Покинув цирк с вымораживающим пожеланием вернуться и чем-то вроде подсказок, которые ещё стоило обсудить и обдумать, Лини подошёл к фонтану первым. Он и впрямь разговаривал с труппой недолго, а Линетт, если нашла что-то интересное, задержится до тех пор, пока не проверит всё.
Думать о том, что на сестру могут напасть, не приходилось: циркачи ясно дали понять, что не собираются этого делать, а некий «владелец» цирка отсутствовал и застукать Линетт на краже вещей никак не мог. Всё это основывалось лишь на словах директора, но Лини склонялся верить этому созданию. При всей неприязни к существу, оно говорило правду. Как первосортный лжец и иллюзионист, обман Лини умел распознавать сразу же.
Но всё ещё директор цирка не покидал мыслей.
Оно не было похоже на мальчика или девочку, хотя определённо было ребёнком, называло себя Цирковым Представлением, что мало напоминает имя, прозвище или сценический псевдоним, и оно было отвратительным фокусником. В сторону профессиональную зависть - этот ребёнок двигался механически, заторможенно. У него не было плавности и гибкости в движениях, а пальцы плохо гнулись. Те трюки, что Лини видел на шоу, даже с седьмого ряда, достаточно отдалённого от сцены, смотрелись топорно, и дважды фокусник во время флоришей чуть не ронял карты. Один раз Лини приметил, что иллюзионист не смог выполнить брейк. Как ему удалось завершить фокус при этом? Никак. Но никто кроме Лини и Линетт не заметил, что он достал не ту карту. Точно так же, как никто не заметил, что ассистентка была на самом деле распилена, а её платье - покрыто кровью.
Точно так же никто, кроме Лини, не услышал, как она рыдает после шоу за кулисами.
Загадывать желание и кидать монетку в фонтан он не стал, потому что мора любит счёт, а в удачу не верил. Время, когда Лини мечтал, что в один прекрасный день всё вдруг станет хорошо, безвозвратно прошли. Даже добрый волшебник, что им с Линетт встретился на жизненном пути, прожил после знакомства очень недолго, чего же в этом хорошего и волшебного? Лини давно сам понял принципы магии и теперь знал, что всё это обман, как и надежда на лучшее. Такие мечты ни о чём только мешают и от них стоило избавиться.
На самом деле волшебства не бывает.
Поняв, что чем больше смотрит на своё отражение в воде фонтана, тем мрачнее становятся мысли, Лини решил сместить своё внимание на вещи более насущные и проверить одну мелочь.
У него при себе был какое-какой иллюзионный реквизит: пара колод карт, несколько букетиков цветов и прочая ерунда, без которой он вообще из дома не выходил. Обязательно ведь кто-нибудь остановит и попросит показать фокус, грех отказывать!..
Медленно выдохнув, Лини вспомнил, что он величайший в Кур-де-Фонтейн волшебник, потрясающий иллюзионист и самый способный фокусник. Потом он напомнил себе, каков на самом деле: жизнерадостен и любезен, ценитель изящных слов и людей, находчив и лёгок в делах и общении, любимец публики и мечта всех юных особ... словом, фантастически хорош, как будто романтический герой из книги.
Улыбнувшись чудесному весеннему вечеру, маэстро Лини повернулся, оставив фонтан Люсин за спиной, и чинно поздоровался с гуляющими на площади перед оперой людьми. Вот и первый номер: замена карточной масти!
Это было повторение иллюзионного шоу из цирка Тёмного леса, Лини даже оставил такую же последовательность фокусов, поменяв в представлении только подводки к трюкам на свои собственные. Ну и, разумеется, он не ронял и не путал карты.
То, что зрители не впечатлились, было предсказуемо. То, что представление начали сравнивать с цирковым номером, вполне ожидаемо. Тасуя карты и доставая из шляпы цветы, Лини нисколько не был удивлён тому, что его шоу плохое, а вот в цирке!.. Хлопала ему, искренне восхищённая, лишь совсем маленькая девчушка, но таких впечатлять всегда было просто - дети любят атмосферу праздника, им много не надо.
