«Приоткройте тайны своего прошлого и прошлого своих предков...»
«Вас преследует ощущение чужого присутствия в своём доме?»
«Бесконечная череда неудач — совпадение или проклятие?»
«Секреты древних сокровищ из первых уст»

Листовки на эзотерическую тематику заполонили Кур-де-Фонтейн, не оставляя на досках для объявлений места для рекламы каких бы то ни было других услуг и мероприятий. Все они были вызывающими, яркими, приковывающими взгляд и созданными с единственной целью — заранее создать в умах читающих нужную атмосферу. Золотые окантовки листов, узоры из звёздных скоплений, очертания рук, красные нити… каждый из этих салонов и магазинов стремился выделиться на фоне многочисленных конкурентов, вот только как бы они не старались, текст получался шаблонным, ведь предлагали они, в сущности, одно и то же — паразитирование на человеческом горе или пороках.

- Вы только посмотрите, - стоя у одной из рекламных досок, тихо произнесла Навия, обращаясь к двум своим неизменным спутникам, которым всё происходящее не нравилось так же сильно, как и ей самой. Среди вчерашних листовок появилась новая, где крупными буквами красовалась надпись:

«Не упустите возможность передать своим близким самые важные слова!»

- Как можно… как вообще можно давать такие обещания? - практически прошептала Навия, стараясь не привлекать лишнего внимания и не выдавать своего недовольства. В городе хватало людей, действительно веривших в происходящее на сеансах. Свою позицию они отстаивали с нечеловеческой яростью и президент Спина-ди-Росула не могла их в этом винить. Слова эзотериков давали людям, страдающим от горечи утрат, надежду на избавление от их внутренней боли, но именно такие люди впоследствии попадали в зависимость от подобных услуг. Получив возможность однажды поговорить со своими ушедшими близкими, получив надежду на излечение от болезни или некое возвышение души, они шли туда снова и снова, отчаянно желая полученное приумножить.

Навия не могла не заинтересоваться происходящим, и первые же появившиеся листовки были ею вдоль и поперёк изучены. Один сеанс у подобного кудесника мог помочь ей разгадать загадку, погубившую отца и, возможно, вернуть пропавших девушек их отчаявшимся знакомым, друзьям и близким, но… слишком всё это было просто, слишком сладки были обещания и слишком слабо верилось в то, что подобное вообще возможно. Духи умерших обладают бесценной информацией, которая позволила бы ответить на большинство вопросов, терзающих современных людей, и тратить такой дар на помощь обычным горожанам за скромные деньги — сомнительная идея. Подобное, безусловно, можно было бы списать на альтруизм, но слишком уж много этих альтруистов было вокруг, а в такой парад доброты и щедрости верилось ещё меньше, чем в успешный вызов духов.  Сильвер и Мелус были с ней в этом вопросе полностью солидарны, и последние несколько дней помогали с приобретением книг и поиском возможности посетить один из таких салонов. В том, что это дело необходимо расследовать и докопаться до истины, никто из них не сомневался, но сделать это «снаружи» было невозможно. Некоторые люди говорили о необъяснимых явлениях, которые происходили во время вызова духов, но их слова сложно было считать хорошей доказательной базой. Они сильно разнились от человека к человеку, и были приправлены самыми разными эмоциями, что сильно мешало понять, где кончается описание фактически произошедших событий и начинается людская фантазия. Единственным вариантом, который у них оставался — взглянуть на всё собственным трезвым взглядом, и сейчас они как раз собирались это сделать.

- Демуазель, вы уверены? Мы можем посетить сеанс и предоставить вам подробный отчёт о произошедшем, - предложил свою помощь Мелус, прекрасно осознавая, как тяжело может быть президенту от того, что её внутренние раны станут инструментом для решения этой головоломки. Травма от потери отца всё ещё причиняла леди немало боли, а действия эзотерика могут эту боль приумножить, но Навия оставалась непреклонна в своём решении. Она знала, что её напарники прекрасно справятся со своим заданием, и доверие к ним было практически абсолютным, но…
- Нельзя позволять этим чувствам стелиться туманом на нашем пути, - тепло и задорно улыбнулась девушка, выражая свою полную готовность к столкновению с собственным прошлым. Эта боль от потери никогда не утихнет. Время её приглушит, и когда они, наконец, доведут до конца расследование, на душе станет легче, но, сколько бы лет не прошло, она будет неизменно скучать и сожалеть.
- Мы на месте, - воодушевлённо произнесла Навия, остановившись перед одним из салонов. В здании, выполненном из белого камня, были полностью закрыты окна, дабы солнечный свет не проникал внутрь и не мешал, как они сами утверждают, эзотерическим сеансам. Сама президент была абсолютно убеждена, что этот полумрак — не более чем прикрытие для упрощения обмана.
- Хозяйка салона — Жизель — одна из первых начала предоставлять такого рода услуги жителям города. Говорят, что у неё выдающиеся навыки медиума и ей подвластны даже самые сложные ритуалы, - отметил Сильвер, до этого хранивший молчание.
- Не терпится проверить…

