body { background:url(https://forumupload.ru/uploads/001b/d8/30/2/35709.jpg) fixed top center!important;background-size:cover!important;background-repeat:no-repeat; } body { background:url(https://forumupload.ru/uploads/001b/d8/30/2/950327.jpg) fixed top center!important;background-size:cover!important;background-repeat:no-repeat; } body { background:url(https://forumupload.ru/uploads/001b/d8/30/2/675399.jpg) fixed top center!important;background-size:cover!important;background-repeat:no-repeat; } body { background:url(https://forumupload.ru/uploads/001b/d8/30/2/21127.jpg) fixed top center!important;background-size:cover!important;background-repeat:no-repeat; }

Genshin Impact: Tales of Teyvat

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Genshin Impact: Tales of Teyvat » Партнерство » KICKS & GIGGLES CROSSOVER


KICKS & GIGGLES CROSSOVER

Сообщений 1 страница 11 из 11

1

KICKS & GIGGLES, где к — это кроссовер, а г — это гейткип гёрлбосс гад блесс.


https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/0f/2/968164.jpg


[sign]        [/sign]

Подпись автора

https://forumupload.ru/uploads/001b/5c/7f/75/786142.png

0

2

kiryū kazuma; ryū ga gotoku


https://forumupload.ru/uploads/0019/fc/6e/6/475331.png

а что там было в 89-м можно и не вспоминать

Прозвища им дают громкие и помпезные, а в случае с Маджимой — и вовсе на грани безвкусицы. Бешеным он себя не считает, вот затупившимся — вполне: вещи лишаются цвета и вкуса, лица ничем не запоминаются, интерес теряется на полпути, и приходится выдавливать его по каплям, а для этого нужно прижать реальность посильнее к стене, или, что лучше, приложиться головой самому, как постукиванием выбивают помехи из барахлящей трансмиссии. Там наверняка выгорело что-то довольно важное, но так, думает Маджима, лучше для всех; думает и не может сразу оторвать взгляд от спины в сером пиджаке. Шимано может сколько угодно сплёвывать с пренебрежением "дракон Доджимы", как непрожеванный креветочный хвост, но Маджиме не нужно ни слова больше; наблюдать за щедростью его кулаков оказывается достаточно, чтобы разреженная в воздухе ярость снова начинала густеть, пульс в висках — заново грохотать свой свирепый марш.

Не заметить Кирю на улицах Камурочо — как проглядеть полную луну на чистом небе.

Маджима столько раз смотрел на имя в визитке, полируя штрихи "павлонии" и "жизни", разрезая росчерк "единицы", выводя ноги "лошади". Кирю Казума врезалось в память как цель, которую следовало догнать, но сейчас неизбежно обрастало плотью, кровью, мальчишеским пушком, серьёзным изломом бровей. Оскорбительной силой.

Подвешенные вопросы к Кирю можно срывать, как хурму: она тоже просила тебя убить за неё?
Ты согласился?
Спокойно спишь по ночам?
Сколько хуёв насовал тебе Сэра за воротник?
А за щёку?
А—

I swoop around your head, but I never hit
I'm blinded by your daylight

Правила таковы, что когда Маджима начинает двигаться — всё кругом тоже приходит в движение: толпа расступается, кровь отливает от лиц, рты округляются, глаза бегают или лезут на лоб, плечи идут ходуном или выпячивается грудь, звуковая волна дребезжит в чужих связках, и прочая подобная херня. Всё подхватывает его напряжение, и только Кирю имеет достаточно наглости — или гордости, или тупости — упёрто и непоколебимо стоять, будто ничего и не происходит. Так Маджима думал в году, кажется, девяносто пятом, когда различал на вкус только оттенки раздражения и считал, что всё уже в этой жизни понял и ни в чём другом не нуждался.

Он всегда узнаёт эту породу, непроходимых, с горящими честными глазами, с наивной кашей в башке; такие заканчивают если не в крематории, то точно в тюрьме. Знает их слишком хорошо, чтобы считать этот случай категорически личным, и поэтому мрачно обещает себе сломать его раньше, чем это сделает всё остальное.

Проёбывается Маджима редко, но грандиозно.

You are a fool, you are a fool
For sticking 'round, for sticking 'round

Кирю он не мог переварить довольно долго. Живот всегда неприятно жгло, как бывает, когда Маджима уверен, что на него смотрят свысока или — что хуже — со снисхождением, и ему хотелось вытрясти из Кирю объяснение: из чего тот сделан, почему его правда сильнее и взгляд чище, почему он считает, что в праве поворачиваться к Маджиме спиной. Хотелось, чтобы было громко и прямо — как удар и как идущая за ним боль. Кирю бесит его — упёртостью, медлительностью, нежеланием выкладываться на полную — не реже всего остального. Маджима может злиться, угрожать, упиваться азартом, захлёбываться криком и смехом сколько угодно, но дело всегда было не в неприязни. Неприязни, в общем-то, никогда не было.

Маджима никогда не ненавидел Кирю, и тот всегда это знал.

Они обмениваются словами и позже даже обещаниями, будто друзья, но по-настоящему с Кирю они разговаривают совсем иначе, на понятном им обоим языке, и тот всегда слушает, ему всегда есть, что ответить. Каждый раз, когда Кирю пропадает, Маджима осознаёт, насколько редкая эта возможность. Каждый раз, когда Маджима наконец-то не может заставить себя встать, он чувствует, будто прикасается к сраной вечности, которую Кирю наверняка прячет в своём кулаке. Не просто касается — въёбывается в неё грузовиком на полной скорости. Красота — охуеть.
Время останавливается,
и можно глубоко вдохнуть, ныряя в тишину — хотя бы на пару милипиздрических мгновений. Спокойно. Заслуженно. Он улыбается без единой мысли, опустошенный и выслушанный. Неохотно открывая глаза, Маджима видит протянутую руку, и во взгляде Кирю читается отвратительно печальное понимание.

Маджима не знает, что чувствует, но это смутно напоминает желание дать пизды.


предупреждаю заранее, что я игрок на редкость медлительный (ваше представление о медлительности + пара месяцев сверху), так что имейте это в виду относительно собственного комфорта; пишу от 2,5 до 5 тысяч знаков, заглавные, без заглавных, хоть капсом, хоть заборчиком.

ролью или эпизодом в альтернативе, на серьёзных щах или с приколами, пейринг или не пейринг — мне не так уж и важно, главное, что мне бы хотелось поисследовать взаимоотношения между персонажами, оставаясь в рамках канона (это довольно легко, если брать во внимание, что сценаристы ргг сами себе порой противоречат). мне, как игроку, интересно, что происходит в башке у кирю, и я буду рад, если вы решите поделиться своим мнением на этот счёт.

ПОКАЖИ МНЕ, НА ЧТО ТЫ СПОСОБЕН, И РАЗЪЕБИ МЕНЯ СВОИМ ПОСТОМ, КИРЮ-ЧАН! а если серьёзно, будет круто, если поделитесь любым примером своего текста сразу, чтобы знать, сыграемся мы или нет. пишите в гостевую или напрямую в лс, там обменяемся всем необходимым для удобной коммуникации. обещаю, что вне игры доёбывать вас отовсюду не буду!!!! (unless?)

в общем, приходите. маджима ждал кирюху из тюрьмы десять лет, и я подожду. может быть, за это время даже успею ознакомиться с содержимым остальных игр (помимо 0, обеих кивами, тройки и семёрки), чтобы вам пересказать.

пример поста;

Даже если закрыть глаз, свет фонаря мажется по сетчатке пятном. Если уйти, непрошеные слова всё равно мажутся навязчивым импульсом.

Почему всегда так.

Если спросить себя: это всегда пот, всегда ком в горле, шум в голове, гул в висках, бесполезный сердечный мешок, который не получается остановить — это он, всё, из чего он состоит. Всегда возвращается к этому, по кругу, в "дом". Рубашка снова липнет к телу, его контур заканчивается там, где начинается холодный речной воздух; ход мысли заканчивается там, где начинаются вопросы. Вопросы не кончаются.

Нет роскоши бить наотмашь, бежать по прямой, получать прямые ответы. Некоторые мосты нельзя пересечь не опиздюлившись. Некоторые дороги нельзя перейти в принципе. Нельзя зайти за некоторые линии, не отправившись нахуй с поля. Маджима сворачивает с больших улиц в закоулки, от лучей стороннего взгляда; Сотенбори выучил его вот так танцевать. Маджима ненавидит танцевать, себя и Сотенбори.

Это всегда мелочи, крохотные детали, полутона — места, где он, может быть, оступится. Где он скорее всего оступится. Там, где всё определённо наебнётся — по той же причине, по которой он выбрасывает в мусор пакет с уликами или по которой подбирает выброшенные меморабилии. Зачем, почему. Если спросить себя, получишь ответ: ну и пошло всё в пизду. Это неверный ответ не на тот вопрос, но это всё, что получается сказать.

Часы — в кармане. Часики — тикают.

Было как-то честнее — с настоящими оковами на руках, цепи, металл, бетон, кровавые сопли, вот это всё. Постоянство. Когда Маджима лежит на полу, иногда получается вернуться к уверенности в завтрашнем дне.

Сейчас он ляжет и соберётся. Всегда собирается. Должен собраться. Сейчас он поднимется, откроет дверь, забьётся в тот угол, в который всегда забивается и—

Сначала это запах дыма, прорезавшийся сквозь речную сырость. Затем — силуэт у окна, в свете вечерних огней над водой, отражающихся в ней. Это сигарета в чужой руке, и собственный учащённый пульс, напряжение в мышцах, сжатые зубы, насильственный выдох через нос, убитый в зародыше порыв. Он стоит к Маджиме спиной, единственный в этом городе человек, который может себе это позволить.

Ждёт первое па.

— Сагава… хан?

0

3

saejima taiga; ryū ga gotoku


https://forumupload.ru/uploads/0019/fc/6e/6/407114.png

遠い記憶の中にお前を見る
Саэджиму он принимает, как нечто большое и неизбежное — как ЦРУ-шные взятки для ЛДП и военные базы на Окинаве, очередной нефтяной кризис или, допустим, дыру в озоновом слое. Саэджима Тайга вписался в этот ряд замедленных катастроф солидным противовесом, вытачивая из его бродячей жизни что-то осмысленное. Тайга с тигром на спине — это смешно, кансайский говор — тоже, это всё понятно и знакомо, и Маджима смеётся, принимая затылком тяжёлый кулак; похоже, к некоторым вещам он всегда неравнодушен.

