а что там было в 89-м можно и не вспоминать

Прозвища им дают громкие и помпезные, а в случае с Маджимой — и вовсе на грани безвкусицы. Бешеным он себя не считает, вот затупившимся — вполне: вещи лишаются цвета и вкуса, лица ничем не запоминаются, интерес теряется на полпути, и приходится выдавливать его по каплям, а для этого нужно прижать реальность посильнее к стене, или, что лучше, приложиться головой самому, как постукиванием выбивают помехи из барахлящей трансмиссии. Там наверняка выгорело что-то довольно важное, но так, думает Маджима, лучше для всех; думает и не может сразу оторвать взгляд от спины в сером пиджаке. Шимано может сколько угодно сплёвывать с пренебрежением "дракон Доджимы", как непрожеванный креветочный хвост, но Маджиме не нужно ни слова больше; наблюдать за щедростью его кулаков оказывается достаточно, чтобы разреженная в воздухе ярость снова начинала густеть, пульс в висках — заново грохотать свой свирепый марш.

Не заметить Кирю на улицах Камурочо — как проглядеть полную луну на чистом небе.

Маджима столько раз смотрел на имя в визитке, полируя штрихи "павлонии" и "жизни", разрезая росчерк "единицы", выводя ноги "лошади". Кирю Казума врезалось в память как цель, которую следовало догнать, но сейчас неизбежно обрастало плотью, кровью, мальчишеским пушком, серьёзным изломом бровей. Оскорбительной силой.

Подвешенные вопросы к Кирю можно срывать, как хурму: она тоже просила тебя убить за неё?
Ты согласился?
Спокойно спишь по ночам?
Сколько хуёв насовал тебе Сэра за воротник?
А за щёку?
А—

I swoop around your head, but I never hit
I'm blinded by your daylight
Правила таковы, что когда Маджима начинает двигаться — всё кругом тоже приходит в движение: толпа расступается, кровь отливает от лиц, рты округляются, глаза бегают или лезут на лоб, плечи идут ходуном или выпячивается грудь, звуковая волна дребезжит в чужих связках, и прочая подобная херня. Всё подхватывает его напряжение, и только Кирю имеет достаточно наглости — или гордости, или тупости — упёрто и непоколебимо стоять, будто ничего и не происходит. Так Маджима думал в году, кажется, девяносто пятом, когда различал на вкус только оттенки раздражения и считал, что всё уже в этой жизни понял и ни в чём другом не нуждался.

Он всегда узнаёт эту породу, непроходимых, с горящими честными глазами, с наивной кашей в башке; такие заканчивают если не в крематории, то точно в тюрьме. Знает их слишком хорошо, чтобы считать этот случай категорически личным, и поэтому мрачно обещает себе сломать его раньше, чем это сделает всё остальное.

Проёбывается Маджима редко, но грандиозно.

You are a fool, you are a fool
For sticking 'round, for sticking 'round
Кирю он не мог переварить довольно долго. Живот всегда неприятно жгло, как бывает, когда Маджима уверен, что на него смотрят свысока или — что хуже — со снисхождением, и ему хотелось вытрясти из Кирю объяснение: из чего тот сделан, почему его правда сильнее и взгляд чище, почему он считает, что в праве поворачиваться к Маджиме спиной. Хотелось, чтобы было громко и прямо — как удар и как идущая за ним боль. Кирю бесит его — упёртостью, медлительностью, нежеланием выкладываться на полную — не реже всего остального. Маджима может злиться, угрожать, упиваться азартом, захлёбываться криком и смехом сколько угодно, но дело всегда было не в неприязни. Неприязни, в общем-то, никогда не было.

Маджима никогда не ненавидел Кирю, и тот всегда это знал.

Они обмениваются словами и позже даже обещаниями, будто друзья, но по-настоящему с Кирю они разговаривают совсем иначе, на понятном им обоим языке, и тот всегда слушает, ему всегда есть, что ответить. Каждый раз, когда Кирю пропадает, Маджима осознаёт, насколько редкая эта возможность. Каждый раз, когда Маджима наконец-то не может заставить себя встать, он чувствует, будто прикасается к сраной вечности, которую Кирю наверняка прячет в своём кулаке. Не просто касается — въёбывается в неё грузовиком на полной скорости. Красота — охуеть.
Время останавливается,
и можно глубоко вдохнуть, ныряя в тишину — хотя бы на пару милипиздрических мгновений. Спокойно. Заслуженно. Он улыбается без единой мысли, опустошенный и выслушанный. Неохотно открывая глаза, Маджима видит протянутую руку, и во взгляде Кирю читается отвратительно печальное понимание.

