действительно придет, прежде всего запретила себе даже надеяться, и все же ждала Фремине, как обычно ждут писем. Волнение вперемешку с тревогой – знакомое ощущение исчезло, сменяясь тихой радостью, только тогда, когда в назначенное время новый знакомый все же появился у отеля.

На Фремине нет ни гидрокостюма, ни куртки, взглядом Шери ищет Пера, правда, не замечая и его. Судя по всему, они попросту не будут плавать, но ракушки ведь бывают и на берегу, верно? Вряд ли заметно удивление ученой, когда ныряльщик вносит коррективы в их несложный план.

Фонтейнское гостеприимство? Что вообще подразумевает это словосочетание, если угощение само по себе уже являлось благодарностью, Шерити не знала – приглашение Фремине поставило ее в тупик. Чужой дом, чужая семья – незнакомые люди страшнее даже, чем погружение на глубину.

Неловко. Неудобно.

Казалось бы, откажись, ведь договаривались они изначально иначе, что сложного в одном маленьком, почти незначительном слове? Но отказ обидел бы Фремине и дорогих ему людей. Отказ означал бы, что потраченные усилия пропадут зря, и кто-то, возможно, расстроится. Пусть они едва знакомы, наверняка, в таком случае водолаз и видеть ее не захочет… Зная это, Шерити просто сил не хватило бы сказать нет – в конце концов, ученая кивает в знак согласия и, подавляя внутренний дискомфорт, становящийся тем сильнее, чем дальше они отходили от отеля, направляется следом за Фремине.

«Я ведь многим ему обязана...»

Над бело-серым городом садится солнце, и в закатных лучах этот пейзаж, пусть даже со всеми своими аккуратными растениями, меками и фонтанами, напоминает исследовательнице о пустыне, окрашиваясь в тот же фиолетово-розовый. Только вот вечер тут теплее ночи среди песков, не мерзнут открытые плечи.

У чужестранки шаги быстрые, так сразу и не скажешь, что волнуется, но вот ходить вместе с кем-то девушка не привыкла: как и в первую их встречу на побережье, Шери держится на расстоянии, стараясь не отставать. Вся ее тревога – в маленьких жестах: то и дело исследовательница поправляет перчатки, беспокойно перебирает браслеты на хрупком запястье. Фасон платья с головой выдает в ней жительницу Сумеру, но в униформе Академии на фоне улиц Фонтейна она вряд ли смотрелась бы уместнее.

– Н-ничего страшного, – наконец, находит в себе силы сказать ученая и снова замолкает, тысячу и один раз пожалев о своем тихом согласии, неловко оглядываясь по сторонам. Назад ведь придется возвращаться уже под светом фонарей, неприятно будет заблудиться на обратном пути к отелю.

И пусть с куда большей радостью Шери искала бы ракушки, оживленное место занимает все ее внимание; проходит мимо группка детей. Значит, здесь живет Фремине? Она успевает только неловко переглянуться с парнишей, прежде чем тот откроет входную дверь, пропуская гостью вперед.

Страшно. Как она должна себя вести? Может, еще не поздно уйти?

«Это просто ужин, что может пойти не так» – думает Шерити, аккуратно проходя в дом, почти сразу останавливаясь, чтобы подождать Фремине.

Новость о том, что Фремине познакомился с некой девушкой, и даже назначил ей встречу, немедленно имела для близнецов эффект разорвавшейся бомбы. И хотя Линетт отреагировала в своей привычной манере, выдав интерес разве что поднятыми бровями, подергиванием ушей да блеском в глазах, она моментально согласилась с братом, что познакомиться с этой девушкой им совершенно необходимо. И не просто познакомиться, а сделать это в теплой домашней обстановке, конечно же.

Когда гостей домой по разным делам приводит Лини, его ассистентка обычно ограничивается тем, что подает чай, как и положено по фонтейнскому этикету девушке в доме. А после сидит где-нибудь близ брата, навострив уши, большую часть времени молча, или выдавая дежурные короткие фразы, когда этого требует ситуация. Все эти встречи с деловыми партнерами, инвесторами, организаторами, и прочими лицами, официальными и не очень, интереса для Линетт имеют мало, и она лишь исправно мониторит новых знакомых на малейшие признаки обмана или грязной игры.

Сейчас же все совсем иначе. Фремине домой гостей обычно не приводит, а необходимость в социализации для него иногда подчеркивает даже Отец.

А еще, это была девушка. Что одновременно добавляет понятного, здорового любопытства, которое свойственно, наверное, каждой обладательнице застенчивого младшего брата на свете... и усложняет задачу. Достаточно только бросить взгляд на то, как Лини прихорашивает Фремине, чтобы понять, насколько. Но Линетт быть арбитром между братьями не привыкать, и, причесываясь вместе с Лини у одного зеркала в ожидании гостьи, она решает твердо: сегодня ее ультимативная задача - не дать ситуации стать слишком неловкой. Когда Лини чем-то загорается, его часто заносит, и он может потерять чувство меры. А Фремине, в конце концов, такой робкий и добрый мальчик, знакомство девушки с семьей для него слишком в новинку, он (как и неизвестная леди, впрочем) может смутиться, испугаться, а то и вовсе решить не повторять подобного впредь.

...Впрочем, если уж быть абсолютно честной, по меркам Линетт, ее и саму немного занесло. Взять хотя бы тот факт, что она провела на кухне несколько часов не только за созерцанием процессов там происходящих, но и за содействием оных. А еще маленькую деталь, понять которую сможет, наверное, только Лини - потрудилась принести с заднего двора несколько радужных роз, чтобы водрузить их во главе стола.

