Примерно две недели назад... ох, и всего-то? Кажется, что прошло несколько лет. Тем не менее, всего лишь две недели назад Лини, посетив с Линетт злополучный цирк, принялся отдавать приказы сенешалям: кто и куда должен пойти, что и где увидеть, кому какое слово сказать и где какое действие совершить. На самом деле людей было направлено немного, чтобы не привлекать излишнее внимание, да и Лини предпочитал вникать в ситуацию самостоятельно и делать всё лично. По возможностям, конечно...
Ему опять начали сниться кошмары в те короткие моменты, когда разум милостиво разрешал немного забыться. Но ни тихая игра граммофона, ни тёплый треск камина, ни мурчание Росселанда над ухом не позволяли перестать думать.

«Не смог.» «Упустил.» «Не оправдал надежд.» «Провалился.»

Всё это заставляло запираться в кабинете в полном одиночестве чаще, проводить работу над ошибками и постоянно смотреть на календарь, считая дни до момента, когда в Фонтейн вернётся Отец. Осознание того, как мало времени осталось, сколько ошибок сделано, а дел, напротив, не выполнено, удавкой затягивалось на шее. Еда вставала поперёк горла, разговаривать с другими и держать перед ними лицо хотелось всё меньше, и даже карты выпадали из рук при попытках тренироваться.
Надежда выполнить приказ Отца быстро и профессионально исчезала на глазах, Лини ощущал, как земля уходит из-под ног и он бесконечно падает в темноте, тишине и холоде. Небольшая надежда была на Реджину, что была отправлена в Институт, за неё парень цеплялся так сильно, как только мог. У него на самом деле сводило пальцы, как будто от холода, и тёплый кот на руках никак не мог развеять эту иллюзию.
Лини направлялся в свой кабинет, снова. Уже устал там бывать так часто, но выбора не было - доклады сенешалей не годились для милых кухонных посиделок за чашкой кофе, пускай им он был рад значительно больше, чем формальной обстановке. Ни мягкие кресла, ни уютные вазочки-кошечки с цветами, что принесла сюда Линетт вместе с тёплым пледом и подушкой-длиннокотом, забытым на кушетке, не помогали расслабиться полностью.
«Это ведь не официальная встреча,» - думал Лини, садясь. - «Ничего такого, просто... просто здесь её выслушаю, без лишних ушей. Ничего такого. Всё нормально. И сразу пойму, что делать дальше. Всё в порядке.»
Росселанд лёг поперёк стола, вытягиваясь во всю длину и закрывая собой оставленные бумаги с записями, где Лини пытался набросать свои дальнейшие ходы. Точно бы хотел заставить хозяина отвлечься на что-то ещё, но снова не преуспел и даже не убедил себя погладить.
Короткий стук в дверь сообщил о том, что Нежо уже прибыла - как всегда, невероятно пунктуальна.
- Да-да, входи, - Лини встрепенулся. Убрал руки от лица, сел ровно и бегло пригладив волосы так, чтобы не было видно, что за мгновение до этого он крепко и нервно вцепился в чёлку пальцами, точно желая оторвать себе несколько прядей. Выдохнул и посмотрел на вошедшую мягко, расслабленно, с лёгкой улыбкой и огоньком хитринки в глазах.
- Рад видеть тебя, Федосия!~♪ Я скучал, а ты? Давай, расскажи мне, как всё прошло.

