Бесконечная завеса дождя холодной пеленой повисла в воздухе. Ветер был сильный и промозглый, абсолютно омерзительный - оставалось лишь только радоваться тому, что больше на улицу не надо. В гостинной горел камин, и можно было забраться с ногами на диван, утонуть там в подушках, замотаться в плед и закрыть глаза, слушая треск огня и наслаждаясь покоем.
Вместо этого Лини сунул зонт в корзину на входе и оставил на вешалке свой цилиндр и насквозь промокший плащ. Он вообще не спас от непогоды, и рубашка тоже была хоть выжимай. Руки покраснели от холода, зубы стучали. Деловито, но совсем не по-взрослому шмыгнув носом, Лини быстренько прошёл на второй этаж, пока его не услышали остальные домочадцы. Как же много времени ему пришлось потратить, чтобы научиться открывать дверь совсем бесшумно!
От Линетт это не укроется, но и ладно... может, ей будет просто лень подниматься, как лень было сегодня ехать в дождь и холод договариваться о частном проведении шоу. Удачно сложилось, что её и отговаривать не пришлось.
Перво-наперво Лини переоделся в сухую и тёплую одежду - хотя свитер не смог сразу же спасти его немеющие руки и ноги, стало гораздо лучше. Сразу же после этого мальчик спрятал в стол папку с бумагами, которые выудил из своего портфеля, и закрыл ими пухлую тетрадь, что уже там лежала.
Можно было закрыть ящик на ключ, но никто туда лезть не станет. В Доме Очага уважают личные границы и секреты... все, кроме самого Лини, пожалуй. Но он об этом никому не расскажет.
После этого оставалось только выйти из комнаты и, как ни в чём не бывало, перейти в мастерскую.
Там Лини начал перепроверять реквизит, который заготовил для шоу - из того, что мог храниться в шкафах, конечно. Такие крупногабаритные вещи, как например карета, находились в пристройке у дома и спокойно дожидались своего часа. А всякую мелочь вроде коробок, платков, клеток с голубями, обручей и платьев Линетт, нужно было в последний раз проверить и сложить сейчас, чтобы чуть позже ассистенты их забрали и отвезли к месту представления.
Дождь не просто барабанил в стёкла, а точно пытался их выбить. В комнате было душно, но из-за непогоды окно не открыть и не проветрить, и Лини только тяжело вздыхает, расправляя в руках корсет и укладывая его в один чемодан со своими рубашками. Туда же отправляется и юбка, пара париков, накладные ушки и хвост... Лини резко захлопывает чемодан, когда дверь в мастерскую открывается.
- Ну как Линетт, готова к новому шоу?
Он подходит к одному из столов, что наиболее завален заготовками, и отрыл там среди множества недошитого, недоклеенного и недособранного разнообразия реквизита баночку с птичьим кормом, которую кинул сестре - клетка находилась с ней рядом и голуби проснулись от резких звуков, недовольно заклёкотав.
- Я договорился на послезавтра, по текущей программе, - очень спокойно продолжил Лини, но на Линетт смотреть избегал, и вертел в руках длинную деревянную палочку, которая использовалась для клея. - Но включил финальным номером исчезновение кареты. Мы уже достаточно хорошо её отрепетировали.
Идея для этого фокуса посетила Лини полгода назад, как всем было хорошо известно. Он смог заработать достаточно денег и купить очень красивую, пусть и небольшую карету из тёмного дерева с золочёной фурнитурой. Она была круглой, точно бы сказочной, на совершенно непрактичных, больших и ажурных колёсах. На такой максимум по центральным улицам ездить, чтобы не сломать, но фокуснику большего и не нужно было - достаточно что она красивая.
Дальше была долгая техническая подготовка с привлечением к делу вообще всех, кого только возможно, и долгие три месяца репетиций и шлифовки каждого движения.
Всё это было одной большой ложью маленького Лини, который фокус с каретой придумал ещё два года назад, просто не сказал никому об этом. Два года он вынашивал идею и составлял план сегодняшнего дня. Два года молчаливых уединений у себя в комнате с тетрадью, исписанной сценариями, вариантами и попытками учесть абсолютно каждую мелочь... два года подготовки, о которой никто не знал. И всё - ради одного-единственного дня.
Нет, ради одной-единственной минуты.
- Почему? А, я не сказал тебе?.. Нам собираются заплатить в четыре раза больше обычного, - небрежно, как только это возможно, Лини начал собирать колоды карт. Обычно он использовал три-четыре разных, но их все надо было разложить в верном порядке, как впрочем и любой другой реквизит.
- Но не совсем из-за кареты, хотя и это тоже, - прикрыв глаза, Лини задержал дыхание и задрожал, как будто окунулся в ледяную воду. - Мы просто выступим... в поместье Гуффэ.
Он не сказал об этом сестре. Сам так решил, сам подписал бумаги, сам всё оформил, не подпустив её к делу. Два года Лини ждал этого дня, но всё равно сожалел о том, что пришлось так поступить с Линетт.