Так что никаких нравоучений или предостережений брату она не говорит. Только бросает на него самую чуточку строгий взгляд, потянувшись, чтобы поправить сбившуюся оборку у него на рубашке, прежде чем кивнуть и двинуться к двери за ним молчаливой тенью.

Когда Лини выбирает розовое, Линетт неизменно оттеняет его голубым. На ней с виду простое и скромное платье василькового цвета, но сложная шнуровка, отороченный серебряной нитью корсет и расшитая цветами глицинии юбка - тонкая, дорогая и кропотливая работа. Волосы убраны в длинную косу, подобранную на затылке бантом. Почти таким же большим, как и привычный сценический. А взгляд, направленный на гостью, полон живого любопытства, в контраст неподвижному лицу.

Девушка не старше их на вид, непривычно, но приятно глазу смуглая, яркая, как диковинная тропическая птица, которую ветрами принесло в Фонтейн через пролив со стороны Сумеру. На первый взгляд кажется, будто таким барышням при рождении звезды пишут быть активными, общительными и уверенными в себе, но наметанный взгляд быстро отмечает ее смущение и робость, никак не меньшие, нежели те, что обычно свойственны Фремине.

Во имя всех вод, лишь бы Лини это тоже заметил. Пихать брата под столом добрую часть вечера Линетт совершенно не улыбается.

- Рады с вами познакомиться, - вторит она близнецу, сопроводив слова изящным полупоклоном и приглашающим жестом, - Пожалуйста, проходите, чувствуйте себя как дома. Закуски уже поданы. Надеюсь, вам пришлась по душе фонтейнская кухня?

Их встречают двое. Юноша и девушка, наверное, немногим старше самой Шерити, один в розовом, вторая в небесно-голубом – Лини и Линетт. Похожие друг на друга, будто отражения на потревоженной водной глади, с созвучными именами, но приглядись, и вот они отличия.

Что-то неуловимо кошачье скользило в каждом жесте юноши – старший брат Фремине напомнил ученой Байека, питомца ее дорогой подруги, которого Шери поначалу и трогать боялась (Халисет всем говорила, мол, он кусается). Девушка же больше походила на куклу: большой бант, прелестное платье, но главное – настоящие пушистые ушки.

«Красивые...»

Будто актеры Театра Зубаира, будто цветы. Светлые волосы, такие же светлые глаза, только вот милой россыпи веснушек у брата с сестрой не видно.

– И мне приятно с вами познакомиться. Зовите меня Шерити. Простите, что доставила столько хлопот вам и вашему брату… И спасибо за приглашение, – сдержанно и аккуратно начала исследовательница и легко поклонилась, как учила ее наставница: сложив ладони вместе на уровне сердца; сказывалось крайне поверхностное знание фонтейнского этикета. Возможно, стоило еще и улыбнуться, но… Узнать чуть ближе? А если она сделает что-то не так или скажет что-то не то? Как же всё-таки волнительно… И ведь Фремине мог уже рассказать обо всех ошибках, допущенных незадачливой исследовательницей – поймав себя на подобной мысли, Шери отбрасывает ее с какой-то эгоистичной уверенностью. 

Мягко, едва-едва касается ее ладони парниша – исследовательница не вздрагивает, но украдкой переглядывается с Фремине: неужели так заметно, что она нервничает? Хочется, как под водой, взять ныряльщика за руку, но Шери лишь кивает слегка, веря парнише безоговорочно, пускай это ничуть не проще, чем уходить на глубину.

– Д-да, спасибо. Кухня Фонтейна отличается от кухни Сумеру: непривычно, но… Тоже вкусно, – робко и мягче, чем до этого, отвечает исследовательница сестре Фремине; искусственный свет янтарной теплотой отражается в глазах.

Проходит следом, украдкой и все же с интересом рассматривая коридоры и дом изнутри – все же все здесь не так, как в Сумеру.

«Это… отличается от встреч с коллегами шри Айрис»

Верно, совсем иначе, но отчего-то ощущение, вызванное здешней обстановкой, Шерити было знакомо: когда ее дома встречала Халисет, когда утром или вечером приходила наставница, когда девушка возвращалась в Сумеру после экспедиции… Непонятное тепло, согревающее изнутри вне зависимости от погоды, наверняка имело название, пусть подобрать его вот так сразу Шери и не могла. Да и разве это имело значение?

Стол, конечно, уже был накрыт (их ждали!), но вниманием девушки всецело завладели цветы. Прелестные, нежно-розовые бутоны, отливающие солнечно-желтым – Шерити видела эти растения прежде, но всегда на расстоянии. Впервые они оказались так близко, и привычная сдержанность не скрыла ни тени улыбки, ни промелькнувшего в глазах любопытства. Впрочем, лишних вопросов не последовало: Шери лишь негромко поблагодарила Фремине, садясь за стол, несколько замявшись от непривычности ситуации. Будет некрасиво, если она так и останется молчать:

– Благодарю за гостеприимство, госпожа Лини и господин Линетт.

Отредактировано Sherity (2023-12-17 22:40:14)

Линетт ожидаемо не улыбается, но с Лини переглядывается синхронно, будто по слышимой только им двоим команде. Действительно, сколько лет прошло, чтобы их неиронично путали друг с другом? Лет до десяти, наверное? Это сейчас, спустя годы, природа подарила Линетт фигуру утонченно-женственную, а ребенком она была, как это обычно бывает с подрастающими уличными котятами, нездорово тощим, угловатым и нескладным. В точности как близнец.