Механизмы легко понять. Они сами расскажут о себе, надо всего лишь следовать путями из пружин, перебираться по зубьям шестеренок, последовательно переходить от корпуса к сердцевине и ядру. Зачастую есть закономерности и проверенные временем решения. Встретить что-то новаторское приятно, как открыть новую книгу сказок и утонуть с головой в историях персонажей и их приключениях. Только вот бывает строчки словно не на местах, а события перевернуты с ног на голову. Как такое читать? Даже если игрушки делают для детей взрослые. Месье Ливр столько раз пытался завязать разговор об этом, а мысли Фремине занимал вопрос, почему пингвины остаются одинокими.
Он не видел эти схемы и чертежи раньше. И не видел такие игрушки. Юный ныряльщик словно провалился в целый новый для себя мир. Чужой мир, состоящий из мыслей, возникающих проблем и найденных решений. Тоже чужих. Затеряться в них, как в лабиринте, было не сложно. Фремине не уверен даже, точно ли он спал. Ему приснилось это исследование? Но вот они, схемы, перед глазами. И вызывают вопросы. Зачем здесь два ряда зубьев? А если сместить вот на этой планке крепления сюда, то можно сэкономить на расходных материалах. Зачем ротор размещен так? Вот здесь не противовес, а… Фреми моргнул. Он сверялся со списком, что они точно выполнили поставленные задачи помимо прогулки, как за запястье цепко ухватила ладонь старшей сестры. Он не поднял головы, осматриваясь осторожно по сторонам глазами. Опасность? Сейчас? Чутье Линетт поражало, Фремине едва поспеет за ней, если что-то случится. Но он отчетливо ощущал эмоцию сестры, что будто бы добычу увидела. Младший уже перестроился на новый приказ, не отставая от легкого шага Линетт. Домой он точно не повернет сейчас.
- Лини сказал вернуться вместе.

Эзотерический салон, да? Фремине не успевал следить за популярными веяньями в Кур-де-Фонтейне, но близнецы всегда были в курсе. И уж точно не ожидал оказаться в подобном месте сам, поправляя перекинутую через плечо сумку с покупками.
Уже с порога тянет чем-то необычным от этого салона. Мистическим. Оказаться в подобном заведении Фреми никогда не думал. Особенно среди незнакомых людей. Он едва осмотрел каждого, отмечая что даже сюда, в такое место, пришли удивительные люди. Хотелось уже самому держать сестру за руку и не отпускать, пока их не посадили за один стол с остальными. Фремине предпочел не поднимать глаза от столешницы пока что. Верный Пер уже сидел на коленях, молча рассматривая людей вокруг глазами-стеклышками едва выглядывая поверх стола. Пусть только попробуют совершить что-то, что покажется Линетт подозрительным - не даром он герой морей. Впрочем, пингвин впечатлен примечательным собранием. А в голове юноши в это время щелкали мысли, одна за другой, вспоминая все то, что он слышал за эти недели про подобные места. Была какая-то неясная тревога выпавшей шестеренкой закатившаяся под кровать, еще попробуй, дотянись до неё рукой. Достать её он не успел.