*

見知らぬ二つの街が通り過ぎる
僕らの周りで海が血に変わる

Если и привязывать себя к чему-то, пускай оно будет несдвигаемым и конкретным — волной хоть и прибьёт, но точно не смоет.
Саэджима порой душный, как ебучая жара в апреле, с ней тоже хуй поспоришь. С этим можно жить, пусть приходится попотеть — капли ползут по чернильным полоскам, это всё глобальное потепление, сечёшь? Огребаем за собственное невежество, даже Шимано об этом говорит, а его обычно редко что ебёт.
Ясуко возвращается с пивом для них и ставит его в холодильник, и Маджима не может перестать говорить, потому что у её брата слов всегда мало и даже сейчас для неё не находятся: прикинь, дело-то как раз в холодильниках, фреоны, химия-хуимия, ты это, наверное, в школе проходишь, хотя откуда мне знать — на таких уроках я уже не был, Ясуко, но правду я скрывать не хочу, и меньше пользоваться холодильниками от этого мы тоже не станем, так что наслаждайся моментом, пока ещё можешь, ведь кто знает, что будет завтра, лады?
Саэджима, глядя в окно, прохладно изрекает "нихера ты философ", и злиться на него нет ни смысла, ни времени.

愛することと信ずることは違う
今ではお前を信ずることはできる

Во всем, что касается Саэджимы, есть эта тяжесть: грузная поступь, весомое слово, трудно дающаяся правда, неподъемные цели, и Маджиму это стороной не обходит. С момента, как они обязались быть братьями, он чувствует это и на себе: взваленный на плечи груз, сдавленность в груди, едва сглатываемый ком в горле. Тупую такую, тянующую боль. Это Маджима понимает. Это не всегда приятно, но всегда честно — как и сам Саэджима; тот никогда не даёт в нём усомниться, и такое редко где встретишь вне тоейских фильмов о долге и прочей романтичной фигне. Маджима — так вообще в первый раз. Он не может себе позволить это просто так проебать.

償いの影は僕を追い続ける
これがお前の復讐だと言いながら
自分自身が限りなく傷つく

Саэджиму он проёбывает не просто, а с осложнениями, с сопротивлением, несправедливо, остро и грязно; пятьдесят четыре, восемнадцать, три штуки на каждого; было два — стал один, видишь разницу или уже не видишь? Злая кровавая математика. Он остаётся на год, в котором его учат по ней считать. Если привязывать себя к чему-то большому, то и потеряешь ты действительно много; им всем хочется, чтобы Маджима считал себя пустым местом, но клятва слишком крепка и неделима, чтобы отнять и её. Она катится камнем по склону жизни, и он катится по инерции вместе с ней — он выходит сухим, он входит обратно в клан, он идёт по головам, набирает скорость, летит со свистом, срывает крышу, пробивает стену, пробивает дно.

Ему не страшно, больнее-то уже не будет.
Вот это заебись!

(僕たちの海は水たまりにかわり
青ざめた血だけが止まることも知らずに)

Пожизненное, думает Маджима, это не смертельно. Смертельный приговор — это не на всю жизнь. Тут не стоит однобоко смотреть на ситуацию, ха-ха! Смешно! Чё не смеёмся? Маджима заливается так громко, чтобы услышали все до единого; так звонко, чтобы достало до самого дальнего закутка самой унылой камеры. Чтобы всегда можно было услышать, где он. Маджима и залезет повыше, чтобы было видно абсолютно всем.

Чтобы он с лёгкостью Маджиму нашёл — и со всем этим наконец покончил.

遠い記憶の中にお前を見る


как оказалось, у меня есть много, что сказать относительно этих двоих! и это я ещё старался быть кратким.

НО НЕ ВЫШЛО

если по заявке показалось, что со стороны маджимы есть только фрустрация и чувство долга, то это не совсем так: и то, и другое есть в наличии, но хочется поисследовать и дни до покушения на клан уэно сэйва, где они молодые, шутливые и им всё легко, дать им побыть мелкими и тупыми, тусить и всячески бондиться. некоторые сырые хэдканоны уже имеются, но одному это придумывать неинтересно. давайте заполним пробелы, оставленные ргг студио, и попробуем вместе решить, как эти двое всё-таки познакомились и закорешались.

честно скажу, я сам не играл ещё четвёртую и пятую, поэтому стараюсь на данный момент особенно не спекулировать касательно их динамики после воссоединения, но это не значит, что меня это не интересует. основные события сюжета я знаю, ключевые (для себя) сцены посмотрел, надеюсь, поскорее подтянусь хотя бы просмотром всего прохождения. так что имейте в виду, что рано или поздно я захочу поиграть и что-нибудь по пост-гейму четвертой, пятой и вообще всем, что было между концом пятой (поплачем по кирю) и седьмой, так как тема переосмысления старого, принятия нового, постепенное разделение саэджимы из прошлого, саэджимы, с которым маджима разговаривал 25 лет в своей голове, и нынешнего саэджимы мне важна. и совместный бэйбиситтинг дайго, конечно, куда без этого.

КОРОЧЕ

https://forumupload.ru/uploads/0019/fc/6e/6/105405.jpg

ну и обязательные предупреждения из предыдущей заявки: в большинстве случаев пишу очень (и я имею в виду ОЧЕНЬ) медленно, размеры текста от 2,5 до 5 тысяч символов, до регистра не приёбчив и, естественно, никого за скорость отписи не пинаю. аналогично, как писал выше для кирю: маджима ждал братана четверть века, и я подожду. посоветую только сразу придти с примером поста куда угодно, откуда угодно.

ничто не критично — полноценная роль или игра в альте, жить смешно или умереть грешно в отыгрыше. разве что взаимоотношения хотелось бы близкие, но всё-таки братские, не раскачивайте лодку. потому что если раскачаете, то будет плохо, и плохо будет всем. могу вам и в глаза это сказать, готовы приехать послушать? не думаю, что на ролевочках вообще найдётся кто-то, кого бы интересовал пейринг на самом-то деле (как и роль в принципе...... но мы не об этом), но наблюдаю на него довольно активный спрос что в восточном, что в западном филиалах фандома, соу, йеах. лучше без этого.

выходи из тюрьмы, кёдай!!!!!!!

пример поста;

Даже если закрыть глаз, свет фонаря мажется по сетчатке пятном. Если уйти, непрошеные слова всё равно мажутся навязчивым импульсом.

Почему всегда так.

Если спросить себя: это всегда пот, всегда ком в горле, шум в голове, гул в висках, бесполезный сердечный мешок, который не получается остановить — это он, всё, из чего он состоит. Всегда возвращается к этому, по кругу, в "дом". Рубашка снова липнет к телу, его контур заканчивается там, где начинается холодный речной воздух; ход мысли заканчивается там, где начинаются вопросы. Вопросы не кончаются.

Нет роскоши бить наотмашь, бежать по прямой, получать прямые ответы. Некоторые мосты нельзя пересечь не опиздюлившись. Некоторые дороги нельзя перейти в принципе. Нельзя зайти за некоторые линии, не отправившись нахуй с поля. Маджима сворачивает с больших улиц в закоулки, от лучей стороннего взгляда; Сотенбори выучил его вот так танцевать. Маджима ненавидит танцевать, себя и Сотенбори.

Это всегда мелочи, крохотные детали, полутона — места, где он, может быть, оступится. Где он скорее всего оступится. Там, где всё определённо наебнётся — по той же причине, по которой он выбрасывает в мусор пакет с уликами или по которой подбирает выброшенные меморабилии. Зачем, почему. Если спросить себя, получишь ответ: ну и пошло всё в пизду. Это неверный ответ не на тот вопрос, но это всё, что получается сказать.

Часы — в кармане. Часики — тикают.

Было как-то честнее — с настоящими оковами на руках, цепи, металл, бетон, кровавые сопли, вот это всё. Постоянство. Когда Маджима лежит на полу, иногда получается вернуться к уверенности в завтрашнем дне.

Сейчас он ляжет и соберётся. Всегда собирается. Должен собраться. Сейчас он поднимется, откроет дверь, забьётся в тот угол, в который всегда забивается и—

Сначала это запах дыма, прорезавшийся сквозь речную сырость. Затем — силуэт у окна, в свете вечерних огней над водой, отражающихся в ней. Это сигарета в чужой руке, и собственный учащённый пульс, напряжение в мышцах, сжатые зубы, насильственный выдох через нос, убитый в зародыше порыв. Он стоит к Маджиме спиной, единственный в этом городе человек, который может себе это позволить.

Ждёт первое па.

— Сагава… хан?

0

4

delilah copperspoon; dishonored


https://i.imgur.com/WxyYOuo.png

Beware the wolf always, but trust the witch
and the sugar-crash, the star-lore and wind

В отличие от остальных убогих, тебе в этой жизни что-то положено.

Скалишь зубы, прячешь за спиной стёртые в кровь руки - знаешь, где твоё место. Молчать ты так и не научилась: это сделало бы твою жизнь легче, но лицо Джессамины смотрит на тебя с каждой стены, и её голос разносится эхом по дануолльским улицам - даже тем, на которые выбрасывают трупы. Мёртвых ты не считаешь - после похорон твоей матери никто из них не имеет значения, - но ты считаешь дни, которые должны быть твоими. В основном: учишься различать ядовитые растения от употребляемых в пищу и разделывать китовье мясо. Спишь на детских койках и донашиваешь оставшуюся от мёртвых обувь, которая каким-то чудом оказалась тебе по размеру, пока Джессамина заступает на императорский престол и принимает гостей в тронном зале, принадлежащем тебе. Грязь забивается тебе под ногти.

Когда по Дануоллу разносится новость о её смерти, ты ожидаешь облегчения. Тебя захлёстывает с головой ярость, потому что она обошла тебя даже здесь: скончалась быстро и у кого-то на руках. Тебе, конечно, не оставят даже этого.