Страница в жизни не самая приятная, но вот поразительно: детская память, удивительным образом, сохранила из тех лет, в основном, самые яркие и радостные минуты. Линетт все еще не улыбается, но ее глаза чуть щурятся, поймав взгляд брата. Это эффективно заменяет улыбку, и она знает, что они сейчас думают об одном.

- Кажется, мое имя звучит мужественнее, чем твое, - совершенно не меняясь в лице и тоне, пошутила Линетт (не упускать же случай?), с небрежным изяществом занимая свое место за столом. Рядом с Лини, и точно напротив Шерити. Бросила быстрый, оценивающий взгляд на Фремине - как он, волнуется? Кажется, пока все в порядке, отодвинул для леди стул, как и положено воспитанному джентельмену. А еще изучил стоящие на столе розы - затем Линетт, их, собственно, и принесла. Изучил вопросительно, но без явного смущения, стало быть, похоже, и не знает, к чему они были поставлены. А может быть... знает, но воспринимает их как должное?

Мысль эта, при всей своей нереалистичности (это же Фремине, все-таки), оказалась поразительно волнующей.

Мимо ног проплыло, небрежно касаясь пушистым боком, белоснежное кошачье тельце. Кошка, похожая на пышное голубоглазое облако, шмыгнула мимо хозяйки и решительно направилась к другой стороне стола. Не просить еды, конечно - она для этого была слишком хорошо воспитана, и слишком хорошо накормлена - но с четким намерением познакомиться с новым человеком в доме. В своем, истинно кошачьем стиле: обнюхать обувь, обтереться о лодыжки боками, а потом сесть где-то неподалеку и таращиться с почтительного расстояния, оценивая, захотят ли погладить и разрешат ли прыгнуть на колени.

- Не беспокойтесь, если что, - предупредила Линетт Шерити на всякий случай, пока Лини удалился на кухню, - Это Шантарель, она хорошо воспитана и не будет вас тревожить, если вы сами не разрешите.

Оценивать людей она привыкла многослойно, складывая выводы из множества деталей, но то, как новый знакомый относится к кошкам - критерий немаловажный. Детальный рассказ о своих кошках пришлось временно отложить, чуть-чуть посторонившись, чтобы дать Шерити лучший обзор - Лини вернулся быстро и с присущим ему апломбом подал ужин.

- Мой брат все превращает в представление, - пояснила Линетт с шутливо-извиняющейся ноткой в голосе. И, как ни в чем не бывало, жестом небрежным, будто волосы поправила, вытащила, словно из ниоткуда, яркую салфетку в бирюзовую шахматную клетку, чтобы расстелить ее на коленях. Что ни говори, а подход к волшебству у близнецов кардинально разнится: там, где Лини стремится устроить представление, Линетт вплетает фокусы в простые, будничные вещи, - Но сегодня у нас другой главный герой. Расскажите нам немного о себе?

Как велика иногда сила неосторожно брошенных слов: прежде чем сама Шерити поймет, где допустила ошибку, неточность замечают ее собеседники – эффект следует незамедлительно. Россыпью шуток, соцветием улыбок и взглядов преображается атмосфера в комнате, кажется, лишь Шери чувствует себя не в своей тарелке.

– П-прошу прощения… Обычно я более внимательна, – о Небо! Она что, в самом деле спутала их? Едва заметен легкий румянец, в голосе слышно смущенные нотки: хочется просто провалиться под землю или хотя бы сесть на обратный корабль в Сумеру, более никогда не посещая Фонтейн, да только разве возможно подобное сейчас?

– Но вы и правда очень похожи.

Пусть даже никто не сердится, не высказывает недовольства (реакция непривычна, понятна не до конца), Шерити еще какое-то время сидит, озадаченная собственной невнимательностью. Значит, девушку зовут Линетт, а юношу – Лини? Или все же наоборот? Из этого состояния ее плавно, будто за руку, выводит голос Фремине, и Шерити кивает слегка-слегка на его замечание (показалось или и правда смягчился взгляд?). Она еще рассматривает котика в костюме, когда у ног проносится другая кошка – ласковая и ухоженная (похоже, о них тут хорошо заботятся), она заставляет Шерити не вздрогнуть, но бояться даже двинуться лишний раз: все лишь бы не спугнуть.

– Она очень красивая, – переглянувшись с кошечкой, деликатно замечает Шери, в свою очередь, будучи слишком воспитанной и слишком робкой, чтобы предпринять что-то еще, лишь изредка бросая заинтересованные взгляды в сторону белого облачка. От созерцания ее отвлекает только юноша с подносом и пара маленьких фокусов:

– Потрясающе, – она не спрашивает, как они это делают, не улыбается даже, позволяя себе лишь тихий восхищенный вздох, но блестят янтарем глаза, выдавая Шери с головой. Безусловно видя трюки и прежде (чего только не делают на Большом Базаре, чтобы привлечь внимание покупателей), исследовательница тем не менее чувствует, это – совершенно иначе.

Верно. Нет ни толпы зрителей, ни проходящих мимо зевак – только они вчетвером – и тем не менее Лини с Линетт стараются дополнить ужин чем-то удивительным. Яркостью, утонченностью, трепетным вниманием – не в подобной ли заботе настоящее волшебство? Шери даже украдкой бросает на Фремине взгляд: пускай ее новый знакомый наверняка не впервые видит нечто такое, его реакция интересна не меньше маленькой магии.

Линетт (или все же Лини?) тем временем просит рассказать о себе – что вообще принято рассказывать в таких случаях? Никому ведь не будет интересно слушать о Дешрете, лекциях или монотонной работе среди песка ради редкой возможности найти что-то действительно стоящее. Наверняка и не о прочитанных книгах или последних публикациях лучших ученых хотят услышать ее новые знакомые…

«Но разве есть хоть что-то интересное во мне самой?..»