Льдистые глаза поднялись на перезвон украшений. Атмосфера комнаты, несмотря на посторонних людей, чем-то очаровывала. Только вот голове было тяжело, но ритма дыхания это не сбивало. А вышедшая к ним леди напоминала характерного персонажа с иллюстрированного разворота одной из книг, приковывала все внимание к себе. Фремине не осознанно смотрел на неё. Это она и есть? Та, что может дотянуться до звезд и построить мостик между небом и этим местом? Пальцы сжали Пера, только вот заводной пингвин не может ойкнуть.
И дальнейшие слова мадам подтверждают мысли водолаза. Значит они и правда оказались в таком месте. И обязательно требуется фотография? Если они здесь по интересу, им правда можно немного коснуться этой вуали, про которую говорит Жизель? А хочет ли Фреми касаться таких материй? Искать ответы там, куда ушли и откуда не возвращаются? Просыпается забытое за годы чувство. Такое острое, от которого даже механизм закровоточит, прижимая его к своей стальной груди. Страшится этой надежды Фреми. Она его точно осудит, такого маленького труса. Пусть и нет эмоций на лице юноши, но в глубине взгляда читается тихая тоска, которая была похоронена. У него была сейчас лучшая в этом мире семья, но воспоминания о маме остались глубоко в его механическом сердце, въелись, подобно ржавчине, что никогда уже не счистить. Только высверливать.
Среди снимков Пера и его братьев, детей Дома Очага, даже их дружной тройки, Фреми бы точно не нашел из своего прошлого подобную вещь, о которой упомянула мадам. Но она была с ним, её улыбка, что приходит следом за тихой музыкальной композицией. Проржавевшей в шестернях, запятнанных и вставших навсегда.     

Очарованный и напуганный, юноша все равно поворачивает голову на движение со стороны, будто сам был заводной марионеткой, с трудом отводя взгляд от мадам. На тяжелую темнодревесную столешницу ставят большое настольное зеркало. Огоньки света пляшут на его кованной оправе. Глазами Фремиен пробегает по вязи, что украшает его. Работа выглядит аккуратно и искусно. Такие вещи не дешевые. Это было особенное зеркало, которое позволит как-то взаимодействовать с той самой вуалью, о которой упоминала мадам? Или же… это и была магическая материя, закованная в особый круг металла, что только и сдержит тонкую и хрупкую связь с ушедшими на небо людьми? Фреми старательно пытается ухватить хотя бы короткий отблеск звезд и… видит его! Точно видит. Так и замер, завороженный этим блеском. Только голос сестры, что едва коснулся слуха, заставляет моргнуть. 

- Немного страшно, - тихим шепотом отвечает Фреми на вопрос, едва опустив взгляд. Те звезды на зеркальной глади пугали его. И не только они, но слова Линетт будто бы рябью коснулись этого зазеркалья, хоть и не вырывая до конца Фреми из очарования. 
Шоу? Это было всего лишь шоу? Даже зная некоторые тонкости репетиций и реквизита близнецов Фремине удивлялся той магии, что происходила, стоило им стать маэстро иллюзий и волшебства. Даже Росселанд проявлял неожиданную артистичность, помогая претворяться в жизнь невероятным чудесам.
Пока раздумывал о театральности юный ныряльщик, внесли за зеркалом пустую чашу и точеный графин с водой. Они тоже не показались обычными, хотя после слов Линетт появилось сомнение. Голову чуть кружит. В прозрачной жидкости, что и правда напоминает воду, видит он словно рассеянный свет. Не такой, как от свечей. Напоминает чем-то морскую воду. Или это только Фремине кажется? Уверенности нет.

Приобнимает сидящего на коленях Пера Фреми, глядя с затаенным испугом в льдистых глазах на белокурую мадам, что так напоминает таинственную леди из одной сказки. Плетет руками она то судьбы, то желания людей. Говорит с теми, кто даже и тихой просьбы не услышит. Под её взглядом ныряльщик и вовсе не шевелится.
Это правда всего лишь шоу?

Отредактировано Freminet (2023-09-12 16:15:17)

«Не хотите ли быть следующей, мадемуазель?»

Слова, вырвавшие Навию из оцепенения, в котором она пребывала несколько последних минут. Намного дольше, чем остальные присутствующие и намного дольше, чем ей самой казалось. Образ маленькой девочки, появившийся в отражении, замкнул на себе целый мир и остановил время, приковав к себе всё внимание президента Спина-ди-Росула. История старика в её сердце находила особый отклик, напоминая об утрате, с которой она сама, несмотря на прожитые с тех пор года, так и не смогла до конца смириться. Каждое его слово подобно уколу тупым лезвием: терпимо, но всё равно больно. В наследство от семьи ей досталась огромная ответственность, а вместе с ней бесконечная тоска и скорбь, ведь вся работа, свалившаяся на тогда ещё совсем хрупкие детские плечи, напоминала об отце. Задыхаясь от слёз при виде подписанных им документов и заключенных договоров, она будто ходила по его следам — те же бумаги, те же задачи, те же помещения, те же улочки, те же люди. Одни скорбели вместе с ней, другие смотрели презрительно-надменно, третьи, видя перед собой погребённого работой и болью подростка, проявляли искреннее сочувствие, но… разве можно в таких условиях отвлечься, чтобы приглушить боль и смириться с утратой? У старика и его жены ещё оставалась надежда найти свою дочь живой — у Навии такой надежды, с тех пор, как ей сообщили страшные вести, не было, но… Это не значит, что в душе она не хотела по-детски верить в маленькое чудо.