Маджима не знает, что чувствует, но это смутно напоминает желание дать пизды.

---

предупреждаю заранее, что я игрок на редкость медлительный (ваше представление о медлительности + пара месяцев сверху), так что имейте это в виду относительно собственного комфорта; пишу от 2,5 до 5 тысяч знаков, заглавные, без заглавных, хоть капсом, хоть заборчиком.

ролью или эпизодом в альтернативе, на серьёзных щах или с приколами, пейринг или не пейринг — мне не так уж и важно, главное, что мне бы хотелось поисследовать взаимоотношения между персонажами, оставаясь в рамках канона (это довольно легко, если брать во внимание, что сценаристы ргг сами себе порой противоречат). мне, как игроку, интересно, что происходит в башке у кирю, и я буду рад, если вы решите поделиться своим мнением на этот счёт.

ПОКАЖИ МНЕ, НА ЧТО ТЫ СПОСОБЕН, И РАЗЪЕБИ МЕНЯ СВОИМ ПОСТОМ, КИРЮ-ЧАН! а если серьёзно, будет круто, если поделитесь любым примером своего текста сразу, чтобы знать, сыграемся мы или нет. пишите в гостевую или напрямую в лс, там обменяемся всем необходимым для удобной коммуникации. обещаю, что вне игры доёбывать вас отовсюду не буду!!!! (unless?)

в общем, приходите. маджима ждал кирюху из тюрьмы десять лет, и я подожду. может быть, за это время даже успею ознакомиться с содержимым остальных игр (помимо 0, обеих кивами, тройки и семёрки), чтобы вам пересказать.

Beware the wolf always, but trust the witch
and the sugar-crash, the star-lore and wind

В отличие от остальных убогих, тебе в этой жизни что-то положено.

Скалишь зубы, прячешь за спиной стёртые в кровь руки - знаешь, где твоё место. Молчать ты так и не научилась: это сделало бы твою жизнь легче, но лицо Джессамины смотрит на тебя с каждой стены, и её голос разносится эхом по дануолльским улицам - даже тем, на которые выбрасывают трупы. Мёртвых ты не считаешь - после похорон твоей матери никто из них не имеет значения, - но ты считаешь дни, которые должны быть твоими. В основном: учишься различать ядовитые растения от употребляемых в пищу и разделывать китовье мясо. Спишь на детских койках и донашиваешь оставшуюся от мёртвых обувь, которая каким-то чудом оказалась тебе по размеру, пока Джессамина заступает на императорский престол и принимает гостей в тронном зале, принадлежащем тебе. Грязь забивается тебе под ногти.

Когда по Дануоллу разносится новость о её смерти, ты ожидаешь облегчения. Тебя захлёстывает с головой ярость, потому что она обошла тебя даже здесь: скончалась быстро и у кого-то на руках. Тебе, конечно, не оставят даже этого.

Кисть ты берёшь в руки не от праздной скуки - чужие лица можно продать, и это кажется тебе хотя бы немного тебя достойным. Заводишь привычку разбирать личности на составляющие и приписывать каждой свой цвет - это, ты выясняешь, им всем невероятно льстит. Специально, впрочем, ты ищешь только Соколова - гений своего времени смотрит на тебя, как рассматривают куски мяса сомнительного качества, и впервые в жизни ты держишь язык за зубами. От него пахнет ворванью, красками и немного - порохом, и он вызывает у тебя по большей части раздражение, но ты почти не думаешь об этом, когда рисуешь.

Разумеется, Чужой говорит с тобой.
Это кажется тебе только естественным.

that shadows your cheeks with your lashes,
let the night swallow you whole again.

План не рождается в твоей голове спонтанно - не имеет ничего общего с вдохновением, накатывающим вместе с эмоциями от поцелуев и падающих на пол бригморского особняка мёртвых тел. Ты бы добилась своего в любом случае, но кости мёртвых китов, ломающиеся под твоими пальцами, просто упрощают тебе жизнь. Твои ведьмы смеются, собираясь вокруг умирающего смотрителя, шепчут ему ласково: тебе когда-нибудь было интересно, каково человечество на вкус?

Ты улыбаешься и продолжаешь делать лица.