Уличное представление закончилось шумно, пускай и без столь любимых фокусником фейерверков: роскошно одетая дама, что решила выказать критику о перфомансе у фонтана, абсолютно неизящно упала с лестницы с совершенно бешенным визгом и руганью. Площадь быстро опустела, люди стеклись к месту происшествия, уже и не скажешь, зачем - то ли помочь, то ли поглазеть и посмеяться над чужой неурядицей.
На поклон Лини вышел ради одного-единственного зрителя, пусть со стороны и казалось, что снимает шляпу он в гордом и печальном одиночестве.
- Добро пожаловать, - жизнерадостно поприветствовал он Линетт, появившуюся из теней. Надел цилиндр обратно и взял у сестры сумку, сразу оценив, насколько она забита вещами. Очень хорошо.
- Но, моя дорогая Линетт, тебе не стоило... - с лёгкой и тонкой улыбкой всеведущего мудреца покачал Лини головой, точно бы осуждая её за эту детскую выходку с подножкой. Впрочем, в его голосе слышалось поощрение: ради семерых, а кто любит непрошенную критику?
- ...так утруждать себя и задерживаться столь долго, - продолжил Лини как ни в чём не бывало, будто с самого начала имел ввиду именно это. - Давай же отпразднуем наше воссоединение! Что ты хочешь сегодня? Круассан с заварным кремом или может быть тирамису?..
Дорога от оперной площади до особняка была самой обычной: брат и сестра возвращаются с шоу, тихонько обсуждая в аквабусе домашние дела. Чем будут ужинать, какой десерт к чаю взять, может быть стоит и на утро что-то захватить, потому что будет лень готовить? А что насчёт Фремине, он уже съел всё печенье? Ой, а клей, мы купили клей? Линетт, мы забыли купить клей!..
...ну и ладно, всё равно тот реквизит ещё долго доделывать, не горит.
В Буфф д'эте близнецы вернулись уже совсем ночью, когда весь дом спал. Не в первый раз и не в последний - тихо разложив покупки на кухне и захватив с собой ужин, они скрылись в кабинете Лини, что подходил для обсуждений планов больше, чем мастерская, пусть тот творческий брадак был уютней и милее сердцу.
Содержимое сумки Линетт его интересовало в разы больше еды, к которой Лини так и не притронулся.
- Что ты там видела? - Он хотел сначала услышать рассказ сестры и потом уже сопоставлять факты, дополняя их своей историей. У сестры явно было больше информации, ведь он сам узнал, казалось, почти ничего.
Параллельно с этим Лини доставал и раскладывал на столе выкраденные документы, чертежи, тетради... даже фотографию!
- Отличная работа, Линетт, - он отвлёкся от документов и посмотрел на сестру с тёплой улыбкой, первой искренней за сегодня.

Шорох бумаг; Лини раскрывает каждый сложенный лист и открывает очередной чертёж. Он в этом смыслит немного и может лишь на уровне обывателя судить: да, это какой-то механизм. Посидел бы подольше - разобрался, конечно, но при беглом просмотре стало ясно лишь то, что Линетт посетила трейлер изобретателя. Фотография людей в одежде учёных исследовательского института с дарственной подписью... и личный дневник. Он был довольно пухлый, чтения на несколько часов, и, пролистав его мельком, Лини пока что отложил в сторону. Беглый осмотр не даст ему целостного понимания картины, а обсудить ещё нужно было множество вещей, которые не давали покоя.
Рассказ Линетт сходился с тем, что Лини видел сам за кулисами, и вдруг оказалось, что ему удалось узнать не так уж и мало. Голова слегка шла кругом от всей информации и событий сегодняшнего вечера. Запустив пальцы в волосы, Лини сел на стул, прикрыв глаза. Надо успокоиться. Он найдёт решение, надо просто успокоиться и подумать.