Отредактировано Lyney (2023-10-10 23:55:20)

Стыд обжигающей, болезненной волной прокатился в груди снизу вверх и горечью застыл в горле, блокируя дыхание и слова. Лини мелко вздрогнул, прижимая ладони ко рту, опустил взгляд и поник, съёживаясь в комок. Хотел бы он спрятаться за чемоданом, в чемодан, или в исчезательный шкаф, даром что недоделанный.
Тихие слова Линетт для него были как гвозди в колени и локти.
«Прости,» - хочет сказать ей Лини, сглатывая горечь со слезами. Но не может, никак не может, потому что она не должна ничего знать. Это ужасно, но правильно - сестра уже достаточно настрадалась из-за Шарля и никакого отношения к делу иметь не должна. Только не после того, как этот... ублюдок отдал её, точно вещь, в расход. Пока Лини дышит, он этого мерзавца не забудет и не простит.
«Прости, прости, прости, прости меня,» - мальчик не издаёт ни звука, хотя ему хочется скулить и пищать, точно зверёнышу, хочется плакать от осознания ужаса собственного поступка. Но он знает, что так надо. Он знает, что Гуффэ больше к Линетт не притронется, не посмеет, но...
Лучше бы она рассердилась, закричала, начала ругаться, ударила - что угодно! Что угодно, только не этот вопрос, лишённый любых эмоций, кроме тянущей боли воспоминаний.
Линетт права в том, что Лини берёг карету для особого случая, не знала только, для какого конкретно. Ни словом он не обмолвился и никак не показал своих переживаний. Прорвались они, вместе со всеми эмоциями, лишь недавно - когда сестра получила глаз бога. Когда пришлось разорваться на два фронта, и желание отомстить за Линетт смешалось с переживанием о ней же. Всё это воплотилось в самые худшие мысли из возможных, и они висели на Лини точно проклятие, утягивая вниз и заставляя тонуть - гораздо более болезненно и уничтожающе, чем в тот раз.
Опять Линетт одна куда-то уходит, и каждый раз слышать, как она закрывает за собой дверь - одна, одна, одна, она уходит одна, опять одна, и неизвестно, что с ней там будет!.. - невыносимо до физической боли где-то внутри.
Переживая это из ночи в ночь, разглядывая потолок, Лини понимал, что должен принять меры. И, пожалуй, дела следует решать по очереди, так что сначала надо приняться за Шарля, раз уж план был практически готов. А потом... потом он осуществит и вторую идею, как только отважится заговорить с Отцом с глазу на глаз.
Лини медленно роняет руки вдоль тела и смотрит на Линетт нерешительно, почти умоляюще. Хочет, чтобы она не задавала лишних вопросов. Хочет извиниться и обнять её, но не решается и даже боится, что сестра сейчас оттолкнёт. Хочет... но знает, что надо придерживаться плана. И Лини прекрасно знал о том, что она задаст эти вопросы.
Не могла не спросить, зачем снова нужно идти к тому, кто уже один раз их использовал, ещё и столь мерзко. Только вот Линетт упустила кое что: если одного из виновных Отец умертвила на месте, спасая и её, и всех остальных девочек из этого плена, то вот второй преступник оставался на свободе и как будто бы непричастен.
Но Шарль знал, куда и зачем отдаёт Линетт! Он знал!.. И его руки запятнаны ничуть не меньше, ведь он соучастник.
«Ничего, я всё исправлю и сделаю по справедливости. Я буду как Отец,» - Лини плавно выдыхает и сглатывает всю горечь и вину перед сестрой, вспоминая всю подготовку. Он всё сделает правильно, он всё сможет.
- Для дела, конечно же, - его голос почти не дрожит, а в глазах ни слезинки. - Ты... Линетт, ты просто поверь, что так надо, хорошо? Всё пройдёт быстро и гладко, я обещаю. Мы уйдём сразу же после финала и навсегда забудем об этом месте. Я...
Лини прерывается, точно получив удар под дых, и рвано вдыхает через рот, но тут же восстанавливает своё белыми нитками шитое спокойствие, и продолжает упрямо.
- Я обо всём позабочусь, так что просто не задумывайся над этим.