Эмили Колдуин видится тебе бедным ребёнком - одиноким и мечтающим о доме. О возможности - власти - отомстить людям, забравшим у неё мать и её законное место. Разумеется, ты видишь иронию - ею остаются пропитаны твои первые наброски, которые ты сохраняешь из чувств исключительно сентиментальных, - но ты можешь больше этого. Достаёшь всё своё сочувствие и оставляешь его на холсте красками из Морли и Тивии. Рисуешь сострадание бережно и со всей доступной тебе нежностью.

В конце концов, ты понимаешь её лучше других. В конце концов, вы же семья.

Лучше других знаешь: ценность розы определяется её именем.

---

Я пишу без птицы-тройки (но имею нежные чувства к курсиву), в основном что-то в пределах 3-7к, иногда часто, но по большей части всё-таки не очень. Могу с большими буквами и могу без них, но мне очень важно, чтобы вы жали энтер между абзацами; от вас попрошу пример поста и любить Далилу (Делайлу? мне всё равно, ей-богу) так же, как её люблю я - нежно и с сильным желанием закатить глаза в череп. Ещё я ругаюсь в текстах и использую феминитивы, но это предупреждение на случай, если вас корёжит.

Остро нуждаюсь в чём-то с энергией these violent delights have violent ends и всех треков of montreal сразу. У Далилы менталити семидесятилетней старухи, которую обидела жизнь и которая отказывается с этим мириться, и я предлагаю смотреть на её персоналити через все картинки с "братва рвётся к власти" и "я себя не на помойке нашла". С каноном предлагаю обращаться в меру (или не в меру) вольно, книжки игнорировать (я не буду читать это) и при большом желании подёргать лор deathloop, потому что это прикольно, но это если вам тоже делать нехуй. Конкретных планов на игру у меня нет, вот такой вот я уебан, но хочу как-то красиво вгрызаться друг другу в глотки и, может быть, подёргать промежуток между первой-второй частями (или в целом что-то до doto, ну знаете, бикоз ов ризонс). Жду, люблю, надеюсь, все дела <3

"Привет, Кларк", сперва говорит - Лекс очень вежливый всегда, "давай я решу твои проблемы".

А, нет, конечно: вообще-то он сказал немного не то; Кларк дорисовал за него междусловие, недосказанное да зашоренное, - потому что тоже вежливый ну очень. Кларку с участия такого немного (много, сильно) неудобно: где он, потому что, а где Лекс. Папа с мамой наказывали верно, что люди все (ну, на Земле точно) пред небесами равны; Кларк кивал поначалу - а потом в облаках оказался сам; Кларк кивать им продолжил, зная прекрасно - если того Лекс захочет, то небеса сравняются с землёй.

Лекс найдёт способ.

Лекс его оплатит.

Оплатить и откупить любые проблемы Кларка Лексу настолько по карману, что даже неудобно - за себя. Он хлопает Кларка по плечу и напоминает, что ему несложно; улыбается тепло, но раздосадованно, когда Кларк в очередной раз отказывается от его помощи. Лекс смотрит на Кларка с участием, слушая внимательно, как тот ему рассказывает про школу; про друзей; про популярную девочку, которая ему "ну нравится, но не прям, чтобы сильно". У Лекса, разумеется, цифры в голове, расписания и заметки; Лекс выслушает Кларка внимательно, проводит его до порога (предложит своего водителя - для галочки; Кларк всё равно откажется),
а затем хлестнёт скотча в бокал,
сожмёт челюсть
и примет входящий от отца.

Кларк честно не понимает, чем он Лексу так интересен. Кларк, отмечает Лекс, как щенок: не самый наблюдательный, во многом слепой, и очень, очень добрый; сравнения этого Кларк тоже не понял. Не замечает он и зависти в глазах Лекса, сидя у Кентов за семейным столом, твёрдо уверен, что проблемы Лекса с отцом решаемы абсолютно, а так же совсем не знает того, как Лекс вспоминает мать, младшего брата.

Кларк не в курсе, но Лекс своего младшего брата убил - своими руками.

Кларк не в курсе, но Лекс людей убивал и дальше - чужими руками.

Кларк не в курсе, но хорошим Лекс пытается быть до облысения (ха-ха, супер_шутка) сильно; пытается, и получается хуёво.