Здесь по сценарию стоял момент, когда Лини, заулыбавшись, должен был рассыпаться в благодарностях, многословно и звучно, с улыбкой и лёгким румянцем смущения на лице. Немного неловко вскинуть брови, взъерошить волосы, и спросить столь безукоризненно наигранно о том, как Реджина узнала, что именно он хотел на завтрак.
Вместо этого Нежо встречает холодный взгляд, какой отмеченному богами элементом пиро иметь не пристало.
В мягком полусвете кабинета бледность и худоба Лини тенями скорее подчёркивается невыгодно, чем привлекательно, а колкий и неподвижный взгляд, в сочетании с тем, как он весь замер, даже перестав дышать, не создавал той потрясающе привлекательной атмосферы загадки и таинства, что обычно шлейфом тянулась за иллюзионистом. Сейчас он весь был воплощением совсем другой эмоции.
Дрожащей рукой Лини тянется к кружке и медленно делает первый глоток. Тут же отставляет чашку в сторону, закрывая глаза и оседая в кресле, откидываясь на спинку: сидит там уже не собранный и весёлый юноша, что по жизни идёт играясь и не зная проблем, а едва успевший вырасти кто-то, почти не представлявший, кто он вообще такой, зачем пришёл в этот мир и что должен делать.
Кофе Реджины был бы очень хорошим, если б она не сварила его со вкусом провала.
Этот запах он всегда узнаёт с первых нот. Не нужно обладать никакими кошачьими инстинктами для этого, просто самой обычной памятью: Реджина всегда варила этот сорт по неизменному рецепту, если приходила с задания ни с чем.
Хорошо бы ей уйти сейчас и оставить Лини одного ходить туда и сюда по комнате. Он порвал бы пару тетрадей, раскидал все вещи и потом собрал и поставил обратно на места, час-другой просидел бы в углу, уткнувшись в стену лбом, а потом... что-нибудь? Хорошо бы, но она не уходит, заставляя Лини продолжать цепляться за ускользающее самообладание и душить рождающийся в груди крик паники. Он так и сидит, запрокинув голову и закрыв глаза, лишь видно, как парня заметно трясёт.
Вдох и выдох, вдох и выдох...
Вскочив с места и ударив ладонями в столешницу - подскочила со звоном чашка на блюдце - Лини вновь уставился на Реджину и открыл рот, чтобы что-то сказать ей, на вопрос её ответить... и просто резко развернулся, выйдя из-за стола. Большими быстрыми шагами направился сначала к окну, раздвинул шторы и вновь их задёрнул, захлопнул излишне сильно и зло приоткрытую дверцу стеллажа с документами, выключил граммофон, поменял на нём пластинку и замер там неподвижно на несколько мгновений.
- С основной, - роняет он наконец, так же неловко и нелепо, как мог бы выронить из рук и карты, не справившись с флоришем. Голос у Лини глухой, придушенный, с подступающим дребезжанием не то слёз, не то ужаса в интонации.
Росселанд, сев на столе, лениво потянулся как следует, понюхал чашку и сендвичи, а потом прыгнул: сначала на спинку кресла, а потом на плечо хозяина, заставив резко ожить и выронить пластинку с музыкой, которую всё это время держал в руках.
- Хватит! Отстань, - Лини снимает с себя кота и отпускает на пол, подбирает оттуда винил и ставит на подставку. А потом выдыхает, закрыв ладонями лицо, громко, влажно и шумно.
- Я... я в порядке, - сам почти верит в то, что говорит. - Давай уже. Не тяни.
«Вот теперь-то хуже уже быть не может, да? Отлично! Просто отлично! И что я должен делать теперь? Ни единой зацепки, я всё потерял! Всё пропало! Что делать?!»