Влиятельной леди Фонтейна не по статусу было жить несбыточными мечтами. С того дня, как она стала президентом, от неё ожидали решимости, уверенности и внутренней силы, которая станет опорой окружающим, а самой Навии, плутавшей в лабиринте проблем и загадок, зачастую хотелось лишь одного — как в детстве обнять отца, уткнуться в его плечо и хоть ненадолго услышать родной голос снова. Их отношения не были образцово-тёплыми, и, будучи совсем маленькой, Навия порой с лёгкой грустью наблюдала за потешной вознёй других детей и их родителей, но, несмотря ни на что, неизменно ждала отца дома. Даже если ругались, даже если был немногословен и холоден, даже если обещал что-то и, углубившись в работу, забывал об этом. Иногда она поджидала его, спрятавшись где-то, и выпрыгивала из-за угла с криком «сюрприз, сюрприз!», а иногда встречала запахом свежей, но чуть подгоревшей выпечки. Немало времени прошло с тех пор, как трагические события потрясли Спина-ди-Росула, но, глубоко в душе, даже осознавая, что он никогда больше не вернётся, Навия продолжала его ждать. Даже время бессильно, когда речь заходит о столь сильных эмоциях и чувствах — оно способно слегка притупить их, но не стереть безвозвратно. От них веяло инфантилизмом — плохим качеством для руководителя, но отказываться от этого девушка была не готова. У её внутреннего ребёнка не было другой опоры — только она сама.

Тело, скованное напряжением, было подобно выточенной из камня фигуре — тяжёлое настолько, что даже руку, при всём желании, не удастся поднять. Навия была абсолютно уверена, что каждый присутствующий играет в этом помещении свой спектакль, но то, что предстало перед её глазами, невозможно было ничем объяснить. Вещи, которые на стол вынесли, были совершенно обычными, и никаких прожекторов сверху на стол направлено не было… да и если бы были… разве способна игра света создать настолько реалистичный образ? Маловероятно, даже с хорошей подготовкой, а уж без неё… Они ведь не могли заранее знать, чьи фотографии люди возьмут с собой. Навия могла взять с собой портрет не отца, но матери и, она была убеждена, что этот старик — тоже. Его родители, вероятно, давно  покинули этот мир, его желанием могла быть встреча с любым из них. Они не могли заранее установить такую конструкцию, но тогда… как? Поверить в то, что это действительно был настоящий дух — немыслимо и, вместе с тем, страшно. Совсем не потому, что призраки как концепция вызывают ужас, но потому, что это противоестественно и неправильно. Мёртвые не должны говорить с живыми на дешевых спиритических сеансах, даже если сердце безумно этого хочет.

Навия не посмотрела на Линетт и Фремине, точно так же, как не посмотрела на своих спутников. Она усиленно делала вид, что всё в порядке, и старалась никак не навести Жизель на мысль, что знакома с другими посетителями, помимо своей охраны. Оцепенение, вызванное происходящими событиями, не лишило её разума окончательно и она хорошо помнила о цели своего визита. Им нужно было провести расследование, но… какие варианты у них остались? Она внимательно следила за ритуалом, предъявить местной кудеснице было нечего. Даже если и был во всём этом какой-то обман, работала она чисто. Возможно, если принять в нём непосредственное участие…

Навия чувствовала, как Мелус сильнее сжал её спрятанную под столом руку, говоря тем самым категорическое «не надо». Мысль о том, что каким-то образом они сумеют призвать призрак Калласа казалась всей троице чертовски соблазнительной, ведь в могилу он унёс информацию, которая могла спасти множество жизней, но Мелус был уверен, что это не сработает. Даже после столь эффектного шоу со стариком он верил в то, что это хорошо выверенная театральная постановка. Будучи менее эмоциональным, чем президент, он не готов был приносить в жертву и без того истерзанную горем душу. Навия должна была отказаться, это действительно было слишком опасно и дело тут было вовсе не в ритуальных рукопожатиях.