Доброты Лексу, ну, по генофонду, наверное, не перепало. Одно время, вот, пыжился доказать обратное - чтоб отцу поднасрать, не иначе. Потом - потому что теперь он общается с Кларком, а Кларк ему - как брат, - младший, - нужно приводить ему достойный пример. А потом. Ну. Что потом. Потом признался: себе да ему, - что Кларк добрый - настолько, трогательный - настолько, не по-человечески хороший - настолько, что Лекс с ним по-другому не хочет.

Лекс много чего не хочет. Например - давать утонуть тайне своего спасения. Или же странностям, окружающим очень хорошего Кларка. Лекс Кларка обманывать не хочет - и называет скрытый от обслуги архив в своём доме "недосказанностью".

Кларк не спрашивает, собирает ли Лекс на него материалы.

Кларк не спрашивает, приставил ли Лекс наблюдение к его дому и школе.

Обмана, значит, нет.

Лекс не очень хороший. Но Кларк ещё об этом не догадался.

---

что, собственно, за прикол - а вот!!!! люблю приколы!!! я очень люблю версию смоллвилльского Лекса и очень хочу отыграть на эту тему много всякого интересного. тучу чего хочу, вообще-то. например, слепить из двух вселенных (собственно, sv и maws; да, maws тоже - штука лёгкая, необычная и суперская) что-то своё. однако ежели хотите взять для образа что-то из комиксов (игр? он там был?), то против не буду - главное, чтоб вы были согласны на вайб.

вайб следующий: злодей и супермен начинали, как друзья, ещё с тех времен, когда злодей был (ну не прямо чтобы) не злодеем, а супермен - ещё совсем мальчишкой, который только начинает разбираться в себе и своих силах. скажу сразу, что пересматривать весь сериал необязательно - у смоллвилля МАКСИМАЛЬНО эпизодическое повествование, оттого достаточно будет нескольких серий, чтоб поймать как раз таки вайб, а дальше пробелы можно закрыть вики. ну или реально посмотреть пару сезонов. на ваш вкус.

по внешности! и графике в принципе! что хочешь ваще!!!!!!! можешь не-лысого, но по секрету скажу, что лысых я люблю.

по игре! обещать могу точно флафф и драму в ключе "ARE YOU INTERESTED IN WHO I AM OR WHAT I AM TELL ME LEX I THOUGHT WE WERE FRIENDS", романтику вот не обещаю (но все в ваших руках вдруг соблазните). так же я люблю и могу в комедию, поэтому было бы круто брать эпизоды в стиле типичный выходной в смоллвилле.

ну а теперь про общее. к обстоятельствам, при которых я преждевременно скажу до свидания, относятся: ролевая ревность, нужда в постоянном общении, частые заторы в игре.

ситуация с постами следующая: пишу малышей от 2к и выше, с большой буквы, могу с оформлением могу без (я иногда подстраиваюсь под сои потому что такая вот я подлизалка). спидпостинг не обещаю, но пост раз в неделю точьна будет.

why not devour all that you are given? all that you have not been given?
between a predator and its prey there is only hunger, and desire has no direction.

Себя Ты отдаёшь без остатка — самому себе, власти, знаниям, рунам, и, конечно, своему роду. И никакому другому: ни ванам, ни кровным братьям, ни йотунам, ни троллям, ни-ко-му. Они зовут Тебя Всеотцом прикусывая языки, потому что Тебе так нравится. Все эти отцовьи глупости пришли из Рима, и настоящих богов, которым поклонялись крестьяне, вытеснили фантазии о патриархе с неба.

Мир вышел из Имира, первого из йотунов, великого телом и хладного духом, а у тебя, Alfǫðr, были отец, прадед и братья, помогающие расчленить первого из нас. Миф о сотворении ты знаешь, но вспомни другое: крови в Имире было столько, что освобождённый железный потоп оставил в живых лишь одну йотунскую семью. Так асы сотворили первый геноцид — но какая разница, если Ты уже занёс ногу, и тело Твоё зудит, требуя идти дальше. Прогресс, эволюция, геноцид, всё для тебя одно.

Имира датчане и немцы теперь изображают уродливым великаном, неандертальцем в окружении юных асов, прекрасных, как слеза девственницы. Если пошучу, что с этого началась идея немецкого превосходства, ты посмеёшься? Ох, прости, Ты.

