[indent]Святослав, молодой ассистент, крепко сжимал в руках поднос, полный еды и лекарств, унимая дрожь и не позволяя звону металла разлетаться по коридору. Его шаги были чёткими, продуманными, как и каждое его движение в глубинах подземной лаборатории безумного доктора. Наполненная тайнами и страхом, она непрерывно таила в себе живые эксперименты — детей, обречённых на страдания.

[indent]Святослав привык держать свои эмоции на замке. Ему пришлось научиться отстраняться от всего ужасающего, что происходило вокруг, чтобы сохранить хоть какое-то подобие здравого смысла. Его сердце, наполненное жалостью и беспокойством, он заключил в броню безразличия. Он не смотрел в глаза детям, к которым был приставлен. Он не разговаривал с ними, только кратко и по делу отдавал указания, стараясь не выдать свою слабость голосом.

[indent]Его рутина начиналась с рассвета и продолжалась до поздней ночи. Он разносил еду и лекарства, стараясь не смотреть на исхудалые лица детей в темницах. Их глаза, полные страха и надежды, пронзали его сердце, но он не позволял себе остановиться, смотреть на них. Он просто оставлял подносы и быстро уходил, закрывая за собой тяжелые железные двери темниц.

[indent]Святославу было противно от всего, что он делал, но он не мог остановиться. Он боялся доктора больше, чем любого монстра, которого можно было встретить в тёмных подземельях. Безумие доктора, его холодная жестокость и неумолимость заставляли Святослава содрогаться от страха. Он знал, что если он не выполнит свою работу, то сам станет следующим подопытным.

[indent]Каждый день он старался убедить себя, что он лишь помощник, лишь незначительное звено в этой ужасной цепи. Он убеждал себя, что не виноват в происходящем. Но каждый взгляд на исхудалые лица детей, каждый их стон от боли напоминали ему о том, что он — часть этой системы, он — соучастник этого зла.

[indent]В конце долгого дня, когда все заботы были окончены, Святослав отступал в свою маленькую камеру. Он садился на невыразительную, твёрдую койку и позволял себе закрыть глаза, отдаваясь во власть беспокойного сна, где его мучили кошмары о детях, о докторе, о его роли в этом ужасе. Он просыпался, покрытый холодным потом, но всё равно вставал и начинал новый день, продолжая свою мрачную рутину. Молился о том, что его снова отошлют заниматься основной работой, к которой его испорченное тело было приспособлено многим лучше. Но приказ всё не поступал, и Святослав в очередной раз начинал обход по списку.

[indent]Он открыл ключом один замок на двери, другой, выпуская наружу пыль и ужасный скрип тяжёлой обшивки, пропуская внутрь тонкий луч холодного света. Протиснулся осторожно, придерживая рукой поднос, поставил тот на тумбе и тут же закрыл дверь за собой. Тьма разогналась по углам от фонаря в его руке, расползлась по стенами, зашевелились кроткие тени.

[indent]— Время уколов, — только и объявил Святослав, но даже не посмотрел на ребёнка, — Быстрее сделаем, быстрее закончим.

[indent]На девочку не смотрел, только откинул на спину рыжую косы и отвернулся к небольшой тумбе, где расположил все лекарства. Шприц огромный, иглой и убить можно, зачем только такие дозы, а что в ампуле лучше и не узнавать. Наполнил до гулкого щелчка и тут же тихо скомандовал:

[indent]— Встань ровно, не дёргайся.

[indent]Руки-то какие худые, даже в вену не попасть, а потом эти судороги... Хотя бы удержать будет несложно.

Отредактировано Sophie Gartner (2024-03-12 16:47:10)

Пост написан и отправлен с телефона. Если в тексте встречаются ошибки, пожалуйста, дайте мне знать.