Кисть ты берёшь в руки не от праздной скуки - чужие лица можно продать, и это кажется тебе хотя бы немного тебя достойным. Заводишь привычку разбирать личности на составляющие и приписывать каждой свой цвет - это, ты выясняешь, им всем невероятно льстит. Специально, впрочем, ты ищешь только Соколова - гений своего времени смотрит на тебя, как рассматривают куски мяса сомнительного качества, и впервые в жизни ты держишь язык за зубами. От него пахнет ворванью, красками и немного - порохом, и он вызывает у тебя по большей части раздражение, но ты почти не думаешь об этом, когда рисуешь.

Разумеется, Чужой говорит с тобой.
Это кажется тебе только естественным.

that shadows your cheeks with your lashes,
let the night swallow you whole again.

План не рождается в твоей голове спонтанно - не имеет ничего общего с вдохновением, накатывающим вместе с эмоциями от поцелуев и падающих на пол бригморского особняка мёртвых тел. Ты бы добилась своего в любом случае, но кости мёртвых китов, ломающиеся под твоими пальцами, просто упрощают тебе жизнь. Твои ведьмы смеются, собираясь вокруг умирающего смотрителя, шепчут ему ласково: тебе когда-нибудь было интересно, каково человечество на вкус?

Ты улыбаешься и продолжаешь делать лица.

Эмили Колдуин видится тебе бедным ребёнком - одиноким и мечтающим о доме. О возможности - власти - отомстить людям, забравшим у неё мать и её законное место. Разумеется, ты видишь иронию - ею остаются пропитаны твои первые наброски, которые ты сохраняешь из чувств исключительно сентиментальных, - но ты можешь больше этого. Достаёшь всё своё сочувствие и оставляешь его на холсте красками из Морли и Тивии. Рисуешь сострадание бережно и со всей доступной тебе нежностью.

В конце концов, ты понимаешь её лучше других. В конце концов, вы же семья.

Лучше других знаешь: ценность розы определяется её именем.


Я пишу без птицы-тройки (но имею нежные чувства к курсиву), в основном что-то в пределах 3-7к, иногда часто, но по большей части всё-таки не очень. Могу с большими буквами и могу без них, но мне очень важно, чтобы вы жали энтер между абзацами; от вас попрошу пример поста и любить Далилу (Делайлу? мне всё равно, ей-богу) так же, как её люблю я - нежно и с сильным желанием закатить глаза в череп. Ещё я ругаюсь в текстах и использую феминитивы, но это предупреждение на случай, если вас корёжит.

Остро нуждаюсь в чём-то с энергией these violent delights have violent ends и всех треков of montreal сразу. У Далилы менталити семидесятилетней старухи, которую обидела жизнь и которая отказывается с этим мириться, и я предлагаю смотреть на её персоналити через все картинки с "братва рвётся к власти" и "я себя не на помойке нашла". С каноном предлагаю обращаться в меру (или не в меру) вольно, книжки игнорировать (я не буду читать это) и при большом желании подёргать лор deathloop, потому что это прикольно, но это если вам тоже делать нехуй. Конкретных планов на игру у меня нет, вот такой вот я уебан, но хочу как-то красиво вгрызаться друг другу в глотки и, может быть, подёргать промежуток между первой-второй частями (или в целом что-то до doto, ну знаете, бикоз ов ризонс). Жду, люблю, надеюсь, все дела <3

пример поста;

Называй это отвратительно долгой дорогой домой, если хочешь: по трупам со вспоротыми изнутри животами и сгоревшим заживо старым друзьям — потрёпанный жёлтый кирпич и знакомые глаза, распахнутые в ужасе — старая история, даже если пустить её под нож и залить керосином. À votre santé — не-его-Логан расстроен, не-его-мать называет это так, щёлкает языком и прячет пистолеты; ожидаемо разочарован собственными ожиданиями от другого, предсказуемо будет удовлетворён только его пробитым черепом или разговором по душам — одно и то же в его случае, если существуют во вселенных постоянные, но Курт предпочитает альтернативу оборванной вендетте — находит это честным в этот раз, обходится малой кровью на зубах и бесконечным звоном в голове. Эта Линда ничего не замечает. Они успевают убраться оттуда быстрее, чем она вернётся домой.

(Она не его, само собой — он знает, знает, отношения между реальностями прозрачны и вылеплены из пепла, которым принято было посыпать голову. Господь бог не выдерживает критики: на твоей могиле дома — имя и набор эпитафий разной степени претенциозности, но с одинаковым чувством. И всё же.)

Каменные стены школы (здесь он смеётся, покачивается неудачно, в голову привычно бьёт запах серы, это предпочтительнее забитым бессмысленными лицами коридорам) носят имя Джин Грей в той же манере, что и побитые дождём надгробия, и от них тоже пахнет семейным склепом. Это хороший знак, впрочем: если осталось ещё, что заворачивать в коробку из цинка, это можно считать роскошью.

— Я не знаю тебя, — повторяет почти устало, хотя об этом она — безусловно — уже догадалась. Упирается ладонями в спинку кресла, цепляется хвостом за резную ножку, языком — за зубы. — Ты не знаешь меня тоже.

Она должна знать наверняка на этом этапе, так что он видит мало смысла в спиралях и петлях мёбиуса. Он здесь, в конечном счёте, чтобы поганить чью-то память — они все здесь за этим, то есть, в общей картине мироздания, неизбежность конца, к его стыду, оставляет его несколько склонным к нигилизму, но это забирается ему под кожу глубже, чем он рассчитывал — пускает когти куда-то в кости, застревает надёжно, отдирается — только с мясом и оседающим на языке раздражением. Не-его-мать смотрит пусто; её лицо ничего не выражает, и это всегда значит худшее. Курт догадывается смутно: он для неё меньше, чем был родной мертвец, но ей по большей части просто неловко, если эмоции ей вообще свойственны — её фальшивые сожаления рассеиваются одновременно с перспективой адамантиевых когтей под рёбрами, и она только поводит плечами. Смотрит в глаза в последний раз, внимательно и долго, кладёт ему руку на плечо и себе на язык — всю родительскую заботу: всегда лучше метить в голову — никого в этом мире ещё не останавливала дыра в сердце. Но это не значит, что нельзя заставить его кричать напоследок.

Он знает и без неё, конечно, но это приятно. Никто не понимает лучше матери.

— В моём мире, — склоняет голову к плечу и смотрит ей в глаза. В кабинете пахнет деревом и чужими духами, теперь, к тому же — его собственной кровью, но эти стены, он догадывается, уже видели это раньше. Портреты с пустыми взглядами и детские голоса за окнами — этот Ксавьер, он почти говорит, звучит как отличный парень. Есть или был — Курту без разницы, по правде, он заметил: мёртвые здесь не имеют привычки задерживаться под землёй надолго. Было бы приятно, если бы это относилось и к тебе тоже, но он знает лучше, чем мечтать о невозможном. Оставшиеся ему перспективы в разы понятнее. — Никогда не было Кэтрин Прайд. А если и была, то она не дожила до настоящего.

Здесь он медлит. Не специально — что-то мелькает за окнами. В её взгляде. Между линией плеч и пока-ещё-не свёрнутой шеей.

— Это скорее хорошая новость.

Конец света — в этом его основной недостаток — скучен до смерти, особенно когда дожидаешься его в одиночестве. Ему немного интересно, что она видит, когда смотрит ему в глаза: оборванные сожаления или, как он, просто ещё один разложившийся труп?

Он почти спрашивает.

0

5

long gaby; the gray house


https://forumupload.ru/uploads/001b/ed/6b/117/679123.jpg

ну и как теперь, он драйвов, тот начальный
хахаль? или выхухоль он собачья?
я влажнею от мысли, что я ничего не значу.
что я часть семьи;


Стены в туалете - трещины да заусенцы. Одеяло на кровати - лимонные корки под спиной. Подоконник у грязного окна Перекрёстка - сквозняк под поясницу и шуршащие шаги; холодные пальцы, липкие ладони. Влажные языки.
Габи мажет фиолетовой помадой впалые ключицы, кусает мальчишеские кадыки, выливается хриплым стоном и похабными словечками за воротник. Габи вдруг нужная, может быть, для кого-то важная, а не
напичканная таблетками, оглушающая тишина.

— А ты старательный, —
смелости придаёт мокрый лоб и спазм горла; Слепой чувствует, как заходится сердце, толкает его изнутри рёбер. Ускоряется, и вот-вот вывалится на усеянный окурками пол четвёртой спальни. Он оправляет чулки на длинных ногах, пальцы изучают крамольную истину: тело горит. Тело требует внимания, и его внимания всегда не хватает.
Габи не страшно: она не боится ни собственной пустоты, ни лёгкого ума. Габи никогда не приглядывается и не угадывает чужих эмоций: стоит оказаться прижатой к ободку унитаза, решение на поверхности
- я красивая? - она крутится перед зеркалом, отражение скалится потрескавшимся, веснушчатым ртом, лопается пузырь клубничной жевательной резинки. Габи далеко не глупая; она яростная. И может быть, иногда ей даже хочется жить.

Кто-то груб. Кто-то неопытен. Кто-то до скрежета зубов нежен - Габи нравится, в равной степени не думать о последствиях; чем честнее, тем больше ударов - за порогом Серого дома оставлены горячечные попытки говорить «Нет», проще не жить прошлым, жить выдуманным, искажённым под свои потребности. Габи носит высокие каблуки и смотрит сверху вниз; опускается на колени, и смотрит снизу вверх.
Нещадящая, нещадная, нещадимая.
— Что хочешь ты, скажи, —
она забирается на колени Вожака; короткая юбка, чулки в сетку, поношенное нижнее бельё.
Габи до одури боится остаться наедине с собой.   