Ответа Шерити не находит, но сам по себе вопрос тенью озадаченности ложится на плечи. Промолчать – попросту грубо, но и говорить страшно. Вдруг слова снова подведут?

«Вдруг я им не понравлюсь?»

Шери смотрит на тарелку с едой, будто в попытке отыскать там подсказку, но ни румяная корочка запеченного картофеля, ни кусочек мясного рулета помогать исследовательнице не спешат. Полагаться приходится лишь на свои силы.

– Даже не знаю с чего начать… Я выросла в Сумеру, и изучаю историю и археологию в Академии, а потому в Фонтейне впервые… Хотя прежде мне приходилось бывать в пустыне, часть которой видно из порта Ромарин, – осторожно, а от того робко начинает девушка. Даже чувствуя, что действительно проголодалась, Шери лишь благодарит негромко, желая приятного аппетита, но к еде не притрагивается, слишком озадаченная столь простым вопросом.

– Меня… Меня заинтересовала недавняя находка, о которой писали в «Паровой птице», думала провести исследование, – предугадывая возможные вопросы о цели визита, добавляет археолог, а затем, пересилив себя, продолжает многим тише, – но еще мне очень нравится литература, кошки и цветы. Могу я узнать как называется этот вид?..

Отредактировано Sherity (2024-01-15 22:50:21)

Гостью Линетт рассматривала под стать вежливо сидящей белой кошке: внимательно, вдумчиво, отрывая взгляд разве что затем, чтобы обратить внимание на тарелку, и, кажется, даже почти не моргая. Особенный, звериный взгляд, цепляющийся за мельчайшие детали, разгадывающий настроение, "читающий" комнату.

Робкая. Болезненно застенчивая. Неуловимо напоминает этим самого Фремине. Вот как уставилась в тарелку в ответ на самый простой для знакомства вопрос, а к самой еде не притронулась пока. Зрительного контакта избегает, поза напряженная, тон такой, будто и не знает, о чем говорить вообще. Воспитавшая целый выводок котят и частенько пристраивающая в добрые руки и других уличных животных, Линетт невольно сравнила с маленьким зверьком в незнакомом месте и Шерити. Малыши тоже сначала жались в угол своей коробки, поставленной в у камина в гостиной, отказывались от еды, и потребовалось время - каждому разное - чтобы они начали активно знакомиться с новой территорией, играть и знакомиться с обитателями Дома Очага.

Поведение такое, конечно, вызывает некоторые вопросы: если уж студентка Академии, значит, не отшельница, не затворница. К тому же, это всего лишь ужин в компании сверстников, а не какая-нибудь нервная встреча с родителями жениха (представить такое даже на мгновение, конечно, и смешно, и страшно). Не Линетт, конечно, говорить что-то о необщительности, но это уже другая история, в которой робостью или тревогой от общения и близко не пахнет. И, зная причины сложностей с социализацией у того же Фремине, Линетт невольно ощутила легкое беспокойство.

Судя по тому, что решил тут же выдать брат в ответ на простой вопрос о цветах - напрасным оно не оказалось. 

- Это радужные розы, - ответила Линетт, незаметно, но чувствительно пихнув ногой под столом Лини. Придержи-коней-ты-что-же-ничего-не-видишь!? - Розами их только называют, впрочем. На самом деле это скорее лилия или тюльпан.

Линетт говорит коротко, скупо даже, но по собственным меркам даже так кажется, что слишком много, и едва удерживается от того, чтобы некомфортно поерзать. Если уж ей здесь приходится поддерживать разговор, не отмахиваясь отдельными общими фразами - у них явные проблемы.

- Так значит, Фремине помог вам с поисками, - чинно кивнула Линетт, филигранно разрезая на тарелке мясной рулет на маленькие кусочки. И справедливо решив, что продолжать обычную светскую беседу, как минимум, пока гостья не освоится на новом месте, будет лучшим решением. И обвела взглядом уже парочку напротив, задержав взгляд на младшем брате, красноречиво подняв бровь - мол, помогай, - И что же, удалось найти что-то интересное?

Кошки и люди, люди и кошки – обитатели Дома окружают Шери вниманием, будто кутают в одеяло: вот к ней на колени запрыгивает кот (Шерити беспомощно замирает, боясь его тронуть), вот сыпятся ответы на нехитрый вопрос – проходит несколько секунд, прежде чем смысл сказанного Линетт (Лини?) настигает девушку, озадачив несоответствием.

«Зря я это сказала…»

Археолог выдыхает даже, пряча смущение за внешним спокойствием, почти не меняясь в лице, но на сердце уже скребутся кошки. Она же ученая, а это всего-лишь небольшая беседа – столько напряжения в самом деле ни к чему, надо взять себя в руки:

– И правда прелестный, – словно бы не видя подвоха, начинает девушка, а затем продолжает – прохладно и вежливо. – Но шутка смешная, благодарю.

Будь они знакомы получше, Шерити бы улыбнулась или посмеялась даже, но, видя брата с сестрой впервые в жизни, не могла позволить себе расслабиться.