---

[indent]Святослав, медбрат с неуклюжим сердцем, но надёжными руками, был одним из тех, кто против своей воли становился исполнителем чужих приказов. Он прекрасно понимал, что каждый шаг в этой лаборатории отдаляет его от человечности, но жажда жизни и страх перед Доктором заставляли его молчать и подчиняться. В этот раз, его задачей было ввести новый препарат одной из узниц — девочке, чьи способности вызвали интерес у ведущих исследований. Путь к ее темнице Святослав знал наизусть, однако с каждым шагом его сердце становилось тяжелее, а сомнения крепче. Стоя перед ней, он всегда чувствовал себя уязвимым, — вновь нагим, тонким, надломленным, но не снаружи чужими руками, а скрученным изнутри своими собственными.

[indent]На первые попытки заговорить Святослав не ответил, лишь плотнее сжался в себе. Он вынул из кейса инструмент своего принуждения — большой, страшный шприц, наполненный мерцающей жидкостью. Чем-то она напоминала эссенцию звёздного неба, только её блеск был холодным и безжизненным. Каждый миллиметр движения шприца в его руках был испытанием для Святослава. Он с некоторой мягкой неловкость перехватил девочку за запястья, чувствуя, как её тело дрожит. Что-то упорно подсказывало, что не от страха, а скорее от физической слабости.

[indent]«Прости меня, пожалуйста» — нем и безучастен, Святослав приложил шприц к вене девочки. Игла вошла в кожу, и он почувствовал, как металл встретился с теплом человеческой крови. Быстро и глубоко вдохнув, словно моргнув на чуть дольше, чем момент, а вовсе не зажмурившись, он нажал на поршень, и странный состав начал своё путешествие по телу девочки.

[indent]Реакция была мгновенной. Её тело начало судорожно дёргаться, словно пытаясь отвергнуть инородное вещество. На лбу выступили капли пота, а кожа побледнела, став похожей на мрамор. Святослав удерживал её за плечи, борясь с другими, первичными, а потом глубоко запрятанными позывами. С каждой секундой, казавшейся вечностью, девочка всё сильнее извивалась от боли. Наконец, препарат был введён полностью, и Святослав отступил, словно отдалившись от себя самого, и без того слишком долго остававшийся возле девочки. Он смотрел на узницу, чьё дыхание постепенно становилось ровным, и ощущал, как кусочек его души отрывается и остаётся здесь, в этой темнице. В этот момент, стоя перед разрушенной невинностью, он понимал, что даже если его тело продолжит служить Родине и Царице, его душа навеки останется здесь, в оковах собственной трусости и бессилия.

[indent]Небольшой торг с совестью, с той его жалкой оборванностью, что теплилась где-то под загрубевшими мышцами вокруг сердца, привёл к тому, что Святослав, нахмуренный и сердитый как будто бы от реакции на препарат, быстро отвёл взгляд — словно просто осмотрел темницу, где содержалась девочка.

[indent]— Судороги скоро пройдут, — бросил он тоном отстранённым и тихим, — А если игла попадёт не туда, то не пройдут вовсе и ноги онемеют, так что не умничай.

[indent]За наигранно строгим устрашением призыв быть послушной хотя бы ради самой себя. Как будто снова Захарии говорил, что если тот не уберёт свои вещи с пола, то выстегут того ремнём. И всё равно потом сам собирал всё за братом... Святослав вздохнул. Приют, он где-то там, если ещё стоит. А клетки с детишками-крысками тут.

[indent]— Садись, я покормлю тебя.

[indent]Доктор велел всех детей держать в строгости, но сытости, пока они служили его цели. И можно было бы просто оставить тарелкуна подносе рядом, всё равно каша уже почти остыла, — никто не узнает, что для того, чтобы крупа теплилась ещё хотя бы немного, Святослав действительно постарался рассчитать время так, чтобы металлическая миска сейчас не обдавала холодом и тоской застывшей от мороза в подвале каши. Но как же, Доктор велел убедиться, что дети едят, — значит, нужно проверить своими собственными руками.