предположим: однажды была девочка, и её сломали. сбили полюса и разозлили. однажды есть девочка, в которой сила - не красивая, углами наружу, паразитическая. в ней пусто и одновременно так тепло: девочка живёт ради себя, и любит любить. может быть, назло прошлому. может быть, в отместку будущему.
предположим: эти двое могут делить одно одиночество на двоих, когда скучно. эти двое не привяжутся. эти двое вовсе не существуют.
предположим: зарисовка на то и зарисовка, чтобы многое оставить за кадром. колесо сюжета попробуем раскрутить, как только появитесь. мне есть что предложить, только гляньте, бледный тот ещё лапонька.
* абсолютно всё обсуждаемо, взаимодействия и обстоятельства.
!!! перед непосредственным обсуждением, буду признателен пробному посту любой удобной тематики с вашей стороны. со своей — приблизительная манера письма, с которой придётся смириться, в зарисовке. это поможет исключить ряд проблем, сопутствующих несоответствию уровней и характера.
не ищу круглосуточного общения двадцать четыре на семь, ищу грамотного письма и понимания персонажа. категорически не обещаю «скорострельных» ответов на личные весточки и посты, так как большую часть моего времени бессовестно сжирает работа.
не могу привязаться к вам тенью и, тем более, не привязываю вас к себе. просто полюбите историю, и разделите её со мной.

пример поста;

иногда кожа глючит, говорит мне,
что именно я чувствую - подскакиваю от таких подсказок;


Кеды, зашнурованные друг об друга, висят на электрических проводах - Кагеяма поднимает голову и долго не отводит взгляда: сквозь тяжелые облака едва пробивается свет укатившегося за горизонт солнца, тренировки привычно заканчиваются за границей сумерек. Давно принято за данность - как последнему закрывать спортзал, так первому распутывать узлы волейбольной сетки; отдавая ключ школьному сторожу, каждый вечер склоняя голову в уважительному поклоне, Кагеяма снова и снова чувствует что-то помимо усталости, что-то тревожно поворачивающееся под рёбрами, толкающееся, растущее. И этот вечер не исключение - рядом снова маячит мальчик на пружинах, поддевает носком камень с дороги, лёгким тычком отправляет его в сальто-мортале, и Тобио вдруг слышит едва уловимое: под грудиной ведь тоже что-то крутится, мельтешит, подпрыгивает, роится довольным урчаньем от одного присутствия. Глупость. И глупый Кагеяма толкает перед собой велосипед - сначала Хинату замыкает секунды на три, на зрачках сеточка недоумённого «Он мой же?», а потом вдруг отпускает, разворачивает на триста шестьдесят, грудь колесом вспучивается и на выдохе словно все слова вселенной высыпаются, обо всём и ни о чем сразу; Кагеяма честно пытается слушать, и снова необдуманно предпринимает попытку не взбеситься - Хината, заткнись уже! - под опущенными веками расцветают разноцветные пятна: то ли солнечные ожоги, то ли чёрные дыры.

Старшая школа Карасуно пререкается с ним разными голосами: ухает, рычит, смеётся. Боится. Смущается. Дёргается, и Кагеяма делает взмах: крыльев за его спиной нет, но перед глазами хирургически выверенные линии:
— Ты можешь прыгать выше, —
говорит он, и снова делает пас выше привычного. Даже остановившись в шаге от победы на весеннем турнире, они не ломаются: следующий сезон обещает быть. Сезон? Следующий? Кагеяма трясёт головой, чувствует, как кожа лопается на локтях. Смесь асфальтной крошки и крови противно шипит, ш-ш-ш-ш, Кагеяма снова и снова трясёт головой в попытке остановить зычно вращающийся вокруг мир; в реальность возвращает человеческий вой, комками вываливающийся изо рта мужчины, перемазанного слезами, соплями и страхом. Кагеяма вопросительно нагибает голову, и только потом - горло отчаянно сопротивляется кислороду - в фокус попадает рыжая макушка, рука вывернутая под неестественным углом - Хината впервые умудряется открыть рот, но не произнести ни слова.
Как набирал 1-1-9, Тобио не помнит. Помнит лишь вдруг не свет, а мглу.

Эй, прекращай сдерживаться!
осознание, что мир существует за пределами волейбольной площадки приходит не постепенно (как хотелось бы), а наглым, борзым ударом в грудь.

А что плохого в короле?
Кагеяма не находит смелости признаться себе, что вот так обивать пороги больной палаты - а дверь закрыта, черт побери, закрыта - не эгоистичное желание убедиться в том, что будущий сезон всё-таки случится. В том, что всё нормально. В том, что это просто воспалённый мозг нарисовал много всякого ненужного, излишнего. Мужчина, находившийся за рулём автомобилям, складывается в поклоне, цепляется за рукава пыльной куртки. Рот заполняет вкус соли; Кагеяма уходит из больницы сразу же - смотреть в глаза уменьшенной копии Хината Шоё невероятно стыдно: почему?
И пусть тревожит, пусть нарочно нарушает:
бесконечно долгие дни начинают свой бег. Интересно, для Хинаты время тоже замедлилось?

— Идиот, ты нарываешься? —
Кагеяма долго думал на тем, что сказать. Не получилось.
Тишина, взвинченная до предела, касается щёк и холодных ладоней. На твоём месте должен быть я, - не произносится, но лопается в воздухе больничной палаты, вдруг ставшей пустой. Голоса команды грохочут в коридоре, Нишиноя что-то доказывает Азумане, так быстро тараторит, словно каждый из них стремится заполнить собой ту брешь, образовавшуюся пару дней назад.

— Бессмертным себя возомнил? —
Кагеяма делает шаг вперёд, дверь с нарочитым грохотом захлопывается за спиной.
Был скрип, стал треск. Взгляд падает в молоко перевязок и гипса, и желание уйти возрастает в стократ.
Блядь.

0

6

alexander joseph «lex» luthor; smallville


https://forumupload.ru/uploads/0017/5e/b1/2/642564.png

"Привет, Кларк", сперва говорит - Лекс очень вежливый всегда, "давай я решу твои проблемы".

А, нет, конечно: вообще-то он сказал немного не то; Кларк дорисовал за него междусловие, недосказанное да зашоренное, - потому что тоже вежливый ну очень. Кларку с участия такого немного (много, сильно) неудобно: где он, потому что, а где Лекс. Папа с мамой наказывали верно, что люди все (ну, на Земле точно) пред небесами равны; Кларк кивал поначалу - а потом в облаках оказался сам; Кларк кивать им продолжил, зная прекрасно - если того Лекс захочет, то небеса сравняются с землёй.

Лекс найдёт способ.

Лекс его оплатит.

Оплатить и откупить любые проблемы Кларка Лексу настолько по карману, что даже неудобно - за себя. Он хлопает Кларка по плечу и напоминает, что ему несложно; улыбается тепло, но раздосадованно, когда Кларк в очередной раз отказывается от его помощи. Лекс смотрит на Кларка с участием, слушая внимательно, как тот ему рассказывает про школу; про друзей; про популярную девочку, которая ему "ну нравится, но не прям, чтобы сильно". У Лекса, разумеется, цифры в голове, расписания и заметки; Лекс выслушает Кларка внимательно, проводит его до порога (предложит своего водителя - для галочки; Кларк всё равно откажется),
а затем хлестнёт скотча в бокал,
сожмёт челюсть
и примет входящий от отца.

Кларк честно не понимает, чем он Лексу так интересен. Кларк, отмечает Лекс, как щенок: не самый наблюдательный, во многом слепой, и очень, очень добрый; сравнения этого Кларк тоже не понял. Не замечает он и зависти в глазах Лекса, сидя у Кентов за семейным столом, твёрдо уверен, что проблемы Лекса с отцом решаемы абсолютно, а так же совсем не знает того, как Лекс вспоминает мать, младшего брата.

Кларк не в курсе, но Лекс своего младшего брата убил - своими руками.

Кларк не в курсе, но Лекс людей убивал и дальше - чужими руками.

Кларк не в курсе, но хорошим Лекс пытается быть до облысения (ха-ха, супер_шутка) сильно; пытается, и получается хуёво.

Доброты Лексу, ну, по генофонду, наверное, не перепало. Одно время, вот, пыжился доказать обратное - чтоб отцу поднасрать, не иначе. Потом - потому что теперь он общается с Кларком, а Кларк ему - как брат, - младший, - нужно приводить ему достойный пример. А потом. Ну. Что потом. Потом признался: себе да ему, - что Кларк добрый - настолько, трогательный - настолько, не по-человечески хороший - настолько, что Лекс с ним по-другому не хочет.

Лекс много чего не хочет. Например - давать утонуть тайне своего спасения. Или же странностям, окружающим очень хорошего Кларка. Лекс Кларка обманывать не хочет - и называет скрытый от обслуги архив в своём доме "недосказанностью".

Кларк не спрашивает, собирает ли Лекс на него материалы.

Кларк не спрашивает, приставил ли Лекс наблюдение к его дому и школе.

Обмана, значит, нет.

Лекс не очень хороший. Но Кларк ещё об этом не догадался.


что, собственно, за прикол - а вот!!!! люблю приколы!!! я очень люблю версию смоллвилльского Лекса и очень хочу отыграть на эту тему много всякого интересного. тучу чего хочу, вообще-то. например, слепить из двух вселенных (собственно, sv и maws; да, maws тоже - штука лёгкая, необычная и суперская) что-то своё. однако ежели хотите взять для образа что-то из комиксов (игр? он там был?), то против не буду - главное, чтоб вы были согласны на вайб.

вайб следующий: злодей и супермен начинали, как друзья, ещё с тех времен, когда злодей был (ну не прямо чтобы) не злодеем, а супермен - ещё совсем мальчишкой, который только начинает разбираться в себе и своих силах. скажу сразу, что пересматривать весь сериал необязательно - у смоллвилля МАКСИМАЛЬНО эпизодическое повествование, оттого достаточно будет нескольких серий, чтоб поймать как раз таки вайб, а дальше пробелы можно закрыть вики. ну или реально посмотреть пару сезонов. на ваш вкус.

по внешности! и графике в принципе! что хочешь ваще!!!!!!! можешь не-лысого, но по секрету скажу, что лысых я люблю.

по игре! обещать могу точно флафф и драму в ключе "ARE YOU INTERESTED IN WHO I AM OR WHAT I AM TELL ME LEX I THOUGHT WE WERE FRIENDS", романтику вот не обещаю (но все в ваших руках вдруг соблазните). так же я люблю и могу в комедию, поэтому было бы круто брать эпизоды в стиле типичный выходной в смоллвилле.

ну а теперь про общее. к обстоятельствам, при которых я преждевременно скажу до свидания, относятся: ролевая ревность, нужда в постоянном общении, частые заторы в игре.