- Линетт, я...
Лёгким прыжком перемахнув через все разбросанные на полу чемоданы, Лини подбегает к сестре и останавливается подле. Поднимает ладонь, робко тянет к ней, и так замирает в этой половинчатой позиции: очень близко, но недостаточно для любого прикосновения или действия. Всё ещё не решается, ощущая тяжесть вины, что не позволяет завершить движение.
Лини хмурится и кусает губы, сдирая с них кожу, тут же слизывает выступающие капельки крови. Потом он отпускает руки, так и не решившись сделать что-либо, и начинает беспокойно раздирать кожу на правом запястье ногтями. Он избегает смотреть в глаза Линетт и мнётся, пытаясь начать говорить, но всё никак не может. Очень долгое время не может.
Как сказать правильно, чтобы не соврать? Свою карьеру лжеца Лини начал вроде бы не так и давно, всего лет десять назад, но уже бесконечно теряется в моменты, когда нужно проявить искренность и честность. Но не простую, а такую, чтобы не выдать лишнего и не дать лишний повод беспокоиться. Линетт и так уже натерпелась. Не нужно. Не надо.
- Я не... то есть!..
Конечно она не хочет туда возвращаться. Конечно. Разумеется! А кто бы хотел? Лини хотел. Мечтал даже, и специальные карты для этого возвращения приберёг - и в буквальном смысле тоже. Самая особенная его колода из всех... там на рубашке горела полярная звезда, а не красовался задорно усмехающийся кот.
Пальцы уже размазывали по коже кровь и её запах был ощутим в воздухе. Близнецы всегда чувствовали такие вещи чутко, куда как более чутко, чем все остальные.
Лини сжал ладонь на своём запястье покрепче и посмотрел на сестру.
- Я расскажу, просто не сейчас. Я... прости. Прости. Прости меня, - недолго получалось выдержать её взгляд и держать какое-никакое, но самообладание. На перекипающих эмоциях он прижал к себе Линетт, всё так же боясь, что она оттолкнёт.
- После шоу, хорошо? Я... я всё расскажу тебе после шоу. Прости.

***

Время до представления прошло совсем не легко и не весело, но хотя бы быстро за всеми напряжёнными хлопотами. Помимо чувства вины перед сестрой у Лини было ещё множество забот, которые он не собирался перекладывать на неё. Обычно они собирались и размещались для крупных шоу вместе, но не в этот раз - мальчик всё делал один, не допуская сестру к месту представления раньше срока. О, конечно же у него были ассистенты, но Лини не брал их в учёт.
Без Линетт он один.
У Гуффэ было внушительное и роскошное поместье на два крыла, на первом этаже которого была большая концертная зала. Весной и летом через витражные окна можно было наблюдать за ухоженными клумбами и цветущими деревьями в парке, в остальное время тяжёлые шторы закрывали неприглядный в своей унылости вид за окном.
Сейчас всё помещение было украшено шарами и бумажными гирляндами, а сам Лини, уже переодевшийся для выступления, в последний раз проверял подъёмник для кареты на сцене. Там полтора дня монтировали установку со скрытым мостиком, который позволял очень быстро, всего за двадцать секунд, съехать по нему как по горке прямо в гримёрку. Там же сейчас скрывалась Линетт, заканчивающая со сценическим гримом.
- Эй, Лини, - голос Шарля разве что слух не резанул до крови, подзывал он мальчика как слугу или официанта, разве что не присвистнул при этом. - Чего тебе? Ты отрываешь меня от приёма гостей, а моя сделка горит.
- Не смею тратить ваше время понапрасну, - иллюзионист улыбнулся очень вежливо, но стерильно. - Как мы и договаривались, успех в переговорах я обеспечу. Но вот моя встречная просьба, о которой я говорил ранее...
Вычурным жестом Лини с поклоном протянул Шарлю точно бы материализовавшийся между пальцев конверт.
- Прошу прочитать это письмо сразу же после начала шоу и дальше действовать согласно указаниям.
Гуффэ фыркнул, резким движением вырывая послание, круто развернулся на каблуках и вышел из концертного зала, оставив мальчика на сцене в тишине и одиночестве. Короткий и полный торжества смешок Лини в спину Шарль уже не услышал.
«Клетка захлопнулась,» - иллюзионист прошёл в операторскую подсобку, дав команду опускать занавес и начинать приготовления. Гости рассядутся на местах уже через десять минут. А это значит, что...