«Выдыхай и думай. Думай. Всё ты можешь.»
- Да, я... поговорил с ними, - голос Лини чуть дрогнул и пальцы сжались на чёлке сильнее, он выпрямился и повернулся к сестре, отметая все те эмоции, что поедали его при том разговоре. - Немного, и мне сначала показалось, что без особого смысла. Тот механический фокусник - директор цирка и... он? Она? Оно? Как ты считаешь, Линетт?..
Лини мелко покачал головой и вдруг со смешком всплеснул руками от осознания абсурдности и вопроса, и собственных переживаний на счёт всех артистов этого трижды проклятого цирка. Даже если директор Тёмного леса - девочка, он всё равно хотел её ударить за происходящее на сцене, и всё равно испытывал омерзительную смесь отвращения, ужаса и сострадания, которую даже не должен был. Но вообще-то, без разницы, кем оно было, кроме того, что и так заявляло о себе.
- В общем, - он прижал сложенные лодочкой ладони ко лбу и подался на стуле чуть вперёд, наклоняясь. - Есть некий «владелец цирка», не директор, и мне заявили, что я хочу с ним поговорить. Судя по всему, ты принесла его вещи.
«Только вот почему я хочу поговорить с ним? Они говорили об этом так уверенно, как будто не то будущее видят, не то за меня всё решили,» - вновь поднявшись на ноги, Лини опять принялся пересматривать чертежи, уже внимательней.
- После этого... они дали понять, что я должен уйти... - каждый механизм на схеме такой сложный, вычурный... специально для того, чтобы со стороны никто ничего не понял, или это такой реквизит? Надо дать посмотреть это Фремине, завтра. Пока что Лини хотел ознакомиться с материалами сам настолько, насколько хватало его знаний и сил.
- Я не стал настаивать на большем и ушёл. Но... - замерев, он опёрся ладонями в столешницу и поднял взгляд с бумаг на сестру. - Линетт... они тебя тоже просили о помощи? Ты замечала это, да?
Лини поморщился на этих словах, как от зубной боли. У него внутри с самого начала был гнилой привкус от всего этого цирка, их шоу вызывало отвращение и отторжение, усугубляющее желание уничтожить его, только... тихие и умоляющие взгляды детей и их скрытые просьбы помочь очень мешали воспринимать ситуацию однозначно.
И, стоя над трофеями из Тёмного леса, Лини не мог расслабиться и успокоиться, не мог выбрать курс мысли и принять решение, метался в своих чувствах от одного к другому.
Циркачи ведь не сделали им ничего дурного. Они никому вреда не причинили, если так подумать - при всех возможностях не только испугать своим видом, но и ранить или даже убить. Можно было о заклад побиться, что эти создания, того пожелав, не выпустили бы из своего логова близнецов невредимыми.
Они так действовали из-за того, что их «владелец» был «не здесь»? Ещё тогда слух зацепила такая странная формулировка и то, что кроме этого о нём никто не проронил ни единого слова.
Лини задумчиво рассматривал следы зубов мальчика-акробата на своём запястье. Они были реальны, как и его ножи и удары хвоста... и сейчас, возвращаясь к той сцене без эмоций, можно было сказать, что этот клоун грыз руку Лини просто за тем, чтобы высвободиться и поспешить на сцену. Он не имел ввиду ничего другого, и нож свой у Линетт просил в этой грубой манере просто потому, что был дурно воспитан. Как там говорил распорядитель?.. «Этот придурок Резня первый раз в жизни не ошибся», - кажется, он и правда не очень умён.
- Шпрехшталмейстер вслух отметил, что мне стоило бы испугаться и не приходить за кулисы, - хмурясь, Лини всё вглядывался в чертежи, как будто надеясь найти там ответы на свои вопросы. - И абсолютно беззвучно, одними губами, после сказал: «помоги». А тот мальчишка с аккордеоном попросил вернуться, когда я уходил.