ситуация с постами следующая: пишу малышей от 2к и выше, с большой буквы, могу с оформлением могу без (я иногда подстраиваюсь под сои потому что такая вот я подлизалка). спидпостинг не обещаю, но пост раз в неделю точьна будет.

пример поста;

Находясь на распутье важно для нахождения правильного пути заглянуть в себя, дескать только пропустив проблему через призму внутреннего конфликта является возможным заново уверовать в судьбу и смело шагнуть навстречу единственно возможному в данном конкретном пласте реальности исходу. Генос внутри может разглядеть лишь серийный номер и нечищенный core i5, соответственно шагнуть он может только нахуй.

Молиться наставнику на решение - и проблем своих, и себя, как ячейки в социуме, наляпистой, как паровозик из лего от пятилетки, - можно не только мысленно, но и вслух. Генос говорит ему: "Простите меня, учитель", будто сидят они на исповеди, а не в гостиной, ожидая сантехника. Дело в том, что Генос обычно столь тривиальными вещами занимался сам; ему повязки с инструментами на поясе не нужны - ключи все встроены в запястье вместо перочинного ножа. Ну, обычно встроены. Сейчас Геноса собрали по частям: разбросанным и закопченным, спизженным и одолженным, найденным - в кучах мусора, оставшихся от базы профессора Бофоя.

От доктора Кусено, потому что, не осталось уже ничего. В ассоциации передали, что вещи уцелевшие лежат на сохранении, подойдите, мол, заберите.

Генос забирать ничего не торопится.

За эту неделю в их доме не было грязной посуды, по полу не валялось ни одного носка, а гарнитур в кухне сиял ярче солнца (ибо что такое солнце перед его наставником). Генос много чем занимался - в хозяйстве всегда так. Генос, ну, правда много чего делал, только не того, что нужно.

Что делать нужно Генос не знал.

Можно отомстить, неясно только, кому. В теории можно всем. В теории, - опять же, - воздастся за всё должно каждому. Генос думает, собирая собачьи какашки по лужайке, что абсолютно похую, кто именно и когда воздаяние принесёт, а тем более - кому. Генос однако герой, в обучении находится - у героя, соответственно, данную цепочку необходимо немного скорректировать.

Например, можно мстить всем монстрам. Злодеям там ещё, безумным учёным, пришельцам. Первопричины выяснять - оно долго и нудно, казалось бы, а нужно, так учитель говорил (вроде бы). Его учитель - это не какое-то ссыкло ебливое, а уважаемый и вдумчивый человек, который может и ебёт порой наугад, но делает это вдумчиво. Геносу останется лишь помогать ему, в бою и в быту.

Ну, звучит как вариант.

— Я вернулся, - устраивая свою обувь к самому краю, Генос не заметил в прихожей ни одной отсутствующей пары, — учитель, Вы определились с тем, что хотите на ужин?

Не надо калибровать сенсоры, чтобы достоверно понимать, что от псины воняет, а отпечатки её лап в коридоре необходимо отмыть как можно скорее. Генос смотрит на грязное животное взглядом тяжёлым, но ничего не говорит.

Генос всю неделю так молчалив, что немного, наверное, страшно.

0

7

kaeya alberich; genshin impact


https://i.imgur.com/NXUn7vL.png

тарталья одет в неприметную одежду, ворот серой водолазки плотно прирастает к шее. на улице непрекращающиеся дожди, линия горизонта скрывается за тянущимся косяком тумана и сигаретного дыма от дотлевающей самокрутки. почти везде в округе лес и монстры. шпили елей тыкаются в смог как в сладкую вату со вкусом мертвой поэтики. у чайльда от этого вида спокойствия, имеющего привычку впоследствии оказываться презервативом, натянутым на гранату без чеки, начинается приступ неконтролируемой тошноты. он оттягивает рукава черного плаща, поглядывая на часы. в лужах на досчатом полу — навес над крыльцом прохудился еще когда аяксу было пять и дед был жив, потом просто перестали приезжать — отражаются мыски его черных армейских сапог. натертые ваксой, они были и будут тартальевской гордостью, доставшейся от службы у царицы. чайльд наклоняется, чтобы увидеть себя. в отражении волосы едва ли рыжие, а лицо счастливое. хочется плюнуть.

чайльд так и делает.

серьезность разбивается — и превращается в вечную панихиду. лицо — мертвая статика поселившегося ужаса.

— ты опоздал, — говорит тарталья, когда к осочертевшему домику в ста километрах от морепеска размашистым шагом приближается фигура в таком же черном плаще. сапоги у него легкие, кавалерийские, каблук разбивает отражение в луже с неприятным хлюпающим звуком. теперь и не скажешь, что кто-то туда харкнул. — ты всегда опаздываешь.

— жизнь вообще чудовищно несправедливая штука, аякс. уж это ты должен понимать, правда?

кэйя протягивает руку. тарталья на заточенных рефлексах передает отсыревшую в непроглядно стоявшем тумане сигарету. погода портится день за днем, лето в снежной как зима в мондштадте — одно название и предвкушение, подорванное на корню.

у кэйи нет повязки рядом с тартальей.

кэйя знает, как тарталью бесит, когда его называют аяксом.

они жмутся под козырьком серой крыши, путаясь в длинных рукавах. кэйя стягивает капюшон с головы. смольные волосы, едва заметная родинка около левого глаза и тлеющая сигарета, зажатая между сухих губ. у него красные белки, словно он не спал месяцами, и край болезненно острой тоски глубоко в зрачках. волосы у лба смешно вьются из-за влажности, кудряшки спадают на брови. тарталья почти касается завитков своей грубой рукой, но кэйя отшатывается на ровные сорок пять градусов. тарталья громко хмыкает и поджигает вторую самокрутку. в такие моменты приходится действительно скучать по дилюку, потому что он единственный, кто мог бы зажигать им сигареты безо всякого напряга.

вода с козырька льется чайльду на правое плечо. кэйя притирается к нему слева, где суше, и жмется к теплу. их плечи соприкасаются и в моменте даже кажется, что ничего дальше этого старого домика посреди леса нет — ни войны, ни бездны, ни зова каэнри’ах, ни выбора — проблема вагонетки не проблема, если ее не существует в пределах досягаемости. только старое крыльцо на даче родителей аякса.

потом тарталья вспоминает, что аякс мертв. становится тупо и глухо. никак.

кэйя, удерживая зубами дотлевающий бычок, достает свернутый пергамент, перевязанный бечевкой. тарталья прячет руки в карманы плаща, делая вид, что не ему. они стоят в тишине, глядя на непробиваемую завесу начавшегося ливня. похожие на вестников смерти, отпевающих свой последний затянувшийся аккорд — полумертвые и недоживые. так они пытаются унять горе и поделить свое собственное на двоих. кэйя свободной рукой находит ладонь чайльда, потому что так легче и проще — у детей бездны свой язык.


оффтоп 1: у меня есть конкретное соображение о кэйе, есть точное представление его прошлого и будущего, так что ! варнинг ! будьте к этому готовы я навязываюсь я наглый

оффтоп 2: я не люблю рисованные и люблю фанкасты, чего и всем советую, ну ю ноу

итак: дарк!ау, все живы — никто не счастлив, эйдж ап всему контенту генша, потому что энивей д а, кровь, мясо, смерть, ужас войны, поле сесилий — все в комплекте, если по приколу, где-то тут могло бы быть про сюжет, но я extremely bored и не умею заявки, зато умею в посты, распишу все на кучабукв в лс, много драмы, много несчастья, клише через тернии к звездам, shit talking and shit going maybe not idk, и вот тут по закону жанра про то что 3-6к любыми буквами, пост в неделю — круто, очень!!! важно, приходи в лс с примером игры, потому что да (:

и я еще не говорю про альбедо, который нам нужен но мог (и буду) и если бы я умел в заявки я бы написал тысячу для него одного

пример поста;

обязательно smalimg

0

8

óðinn; norse mythology


https://forumupload.ru/uploads/001a/df/3a/2/590630.jpg

why not devour all that you are given? all that you have not been given?
between a predator and its prey there is only hunger, and desire has no direction.

Себя Ты отдаёшь без остатка — самому себе, власти, знаниям, рунам, и, конечно, своему роду. И никакому другому: ни ванам, ни кровным братьям, ни йотунам, ни троллям, ни-ко-му. Они зовут Тебя Всеотцом прикусывая языки, потому что Тебе так нравится. Все эти отцовьи глупости пришли из Рима, и настоящих богов, которым поклонялись крестьяне, вытеснили фантазии о патриархе с неба.

Мир вышел из Имира, первого из йотунов, великого телом и хладного духом, а у тебя, Alfǫðr, были отец, прадед и братья, помогающие расчленить первого из нас. Миф о сотворении ты знаешь, но вспомни другое: крови в Имире было столько, что освобождённый железный потоп оставил в живых лишь одну йотунскую семью. Так асы сотворили первый геноцид — но какая разница, если Ты уже занёс ногу, и тело Твоё зудит, требуя идти дальше. Прогресс, эволюция, геноцид, всё для тебя одно.

Имира датчане и немцы теперь изображают уродливым великаном, неандертальцем в окружении юных асов, прекрасных, как слеза девственницы. Если пошучу, что с этого началась идея немецкого превосходства, ты посмеёшься? Ох, прости, Ты.

Ты пользуешься хитростью, умом, рунами, творишь сейд,

глаз пришлось выскребать слишком большим ножом, и вышедшая наружу прямая мышца торчит, как кусок проводки. Мимир промывает его в источнике и, немного подумав, разжимает призрачные пальцы. В воде глаз похож на помятый мячик для настольного тенниса, когда опускается на ласковое илистое дно — Йорд чувствует покалывание в затылке. Говорят, этим глазом Один смотрит в потусторонний мир или хотя бы будущее, но ей никогда не было интересно настолько, чтобы спросить. Она вспоминает об этом, когда рождается Тор — не зря Рунатир девять дней висел на дереве, прибитый своей же зубочисткой, точно знал, что из этого получится. «Один плюнул в землю, а я растёрла, так ты и появился.»

Что для тебя девять дней и девять ночей в петле повешенного? Боль ты берёшь в руки, в зубы, в глаз, в грудину, вокруг шеи и внутрь головы, хорошо зная: страдает лишь тот, кто боли подчинился; тот же, кто сам её призвал, вооружился и воспользовался ею, на ладонях видит не кровь, а власть.