Нельзя вечно жить в плену у собственных сожалений. Навия чувствовала, как от вопроса Жизель всё внутри неё в тугую спираль скручивается, как противоречиво грызутся страх и искреннее желание согласиться. Она действительно была эмоциональнее своих напарников, и в душе её холодело от одной мысли о том, что всё это может оказаться невозможной реальностью, но… она уже давно выросла. Нежно поглаживая своего внутреннего ребёнка по голове, она заботилась о нём и отказывалась предавать, но жить с ним в гармонии — не то же самое, что им быть. События, развернувшиеся во время ритуала со стариком, пошатнули её уверенность в себе сильнее прежнего, но этого было мало, чтобы окончательно её разрушить. Больно будет. Если произойдёт то же самое — больно, определённо, будет, но… становясь невольным свидетелем того, как слухи и сплетни, порочащие отца, расползаются по всему Фонтейну, она давно уже к боли привыкла. Возможно, только став непосредственным участником ритуала, она сможет заметить или почувствовать что-то особенное, и ради возможности раскрыть это дело она готова была рискнуть. Мягко улыбнувшись в ответ на предложение, Навия уверенно кивнула.

- Буду вам очень признательна...

На стол легла фотография Калласа, а стены салона услышали трагичную историю, знакомую почти каждому жителю Фонтейна.

Пер молчаливо наблюдает за переживаниями госпожи Спина-ди-Росула. Его внимательные немигающие глаза видят, как преломляется её волнение, и как за фасадом сильной мадмуазель вспыхивает испуганная девочка. Ей тоже хочется верить отчаянно где-то глубже. Вот так задача, малыш Фреми. И каждый человек из присутствующих в зале мог где-то внутри себя найти это отчаянье. Здесь нужно что-то посильнее обычного героизма. Спутники же мадмуазель привлекли особое внимание пингвина. В них еще была та толика неверия к происходящему. Но вот хватит её и для их леди?..

Трагичная история Калласа не обрастает чем-то новым со стороны событий, но одно дело заголовки и текст на бумаге или же слухи на улицах. Совсем другое, когда слова роняет та, кто оплакивает и любит всем сердцем. Пер молчал, и Фремине не испытывал ничего. Слушать о потерях человека не просто, но парнишка знал разные истории. Родных не теряют легко. Всегда за сиротами тянется этот тяжелый след из слез и крови. Сопереживание не вернет ушедших. Слёзы застрянут в горле. 
Льдистые глаза смотрели в стол, следя осторожно на краю за Линетт. Не хотелось Фреми упустить что-либо.

Уверенному голосу мадам хочется верить. Хочется вынуть из груди все то, что так мешает и отдаться этой уверенности, чужой и такой липкой, но такой удобной и приятной. Это наваждение отступает, когда Фремине поднимает на неё свой взгляд. Страх сковывает что-то внутри от этих пасов и самого ритуала. И хоть Пер внимательно следит за госпожой Спина-ди-Росула, сам ныряльщик не может вновь заставить поднять себя взгляд на идущий новый виток ритуала. Он решил для себя, что это спектакль, так ведь сказала Линетт. Значит нельзя было верить. Но эмоции удушали, как и воздух в этой комнате. Так и не понял Фремине - зажмурился он сам или опять погасли свечи, но вновь он собирает свою внутреннюю силу чтоб не вздрогнуть, мысленно оправляя погнувшиеся страхом зубья шестерней. Он должен быть храбрее. Но вот ладонь Линетт выскальзывает из его ладони и непонимание охватывает замершего Фреми. Как брошенный птенец он почти не дышит, не шевелится. Это было недолгое чувство - вновь ощущается рука сестры, что тянет куда-то под столом. И правда!.. Он и правда удивился, но это никак не отразилось на лице. Только в глазах мелькнуло. Характерный взгляд самой Линетт лишь подчеркнул собственные эмоции парнишки.

Он помогает с репетициями и реквизитом. Конечно, у сестры и брата ассистенты с помощниками, да и сами они всегда старательно подходят к каждому своему выступлению. Но иногда даже такая бесполезная деталь, коей являлся Фремине, могла им и пригодиться. И помогая в калибровке реквизита ныряльщик понимает, как это будет работать и зачем. Если не расскажет сама пара волшебников, то скажет за них механизм. Это ничуть не рушит ту магию, ведь стоит оказаться в руках близнецов любой заурядной вещи, как вот она уже полна настоящего волшебства. А если в волшебство верить - доброе ли, злое ли - оно станет только сильнее. 
Так и здесь. Это все - постановка. Так сказала Линетт. Проанализировав происходящее можно без проблем представить каждый механизм, что нужен для исполнения замысла. Даже люди - те самые ассистенты, которые и у маэстро иллюзий есть. Только вот если Лини и Линетт претворяют волшебство и магию от которых волнительно и светло замирают сердца, здесь сердце пропускает удар от тяжести эмоций. Такое волшебство не хорошее, отравляющее.
И правда у них есть здесь злая колдунья, что играет с душами и сердцами. Фреми уже видел изящный жест сестры, что своей магией легко спасает и мадмуазель из Спина-ди-Росула, и обличает каждый паршивый фокус этого места. Прогоняет и запечатывает всю плохую магию. Линетт уже призвала быть настороже.
Только вот парнишку волновала чаша и вода. И эти видения людей из прошлого. Людей, ушедших на звезды. Проигрыватель даже самых невообразимых размеров собрать можно, но как?.. Где?..