Отредактировано Sophie Gartner (2024-03-12 16:47:50)

[indent]Сердце Святослава замерло в холодном воздухе подземной лаборатории. Стены вокруг него были как ледяные клети, хранящие тайны, которые мир никогда не должен был узнать. Каждый шаг по этим коридорам был шагом в бездну, где человеческая душа медленно растворялась, как чернильное пятно в бесконечной пучине воды. Святослав был пленником этого мира, как и маленькая Коллея, девочка, которую он должен был кормить и смотреть, как она становится очередным объектом безжалостных экспериментов Дотторе, — и ему разве что оставалось утешать себя тем, что он такая же жертва. Разве мог он воспротивиться?.. Разве не в этом его служба?..

[indent]В глазах Коллеи будто бы можно было рассмотреть переливы тихого бунта, пламени, смешанного с беспомощностью. Святослав сидел перед ней, держа в руке ложку с кашей, и каждое прикосновение металлического орудия к её губам было как удар в его собственное сердце. Он помнил, как кормил младших в приюте, где каждая ложка была актом любви и заботы, пусть даже с самой пресной и невкусной кашей, но здесь, в этом месте, где светило солнце лишь в виде холодных, мерцающих ламп, любовь превратилась в жалкий отголосок, отбрасываемый мимолётным бликом от краеугольного камня человечности.

[indent]«Что будет, если она не станет есть?» — в вопросе Коллеи звучало исследование своих границ, исследование его.

[indent]— Не говори глупостей, — велел Святослав, его голос дрогнул вопреки воле.

[indent]Он не мог позволить себе слабость, но в то же время не мог причинить ей боль. К кому угодно, как угодно, разбить сердце, лицо или жизнь, но… Но не ребёнку. Так он прибёг к трюку, который он использовал в былые времена, делая каждую ложку каши частью игры:

[indent]— Смотри, ветерок принесёт еду прямо в твой рот. Глотай скорее, а не то ещё и муха залетит. Ты нуждаешься в еде больше, — сказал он твёрдо, отвергая предложенный акт деликатности.

[indent]Каша на один только вид казалась ему приторной, едва он мог взглянуть на неё без отвращения, без чувства тошноты, которое подступало к его горлу с каждой ложкой, которой он кормил девочку. Он торопился закончить свои дела, собрать посуду и инструменты, убрать свидетельства этого насилия над невинностью и уйти. Он улыбнулся, и в этом кратком мгновении Святослав почувствовал себя предателем, заглушившим свою совесть ради сохранения своего положения.

⁂

[indent]Его не было несколько дней. Его командировали в город — наконец, работа по его профилю. Прошли дни, когда он пытался утопить воспоминания о подземном мире в грубых объятиях незнакомцев. Но даже там, среди шелков и специй, грубых горячих рук и пылких взглядов, глубоко в его душе все ещё зияла бездна, наполненная холодом стальных стен и воплями обречённых. Этот холод проникал сквозь поры, словно ледяной ветер, что вьётся сквозь развалины древних руин, и неутолимо впивался в самую сущность Святослава.

[indent]С возвращением в лабораторию он вновь ощутил этот давящий ужас, как кошмар, что пробрался в его вены и запульсировал в сердце. С каждым шагом по коридору, усыпанному слепым мраком и влажностью, он чувствовал, как воздух становится гуще, насыщенный тяжёлым запахом страданий и изувеченной плоти. Свет факелов бродил по стенам, создавая искажённые тени, которые казались призраками неудавшихся экспериментов.

[indent]В лабораторных коридорах царила тишина, периодически нарушаемая лишь шагами стражей и звуками далёких, нечеловеческих стонов. Святослав вновь переступил порог этой зловещей крепости знаний, добытых не, — обратимо, выносимо, возможно, человечно, — самой гуманной ценой.