Как же ты голоден, если бы Йорд могла, намешала бы тебе и сочувствия, и восхищения. Wōdanaz, яростный и безумный, опустошитель миров с дырой там, где у смертных находится грудь, а в ней — чёрная дыра ненасыщения, влекущая ко всему, что тебе не подчинилось. Бальдр умрёт, мы знаем об этом. Рагнарёк — лишь знание, подсмотренное в глубинах сейда, и свершающимся предсказанием его делаешь ты, Один.

Каждый твой шаг приближает приход Сурта, уставшего от непрекращающейся трапезы. Сурт говорит: хватит. И весь мир покорно сгорит дотла, хотя и этого ты не увидишь из брюха Фенрира. Выжженная земля слившихся миров приветствует новый мир.

Хороший финал для того, кто не смог проглотить всё.


Начнём с самого страшного: не нужно быть экспертом по Эддам и Снорри Стурлусону, достаточно понимания того, что происходит в этой хронологии распада божественного и человеческого. Тут важно сойтись взглядами: Один — не пример для подражания, а типа предостережение, но кого это ебёт! В Эддах есть гениальные идеи божественное>хтоническое, то бишь победы разума над природой, а это классический нарратив, который очень любят фашисты и консерваторы. Хаос будет подавлен, Другие будут повержены. Так что мудрость Одина идёт на интересные вещи, как бы на благо, но только империй, счастье для всех, у кого в документах указана правильная национальность, процветание для тех, кто отдаст всё, что у него есть, не меньше.

Если согласны, ставим лайк залетайте к нам, высокодуховных разговоров будет меньше, чем базарных шуток, есть наш сына-корзина, несчастная безотцовщина, и желание писать небольшие (2-3к) посты хоть заборчиком. Любить вряд ли будем, тут без вариантов.

пример поста;

Они таскают его засохшую кровь в ампуле трижды в год, и трижды святой Януарий являет им с небес чудо: тромбоциты расклеиваются, кровь разжижается, Неаполь ликует. В восьмидесятые, когда чуда не произошло, девяносто одним толчком Terremoto dell'Irpinia вогнал пять тысяч мертвецов прямиком во вспаханные объятья матери земли. Святые в тот день, наверное, закрыли глаза.

«Как бы не случилось чего», говорит набожная соседка, возвращаясь домой в последний день крёстного хода: мощи Януария исправно несли неделю, но в чуде было отказано. Йорд молчит, Везувий тоже.

— Италия не видела плинианских извержений почти две тысячи лет, — она склоняет голову вбок, смотрит ему в глаза.

Он даже не прикоснулся, но что-то сжатое, как пружина, заставляет медленно отстраниться. Пространства от кожи до кожи — сантиметр — два сантиметра — три сантиметра — она выдыхает пудровым облаком извести.

Дети соседки, носящие неприятные Йорд имена и ещё менее понятную привычку приезжать из пригорода раз в месяц, пару часов назад носились по прилегающей территории. Первый падает с велосипеда почти ласково тормозя коленями и ладонями, и ласка мягкого гравия неминуемо проигрывает тонкому, почти свинячьему воплю. Дети Асгарда лишены неуверенных походок, падений, слёз, они выходят взрослыми, цельными. Тор, которого служанка, отводя глаза, отмывала от чернозёма; Тор, вытянутый из земли за обе руки, как ель; Тор, на месте рождения которого бы вырос Old Tjikko. Один забрал его практически сразу — а злится мальчик опять на неё.

— Улыбка. Подумаю, если будешь себя хорошо вести.

Гроза растворяется в обещаниях.

Она опускается обратно к пионам, по касательной задев колено Тора, — не заметила, конечно же. Земля в его руках выглядит чужеродно — будто сжал пригоршню йордовых волос и не отряхнул руки. Отвернув лицо, Йорд наощупь накрывает его ладонь своей, сдавливает несильно:

— Нет. Ты знаешь, какие глубокие ямы нужны пионам? 60х60х60 сантиметров. Утром насыпала туда дренаж: гравий и галька. Почвенная смесь, — она перехватывает инициативу, почти призрачным прикосновением перехватывает саженец из его руки, — идёт следующей.

Переходит на шёпот: «1 часть перегноя, 1 часть торфа с нейтральным pH, 2 части верхнего плодородного слоя грунта.»

— В яму засыпаем почвосмесь, — она указывает на пакет за их спинами: подай, — потом делаем бугорок, и вот сюда корневище нужно на четыре сантиметра опустить так, чтобы почки были заглублены на 5 сантиметров.

Йорд руководит его ладонью своей: Тор наверняка решит, что из ненависти. Йорд посмеивается. Покажите мне того, кто справится с пионами без каких-либо навыков.

— Остальное засыпаем грунтом. Когда ты пришёл, я заканчивала с другим кустом и мульчировала его корой.

Встаёт: возвышаться непривычно, но вид хороший. Его ладони испачканы, взгляд прикован к земле. Мысли наверняка дребезжат, но на этом её рефлексия заканчивается. Она улыбается:

— Так-то лучше.

Кладёт руку на его макушку. Волосы диковинно мягкие.

0

9

alicent hightower; a song of ice and fire


https://i.imgur.com/wkKx3Qy.gif https://i.imgur.com/rhNagVP.gif

taylor swift - seven
taylor swift - ivy

Алисента - это рыже-каштановые кудри.

Алисента - это робкая улыбка.

Алисента - это множество рассказанных друг другу историй.

Алисента - это ободряюще сжатая рука.

Алисента - это теплое объятие. 

Алисента - это голова, удобно лежащая на ее коленях в богороще. 

Алисента - это одна из немногих людей в Красном Замке, которым можно доверять.

Алисента - это объявление о помолвке с отцом, не успел прах королевы Эйммы развеяться.

Алисента - это горький вкус предательства близкого человека.

Алисента - это королева вместо матери.

Алисента - это мать долгожданного первенца короля вместо подруги принцессы.

Алисента - это мать узурпатора и далеко не последний человек в зеленом совете.

Алисента - это враг. 


В плане биографии Алисенты хочу взять за основу сериал, то есть, Алисента - плюс-минус ровесница Рейниры, а с детства они были подругами, или даже очень хорошими подругами, если вы понимаете о чем я.
Планов на игру много: сыграть 50 оттенков черно-зеленого стекла, раскрыв подробнее различные каноничные моменты, и удариться в альтернативу. Могу также предложить модерн-ау, потому что там будет проще украсть тебя с твоих холодных вершин моральных устоев. А в основной игре можешь осуждать меня полностью, мы с дядей всегда готовы подкинуть для этого основания. ~

По форме и размеру постов особых требований нет, могу подстроиться под то, как тебе удобно. Единственное - третье лицо предпочтительнее, или как минимум точно не второе, мне правда трудно такое воспринимать.
И еще настоятельно попрошу не пропадать по-английски - черкни, пожалуйста, хоть пару слов в общую тему уходов, если вдруг что-то пойдет не так.
Очень-очень тебя жду.

пример поста;

and that's why he's spinning 'round in my head
comes back to me, burning red

Рейнира удрученно слушала восторженные щебетания девушек из своей свиты о том, как скоро за ее руку будут соревноваться лучшие женихи всего Вестероса. Сама она этих восторгов не разделяла - были лишь глодавшие ее изнутри волнение и тревога. 

Вскоре к ним прибавилась и скука. Высокие и низкорослые, стройные и тучные, согбенные старцы и юнцы, а иногда и вовсе дети, кажется, лишь недавно выбившиеся из-под крыла кормилиц - никто из этих женихов не привлек ее внимания. Многим, впрочем, оно и не нужно было - кто-то упоенно рассказывал о себе так, что собеседница чувствовала себя в этом разговоре лишней, кто-то видел в Рейнире лишь способ выгрызть себе и своей семье побольше власти. 

Если какое-то время новизна происходящего и волнение еще держали ее внимание, то вскоре Рейнира начинала походить на застывшее изваяние, сидя на приемах с отсутствующим выражением лица, крутила в руках подвеску из валирийской стали, давний и дорогой для нее подарок дяди, который так идеально подходил к ее красно-черном платью таргариенских цветов. Зато вот что юный Бракен, что юный  Блэквуд смотрелся бы рядом с ней одинаково нелепо. Рейнира изредка удостаивала их ядовитыми комментариями, мечтая только о том, чтобы эта пытка поскорее закончилась. 

Одному стоило прирезать другого, чтобы принцесса неохотно вернулась из своих мыслей и правда всмотрелась в своих женихов.  Как не иронично, сир Кристон тут же галантно предостерег ее от этого зрелища. Впрочем, Рейнира с радостью бы не смотрела и на тех, что стояли вокруг целехонькие с растерянными рожами. Что и сделала, сбежав прочь раньше времени. 

То, что отец был этому не рад - это мягко сказано. Сложно было видеть гнев и разочарование в глазах человека, для которого ты всю жизнь была источником радости и восхищения. Даже когда Рейнира в детстве доводила опекунш до белого каления своими выходками, отец разве что добродушно посмеивался. 

Сейчас же всё было по-другому. Принцесса будто чуму с собой привезла, и хотя она сама была заинтересована в общении с немногими придворными, теперь она чувствовала себя еще более одинокой, чем в толпе отпрысков всех этих знатных домов. Визерис не удержался от запланированных турнира и пира, хоть и подчеркнуто уделял все внимание юной жене и маленькому Эйгону, словно дочь все еще была за много лиг от столицы. Это уязвляло, но ничего не оставалось, кроме как скучать в толпе, поджав губы и продолжая крутить в руках то всю ту же памятную подвеску, то кольца. 

Тоска от происходящего сменилась волнением, которое захватило и Рейниру, и толпу вокруг. Красная точка на небе приближалась к ристалищу, чем ближе - тем сильнее волновалась толпа. Волнение Рейниры становилось все более приятным, впрочем, по мере узнавания. Она с детства, как только оседлала свою Сиракс, летала бок о бок с этим алым драконом. И хотя не видела его долгие и долгие годы, ошибиться было нельзя. Караксес принес на спине и своего наездника. Не успели только присутствующие ахнуть от того, что прямо перед ними уселся дракон, обдавая их жарким дыханием, как вниманием придворных завладел спешившийся принц. 