Погруженный на мгновения в свои рассуждения Фремине теряется, когда видит инициативу сестры. Смотрит на её вскинутую руку, а после осторожно на мадам. И сталкивается с ней взглядами, словно прикованный к месту. И слов-то не находится, что сказать. Но видя уже то, что было, Фреми не может позволить Линетт пойти на это. Защищать семью решение самого парнишки, и сейчас именно этот приказ раскрутился где-то внутри груди. Нельзя чтоб Линетт говорила здесь что-либо. Нельзя дать и шанса им использовать что-то против неё.
Внимание противно липнет. Конечно на них смотрят. И от ощущения чужих глаз на себе хочется сбежать. Сорваться с места, опрокинув стул, и увести отсюда Линетт, укрыв всю комнату морозным туманом. Так сильно разом бьется сердце в груди, будто бы проломит ребра.

- Я... я буду следующим, - его голос негромкий, но лишенный оттенков, звучит чуть устало.
Отсечь эмоции хорошо помогал шлем. В нем можно было убрать посторонний шум внешнего мира и слышать только собственные сердцебиение и дыхание. Контролировать каждый вдох так гораздо проще. Сейчас, без шлема, было намного сложнее. Тяжелые цепи, которые он давно с себя скинул, вновь цепляются за ним, словно навязчивые водоросли. 
- Её фотографии нет, - он бы очень хотел хотя бы одну. - Мне... страшно, что я не могу точно вспомнить её лица. Маму я не видел очень давно. Мне сказали, что она погибла.

Фремине не умел врать. Делай что велено, не задавай вопросов, и может тебя не нагрузят большей работой. Вот и сейчас он смотрел на мадам Жизель своими льдистыми чистыми глазами с искренней невинностью. Словно спрашивая, действительно ли эта женщина сможет открыть чудную дверцу к самым звездам даже для такого как он? Такого маленького и жалкого? Стоит ли тратить время и драгоценную магию на кого-то вроде него. Теплится где-то в глубинах наивное детское желание, граничащее с отчаяньем. Взгляд устремляется на зеркало, что готово покрыться изморозью невозможного мороза. Чувства детей хрупкие, чувства сирот опасные. Линетт по слухам была искусной куклой-ассистенткой, но именно ей отдавать приказ настоящему живому автоматону. Чувства мешают исполнять приказы, потому он их отринет вновь. Но образ матери, её нежная рука вновь перед глазами. Пер на его коленях замер, даже он не сможет защитить. В шепоте Фремине нет даже застывшей надрывной эмоции, только шорох далекого холодного течения.
- Я хочу спросить у неё: мама, я был достаточно послушным, как ты и просила?..

Отредактировано Freminet (2023-10-15 22:50:39)

Навия незаметно для окружающих выдохнула, успокаивая себя тем, что всё самое страшное, наконец, позади. Не было в этом расследовании более пугающего этапа, чем, пусть и весьма условная, встреча с отцом, ведь всё остальное лежало в плоскости не эмоций, но наблюдений, изучения и анализа. Сложность представляло лишь то, что пережитое всё ещё никак невозможно было объяснить. Тот факт, что перед ней было одно из её собственных воспоминаний, не делал задачу легче, ведь… разве может посторонний человек воспроизвести события чужого прошлого так точно? Воспоминания имеют свойство меркнуть и стираться даже у своих обладателей, зачастую подменяя реальные детали теми, которые никогда не происходили. Откуда же у Жизель появилась возможность визуализировать память такого большого количества самых разных людей, да ещё и сделать эту визуализацию такой… живой? Вряд ли подобную способность можно обрести при помощи глаза бога, тогда что же это может быть? Работа механических устройств? Даже если они могли создавать реалистичные и объемные проекции, это никак не объясняло, как именно они вычленяли из памяти людей образы, не зная предварительно о том, с каким запросом они придут. Никакого постороннего воздействия на себя Навия не ощущала, ничего особенного в устройстве стульев также обнаружено не было… Фотографии? Достают образ и из них? Нет, невозможно, ведь для ритуала принимается не только снимок, но даже предмет, а предметы образов не хранят. Да и… создать проекцию внешности, быть может, возможно технически, но как объяснить то, что это был не просто образ, но фрагмент памяти? Чем больше вопросов Навия сама себе задавала, тем более тяжким грузом на плечи ложилась мысль, что она заходит в тупик. Тот факт, что всё это какой-то обман, она знала и до того, как сюда пришла, и всё, что она смогла узнать как непосредственная участница — это то, что обман этот выходит за рамки простой болтовни и световых эффектов. Не тот улов, на который она рассчитывала, и охранники, сидевшие по обе стороны от девушки, хорошо улавливали её разочарование. Дело, которое оставил после себя её отец — тяжёлая ноша, и меньше всего Мелус и Сильвер хотели, чтобы демуазель изводила себя чувством вины за ещё одно нераскрытое расследование. На детективном поприще ей ещё многому предстоит научиться, ведь с того момента, как не стало Калласа, она первостепенно училась быть хорошим президентом организации. Лишь совсем недавно, когда ситуация в Пуассоне и Флёв Сандр стабилизировалась, а сама Навия смогла наладить работу, она начала браться за такого рода дела. Инициативности и энтузиазма у неё было с избытком, а вот опыта — нет.

Она внимательно наблюдала за происходящим с Линетт и Фремине, и… не то чтобы увиденное её сильно радовало. В их словах и поступках была какая-то скованность и резкость, словно надёжный план свёлся к поспешной импровизации. Видимо, это расследование не только её выбило из колеи, но за коллег по расследованию переживалось больше, чем за себя, и дело тут было не столько в их возрасте, сколько в характере президента Спина-ди-Росула. Напряжение, повисшее в салоне, ощущалось сильнее прежнего, и предчувствие, что сейчас произойдёт что-то неприятное, покалывало кожу, словно кошачьи коготки. Навия склонна была верить своей интуиции, она редко её подводила, хоть конкретики и не давала. История про преследование злыми духами была, по мнению девушки, не более чем байкой, ведь на примере Калласа они уже убедились, что никаких духов здесь никто не призывает, однако… в то, что Жизель способна сотворить какую-то омерзительную пакость, Навия совершенно не сомневалась. Её дружелюбие и доброта были не более чем образом для завлечения и удержания клиентов, верить им — значит, попасться на её крючок. Человек, который делает бизнес на обмане тонущих в своём горе людей, не может быть добрым. Взгляд Линетт, брошенный в сторону президента и её охраны, не остался незамеченным, ведь все они наблюдали за происходящим крайне пристально. Им нужна была зацепка, отвечающая не на вопрос «что?», а на вопрос «как?», и они искали её везде. Навия не сомневалась в том, что её знакомая знает, что делает, но не могла отделаться от чувства нахлынувшей на неё тревоги. Что они будут делать, если что-то пойдёт не так? Сражаться с Жизель было бесполезно, задерживать её без оснований они тоже не могли. Она обезопасила себя предупреждением, и теперь, если ритуал пойдёт не по плану, ответственность за это будет совсем не её проблемой. Куда не посмотри — везде засада, везде тупик…. Как же знакомо.

За тем, что происходило в зеркале, Навия не следила. Возможно, это было ошибкой с её стороны, но когда она осознала, что в нём отражаются дорогие сердцу воспоминания, это стало слишком уж личным. К тому же, не играло в расследовании почти никакой роли, ведь кого бы не увидели в отражении Линетт и Фремине, это не ответит на главный вопрос — как именно Жизель достаёт образы из памяти. Чей это образ — дело уже, как показалось президенту, вторичное, а потому она внимательно смотрела не за образами, а за реакцией ребят на увиденное, и она была… весьма неожиданной. Подскочившая со стула Линетт была подобна грому среди ясного неба, и, согласно наблюдениям президента, основанным на их коротком личном общении, подобные всплески эмоций девушке свойственны не были. Изморозь, покрывшая вслед за этим стол, была словно вишенка на торте, а воцарившаяся на несколько секунд тишина — поданной к этому неаппетитному лакомству чашкой чая. Мелус и Сильвер переглянулись, осознавая, что на этом расследование, вероятно, закончено, ведь Жизель наверняка начнёт что-то подозревать. Возможно, уже подозревает. Правильным будет сейчас отступить, и предложение Линетт и им, и самой Навии, показалось чертовски своевременным. В конце концов, одними взглядами, пусть и красноречивыми, они увиденное обсудить не смогут.
- Буду рада составить вам компанию, - мягко произнесла президент, и, обернувшись к Жизель, улыбнулась ей. Важно было сохранить хоть какой-то мост между собой и этой женщиной. - Ещё раз благодарю вас за возможность снова увидеть отца. Это было… невероятно.
Ни капли лжи в словах, ни капли лицемерия — Навия действительно рада была снова увидеть его. Пусть и в таких обстоятельствах, пусть и с таким финалом, но, закапываясь в свои воспоминания и пытаясь понять, откуда небрежно отломали этот фрагмент, она вновь добавила красок образам из самого детства, которые, в силу возраста, уже начали выцветать.