- Магическое представление только сегодня, только для вас! - С поклоном приветствует он публику, появляясь на сцене в клубах дыма и конфетти. - Лини с вами, а где же дорогая Линетт... оооо, вот и первая волшебная загадка!
Расхаживая по сцене, краем глаза мальчик замечает, как Шарль, сидящий в первых рядах, открывает конверт, прерываясь лишь на то, чтобы пригубить вина.
«Превосходно.»
- Дамы и господа, насколько реалистичной вам кажется мысль о том, что сейчас я извлеку Линетт прямо из своей шляпы? Что, невозможно?.. Ха-ха, ну так наше представление не просто так названо «невероятным»! Прошу, присмотритесь внимательней.
Иллюзионист демонстрирует свою шляпу и крутит её на ладони: она с виду абсолютно пуста, как и любой магический реквизит. Вот Лини подкидывает шляпу раз, второй, третий, всё выше, выше и выше, до тех самых пор, пока она не улетает под потолок, зацепленная невидимой струной.
...чтобы через секунду Линетт спрыгнула с полки наверху, скрытой от зрителей, прямо на руки к брату, придерживая на своей голове его шляпу. Невесомая и грациозная, она изящно встала, едва держась за протянутую ладонь Лини, и они кружатся несколько мгновений в танце прежде, чем повернуться к зрителям и раскланяться в блеске и свете софитов.
- Невероятное магическое шоу Лини и Линетт... начинается!

- Ну вот, я остался совсем один! - Лини драматично приложил ладонь ко лбу, запрокидывая голову. - О горе мне, горе!..
Иллюзионист тяжело вздыхает, всплеснув руками, и проходится туда-сюда по сцене, тщетно стараясь убежать от преследующего его света софита. Точно так же мальчик пытался убежать и от щемящего чувства холода, пустоты и тяжести в груди, которое поселилось в нём сразу после того, как Шарль прочитал письмо.
Он ведь от лица Линетт написал его. Её почерком, с её подписью.

Многое пришлось вызнать и многим пожертвовать, чтобы вызнать все грешки Гуффэ, но Лини о том не сожалел. Никто не знал, что ему пришлось сделать ради этой информации, а сам он предпочёл забыть обо всём после того, как дело было сделано.
Отец говорила не сомневаться.
Ожидаемо Шарль сразу после прочтения записки переменился в лице и глаз всё шоу с Линетт не спускал. Ей было не по себе от этого, Лини знал точно. Но ещё лучше он помнил, что так нужно для дела, и что терпеть сестре оставалось уже не долго. После он расскажет. После он извинится. После... она может ненавидеть его, как он заслужил.
Его шоу начиналось.

- Уеду, пожалуй, куда-нибудь, проветрюсь, - деловито продолжает фокусник, и пару раз взмахивает руками от себя, точно мух отгоняя: при этом занавес за его спиной поднимается, открывая зрителям спрятанную там карету. Граммофон начинает играть лёгкий джаз, а Лини подходит к золочёным ажурным колёсам.
- Вот на ней и уеду, - он постукивает по корпусу и запрыгивает на козлы, беспокойно вертится на месте. - Мда, но коня-то у меня нет...
Спрыгнув обратно на сцену, Лини начинает задумчиво ходить вокруг кареты, украдкой глядя на Шарля. Тот за всё представление не так уж и налегал на вино, как за ним водилось обычно, а сейчас сидел необычайно прямо, смотрел за выступлением столь внимательно и сердито, как будто бухгалтерский отчёт за год для подачи в дворец Мермония сводил.
«Он готовится идти в гримёрку сразу же, как я исчезну со сцены,» - понял мальчик и специально оттягивал этот момент, распинаясь перед каретой вдвое дольше, чем положено по сценарию. Этот подход Шарля неимоверно бесил, чем Лини откровенно упивался: его улыбка стала шире, такой болезненно искренней.
- Ладно, я просто уберу тогда эту бесполезную карету! Растворю в воздухе, - фокусник решительно зашёл внутрь и закрыл за собой дверцу, однако зрители прекрасно могли видеть его через окошко. - Дамы и господа, сейчас карета испарится и я останусь стоять на сцене совершенно один! Прошу вас, просто досчитайте до десяти... этого времени мне сполна хватит.
Публика с хохотом начала считать, дважды сбившись в самом начале и выиграв тем самым дополнительное время. Занавес опустился, и в этот момент Лини поднял заранее заготовленный манекен в его одежде, а сам выкатился через заднюю дверцу и прыгнул в люк на сцене.
После этого занавес поднимется ещё пару раз, чтобы зрители не сомневались в том, что фокусник ещё внутри, а предзаписанные на граммофон фразы дополнят эту иллюзию. Сам мальчик, оказавшись под сценой, принялся раздеваться. Стерев краем своего плаща слезу на щеке и оставшись в одной рубашке, он прополз по скрытому мостику к гримёрке, уже слыша как гудит подъёмник, прячущий карету под потолком. Музыка не даст гостям понять, что это за шум.