На голове Деймона Таргариена красовалась корона, не чета той, что была на голове у Визериса, но тем не менее появиться в ней перед королем было неслыханной дерзостью. Какие-то считанные мгновения тянулось напряжение, но оно сменилось восторгом, когда Деймон презентовал корону брату, показывая, что он приехал ради мирного воссоединения, а не чтобы бросить брату вызов и устроить очередной мятеж, как на Драконьем Камне много лет назад. 

Рейнира наблюдала за этим всем как завороженная. На мгновение захотелось ущипнуть себя - может, она просто задремала на смотринах женихов? Дядя, впрочем, не спешил подходить к ней, а может, Визерис просто намеренно не отпускал его от себя. Рейнира лишь иногда пересекалась с ним взглядом, потому что то и дело посматривала на него украдкой, мало интересуясь ходом турнира и светскими разговорами на последующем пиру. 

Явно исполнявшая сегодня роль прокаженной принцесса развлекала себя угощениями, пока наконец-то присутствующие не рассеялись настолько, что некому было вклиниться в их с дядей разговор. Хорошо, что отец предпочитал ложиться спать рано, а томимая своей беременностью Алисента тоже была рада скрыться в покоях. Вместе с королевской четой удалилась и львиная доля придворных. 

- Ao've issare jikagon tolī bōsa.

Рейнира надеялась, что по ее тону была незаметна обида. Все, что было у нее вместо дяди в эти годы - его бережно хранимые подарки да очередные обсуждения его похождений на Малом Совете, где Рейнира служила чашницей и много-много раз слышала сетования в сторону принца, в особенности от десницы, даже когда принц начал побеждать в войне, которая была во благо державе. Почему Отто Хайтауэр не мог затеряться где-нибудь на годы? 

- Skoro syt gōntan ao māzigon arlī sir?

Деймон тоже изменился. Его кожа явно привыкла к палящему солнцу и морскому ветру, волосы теперь были коротко острижены. Но было и что-то еще, что-то неуловимое во взгляде. Интересно, каково было ему все эти годы на Ступенях, где, по представлению Рейниры, было мало чего интересного - солнце, море, скалы, полчища кровожадных врагов, и так по кругу. 

Рейнира охотно подошла ближе и приняла подарок, на мгновение коснувшись загрубевших пальцев дяди. Она покрутила странный дар в руках. Это явно шло вразрез с их давними традициями, когда подарки дяди были и более увесисты, и более ценны по общепринятым меркам. Сейчас, впрочем, Рейнира жаждала получить и другую часть обычных подарков - истории. Дядя сопровождал многие подарки историями, некоторые из которых заставляли Визериса закатывать глаза и реальность в них была явно приукрашена - но для маленькой Рейниры чем больше вымысла, тем лучше. 

Сейчас же она, пожалуй, была бы рада узнать историю этого подарка, пусть даже не слишком замысловатую. Война была всего лишь поводом, потому что для драконьего наездника не было большой заботой пролететь через море в столицу. Рейнире хотелось спросить почему дядя покинул двор - покинул ее - на столь долгое время, хоть даже ответ и был очевиден. 

- Откуда это? - подвеска из клыка, конечно, не шла ни в какое сравнение с инкрустированным рубинами валирийским ожерельем. Но любопытство Рейниры было вполне искренним.

0

10

yuriy tatishchev; tale of bygone years


https://forumupload.ru/uploads/0017/96/42/2/310807.png

че бля инск // как же парня жизнь помотала // скажи триста // тубик, пневмония, рак легких (нужное подчеркнуть) // зощенко почитай // жители метеорита с ужасом наблюдали приближение челябинска // батя бумер постоянно рубится в танчики // гомофобия и отвага // окружен промзоной, но не сломлен // с костиком (не геи)


лучшие времена остались позади, чего уж о них вспоминать.

самой чистой вещью в его квартире был костин платок, и то недолго. быстро заляпывается кровью, с носа течет, опять что-то не так, и надо бы злиться, ругаться, проклинать хоть кого-нибудь, но виноватых нет, силы воли - тоже. юра вытирает ебальник, пожимает плечами, мол, похуй плюс похуй, и на помощь себе никого не зовет. костя приходит сам.

татищев парень простой, звезд с неба никогда не хватал. много работал, как и все из местных, где-то проебывался, где-то дела постепенно шли в гору, все как у всех. старший брат - невыносимый заносчивый петух, но родная кровь, нахер же не пошлешь. дети - слишком самостоятельные, стесняются его, но так даже проще, меньше забот. лучший друг - всегда номер один, за ним не поспеешь, но завидовать не получается, костя - нет, ха-ха, катя - слишком хороший парень. даже любовь - и та безответная, но аня рядом, пускай ворчит, но иногда, на скользком нечищеном тротуаре, держит юру под локоть, и от этого так по-дурацкому хорошо, что щеки алеют не от мороза.

пропахшую табаком комнату бесполезно проветривать, с улицы пахнет не лучше. от слякоти вечно сырые кроссовки, за новыми идти безбожно лень, а легкая простуда - это полбеды. тремор в бледных пальцах, закупки только блоками, работа из чувства долга, чисто по инерции, чтобы костю не расстраивать. протереть зеркало в ванной перед его приходом, чтобы увидеть в отражении черно-белую, словно слякоть, словно это черное небо над городом, физиономию. иногда лицо юры разбавляют красные пятна - след аниной помады на щеке или размазанная по рту кровь из глотки. белоснежные костины платки даже пачкать об себя стыдно.

кому-то просто не везет. плохое время потрепало хороших людей, страницы из книги сыпятся одна из одной. всем этим братьям-сватьям нельзя доверять, детей ничего хорошее тоже не ждет, а любви твоей только дай повод поиграться с таким дураком. эти чувства ее обижают, какой стыд, какая нелепость, ее должен был полюбить кто-то получше. юра знает: кто-то такой безупречный, как его лучший друг. неведение - это великое благо. главное вовремя увернуться от его рук, раскрытых для объятий или протянутых в помощи, не касаться костиных плеч дрожащими пальцами, даже если земля уходит из-под ног. какая-то слишком людская драма.

все как у всех.


как я пишу: могу лапсом, могу с заглавными, без троек, в третьем лице, со средней частотой и с разными размерами; я не называю в своих постах/текстах персонажей по топонимам, но мы можем это обсудить;
что я хочу писать: пока что что-то ближе к текущим временам и к девяностым, но разогнаться могу в любые эпохи; к хэппи ендам испытываю легкий кринж, пока тяжело представляется какой-то компромисс в ситуациях, где нет любви, поэтому хочется простого человеческого страдать и рефлексировать про в общем я его люблю а он меня нет под саундтреки из брата два;
что от вас требуется: пост в личку, чтобы сверить часы, и отсутствие стремления к всратым фанкастам, давайте не будет натягивать чонгука на глобус! спасибо

пример поста;

Почему-то Косте думалось о своих зубах. При всей его тяге держать все под контролем, ему раньше не приходилось просчитывать заранее, какую часть организма будет терять обиднее всего. Импровизационно получалось, что заботили его именно зубы, а конкретно эта ситуация была неконтролируемой изначально. Могло казаться, что челюсти он стискивал, чтобы не заорать от боли, но Костя был честен перед собой: в горле не рождалось никаких звуков, в голове тоже было кристально чисто. Зубы сжимались, голова опускалась все ниже к груди, где в клетке бешено-бешено билось стальное сердце.

Оно откликалось на Анины крики, которые оглушали, несмотря на то, что она не была рядом, плакала откуда-то издалека. Когда Костю ударили в первый раз, она кинулась к нему, позабыв об инстинкте самосохранения, но один пацан от наехавшей банды отпочковался и, быстро скрутив ее, оттащил подальше, в сторону. Аня сперва ругалась, материла, грозила всем, чем могла, но потом Костя упал, и она стала умолять – их сломало синхронно, одновременно. Он так не хотел, чтобы ей было больно, но выбора им будто никто не оставил. Обстоятельства, люди, время.

Косте так было легче, он все сделал правильно, даже если заныли ребра и залило кровью глаза. Аня поплачет, но будет цела, а он скорее заживет от любых ран и срастит все кости, чем сможет простить себе, что ее не защитил. Костин мир все еще был черно-белым, где добро и зло безошибочно зеркалили друг друга, никогда не пересекаясь. Если бы Костя открыл глаза, над ним было бы серое небо, но он лежал на сером асфальте, пока его били, и думал, что так ему легче.

***
Пейзаж за окном казался зацикленной пленкой. Сам по себе выглядел умиротворенно и безобидно: ровный строй высоченных сосен сменялся поворотами в маленькие деревни без опознавательных знаков, бетонный коробок заброшенной остановки вдоль дороги – широким зеленым оврагом, будто кто-то выгрыз кусок земли. Но все повторялось уже второй час, меняя лишь оттенки и степень тусклости, а смысл оставался прежним. Никому не нужная, богом забытая дорога.

Асфальт давно сменился на грунтовую, стоило лишь оставить позади границы города. На очередной яме автобус подбросило, и плечо Юре заметно придавило тяжестью.

– Кать.

Костю сморило в сон, усталым он последнее время был сильнее, чем прежде. Не отчитывался, конечно, но понемногу и неохотно рассказывал, что появились какие-то дела. Раздраженное, злое лицо Юры, сведенные к переносице брови, резкость в каждом движении все еще работали как надо: Костя был готов справляться с чем угодно, только не с затаенной агрессией друга.

Юру доебывали молчанки и собственное бессилие.

Втроем они больше никуда не ходили.

На очередном повороте тяжелая голова Кости опустилась сильнее. Плечо Татищева – острый угол костей – вряд ли было удобным, но тот не просыпался, убаюканный долгой монотонной дорогой. Юра скосил взгляд: светлые пряди с темными на макушке перемешались неровно.

– Кать, – позвал он настойчивее.

Костяшки на его руках с того дня больше и не заживали до конца, рано или поздно Уралов снова приходил, усаживался на кухне и обхватывал ладонью чашку с чаем, чаще – бутылку холодного пива. Ссадины горели алым огнем или сохли старой коркой, но неизменно были.