– С сумерскими розами тоже так, – легко подмечает девушка на ответ сестры Фремине, склоняя голову к плечу в птичьем жесте; мягко сверкают янтарные глаза. Слова о помощи она встречает кивком:

– Да, удалось, – и тут же позволяет ныряльщику продолжить, притрагиваясь к еде прежде, чем ее поведение действительно обидит семью Фремине: ожидаемо не так пряно, как кухня Сумеру, рука сама тянется к перечнице, но голова занята другим. Научное общество «Крест и лилия», члены которого замышляли переворот и, надо думать, собирались использовать для этого технологии эпохи Дешрета…

– Сомневаюсь, что господин Виржиль сказал мне правду, – тогда это не казалось столь очевидным, но теперь девушка понимала: мужчина попросту сообщил ей то, что она хотела услышать – недопустимо для ищущей факты. В тоне, конечно, нет ни сожалений, ни печали – все обошлось, и в следующий раз археолог будет осторожнее, но не думать о том, как бы закончилось ее исследование, не пожелай Фремине отправиться с ними – труднее всего.

Рассуждения, впрочем, тут же уходят в иное русло, утягивая словно бы обратно под поверхность воды: целый комплекс? Верно ведь, ступени за закрытой решеткой, помнится, вели куда-то вглубь; дверь наверху тоже скорее всего не являлась выходом, скрывая за собой паутину залов и коридоров… Вдруг там сохранилось еще что-то?

– Первозданные конструкты. Прежде я никогда не видела их за пределами пустыни: судя по записям, их привезли в Фонтейн ради изучения источников энергии, но… Это по сути все, что нам удалось узнать. Вернуться и вправду было бы полезно, – увлеченно, а от того не так спокойно подхватывает Шери, бросая быстрый любопытный взгляд на Фремине: так ему и правда интересно? Может быть, стоит тогда рассказать чуть больше? Конечно, что-то уже ныряльщик слышал от нее в том зале, но вот остальные участники беседы ведь наверняка не совсем понимали, о чем идет речь.

– Они парят, шасси им ни к чему… Но, на самом деле, конструкты еще много чего умеют. Исчезают, прячась от чужих глаз, используют лучи света, сами себя ремонтируют… – губы трогает тень улыбки. Говорить об исследованиях всегда проще – составляя немалую часть жизни Шерити, они, тем не менее, будто бы не касались ее самой, существуя отдельно, независимо от ученой, а потому представляя интерес. От того и слова находят друг друга сами, – поразительно, что исследователям из Нарциссенкрейца вообще удалось их разобрать.

Отредактировано Sherity (2024-01-28 01:08:33)

Разговор, напоминавший поначалу скрипящую, натужную работу заржавевших шестеренок, раскачался, полился рекой, и Линетт наконец позволила себе расслабиться. Вмешиваться больше как будто и не требовалось, дальше прекрасно справятся и сами, дополнительно уверив при этом в том, как замечательно они ладят. Необычайно по его меркам разговорился Фремине, получив заслуженный одобрительный кивок, подхватила его мысли и Шерити. И хотя в обсуждаемых младшим братом и сумерской ученой Линетт не понимала практически ничего, кроме того, что обоим руины, механизмы и тайные общества чрезвычайно интересны, иногда для комфортного пребывания в компании участвовать в беседе совершенно не обязательно. Достаточно просто слушать чужие голоса, даже не утруждаясь вникать в произносимое ими. Так что Линетт не без удовольствия посвятила себя содержимому своей тарелки. Мастерски, впрочем, изображая полнейшую заинтересованность, и периодически кивая. Очень похожим взглядом с другой стороны стола на гостью (а заодно и на еду на столе) смотрела и Шантарель, обернув вокруг лап белый пушистый хвост, напоминающий перьевую щетку для пыли.

Ожила и дернула ушами Линетт только когда в беседу вновь вмешался Лини. Отвлеклась, наконец, от последних крошек мясного рулета, искоса взглянула на него с немым вопросом - а так ли это нужно? - и пожала плечами. Слишком привыкла к манере брата вести свою особенную игру, протягивая ниточку за ниточкой, в ожидании возможности потянуть за нужную, как только выпадет удобная возможность. Линетт почти никогда в подобное не вмешивается, разве что, когда чует подвох или опасность, о которых предупреждает Лини. С другой стороны, а хороша ли подобная игра сейчас и в долгосрочных перспективах? Хороша ли для Фремине?

- Не у всех есть все время на свете, - дипломатично возразила она брату. Поставить себя на место гости было нетрудно, и подобную настойчивость Шерити вполне могла бы расценить неправильно. Причины не возвращаться, в конце концов, могут быть самые разные. И препятствия не обязательно внешние, - Мисс Шерити, как надолго вы планируете остаться в Фонтейне?

Шерити наблюдает за развернувшейся беседой молча, едва-едва склонив голову к плечу:

– Благодарю за предложение, господин, однако, боюсь, все не так просто, – ей кажется, будто бы сказанного недостаточно, и, едва ли не впервые за весь вечер, исследовательница улыбается уголками губ, деликатно продолжая мысль, отложив столовые приборы – с основным блюдом покончено.

– Я не была уверена, что действительно обнаружу что-то, когда только прибыла в Фонтейн, поэтому длительного визита не планировала. Можно сказать, подобная... находка крайне удивила меня. При всем желании, я проведу здесь еще пару дней, но не более. К тому же, хотелось бы восполнить пробелы в знаниях, прежде чем продолжать полевые исследования, – отвечая на вопрос Линетт, честно и просто объясняет археолог, едва заметно, в деталях, преображаясь подобно тому, как изменился тон волшебника: место прежней прохлады занимает спокойная уверенность с оттенком задумчивости. Учитывая извечные хлопоты с финансированием, предложение господина Лини кажется заманчивым донельзя: подумать только, полезные связи и никакой бумажной волокиты и часов ожидания у двери господина секретаря… Да только разве может ученая его принять?

«История Фонтейна – не моя сильная сторона… Справлюсь ли я вообще?»

Взгляд парниши до того робкий и осторожный, что Шерити, всецело погрузившись в размышления, его даже не замечает. Из слов ныряльщика она понимает не все, цепляясь вниманием за уже знакомое: остроскаты, подводные течения, но прежде всего время. Всплывают в памяти песочные часы ее даршана.

Как ученая, Шери бы соврала, сказав, что вовсе не желает возвращаться: тайны забытого института увлекли девушку подобно тому, как увлекли когда-то давно тайны Алого Короля, но, вместе с тем, чувство ответственности не давало поспешить с согласием. Слишком многое может зависеть от ее успеха или провала, и речь тут не только о каких-то научных открытиях, нет. Подвести родных Фремине после всего, что юный ныряльщик для нее сделал, и после всего, что может сделать его старший брат (достаточно лишь маленькой просьбы!)…

Одной только мысли достаточно, чтобы отказаться.

– Мне было бы неловко обременять вас новыми хлопотами…  – трещинами в камне, пылью и песком проступает во взгляде растерянность, смягчаются черты лица, мелькает, в конце концов, тень смущения, и вот место уверенной ученой вновь занимает девушка, изо всех сил пытающаяся скрыть волнение. – Н-но я правда очень благодарна за столь теплый прием и вашу доброту. Еще раз спасибо.

Линетт не ответила. Только удовлетворительно кивнула, не без облегчения предоставив слово вновь Лини, а собственным мыслям - неспешно брести дальше своим ходом. Все к лучшему, сказала она себе. Так будет лучше для Фремине. Межличностные отношения, особенно такие деликатные - не из тех вещей, которые уместно было бы форсировать излишним внешним влиянием. И не из тех, в которые стоило бы вмешивать чужие дела. Хорошо бы как-нибудь ненавязчиво суметь донести это до Лини, и тогда они смогут оба просто отойти в сторону, наблюдая, как разворачиваются события, предоставив им просто идти своим чередом. Ведь если едва проклюнувшийся на стебле бутон начать нетерпеливо раскрывать руками, он может завять, так и не превратившись в радужную розу.

Намек был понят моментально - как по команде, едва Лини заговорил о десерте, Линетт кивнула, элегантно поднялась, и, собрав со стола свою долю грязных тарелок, поплыла следом за братом. Очень серьезная и максимально сосредоточенная, ибо отношения ее с бьющимися предметами разве что чуточку лучше отношений с предметами механическими, а сейчас для того, чтобы устраивать громкую сцену, был максимально не подходящий момент.

Мысленно резюмируя весь сегодняшний ужин, Линетт не покидало ощущение чего-то упущенного, недостающего, чего-то, что ей так и не удалость проглядеть за всей этой непонятной болтовней про механизмы и руины. Никаких особенных сигналов, которыми люди имеют привычку обмениваться, обнаружив друг в друге взаимный интерес. Не сказать, чтобы она ожидала чего-то очевидного ни от самого Фремине, ни от девушки, которую он привел в дом, и не сказать, чтобы сама Линетт была особенно внимательна по всему ходу беседы, и все же... Так что оставить Фремине и его гостью наедине, и посмотреть, что будет - гениальное в своей простоте решение, и оно буквально витало в воздухе с того самого момента, как Шерити подала голос. Ее болезненная робость, конечно, все еще вызывала в Линетт отстраненное беспокойство, и она непременно обсудит это с Лини... желательно, уже после десерта, после того, как Фремине уйдет провожать гостью, и там, где до них точно и даже случайно не дотянется чужой слух.

- Не сейчас, - отрезала Линетт, уже скрутившись на корточках у замочной скважины в положение, не приличествующее ни изысканному наряду, и достоинству леди, с которым она держалась весь ужин. Не глядя, она махнула рукой куда-то в сторону за собой, как бы говоря этим: "Отстань, подожди, самой интересно". Да и, в конце концов, чья это работа здесь наблюдать? - Достань пока сервиз, пожалуйста? Тот, белый с золотой окантовкой.

Лини говорит много и изысканно, будто бы даже сейчас показывая какой-то трюк – Шери слушает его, не сводя взгляда, стараясь не упустить ни слова в цветастом букете фраз, вновь озадачившись вопросом:

– Не знаю, но пойму, если Фремине решит отказаться, и буду иметь ваше предложение в виду. Спасибо еще раз, – еще находясь под впечатлением от немыслимой щедрости Линетт, тихо отзывается археолог, едва заметно мотнув головой. Шери не знает, ни чем заслужила подобную доброту, ни куда деть взгляд –  ее подход к делу удостоился похвалы, юноша утверждает, будто бы ныряльщик не отказался бы помочь ей снова. Неудобно. Старшему брату Фремине верно не известны все подробности их приключения, да и сам парнишка не спешит ни подтвердить, ни опровергнуть слова Лини. Как же неудобно.

– Д-да, спасибо, было очень вкусно, – беседа, видимо, зашла в тупик, и, чтобы хоть как-то улучшить ситуацию, брат с сестрой встают из-за стола, собирают посуду – Шери хочется отблагодарить их за ужин и теплый прием, да только что она может? Если бы только Фремине предупредил ее заранее…

«Мне бы следовало подготовить подарки»

Верно. Невежливо приходить вот так, с пустыми руками, но, разумеется, столь простая мысль пришла с немыслимым опозданием – ничего уже не исправить. Еще чувствуя некое напряжение из-за поднятых рабочих вопросов (не расслабиться), Шерити растерянно изучает то обстановку комнаты, то стол, и, пускай сама ученая какое-то время молчит, Фремине на удивление многословен – сказываются домашние стены? Исследовательница чуть склоняет голову к плечу:

– Это вы простите, что я так путаю ваших брата и сестру, – шепотом произносит Шери, провожая юношу с девушкой взглядом. Они уже не кажутся ей такими одинаковыми, как в начале знакомства, но схожие фонтейнские имена разноцветными нитями спутались в клубок прежде, чем отличия вообще были примечены – не разобрать. Действительно ли она им понравилась или все дело в предельной вежливости троицы и небезызвестном «фонтейнском гостеприимстве»?

«Не слишком ли невежливо будет звать их просто господин и госпожа?..»

– У вас уютно, и ваши близкие ко мне очень добры, просто... Подобные приглашения для меня редкость, – девушка даже находит в себе силы встретиться с Фремине взглядом и слегка улыбнуться: хорошо, что юноша не оставил ее, сидеть здесь в одиночестве было бы верхом неловкости. С другой стороны, раз он остался, нужно как-то поддерживать разговор:

– …У вас такая большая семья? –  робко интересуется ученая, на миг замолкая в попытке вообразить, каково это – иметь братьев, сестер и родителей. Конечно, о таком пишут в книгах, рассказывают в историях, но что значит в действительности возвращаться в дом, где всегда кто-то есть, расти вместе с кем-то, юная ученая не знает.

Она хочет спросить что-то ещё, но замечает кота, усевшегося подле нее и отчего-то не сводящего глаз, и теряет мысль. Какое-то время они просто играют в гляделки – столь умелого противника Шерити не победить, но в состязание встревает Фремине; девушка отвлекается, лишь чтобы узнать, что нравится пушистому знакомому, растерянно посмотрев сначала на юношу, а после на кота, кажется, будто бы просияв. Росселанд тут же оказывается поглажен и, заметив, что возражений не следует, Шери осторожно берет его на руки. Куда меньше Байека и оттого легче, он забавно, по-кошачьи умещается у нее на коленях – девушка даже не дышит лишний раз, впрочем, не отказывая коту в ласке.

– Извините, я не лучший собеседник…

Невысказанное негодование близнеца ощущалось затылком, кожей, оно слышалось в каждом звуке его возни за спиной, но воевать за место у замочной скважины он благоразумно не стал, а Линетт, приникшая к замочной скважине, не шелохнулась и не издала ни звука. Полная сосредоточенность кошки, заметившей на подоконнике за окном ничего не подозревающих птичек: уши торчком, зрачки опасно затопили радужку, полностью заменив фиолетовое на черное, и только хвост дергается на полу рывками из стороны в сторону.

До конца казалось, что, оставшись вдвоем, и Фремине, и Шерити хотя бы расслабятся, скажут друг другу что-то отвлеченное, посмеются, может быть, чтобы снять напряжение. Малые надежды. Никаких особенных ожиданий, слишком уж хорошо Линетт знала Фремине, чтобы понимать, что даже один он вряд ли так быстро решится взять девушку за руку, не говоря уж о чем-то большем, однако с каждой секундой навостренные уши все больше оттягивались назад и опускались к голове, а движения хвоста становились все более резкими и угловатыми. Не происходило ничего. Ничего, если не считать внимания Росселанду и все той же болезненной, робкой вежливости, которой сумерка, по ощущениям, попросту ограждалась своего окружения.

Никаких ответов, никакого развития событий. И на этом фоне полные нетерпения вопросы брата откуда-то из глубины кухни, звучат особенной издевкой судьбы. Чего молчит? Да хотя бы потому, что рассказывать нечего. 

Оттаскивать или отпихивать Линетт от двери не приходится. Она отодвигается сама, молча указывает обеими руками на дверь приглашающим жестом, поднимается на ноги, оправив юбку, и скрещивает на груди руки, всем своим видом мрачно говоря "да пожалуйста".

Это можно было посчитать какой-то мелочной обидой - уж очень красноречиво Линетт отвернулась на каблуках, подчеркивая незаинтересованность, но от пояснений тоже воздержалась. Сам поймет, когда посмотрит. Хмыкнув едва слышно, она отошла к столу, оценивающе осмотрела выбранную Лини жестянку, и коротко кивнула, одобряя выбор.

"Делай чай", говорит. Ну ничего, быстро поймет, что только что поручил ей занятие гораздо более увлекательное.

Кот сворачивается в мягкий и теплый комок, устраиваясь удобнее – Шерити улыбается слегка-слегка. Присутствие Росселанда помогает девушке успокоиться, почти что напоминает о вечерах дома: Байек часто клал голову ей на колени, пока исследовательница болтала с Халисет или читала книги, и, заняв руки нехитрыми поглаживаниями, ученая слушает рассказ Фремине о семье. Фраза о том, что говорить им вовсе не обязательно, вновь отзывается у нее улыбкой:

«Возможно, я зря так волновалась…»

– Мы с моей наставницей тоже работаем вместе, и она с ранних лет очень обо мне заботится. Есть еще моя близкая подруга и ее кот… Думаю, они все – моя семья, но это не то чтобы много… – все же негромко продолжает Шерити, изучая убранство столовой. Зная, что беседа не требуется, она чувствует себя свободнее: берет небольшую паузу, чтобы обдумать следующие слова, хочет прижать котика ближе к себе, вдруг замечая, что что-то не так. Взгляд медленно опускается.

Белый хлопок с золотой вышивкой на ее коленях мнется, поднимаясь под лапами, обнажая узкие загорелые бедра – Шерити вспыхивает, на миг забыв, как дышать; дрожат плотно сжатые губы. Боясь даже посмотреть на Фремине, археолог чувствует, как ее трясет, как ситуация выходит из-под контроля, нуждаясь в срочном вмешательстве – руки не слушаются, становясь ватными. Ужас от понимания происходящего парализует, платье задирается все выше.