Поднявшись из-за стола вслед за Сильвером и Мелусом, Навия двинулась к выходу, беспокоясь теперь уже не столько о самом расследовании, сколько о состоянии Линетт и Фремине. В конце концов, они пришли сюда ради того, чтобы разоблачить тех, кто использует травмы людей ради наживы, и если в ходе расследования они сильнее прежнего травмируются сами, будет ли это ценой, которую стоило заплатить?

Они  едва покидают помещение, когда Пер цепляется взглядом за злую колдунью. Что-то происходит, что-то хуже простого обмана ради моры. Нащупать и понять это не просто. Но сейчас, оставив салон позади, прочувствовав ситуацию с пробившейся в голову ясностью, Фремине может сказать что это очень грубая магия. И что за звездная вода была в чаше?..

Спешно выходит, чтоб не отставать, следом за сестрой парнишка. Он еще прокручивал в голове все, что заметил, растаскивая комнату салона на детали. Но больше всплывают в голове прихвостни злой колдуньи - помощники мадам Жизель. Насколько они важны в её представлениях? Сама ведьма очаровала, хотелось ей поддаться и верить. Приходиться отряхиваться от этих эмоций, что напоминают липкую и беспочвенную надежду. Когда хочется просто упасть в теплые объятия и спросить, действительно ли сделал все возможное?.. Ведь есть те, кто стараются больше, подходят больше. Будь здесь Лини они бы с Линетт легко припечатали злую колдунью и её прихвостней, раскрыв их логово с особым волшебным подходом.

Из ледяного оцепенения мыслей, куда провалился водолаз, его достал голос сестры. Моргнув, парнишка осторожно поднял взгляд к ней, потом медленно перевел внимание на мадмуазель из Спина-ди-Росула и её спутников. Сжав ладонь на прижимаемом к груди Перу, Фреми слабо кивнул.
- Р-рад знакомству с вами, мадемуазель Навия.
Выглядел он затравлено, хоть и не чувствовал себя таковым. Несмотря на все пережитое Навия даже сейчас выглядела уверенной и стойкой. Это даже огорошило, когда Фреми посмотрел ей в глаза. Недолго, почти сразу отвернувшись.
Напряженность Линетт беспокоила и резонировала, но вот так на улице у неё спросишь что можно сделать. Вернуться в салон? Там как раз люди разойдутся, останутся одни прихвостни злой колдуньи. Только шлем нужен.

Остановились на границе освещенного фонарем пяточка. Мягкий весенний сумрак был приятен, и Фремине избежал освещенной части улицы, не отпуская руки сестры. Слишком много всего: мысли о чертежах не вовремя нагоняют, мешаются с планами салона и получается свалка. Он даже чуть нахмурился, пока не прислушался к разговору сестры и мадемуазель. Льдистый взгляд рассеянно следит за тем, чем обмениваются Навия и Линетт. Но сейчас раскладывать трюк бесполезно, иметь бы под рукой схемы…

Фремине широко раскрыл глаза в удивлении, глядя на старшую сестру. Совсем не ждал таких слов к себе. Осторожно поглядев на Навию, парнишка прижался плечом к Линетт.   
- Ты не виновата ни в чем. Совсем-совсем. Это знаю я, знает Пер, - он говорил шепотом, как раз для кошачьего уха. - И эта злая колдунья, и механизм странный, что заставили тебя испугаться… Мне нужно было сразу его обезвредить. Я был тебе бесполезен.   
Уткнувшись в Пера он только и может что вздохнуть.