В очередной раз промахнулся, снова облажался, опять... мысль прервалась, когда напряжённое и тревожное одиночество Лини, закрывшегося от всего мира руками, нарушила Реджина, подойдя совсем близко, обнимая. В первые секунды, замерев, Лини просто растерялся, не поняв происходящего, потом засуетился и задёргался, попытался её от себя оттолкнуть или отойти самостоятельно.
Он запнулся от крутящегося под ногами Росселанда, не смог сдвинуть Реджину с места, в конце-концов забыл, о чём именно думал, и сконфуженно притих, хмурясь. Вразумляющую речь Нежо слушал Лини молча, немного недовольно, но больше пристыженно, очень запоздало поняв, что она кругом права.
Надо выдохнуть и подумать, как следует и нормально!.. Да, да, точно, обязательно найдётся какой-то способ!
И тогда юноша смотрит вопросительно, потому что никакой гармонии собственных мыслей с утверждениями Реджины он не услышал. Сам Лини уже хотел снова засесть за работу и поторопиться, ведь времени мало, но ему вдруг начали выказывать за отношение к собственному здоровью и подаваемый пример для остальных воспитанников дома Очага.
Конечно Реджина называла обоих близнецов котятами просто в качестве ласкового прозвища, но общее удивлённое выражение лица у Лини и его зрачки, вдруг занявшие всю радужку, были точь-в-точь как у сбитого с толку кота.
Но она снова была права: Лини неоднократно повторял всем детям о том, как важно правильно и своевременно питаться для того, чтобы вырасти здоровыми и сильными. Он даже плакат о пользе завтрака сделал и повесил его в столовой, но из раза в раз игнорировал собственные слова, забываясь, почти захлёбываясь в делах... за все две недели, что Реджина провела на разведке в Институте, Лини так и не вспомнил о том, что сам должен есть больше раза в день, чтобы поддерживать должную физическую форму для работы.
Оставалось только признать себя по всем статьям виновным, молча кивнуть, стыдливо отведя взгляд, и сесть за стол, возвращаясь в самое начало разговора, которое Нежо настойчиво начала с завтрака.
На колени прыгнул Росселанд и разлёгся там, сладко потягиваясь, а крок-мадам и кофе ещё не успели остыть. Реджина готовила очень вкусно, а Лини был весьма голодный, и за едой он успел растерять ещё часть своих тревог.
- Спасибо... - сжимая в ладонях чашку, Лини не нашёл в себе сил посмотреть на Реджину, однако в его тихом голосе слышалась искренняя благодарность.
«Если его следов нет в Институте, то это значит, что Себастьян очень давно покинул это место, так? И не имеет к ним никакого отношения. Ну... то есть, отсутствие информации - это тоже информация. Да? Да. Точно так. Я просто изначально всё неправильно понял. Я дурак.»
Гладкий белый бок чашки согревал пальцы, а кофейная горечь заставила взбодриться и собрать разрозненные мысли воедино. Лини задышал глубже и размеренней, хотя всё ещё не до конца спокойно.
- Значит, он там не прячется. Значит, это давняя история, о которой в Институте давно забыли, - медленно рассуждает иллюзионист, глядя на своё отражение в кофе. - А... о чём тогда там говорят, Реджина? Как наши отряды?
Лини знал из новостей, что на некоторых учёных кто-то нападает, но следствие ещё ни к чему не привело. Помимо этого... пока Отец не в городе, Лини должен быть в курсе всех текущих дел.

Уже собравшийся с мыслями и остывший - насколько это вообще возможно при своём темпераменте - Лини принял документы и тут же начал быстро читать то, что там написано, готовясь впитывать информацию, вникать, внимать, включаться. Работать в режиме, но не аварийном, как собирался пятнадцать минут назад, а в обычном рабочем. Конечно, ничего особенного Реджина там не указала, ведь уже ясно, что она пришла ни с чем. Но тем не менее.
«Для бульона взять цукини, несколько морковок, сельдерей, петрушку...» - на автомате читал Лини, но прочитанное в его голове как-то не укладывалось. - «Курица средних размеров, два яйца, чеснок, томатная паста...»
В написанных словах были буквы, определённо.
Объятый каким-то неявным и непонятным оцепенением, иллюзионист всё читал и читал, силясь сквозь ужас уловить смысл текста, переданный Реджиной. Пауза затягивалась.
«Для начала нужно разделать курицу: отделить грудку от костей и убрать филейную часть...» - вырвавшись из своего плена не то тупости, не то заторможенности, Лини плавно опустил руку с бумагами на стол и одновременно с этим поднял голову и взгляд на Нежо. Ни слова не проронил, однако во всей позе, в распахнутых глазах, трепещущих длинных ресницах и приоткрытом в немом крике рте явственно читался вопрос. Ах, и у верной карты, конечно же, был на него ответ.
Совершенно невозмутимо и даже как будто бравируя, Реджина начала свою, безо всяких сомнений, речь. Даже возможно стоит назвать это Речью, с заглавной буквы, ибо воистину, это были слова не только рутинного доклада, но и свободы, торжества духа и жизни Фонтейна. Вся эта утончённая и в то же время практичная деловитость, когда всё упорядочено и каждая вещь у хозяйки с первых мгновений знает своё место...
Слушая всё это, Лини сдерживал себя от того, чтобы не начать нервно и исступлённо рвать бумагу с рецептом.
Суп! Всё, что было в чёртовом Институте, это суп! Великолепно, просто шикарно! Самая бесполезная трата времени, нервов и ресурсов, теперь даже неловко перед Реджиной за то, что она там варилась, как этот чёртов суп, две долгих недели. Пускай она не выглядит и каплю встревоженной, Нежо всегда невозмутима и собрана.
Суп!..
- Я так жалею, что теперь вся эта информация никогда не покинет мою память, - горестно вздохнул Лини, быстро и несколько ленно, дёргано пролистывая стопку бумаг, что ему подкинули в процессе сей славной Речи. Вообще ему надо даже через не хочу это всё прочитать, но сама непримиримая неотвратимость этого действа заставляла тянуть с реализацией подольше. Впрочем, материал для шантажа лишним не бывает, даже если тебе доклад уже на уровне идеи читать стыдно.
- Это... всё? - в голосе оплота и надежды дома Очага сквозила неприкрытая мольба. Можно, пожалуйста, больше не надо?

Новое вступление к докладу, ещё более помпезное, чем предыдущее, заставило Лини задержать дыхание и сесть по струнке, чрезвычайно ровно. Если Реджина начинает вот так, то стоит ожидать не просто вестей, а разрывной алхимической мины, доверху напичканной гремучей пиро смесью.
Всё так и было.
Приняв очередные бумаги - довольно скромную стопку в сравнении с предыущей, - юноша отметил, что на листках была кровь. В одном месте уголок чуть-чуть подпален, то ли из-за опрокинутой свечки, то ли потому, что доклад упал рядом с костром. Вот здесь нажим ручки был такой сильный, что осталась дырка и пара чернильных клякс. Кто-то очень сильно Реджину взбесил, и как только она перешла к сути, стало ясно, почему так.
Слушал всё это Лини с мрачным не то удовлетворением, не то отвращением, отложив листы с докладом в сторону и глядя в стол или даже сквозь стол, куда-то глубоко внутрь себя.
Они просто бездельничали, наплевав на все приказы. Нет, нет! Не «просто», это неправильное слово. Напротив, поисковые отряды занимались отлыниванием от службы очень изысканно, с выдумкой, огоньком и творческим подходом к делу. Подделали бумаги, придумали легенду, скрылись подальше на обломках Института, создали имитацию бурной деятельности... но что ещё было предельно понятно для Лини из этого всего - так вышло, потому что Предвестник не в Фонтейне. До тех пор, пока Отец не смотрит, занятая иными делами, они будут считать, что никаких приказов нет. Естественно.
Из груди вырвался сдавленный нервный смешок.
Ну конечно. Какое им дело до Лини? Он не Предвестник, не глава дома Очага, он вообще никто. Так, мальчик на побегушках, выполняющий приказы на равне с остальными. Считаться не стоит, обращать внимание не нужно, замечать не обязательно. Сиди там, у себя, да фокусы показывай, взрослым не мешай. Вот так они думают.
Он отставляет чашку на стол резким, дёрганным движением, и фарфор громко стучит о дерево, опускаясь рядом со стопкой бумаг.
- Красиво рисует, - мерно выдыхает Лини, перекладывая список с именами из общей кучи отдельно. - Я Отцу покажу. Она будет рада знать... что у нас такие талантливые бойцы, развивающие не только тело, но и душу.
Пришлось сделать над собой небольшое усилие, чтобы интонация не скакала и голос оставлася ровным и спокойным, на грани задумчивой беззаботности.
«Если я не дам им понять, что не на того напали, меня так и будут считать никем,» - рассуждает Лини и старается прочь гнать зарождающуюся мысль о том, что в принципе он никем и является. Этот маленький гнойный червячок не первый год разъедал его разум и сражаться с ним было ох как непросто.
Но как можно проявлять слабость? Особенно, когда на тебя смотрят. Особенно когда на тебя смотрит та, кого ты зовёшь своей картой. Козырной картой.
- Надо бы обрадовать наши поисковые отряды этой новостью, - заканчивает Лини твёрдо, и наконец поднимает взгляд. Он не спрашивает мнения Реджины и не интересуется её мыслями на этот счёт, но не потому, что не считает это необходимостью. Это просто личный вызов, который нужно с честью принять и решить самому.
Лини старается себя убедить в том, что справится, и верит в это, как привык верить собственной лжи. Только вот... как преподнести ответ бездельникам, чтобы они поняли намёк и начали копать себе спасительный путь сразу до Разлома? Получится ли? Хватит ли сил и авторитета?
«Да какого авторитета, у меня его нет,» - Лини хмурится и вновь смотрит в стол, ощущая себя загнанным в тупик. А как хорошо всё начиналось!
«Думай. Чёрт, думай!..»
Ещё немного времени в подавленной тишине, и чем больше времени проходит, тем громче тикают часы, тем сильнее молчание давит на виски, и меньше мыслей появляется.
- Реджина, - наконец юноша встрепенулся и резко встал с места подхватывая с колен Росселадна и листок с рисунком со стола. - У тебя осталась плёнка в фотоаппарате? Возьми её и какую-нибудь рамку для фотографий побольше. Мы идём в кабинет Отца. Только тихо, нас не должны видеть.
Вот ещё не хватало кому-то узнать, что Лини свободно может зайти в святая святых Дома.