Финал их магического шоу остаётся за Линетт.

Выбравшись в гримёрке, мальчик быстро схватил оставленный здесь запасной корсет и юбку Линетт, за пару секунд переоделся, потом парик с ушками... и быстро сесть за стол, разглядывая себя в отражении. Лини даже успел взять кисточку и начать рисовать на щеке звезду прежде, чем дверь в гримёрку распахнулась и туда влетел взбешенный Шарль.
- Линетт, ты маленькая сучка, - начал Гуффэ без лишних прелюдий, и схватил «её» за плечо, поворачивая к себе и стягивая со стула, как вещь. - Какого...
- ...чёрта вы себе позволяете? - нахмурившись, «Линетт» схватила Шарля за запястье и каблуком сапога наступила на пах, заставляя шагнуть назад с возгласом. - Моё письмо было написано так, чтобы даже умственно отсталый сразу понял, что руки распускать нельзя. А вы ещё хуже. Как и ожидалось.
Лини вздохнул. У него голос начал меняться, как это бывает со всеми подростками, и походить на Линетт полностью уже не получалось. Вот и Шарль это раскусил, начав ругаться. Хотя не важно, что он там думает.
- Мне так хотелось дать вам маленький шанс, - Лини встаёт со стула, но всё равно остаётся значительно ниже нависающего за ним Гуффэ. - Извиниться. Что-то осознать...
- Говнюк неблагодарный, - Шарль заносит руку, чтобы ударить его наотмашь по лицу. И вот в этом была ещё одна причина, почему выманить Гуффэ должна была Линетт, но ей ни в коем случае нельзя было появляться в гримёрке.
Лини поднырнул под руку Шарля и быстрым шагом оказался за его спиной; между его пальцев сверкнула карта и острой гранью легла на шею мужчине. Должно быть странно чувствовать, как лакированная бумага игральной карты вдруг разрезает кожу. Но бумага ли это была? Ох, сколько фокусов в рукаве иллюзиониста!..
Гуффэ замер, всё же сообразив, что это не случайность.
- Я как раз благодарный говнюк, - шепчет Лини за его спиной, и голос мальчика дрожит, как пламя свечи на ветру. - Но злопамятный. У меня в целом память хорошая, так что я отлично помню, что было в тот день, когда Линетт против её воли засунули в карету. Ну ты помнишь, да? Ту самую карету, которая исчезла и которую я так искал!..
Можно было многое ещё припомнить Шарлю, но Лини только шипит сквозь зубы, втягивая в себя воздух, а потом коротким, резким и отточенным движением вставляет карту в шею Шарля и рывком выдёргивает движением на себя.
Он не успевает толком крикнуть из-за повреждённого горла, только хрипло забулькать напоследок, и веером кровь вырывается из открытой раны, оседая на зеркале, чемоданах, реквизите, одежде и лице Лини. Слой грима не может скрыть, как горяча была эта кровь, и ни одна прачка в мире уже не отстирает рукава рубашки, полностью пропитавшиеся грязным алым.
Гуффэ грузно падает лицом вниз, и задевает собой вещи в этой тесной каморке. Роняет и заливает их кровью сильнее: натекает огромная лужа, что подбирается, будто хищник в засаде, к ногам неподвижно стоящего у зеркала Лини.
Он хочет закрыть рот ладонью, но не может, ведь они перепачканы. Летят карты из рукавов и дрожащие пальцы не успевают их подхватить. Больше не играет джаз: слышно только, как гулко, сильно и больно стучит сердце в груди, чувствуется, как дёргаются мышцы, будто неумелый чревовещатель дёргает не за те ниточки.
«Я убил его.»
Удушающая горечь кровавой вони, дурной и головокружительной до омерзения, становилась с каждой секундой сильнее, но Лини не спешил что-либо делать. Он всё стоял, стоял и стоял, разглядывая свои карты в красной луже. Все легли рубашкой вверх, кроме одной червонной двойки, что плыла в крови, будто кораблик по ручейку.
Ни радости, ни облегчения, ни упоения местью Лини не чувствовал.
«Хорошо, что я сделал это в образе Линетт. Как будто это она его убила. Но ей не нужно пачкаться.»
Какой-то груз с плеч, может быть - всё кончилось. Вдали под занавес Лини слышит овации и крики, но не может осмыслить и понять, что за шоу такое, которому зрители могут так радоваться.