[indent]День обхода настал неумолимо. Святослав, собравшись с духом, направился к камерам, где содержалась маленькая Коллеи и другие «пациенты» Дотторе. Его коллеги встретили его с привычным равнодушием, обсуждая результаты экспериментов с живыми объектами. Святослав задавал вопросы о прогрессе исследований, но его слова были лишь маской для истинного беспокойства о девочке с прядями цвета свежей зелени. Ответы были кратки и холодны: она готова к последнему этапу испытаний. Каждое слово ударяло по Святославу, как глухой колокол, предвещающий неизбежное.

[indent]Унимая дрожь в руках, он отпёр металлическую дверь камеры Коллей, неся тарелку с бледной пищей и склянку, полную маленьких, бесцветных таблеток, на которых плясали отблески факельного света. Тусклое освещение едва рассеивало мрак, и Святослав заметил, как её маленькое тело будто сжалось пуще прежнего при его появлении. Было ли в глазах девочки тихое отчаяние, следящее за каждым его движением?..

[indent]Обследовав темницу, в которой каменные стены испещрены шрамами отчаянья, он подошёл к Коллеи. Её взгляд на мгновение заставил сердце Святослава сжаться в приступе сочувствия, но он смог скрыть это под маской безразличия. Тягучая жара в груди, заглушённая давным-давно, была лишь ещё одним видом боли, которую Святослав выучится терпеть. Обязательно выучится, а после — научится и наслаждаться.

[indent]— Пришло время лекарств, — строго произнёс он, глядя на склянку, полную таблеток, которые казались маленькими камнями, готовыми утянуть Коллеи на дно безнадёжности. Уколов сегодня не было, но количество таблеток требовало целого бутылька, что сулило долгие часы мук после их принятия.

[indent]Он посмотрел в её глаза, искал в них ответ, который не хотел слышать вслух.

[indent]— Выпьешь сама, или это сделать мне? — его голос был холоден, но взгляд нёс в себе непрошеное, мучительное сочувствие. Вопрос висел в воздухе, как приговор, и звенел в его ушах, словно струна, на которую была настроена вся его жизнь, полная лжи и предательства.

Отредактировано Sophie Gartner (2024-03-13 14:03:25)

Пост написан и отправлен с телефона. Если в тексте встречаются ошибки, пожалуйста, дайте мне знать.

---

[indent]Тьма заполняла лабораторные коридоры, густо и влажно, обволакивала, заставляя одежду липнуть к мокрому от волнения телу, когда Святослав шагал по холодным каменным плитам, ведущим к залам ужаса. Запах медицинских препаратов и страха, проникающий в каждую пору бетонных стен, был уже знакомым для него, как и жалобные стоны, доносившиеся из-за тяжёлых железных дверей. Он был здесь не в первый раз и знал, что его ждёт. С каждым шагом он приближался к своей ежедневной рутине — обходу заключённых «больных», как их называл Дотторе.

[indent]Каждый звук его шагов увеличивал вес, который давил на его плечи, и груз, который он нёс в своем сердце. Как и всегда, он начал с самой дальней камеры, где содержалась Коллеи. Её состояние ухудшалось с каждым днем, и сегодня она выглядела особенно плохо. Её бледная кожа контрастировала с тёмной плесенью на стенах её темницы, а глаза были пусты и безжизненны. Святослав замер на пороге, проклиная себя за то, что вновь позволил внутреннему чувству неправильного проникнуть в своё сознание.

[indent]Он поставил поднос с лекарствами и едой, аккуратно расставляя их на тумбе рядом с Коллеи. Она смотрела на него смешанным взглядом боли, ярости, отчаяния и безумия. И тогда, словно голос вырвался из её израненной души, она сказала: «Убей меня». Эти слова заставили его замереть. Она казалась совсем безумной, голос её был слишком взвинчен для кого-то, кто просит о смерти.

[indent]— …замолчи…

[indent]Святослав потерялся в моменте. Его руки тряслись, когда он пытался удержать еду от падения на пол, а его взгляд дрожал, когда он старался не встречаться с её взглядом. Сердце колотилось так, что он был уверен, что оно сейчас прорвёт его грудную клетку. Он понимал, что становится частью чего-то ужасно неправильного, что он — инструмент чужого зла.

[indent]— …не говори… заткнись…

[indent]Выбившаяся их высоко хвоста прядь рыжих волос была кстати — отклонив голову, Святослав спешно скрыл свой взгляд от Коллеи, пытаясь вернуть светлому лицу подобие нужное маски. Сырой воздух несвободы особенно чутко заполнял лёгкие глубоко и неспокойно.

[indent]Но в следующий момент Святослав с усилием запер своё сердце, затворил в нём все чувства и ввёл Коллеи успокоительное. Он был обучен действовать именно так — без вопросов, без милосердия. Укол был быстрым, и девушка почти сразу ослабела. Святослав усадил её в кресло, почувствовав, как его руки обволакивает чья-то безвольность.

[indent]Он отпаивал её, наблюдая, как жидкость медленно скользит внутрь её тела. Каждый глоток казался ему как вечность, каждый глоток напоминал ему о том, что он делает. Как только убедился, что она не подавится, Святослав встал и вышел из камеры, закрыв дверь с грохотом, который отозвался эхом в его душе.

[indent]В глубине подземелья, после того как его шаги затихли, он тихо сполз по стене на пол, будто вся жизненная сила покинула его собственное тело. Сердце бешено колотилось, глаза были расширены от ужаса, ведь он осознавал, что является частью чего-то монструозного. Он не мог обвинить только Дотторе; он сам выбрал этот путь, он сам пошёл на это.

[indent]Жестокие и без пощады к себе пальцы впились в сколотую с плит каменную крошку на полу, пока острые выщербленные углы не стали впиваться под ногти и в подушечки пальцев. Боль, как и всегда, отрезвляла, хоть и вгоняла глубже под кожу, словно очередную микстуру, воспалённое чувство причастности, пробуждая от забвенной надежды на отстранённость.

[indent]Сидя в одиночестве, опустошенный, Святослав вспоминал мать Коллеи и других женщин, которых он посещал. Он вспоминал слёзы благодарности на их лицах, когда он обещал, что их больные дети будут в безопасности. Он вспоминал, как лгал им в лицо, зная, что эти обещания — всего лишь песок, который он сыпал в их открытые души.

[indent]Теперь он понимал, что каждый из этих визитов был кирпичиком в стене его собственного заключения, темницы, из которой он не сможет никогда вырваться. Святослав сидел на полу подземелья, понимая, что стал тенью, призраком в мире, где свет уже давно погас. Ему ужасно хотелось рыдать, но привыкшее глушить любое чувство испорченное тело отказывало ему в этой слабости.

[indent]Пятиминутный перерыв на истерию был окончен; безвольной красивой марионеткой Святослав собрал себя с пола и продолжил обход, стараясь не думать, что его ждёт в следующий раз.

[indent]Когда Святослав узнал о завершении эксперимента над Коллеи, его сердце замерло. Он не присутствовал на финальном этапе, но теперь, слушая от коллег о том, что сделали с девочкой, он чувствовал, как его душа тихо и беспомощно стонет. Слова о вживлении Архонта в тело ребёнка казались ему бесчеловечным кошмаром, который невозможно понять и принять. Он пытался сдержать рвущееся из нутра отвращение, но чувствовал, что его душа утонула в бездне отчаяния и смирения. Он похоронил свои чувства, чтобы не сойти с ума за всеми этими ужасами ради карьеры и денег. Он был погружен в тьму, из которой не мог выбраться, и его душа плавала в пустоте — и только сейчас отозвалась тем, что захлёбывается

[indent]Сколько бы Святослав ни пытался меняться сменами и находить дела вне лаборатории, ему приходилось вновь идти на обход заключённых. Он с ужасом приближался к камере Коллеи. Его рыжие волосы беспорядочно падали на лицо, закрывая от окружающего мира, но не способные скрыть его внутреннее беспокойство. Его сердце колотилось так громко, что он был уверен, будто все в лаборатории смогли услышать его страх.

[indent]Ступая по коридорам лабиринта, он чувствовал, как его ноги тяжело отказывались двигаться вперёд. Его руки дрожали, а взгляд был застывшим и холодным, словно глаза отражали грязную муть его души. Подходя к камере, он услышал приглушённые звуки, доносившиеся изнутри. Был ли этот шёпот, полный непонятный агонии и страха, на самом деле?..

[indent]Святослав открыл дверь и вошёл в камеру. Коллеи лежала на полу, связанная. Она словно пыталась скрыться от чего-то невидимого, что преследовало её в мрачных углах её собственного разума. Взгляд девочки встретился с взглядом Святослава, и в этот момент он почувствовал, как его сердце разрывается на куски. Он видел отражение своего собственного страха в её глазах, и это усилило отчаяние. Святослав закрыл глаза, чувствуя, как горит слизистая.

[indent]Он попытался смотреть куда угодно, но только не на Коллеи, чтобы не заметить перемен в её позе, чтобы не видеть, как горят в темноте темницы её фиолетовые глаза. Он знал, что если даже на мгновение взглянет ей в глаза, то потеряется навсегда в этом море тьмы и безумия.

[indent]Святослав расставлял лекарства, воду и еду и пытаелся вести себя так, словно это любой другой обход до этого кошмарного эксперимента, и ничего не случилось. Он старался не обращать внимания на то, что его руки дрожат, когда он кладёт тарелку с пищей перед Коллеи. Он притворялся, что не слышит её тихие стоны и дыхание. Он повторял про себя как мантры жестокие правила поведение в лаборатории, чтобы не услышать, как разрывается его душа на части от бессилия и отчаяния.

[indent]«Не вступать в контакт с образцом. Не выказывать образцу эмоций. Не поддерживать с образцом долгий зрительный контакт.»

[indent]Но каждый вздох Коллеи пронзал его сердце, напоминая о его собственной потере, о его собственной боли. Он знал, что не может позволить себе проявить слабость, он не может позволить себе почувствовать, ведь это станет концом для него. Он заключил сделку с самим злом, чтобы получить золото и влияние, и теперь он должен заплатить цену за свою душу.

[indent]В этой лаборатории и дети, и взрослые стали марионетками в руках безжалостного учёного, а Святослав затерял последний осколок своего человеческого достоинства. Он становился прозрачным, как призрак, лишённый своей собственной сущности. Он становился тенью самого себя, поглощённым этим мрачным и безжалостным миром, нарисованным кафельными границами, осями из труб, чужими рёбрами по меридианам.

[indent]Оставалось только одно: глотать вязкое, мерзкое, чужеродное внутрь, забыв про горло и нутро, и в очередной раз машинально двигаться: усадить прямо, облокотив о стену Коллеи, объявить о времени для еды и лекарств, опять поднять ложку с остывающей кашей и приблизить к чужому лицу. Только не смотреть на него, не видеть этих пурпурных глаз, отравленных маслом из греха смиренного подчинения.

Пост написан и отправлен с телефона. Если в тексте встречаются ошибки, пожалуйста, дайте мне знать.

---

[indent]Темница Коллеи была местом, где смерть испарялась в воздухе, подобно плесени, опутывающей влажные стены. Когда Коллеи, одна из испытуемых, смотрела на него своими пустыми глазами и шептала, что он ей снился, Святослав чувствовал, как его собственная душа пытается вырваться из тела, чтобы спастись от этого безумия. Он знал, что каждое её слово, каждый взгляд были лишь отголосками эксперимента Дотторе, но это не облегчало его тревогу. Он лишь торопливо завершал процедуры, записывал данные, пытаясь не вдыхать воздух темницы, пропитанный страданием. Он знал, что должен убежать оттуда, прежде чем проклятый сон Коллеи станет его реальностью.