Отредактировано Lyney (2023-11-14 16:19:50)

Путь из кабинета лежал прямиком в мастерскую, сейчас тихую и абсолютно пустую. Репетиций в последнее время было мало, а прорабатывать новые иллюзии у Лини не было ни времени, ни настроя. Так что в этом обычно оживлённом, залитом ярким светом и праздничном помещении сейчас было темно, пусто и тихо. Даже без привычного творческого бардака.
Сунув Росселанда в цилиндр, некоторым образом заставив его исчезнуть, Лини покопался в ящике стола, выуживая оттуда плотный конверт, покрытый блёстками и узором из красных ромбов. Это были особые пригласительные, которые обычно близнецы использовали для очень значимых гостей на шоу. Внутри объёмного конверта был небольшой механизм, который при открытии выстреливал конфетти и проигрывал пару задорных нот, создавая праздничное настроение.
Прихватив невзрачный ключ из чернённой стали, тот самый рисунок и пакетик с конфетти и серпантином, иллюзионист быстро покинул мастерскую, бесшумно двинувшись по коридорам к кабинету Отца. В этой части особняка едва ли кого-то можно встретить случайно, тут нет ни жилых комнат, ни игровых помещений, ни классов для уроков. Своё пространство властительница Дома отделяла от всего остального, и на то была масса причин.
Кивнув Реджине, Лини открыл дверь в кабинет и быстро просочился внутрь, сразу закрывая за девушкой дверь. Верхний свет включать не стал, ограничившись лампами, но всё равно стало довольно светло... даже уютно, пусть кабинет Предвестницы был формально холоден.
- Давай начнём с творческого задания, - Лини взял у Реджины рамку и вставил в неё рисунок. Потом снял со стены за креслом натюрморт, который сам Отцу когда-то подарил для того, чтобы оживить её кабинет, отставил в сторону. Повесил на место картины рисунок в рамке и подвинул кресло у стола так, чтобы оно не загораживало обзор.
- Вот, вот так мне нравится, - юноша кивнул на то, что сотворил. - Сфотографируй как-нибудь получше. Угу, угу... а теперь... мгновение. Последний штрих!
Вернув картину на место, Лини на мгновение замялся, но всё же сел за стол Отца. В душе за этот поступок он себя ощущал мелким дерзким воришкой, посягнувшим на святое, но с другой стороны... когда-нибудь этот кабинет будет принадлежать ему. Когда-нибудь этот стол будет его рабочим местом.
Страшновато думать в таком ключе.
Прикрыв глаза и медленно вдохнув, Лини выудил из стола бланк с вензелями, какие используются высшим управленческим эшелоном фатуи, и придвинул к себе чернильницу. Там были те самые чернила из Снежной, что пахли цветами... довольно редкие в Фонтейне вещи, которые среди фатуи сейчас могла позволить себе только Арлекино.

Закончив с посланием, Лини вместо печати Арлекино, которую не имел права использовать, оставил внизу свою подпись и нарисовал игривого котёнка, улыбающегося во всю пасть. Потом проложил послание с двух сторон полупрозрачной калькой и положил в конверт вместе с фотографией, которую сделала Реджина. Заложил в механизм конверта конфетти и запечатал всё это сургучной печатью с полярной звездой, как и любой приличный официальный документ с корреспонденцией фатуи.
- Ну вот и всё, - заключил иллюзионист, аккуратно убирая все вещи на столе так, как они стояли до этого. - Осталось только доставить послание адресату. Реджина... ты сделаешь это для меня? В последний раз. Не хочу нагружать тебя этой ерундой снова, но... кажется, было бы неправильно с точки зрения шоу мне приносить письмо самому.