Это не было просто фактом, это было целой стеной, что мешала пройти даже мысленно дальше. Уничтожить цирк и развеять прахом память о нём было просто. Сложности возникали там, где дети... эти странные, жуткие и неправильные дети, которых следовало похоронить вместе с их шатрами и балаганами, так отчаянно просили помощи у первого встречного.
У тех единственных, кто мог их видеть по-настоящему.
- Ии... я, - горечь сдавливает шею, когда Лини всё-таки вырывает себя из созерцания чертежей и бесполезных мыслей по кругу. - Думаю, что прибил бы директора цирка за это шоу или того мальчишку за то, что к тебе лез. Правда. Только...
Он спотыкается, вновь вспоминая грустные улыбки, закулисный плач и профессионально сдержанные слёзы у каждого из цирковой труппы.
Уж очень хорошо Лини помнил себя на их месте. Уж слишком тяжёл был взгляд Отца на спине.
Решение. Нужно принять решение.
«Думай уже!..»

Зачастую приходилось говорить много. Больше, чем хочется. Все знали, что Лини говорлив, многословен; ему не трудно было стать таким и поддерживать этот облик, что стал второй натурой. На самом деле, если вот честно - то есть как Лини обычно не разговаривает - он был не сильно общительней Линетт и каждый раз напоминал себе о том, что надо, до тех самых пор, пока это не стало привычкой. Вроде курения, наверное. Может, лучше было бы начать курить?..
Просто Лиентт не любила общаться с остальными больше, и он начал говорить за неё. Это было вовсе не сложно. Не стало сложнее, когда говорить потребовалось и за Фремине, хотя разница между этими двумя видами коммуникации была. С Линетт он говорил «мы», потому что их всегда было двое, и стоящая рядом сестра кивала на такие заявления, соглашаясь. «Мой брат» было иной формой разговора с окружением, отличной от той, что использовалась ранее, и Фремине не стоял рядом, предпочитая держаться позади, за плечом.
И уж совсем никогда не бывало наоборот, чтобы за Лини кто-то говорил, ведь он слишком привык делать это и за себя, и за других. Во всяком случае, такова была легенда образа блистательного иллюзиониста Кур-де-Фонтейна, что был и очарователен, и остёр на язык, и находчив в любой беседе.
Правда заключалась в том, что Линетт могла в любой момент сказать все слова за Лини, и сейчас это время настало: у него не получилось даже себе признаться в том, что так просто было озвучено сестрой.
Да, ну конечно он хотел их спасти! С самой первой грустной улыбки и осторожного взгляда через плечо украдкой хотел. Лини начал думать о том, что ему хочется выручить этих детей ещё до того, как он на самом деле это осознал там, в цирке.
Врал ли он, когда говорил о том, что прибил бы директора и акробата?..
Помолчав ещё немного, Лини рассудил, что соврал, даже не задумываясь над этим. Потом, подумав ещё немного, понял, что всё-таки нет, не врал. Как минимум к директору неприязнь действительно была, но она настолько переплелась внутри с... жалостью.
То самое чувство, которого Лини так опасался по отношению к себе. Теперь стало понятно, почему механический директор вызвал столько противоречивых эмоций. Фокусник, что был директором цирка: то есть тем, кто раз из раза вынуждает актёров выходить на сцену, составляет для них программу и решает, кто хорошо выступил, а кто плохо.
Дом Очага, конечно, не цирк, и Лини в нём вовсе не директор... но он тоже фокусник, и у него тоже есть не только ассистентка, которой нужно писать сценарий для шоу.
Опустив наконец напряжённые плечи и выдохнув - не расслабившись до конца, но всё же немного ослабив натяжение стального троса внутри - Лини откладывает чертежи и кивает. В точности так же, как кивает обычно Линетт, когда он сам говорит за неё. А потом берёт со стола дневник и фотографию и идёт к ней на кушетку, устало падая на подушки рядом с задремавшей кошкой.