[indent]Ночь в его комнате не была спокойней. Святослав ворочался в постели, пытаясь избавиться от давящего страха, который прилипал к его коже, как похоронный покров. Он чувствовал, как мерзкий, грязный страх впивается в его плоть, проникает в каждую клетку его тела, оставляя холодные следы сомнений и вины. Его собственное сердце бешено колотилось, словно чудовище, пытающееся вырваться на свободу.

[indent]Каждая тень в углу казалась живой, каждый шорох — зовом из кошмаров, которые он старался оставить за порогом. Его сновидения были живописными картинами ужаса, где Коллеи и другие испытуемые превращались в мучителей, хладнокровно издевающихся над его разумом. Святослав ощущал, как его дыхание прерывается от ужаса, как ледяной пот струится по лбу, но он не мог проснуться. Снова и снова он возвращался в темницу, где его ждала Коллеи, говорившая о снах, которые они с ним разделяли.

[indent]К утру Святослав чувствовал себя разбитым. Его лихорадило, и он знал, что это не просто усталость, а начало болезни, которая таяла в его крови, словно яд. Он пытался собраться с силами, но его тело отказывалось слушаться. С каждым часом, проведённым в лаборатории, он все больше терял связь с реальностью, чувствуя себя марионеткой в руках Дотторе.

[indent]Святослав начал избегать обходов, искал любой предлог, чтобы поменяться сменами со своими коллегами. Врал, подкупал, соблазнял. Он знал, что каждый визит в темницу делал его слабее, каждая встреча с Коллеи приближала его к бездне, откуда не было возвращения. Он пытался скрыть своё состояние, но страх, который он нёс в себе, был слишком тяжелым бременем.

[indent]Каждую ночь к нему возвращался Захария, но Святослав не мог спрятать от него своего лица, как всегда делал это по ночам в юности. Каждую следующую ночь Захария, полный веселья и безумия, овладевал его телом и рвал его на клочья, — каждой ночью Святослав болевым импульсом вспоминал, что он оставил дома и ради чего его покинул. Захарии никто не помог, не защитил его от похожей темницы. Коллеи же…

⁂

[indent]Воздух в коридорах лаборатории был пропитан химическим запахом и тяжёлым предчувствием. При возвращении после короткого отсутствия, Святослав заметил, что его коллеги делятся шепотом, наполненным тревогой и страхом. Взгляды скользили по нему, словно он был призраком, а не плотью и кровью.

[indent]— Что произошло? — его голос разрезал молчание, когда он подошёл к ближайшему собеседнику.

[indent]— Смотрители... они мертвы, — выдавил из себя коллега, щёки которого побелели от ужаса.

[indent]Святославу потребовалось время, чтобы понять, что именно означают эти слова. Смотрители были частью их команды, ответственной за наблюдение за детьми, и в частности за Коллеи — девочкой, ставшей объектом жутких экспериментов, направленных на исследование пределов контроля над силой Архонтов. С каждым днём давление, оказываемое на её разум и тело, усиливалось, и, похоже, на этот раз всё зашло слишком далеко.

[indent]Подробности пришли к нему через сдавленные губы других учёных: Коллеи удалось вырваться из-под контроля, и её сила обрушилась на смотрителей. Никто не выжил, чтобы рассказать, что именно произошло, но последствия были ясны — лаборатория погрузилась в хаос и страх.

[indent]— Мы не можем отправить отчёт Дотторе, — продолжал коллега, словно приговор. — Он уничтожит нас за неудачу.