Костя все не отзывался, ресницы его ничуть не подрагивали, дышал через приоткрытый рот. Юра опустил взгляд ниже: его ладони, сцепленные в слабый замок. Косте все эти мелкие раны шли, придавая до жути героический вид. Наверное, теперь именно так выглядят герои этого времени.

Татищев легонько коснулся сбитых костяшек – едва ощутимо и только самыми кончиками пальцев. Не было никаких чувств: ни страха, ни волнения, ни трепета. Было знание – такое же уверенное и сильное, как Костя – что долго такое не продолжается. Вся эта дорога, какой бы тоскливой и безнадежной ни была, рано или поздно закончится. Юре из пункта А в пункт Б нужно было довести лишь себя с детьми и парой друзей целыми и невредимыми.

В салоне нельзя было курить, и это изводило.

– Кать.

Позвал он строже, чуть повысив голос. На каком-то лихом обгоне автобус снова занесло, Костина кожанка скрипела об олимпийку на Татищеве. Он падал все сильнее, Юре было все неудобнее, но Костя был какой-то неумолимой стихией, согревающей темной волной, что тащила за собой, не позволяя вырваться.

Юра даже не понял, отчего ему стало труднее дышать.

– Костян!

Тот вскинул голову, заехав ею по чужому подбородку.

– Ой, извини, пожалуйста, – за все и сразу, заглянув Юре в глаза. В ответ ему невнятно пробурчали, а ровное дыхание вернулось не сразу, как Татищев распрямился. Костя рядом широко зевнул, затем спросил сколько им осталось времени.

– Три остановки.

Одна за одной сменяющие друг друга.

0

11

vodyanoy; slavic folklore


https://forumupload.ru/uploads/001b/ed/6b/6/766362.jpg

вариант 1:
- иди в задницу, царевна.
- только после тебя.
Водяной корчит из себя властителя болот, что прилегают к её царству, но пытаются жить отдельно. он надел корону, занял самодельный трон, нашёл несколько подданных и думает, что можно всё. Марья знает - нельзя. трон подводного царства однажды достанется ей и он будет вынужден подчиниться. как сейчас подчиняется отцу, хочет того или нет. то, что Володыка закрыл глаза на его игру в короля и не трогает, не значит, что он действительно стал царём. Марья глаза закрывать не будет. её Водяной бесит, как и все его шавки. она сжимает кулаки, делает пару глубоких вздохов и сдерживает первый, второй и все последующие порывы засадить ему промеж глаз меч кладенец, что пока в покоях отца находится (ненадолго). Володыка вызвал Водяного и тот пришёл, но корону надеть не забыл и трезубец в руках держит, навку рядом с собой, чтобы власть мнимую показать. Моревна смотрит на отца и дивится его спокойствию, а тот лишь дела королевские обсуждает.
- ничего, я до тебя ещё доберусь. - шипит в спину, а вода вокруг бурлить начинает. Водяной оборачивается, усмехается и уходит, а царевна чётко слышит «попробуй, коль достанешь.»
вариант 2:
- мне не нравится.
- мне тоже.
Марья морщит нос и фыркает. Водяной ей подражает. ему нравится эта игра, они начали её ещё в Нави. он знает, что раздражает её этим и ловит с того кайф. затягивается каким-то дерьмом, предлагает Моревне, та фыркает снова и затягивается своим. комнату окутывает облако дыма, воняющее смешанными вкусами. если Водяной и предпочитает сигареты, то не достаёт их в её компании (вероятно, пытается быть джентльменом, кто знает).
Марья вздыхает и смотрит на блюдце между ними. протягивает руку и призывает воду, та пролетает и парит над её рукой. Водяной усмехается, но предусмотрительно молчит. в былые дни царевне повиновался океан, её силы позволили заточить Кощея, а в круге все знали о ней и славили. сейчас же от этого осталась ладно если половила. наверное, он понимает её как никто другой. его силы иссякают так же, его жизнь как и её связана с водой, к которой в Яви относятся хуже, чем к людям. найти чистую воду, дающую жизнь, здесь невозможно. выпить, чтобы не отравиться - нереально. Водяной выдыхает очередную струю дыма и перехватывает струю с ладони царевны. жалкие встречи и разговоры в жалких попытках поддержать то, что уже давно сломано и уничтожено. Нави больше нет, силы остались как насмешка над прошлым, бессмертие предлагает вечную жизнь в этом дерьме. Марья не знает, как справляются другие, да ей и не интересно. но с Водяным хотя бы можно разделить общую боль, да и он забавный. бывает.


дополнительно: второй вариант предлагаю как основной, это нечто вроде Лиги мечтателей "Когда молчит море", если вдруг проходили. Водяной хочет править, но править ему не дано, поэтому он основал своё маленькое королевство в большом, которое скоро будет принадлежать Моревне. разумеется, её это бесит. а его забавляет царица, чьё горение буквально кипятит воду вокруг (как подрывающийся вулкан, дада).
второй вариант больше как альтернатива, в которой Нави нет, сказочных тварей (и мы с вами первые в их списке) пришлось бежать в Явь, в которой уже давно не верят ни в сказки, ни в волшебство, ни во что в принципе, а сил у них там осталось совсем ничего. получается нечто близкое к дружбе, но вместе подумаем, она ли. они оба потеряли своё королевство, свой дом. не только Навь, но и воду, буквально жизнь. оба вынуждены жить максимум с половиной сил на суше. и только они могут понять друг друга полностью.
можно опять же совместить оба варианта. или придумать что-то другое, ваше, наше, общее. это просто возможные варианты. но иметь какие-то отношения и играть хотелось бы!
с постами не тороплю, но хотелось бы их видеть. пишу от третьего лица, могу попробовать в первое, когда-то писала. большие буквы, но подстраиваюсь без проблем. пишите как вам удобно, оформляйте как вам комфортно, ваша роль, ваши посты, главное, чтобы вам было идеально. флудовой активности не требую, естественно, но во флуде здорово и комфортно. приходите https://forumstatic.ru/files/001a/19/3b/22165.png

прост;
пример поста;

[indent] Она потерялась.
[indent] Джинни смотрит на свои руки и видит кровь. В сознание смутно врываются образы - надпись на стене, убитые петухи (был ли кто-то ещё? как она может быть уверена; она ни в чём не уверена), её собственная кровь, которой пишет. Много крови, слишком много. Это был её первый год, ей всего одиннадцать, она самая младшая в семье и единственная девочка. Так много братьев, родители, защита, под которой была всю жизнь. Всё то, что осталось дома. Хогвартс должен был встретить безопасностью, счастьем, улыбками, весельем, интересными предметами, замечательными людьми. Ей обещали. Её обманули. Замок встретил её дыханием смерти и потерянным годом жизни. Забрал её сознание, стёр личность, уничтожил всё, во что верила. Джинни завидует другим (всем, кроме Гарри, пожалуй. тому вообще пришлось её спасать), для них в одиннадцать лет началась лучшая пора жизни. Для неё - тьма. Бездонная и пугающая. И она падала ей в объятья, не желая, но не имея сил сопротивляться.
[indent] Она сломанная.
[indent] Сломалась практически сразу. Наверное, ещё тогда, когда взяла этот злосчастный дневник и начала в нём писать. Когда увидела, что он отвечает и не выкинула, а снова достала из сумки перо. Когда решила, что незнакомец со страниц старой тетрадки лучше, чем люди, окружающие её. Маленькая глупая Джинни. Любой бы на её месте выбросил. Или показал преподавателям, или хотя бы друзьям. Рону, Перси (хотя ему вряд ли, он бы сделал всё ещё хуже, опозорил бы на всю школу), Фреду с Джорджем. Последние забрали бы себе, а после мама, прознав, отругала бы её. А Гермиона? Она умная, Джинни знает, Рон рассказывал и ребята в гостевой иногда перекидывались фразой - двумя о том, что было на уроке снова. Она бы точно что-нибудь придумала, но что ей до маленькой незаметной, хоть и рыжей девочки. С чего бы Гермионе помогать ей? И Джинни не шла. К людям, но не к нему. К дневнику она пошла, ему излила всё, что было на душе и то, что нашла лишь благодаря ему. В какой-то момент действительно поверила, что обрела друга. Глупая маленькая Джинни, которую так просто обмануть и использовать, из которой так легко вытащить душу, подменив своей. Самое печальное, что никто бы и не заметил. Никто её не знал, а братья были слишком заняты своей жизнью. Которую могла бы строить и она, но выбрала другое. Другого. Или всё-таки другое...
[indent] Она боится.
[indent] Сможет ли когда-то жить по-прежнему? Стать той, кем была словно бы вечность назад? Снова мечтать, снова смело смотреть в будущее, не вздрагивать за поворотами и не забиваться в угол от мыслей в голове. Иногда ей кажется, что с ней снова говорит он. Джинни слушает собственные мысли и пытается разобрать, чьи они. Не понимает и боится снова. Путается, тихо плачет ночью в туалете, пытается игнорировать Миртл, но в итоге слёзы от её слов льются лишь сильнее. Та сначала, поняв, кто был её обидчиком, постоянно напоминала. Залетала в кабинку и выла о том, как жестока была Джинни, когда швырялась в неё вещами. Ждала извинений - получала тихий град слёз. Не успокаивалась, донимала, летала за ней из кабинки в кабинку. Однажды отстала, наверное, устав. Джинни было неинтересно. Ещё через какое-то время маленькая Уизли всё-таки почувствовала вину и долго заставляла себя пойти извиниться перед призраком. А когда всё же это сделала, пожалела и обещала больше никогда не заходить в её туалет. Один раз она была близка к тому, чтобы накричать на неё. Миртл никак не могла понять, что Джинни справляется и сама. Ей не нужны были обвинения - она сама себя винит во всём. И злится, и ненавидит, снова и снова прокручивает в голове те моменты, которые ещё сохранила память и думает, как надо было поступить, что нужно было сделать. Ей не нужен никто, чтобы помнить о произошедшем, оно с ней всегда и однажды Джинни привыкнет, однажды перестанет бояться и сможет снова жить. Но сейчас...
[indent] Сейчас она собирает себя по осколкам.

0


Вы здесь » Genshin Impact: Tales of Teyvat » Партнерство » KICKS & GIGGLES CROSSOVER


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно