В самом деле, ожидать, что Фремине разделит ее тихий восторг было глупо: навязанное поручение, одно из многих, похожих друг на друга до безобразия – разве могло оно в самом деле порадовать ныряльщика? Даже понимая это Шерити почему-то чувствует, как становится чуточку досаднее, но времени, чтобы предаваться унынию нет, решение плыть обратно принято. Ей остается лишь терпеливо ждать, пока Фремине снова разблокирует им проход: живучесть этих растений поражала даже ученую, выросшую в тени Священного древа.
Глаза цвета теплого, мягкого янтаря внимательно следят за тем, как парень уводит остроскатов прочь (смелости юноше не занимать), и, наконец, пока проход не затянулся снова, Шери и сама покидает арку, настолько быстро, насколько вообще могла и умела.
Плавать одной, без Фремине, страшновато, но вот уже и расщелина становится ближе, а там и ныряльщик с механическим товарищем возвращаются к ученой. Руины остаются далеко внизу и, прежде чем плыть дальше к поверхности, Шерити оглядывается, в последний раз смотря на подводный город, словно бы прощаясь. Скорее всего, сюда она уже никогда не вернется.
Снова приходится плыть, но теперь, когда темнота не ввергает в панику, а поверхность – совсем близко, становится проще, легче, свободнее. Наконец, чужестранка выныривает, преодолевая тонкую грань между водой и воздухом, и делает вдох, едва не закашлявшись: внезапный контраст в ощущениях непривычен, дышать тяжело, но, постепенно, все возвращается на круги своя; ноги касаются твердой поверхности.
Взглянув на птицу в молчаливом понимании (ей бы тоже не пришлось по вкусу такое вторжение), Шерити садится прямо на песок, затем попросту упав на него спиной, подставляя лицо и руки ласковым лучам. Наконец-то солнце. Что под землей, что в руинах, что в глубине вод – куда бы не занесло ее очередное исследование, больше всего Шерити тоскует именно по этому теплому ощущению. Предугадывая возможное беспокойство, она поднимает руку и жестом показывает что все в порядке. Завтра, конечно, тело будет беспощадно болеть (Шерити никогда прежде не плавала столь долго), но пока ученая старается об этом не думать. Многим больше занимает ее найденное и увиденное:
– Там… под водой потрясающе красиво, – не столько обращаясь к ныряльщику, сколько озвучивая мысли вслух начинает девушка полушепотом, и добавляет искренне, – спасибо.
Снова молчание. Шерити смотрит в небо, думает о чем-то своем, протягивая руку в лазурную высь и рассматривая светило сквозь пальцы. Ей кажется, будто бы вечность прошла под водой, но солнце светит все также, разве что изменив положение на небосводе, и стены Фонтейна стоят, как стояли до этого; лежат, согревая синеватые бока, пухлени.
В своей ленивости ксеноморфные звери напомнили ей сумерских вьючных яков: животных, любящих подолгу спать на траве или просто валяться, перевернувшись на бок. Миролюбивые, мягкие создания, казалось, вот-вот расплачутся, но, конечно, то лишь обман окраса. Пухленям плакать ни к чему, разве что погладить их очень хочется, да только еще больше не хочется донимать ныряльщика вопросами, а можно ли.
Фремине тем более протягивает ей призму, и ученая неохотно поднимается, садясь на песке, неловко придвинувшись чуть ближе к юноше, чтобы аккуратно взять деталь. Осматривает часть механизма на предмет повреждений, ловя блестящей поверхностью солнечный луч, и, не обнаружив их, передает ее обратно ныряльщику, мягко качая головой.
Не будучи знакомым с тонкостями ее ремесла, парень, верно, полагал что конечной целью их плавания была эта небольшая частичка механизма, да только для Шерити во главе всего стояло понимание. Прибыв в Фонтейн за ответами, она лишь надеялась утолить собственное любопытство, и, возможно, найти что-то еще, составив картину более полную. Разумеется, если бы материала оказалось достаточно, можно было бы опубликовать небольшую статью или даже, запросив в Академии финансирование, попытаться организовать исследовательский проект, но пускаться в замысловатые объяснения касаемо важности первичного сбора информации Шери не стала. Вместо этого она снова смотрит на находку в руках юноши:
– Это деталь пустынного автоматона… – и осекается, чуть замявшись, не слишком-то уверенная в познаниях собеседника, затем все же продолжая: увлеченно и в то же время будто делясь величайшей из тайн. Так не читают лекции, но рассказывают сказки. – Давным-давно, когда Сумеру правила ещё Великая властительница Руккхадевата, в пустыне по ту сторону пролива было свое божество – Алый Король, царь всех земель и повелитель джиннов. Говорят, он был сыном неба, упавшим на землю, – обняв руками свои колени, девушка положила на них голову, снова обращая взгляд куда-то в голубую даль.
– В его эпоху с помощью подобных механизмов возводились прекрасные, великие города, столицы среди моря золотых песков, сосредоточения жизни. И хотя нет уже Алого Короля, а сами города поглотил песок, подобно тому, как те руины поглотила вода, эти механизмы продолжают хранить тайны своего хозяина и до сих пор выполняют полученные приказы, – Шерити знает: красиво говорить ей не по силам, так было всегда. Она даже смотрит на собеседника украдкой: льдистые глаза Фремине отчего-то напомнили ей блестящую поверхность призмы, и ученая поспешила отвернуться.
– Оставьте ее себе, пожалуйста. И п-простите, я могу утомлять беседой… – ей нужно было еще немного отдыха, прежде чем путь можно будет продолжить, и Шери поспешно поднялась на ноги, поправляя влажные волосы и стряхивая налипшие песчинки. Даже сделала шаг в сторону милых мягких зверей, изучая их с интересом и сдерживая себя в желании притронуться. Пугать пухленей не хотелось.
– Здание, где мы были… Что там находилось раньше?