[indent]Страх перед Дотторе и его гневом был вполне оправдан. Он не терпел неудач и наказывал за них безжалостно. Но Святослав понимал, что молчание лишь отсрочит неминуемое, и рано или поздно истина всё равно выйдет наружу.

[indent]Той ночью Святослав не находил себе места. Его мучил ночной бред, сновидения, в которых он встречался с Захарией — его братом по приюту, ещё одним «продуктом» научных изысканий. Захария был, как и Коллеи, подопытным кроликом, лабораторной игрушкой, которую тянули за невидимые нити. Святослав видел во сне его искалеченное, измученное тело и безумные глаза, полные боли и отчаяния.

[indent]— Ты должен это остановить, — шептал Захария своим искажённым от надломленной нежности голосом. — Ты не можешь позволить продолжаться этому кошмару. Иначе ты такой же мудила, как и все они.

[indent]Сон был настолько живым, что Святослав почувствовал физическую боль. Он знал, что это было больше, чем просто бред — это было его подавленное подсознание, пробуждающееся и требующее действий.

[indent]На следующее утро он стоял перед зеркалом, глядя на отражение, которое казалось ему чужим. Рыжие волосы, бледная кожа — всё это было маской, за которой скрывался ужас и отчаяние, накопившиеся за годы работы на Предвестников.

[indent]И тогда он решил, что больше не может быть марионеткой в руках бездушного Доктора. Святослав знал, что это может стоить ему жизни, но голос Захарии в его голове был сильнее страха. Он был готов столкнуться с последствиями, чтобы положить конец этому безумию.

⁂

[indent]Свою следующую смену он пропускать не стал, напротив, готовился с особенно нервозным энтузиазмом. Ласковым словом, — и чуть более решительной рукой под чужой одеждой, — сопроводил из общего коридора одного стражника; подсыпал наспех схваченный первый случайный седатив второму, стащил все ключи, что мог и… Выдохнул. Осознание, что в самом крайнем случае всё окончится для него раз и навсегда, а свобода будет абсолютной, почему-то отрезвляло, а не вселяла до этого привычный и жалкий страх смерти.

[indent]Святослав очень хотел жить, страшно желал этого, но, кажется, впервые честно принял, что в попытке выслужиться и заработать давно уже перестал существовать на самом деле, растворившись в раскалённом металле преданности, из которого делают послушнейшие из инструментов. Неудивительно, что кожа его пылала всякий раз, когда к ней кто-то касался.

[indent]Он отправился к камере Коллеи, в которой она была заключена, оставив позади других стражей, которые доверяли ему, видя лишь преданного служителя Фатуи. Святослав использовал свои ключи и вошёл внутрь, где Коллеи лежала на земляном полу, окружённая металлическими приспособлениями, предназначенными для её истязания.

[indent]Святослав спешно начал её освобождать, отсоединяя цепи и снимая механизмы, прикреплённые к её телу. Каждое его движение было наполнено решимостью, но внутри он был раздираем страхом. Он нервничал, боясь, что их обнаружат, но скрывал это за командным тоном, инструктируя Коллеи, как ей следует действовать, чтобы выбраться из лаборатории.

[indent]— Ты должна быть тихой, но быстрой, — шептал он, в его голосе звучало напряжение, но и уверенность. — По моему сигналу ты пойдёшь за мной. Я знаю путь через старые туннели, который нас выведет за пределы города. Там ты найдёшь убежище.

[indent]Он ожидал найти во взгляде Коллеи недоверие. Святослав взял в руки несколько простых орудий — кинжал и мешочек с пыльцой цицинов.

[indent]— Это для защиты и отвлечения. Надеюсь, тебе не придётся использовать это, — произнёс он, вручая ей оружие.

[indent]Взгляды их встретились, и на мгновение время остановилось. В этом взгляде было всё — отчаяние, мужество и тонкая нить связи, что соединяла двух людей, погружённых во тьму этого мира.