Шерити кажется, что она сейчас задохнется: кот, до этого сидевший спокойно, ни с того, ни с сего ныряет ей под юбку.

«Чт-то..»

Она старалась. Поддерживать беседу, вникать в шутки, видит Небо, старалась быть вежливой и оставить приятное первое впечатление, но случившееся оказывается за гранью того, к чему Шерити вообще была готова: замерев на миг, ученая цепляется за тонкую ткань платья, придерживая его, и тут же вскакивает со своего места, наверное, даже излишне резко, чудом не задевая ничего на столе. Росселанд закономерно приземляется на лапы, но покрасневшая Шери и дальше растерянно сжимает в руках юбку, опасаясь, что хитрый кот снова повторит свою шалость. Монотонным барабанным боем раздается в ушах пульсирующий гул.

– П-простите, мне очень жаль, – извиняется вполголоса девушка, пока острое, почти болезненное чувство стыда пронизывает ее всю, сжигает каждую клеточку в теле, мешает даже пошевелиться.

Фремине, наверное, все видел. Этот простой факт перечеркивает и трепетное ожидание их сегодняшней встречи, и теплый чай глубоко под водой, и то невероятное волнение от первого погружения – на глаза накатывают слезы, Шерити отчаянно хочется плакать, но позволить себе этого она не может. Лишь беспомощно отходит на полшага назад, избегая даже взглянуть на ныряльщика.

«Я и так выгляжу нелепо…»

Будто бы худший из кошмаров наяву: другие нравы, другое королевство, но если бы она была хоть немного внимательнее или не трогала чужого котика… Если бы только села напротив, чтобы их разделял стол…

– Я… слишком задержалась, мне эм… пора, – обращаясь ни к кому конкретно, начинает исследовательница, запинаясь. В горле пересохло. Шерити знает: ей следует выразить благодарность более цветасто, добавить хотя бы парочку пожеланий хозяевам дома – в любой другой ситуации то было бы естественно и несложно, но теперь единственным, на что хватает девушки, оказывается жалкое объяснение, произнесенное почти шепотом. Даже на эти пару слов уходят последние крупицы самообладания.

«Я хочу домой...»

Действуя скорее по привычному алгоритму, Шерити едва ли не выбегает в коридор, неуклюже кланяясь уже по пути, и, оттуда, –  бросается к выходу. Резко хлопает входная дверь.

Опозориться вот так перед милым юношей – это надо было постараться.

Изящно выпрыгнувший из-под подола платья Росселанд, точно бы скользнувший на сцену артист из-за кулис, в два изящных прыжка оказывается на табуретке в углу комнаты. Сев там и обернув вокруг себя хвост, кот... улыбнулся. Это была та самая особая черта Росси, которую можно было толковать по-разному: то ли это его уникальная харизма проказника, то ли какое-то странное врождённое свойство. Лини обычно объяснял это магией, ведь у иллюзиониста и кот волшебный, как же иначе?
Но в действительности Росселанд от всех хранил секрет своей улыбки, с весельем наблюдая за тем, что натворил.
Прислонившийся к стене у двери Лини слышит, что происходит в столовой: как с тихим звуком прыгает на пол его кот, как с лёгким скрипом отъезжает в сторону стул и Шерити вскакивает с места. Он прикрывает глаза, сосредотачиваясь, чтобы слышать всё это лучше.
Росселанд громко - и даже насмешливо - мяукает на словах Фремине о том, что кот чего-то там «не хотел» и укладывается на своём месте в позу булочки. Батоном столь маленький зверь стать ещё не успел, да и не стремился, ведь в иллюзионном деле удобнее быть маленьким и юрким. Росси просто продолжал улыбаться, глядя на то, как суетятся люди.
- Чего... ей жаль? - встрепенулся Лини, отлипая от стены и обращаясь к двери взглядом вопросительным. Характерные звуки указывали на то, что Шерити выбежала из столовой в коридор, а её дёрганная интонация и сам контекст сказанного не оставлял сомнений в происходящем: она собиралась убегать отсюда в стыде и спешке, возможно что и в слезах.
- Да что с ней... - Лини вздохнул, закрывая лицо ладонью. Она смутилась кота? Кота? Да он размером с плюшевую игрушку, как вообще заметила, что он куда-то девался! Это уже не говоря о том, что ничего ужасного Росси не сделал... хотя пустое. Самое дурацкое в этой постановке было иное.
Фремине оставался в столовой.
- Мрр, - констатировал ситуацию Росселанд и перевернулся на спину, потягиваясь. Сразу после этого, Лини всё-таки услышал и тяжёлый топот бега Фремине, очень торопливый, почти панический. И вздохнул ещё раз, воздев руки и очи к небу.
То есть к потолку кухни, попутно заметив, что после готовки Линетт его опять надо бы побелить.
- Вот что это было такое? Я романтическую комедию смотрю или драму? - пройдя до стола с угощениями, сейчас уже не очень-то и актуальными, Лини присел на краешек столешницы и подхватил с тарелки один креп, окуная его сразу же в соус. - Линетт, вот ты мне как девушка объясни... ну вот что такого...
Дальнейшие возмущения Лини были несколько невнятными из-за блинчика, но жестикулировал он очень горячо и эмоционально, компенсируя тем самым невозможность словесных жалоб.
- Ох, Фреми... ну как так-то, что там в Сумеру за нравы такие?.. Я в ужасе, я просто в ужасе, Линетт!.. Что, пойдём посмотрим, как там они, или сначала чаю попьём?