- Не может быть, а и есть решение, - говорит он сестре и протягивает фото. - Себастьян Т. - это владелец цирка, судя по заметкам в дневнике. Кто такая Жизель, я пока не знаю... тут ещё дата, июнь 489 года, 12 лет назад.
В это время они с Линетт были малы и даже не присоединились ещё к дому Очага. История выходит даже более давняя, чем та, которая вышла с Сезаром... и не менее грязная, если смотреть на её итог. Что же, если не получилось решить одно, то может быть получится с другим?
- Запомни как следует их внешность. Времени прошло много, но всё же есть шанс узнать их, - Лини максимально удобно улёгся на ноги Линетт, умыкнув со столика её недоеденный тарт. Тарелку он поставил рядом с собой и принялся отламывать от десерта по кусочку, параллельно листая дневник.
- Циркачи сказали, что владелец цирка «не здесь»... а куда он делся?.. Мхм, он... делает игрушки?..
Лини притих, начав читать записи внимательнее. Это заняло у него много времени, потому что почерк у Себастьяна был прескверный. Сомневаться в том, что это был его дневник и что он и есть человек с фотографии не приходилось, потому что в его записях упоминалась Жизель. Всё крутилось вокруг трёх вещей: игрушек, фатуи и артерии земли.
Странный набор.
Дневник был одним из многих, и Лини читал историю не с начала и не до конца, но информации ему хватило с головой, чтобы понять кое-что очень и очень важное: Себастьян ненавидит фатуи из-за какой-то очень давней истории, и он откуда-то узнал о том, что Лини и Линетт часть организации. Это было указано в одной из записей прямо, и Лини уже красными буквами в собственном мысленном дневнике записывал заметки о том, что надо бы вызнать, кто и когда интересовался такими деталями их биографии.
Помимо записей о том, как прошёл день, большая часть дневника была заметками об артерии земли и какими-то графиками, которые видимо относились к ней. Взгляд зацепился за имена циркачей в столбиках расчётов. Одна и та же схема повторялась каждый день, и каждый день в столбике становилось всё больше и больше имён... проверив последнюю дату с графиком, Лини понял, что это было незадолго до того, как цирк дал первое представление.
В эти же даты записей о ненависти к фатуи и конкретно к Лини с Линетт стало больше, это всё перемешивалось с комментариями о непослушании детей и «принуждением» их к «нормальной работе». Всё это не просто плохо пахло, а буквально воняло - увы, Лини знал этот запах слишком хорошо.
Этот подвал с девочками... и облегчение, когда он узнал, что с сестрой всё хорошо. И радость при виде истекающего кровью трупа.
С тех пор Лини не боялся мертвецов и даже научился находить с ними общий язык.
Он захлопывает дневник и кидает его на столик - ещё нужно будет пару раз перечитать, но на сегодня, пожалуй, он закончил с Себастьяном и его делишками. Теперь пора приняться за свои собственные.
- Линетт, спишь? Нам нужно будет найти месье Себастьяна и пригласить в дом для беседы, - Лини потянулся, прижмуриваясь и поднимая над головой сцепленные в замок руки, точно беззаботный кот. Лишь его ледяной тон, совсем неуместный для уютных посиделок вечером, говорил о том, что едва ли месье Себастьян разговор переживёт.
- Он как-то контролирует цирк специально для того, чтобы навредить нам. Говорит, фатуи виноваты. Представляешь? - Он вдохнул с интонацией «никогда такого не было, и вот опять». - Мы гастроли временно прекращаем, сейчас выступать бессмысленно. Завтра же начинаем действовать, я дам интервью о том, что уходим в творческий отпуск... и дам наводку на этих двоих для всех наших. Если найдут - на тебе поимка и доставка. А мне нужно будет ещё кое-что выяснить насчёт того, что именно случилось и почему опять фатуи крайние.