Ты пользуешься хитростью, умом, рунами, творишь сейд,

глаз пришлось выскребать слишком большим ножом, и вышедшая наружу прямая мышца торчит, как кусок проводки. Мимир промывает его в источнике и, немного подумав, разжимает призрачные пальцы. В воде глаз похож на помятый мячик для настольного тенниса, когда опускается на ласковое илистое дно — Йорд чувствует покалывание в затылке. Говорят, этим глазом Один смотрит в потусторонний мир или хотя бы будущее, но ей никогда не было интересно настолько, чтобы спросить. Она вспоминает об этом, когда рождается Тор — не зря Рунатир девять дней висел на дереве, прибитый своей же зубочисткой, точно знал, что из этого получится. «Один плюнул в землю, а я растёрла, так ты и появился.»

Что для тебя девять дней и девять ночей в петле повешенного? Боль ты берёшь в руки, в зубы, в глаз, в грудину, вокруг шеи и внутрь головы, хорошо зная: страдает лишь тот, кто боли подчинился; тот же, кто сам её призвал, вооружился и воспользовался ею, на ладонях видит не кровь, а власть.

Как же ты голоден, если бы Йорд могла, намешала бы тебе и сочувствия, и восхищения. Wōdanaz, яростный и безумный, опустошитель миров с дырой там, где у смертных находится грудь, а в ней — чёрная дыра ненасыщения, влекущая ко всему, что тебе не подчинилось. Бальдр умрёт, мы знаем об этом. Рагнарёк — лишь знание, подсмотренное в глубинах сейда, и свершающимся предсказанием его делаешь ты, Один.

Каждый твой шаг приближает приход Сурта, уставшего от непрекращающейся трапезы. Сурт говорит: хватит. И весь мир покорно сгорит дотла, хотя и этого ты не увидишь из брюха Фенрира. Выжженная земля слившихся миров приветствует новый мир.

Хороший финал для того, кто не смог проглотить всё.

---

Начнём с самого страшного: не нужно быть экспертом по Эддам и Снорри Стурлусону, достаточно понимания того, что происходит в этой хронологии распада божественного и человеческого. Тут важно сойтись взглядами: Один — не пример для подражания, а типа предостережение, но кого это ебёт! В Эддах есть гениальные идеи божественное>хтоническое, то бишь победы разума над природой, а это классический нарратив, который очень любят фашисты и консерваторы. Хаос будет подавлен, Другие будут повержены. Так что мудрость Одина идёт на интересные вещи, как бы на благо, но только империй, счастье для всех, у кого в документах указана правильная национальность, процветание для тех, кто отдаст всё, что у него есть, не меньше.

Если согласны, ставим лайк залетайте к нам, высокодуховных разговоров будет меньше, чем базарных шуток, есть наш сына-корзина, несчастная безотцовщина, и желание писать небольшие (2-3к) посты хоть заборчиком. Любить вряд ли будем, тут без вариантов.

че бля инск // как же парня жизнь помотала // скажи триста // тубик, пневмония, рак легких (нужное подчеркнуть) // зощенко почитай // жители метеорита с ужасом наблюдали приближение челябинска // батя бумер постоянно рубится в танчики // гомофобия и отвага // окружен промзоной, но не сломлен // с костиком (не геи)

---

лучшие времена остались позади, чего уж о них вспоминать.

самой чистой вещью в его квартире был костин платок, и то недолго. быстро заляпывается кровью, с носа течет, опять что-то не так, и надо бы злиться, ругаться, проклинать хоть кого-нибудь, но виноватых нет, силы воли - тоже. юра вытирает ебальник, пожимает плечами, мол, похуй плюс похуй, и на помощь себе никого не зовет. костя приходит сам.

татищев парень простой, звезд с неба никогда не хватал. много работал, как и все из местных, где-то проебывался, где-то дела постепенно шли в гору, все как у всех. старший брат - невыносимый заносчивый петух, но родная кровь, нахер же не пошлешь. дети - слишком самостоятельные, стесняются его, но так даже проще, меньше забот. лучший друг - всегда номер один, за ним не поспеешь, но завидовать не получается, костя - нет, ха-ха, катя - слишком хороший парень. даже любовь - и та безответная, но аня рядом, пускай ворчит, но иногда, на скользком нечищеном тротуаре, держит юру под локоть, и от этого так по-дурацкому хорошо, что щеки алеют не от мороза.

пропахшую табаком комнату бесполезно проветривать, с улицы пахнет не лучше. от слякоти вечно сырые кроссовки, за новыми идти безбожно лень, а легкая простуда - это полбеды. тремор в бледных пальцах, закупки только блоками, работа из чувства долга, чисто по инерции, чтобы костю не расстраивать. протереть зеркало в ванной перед его приходом, чтобы увидеть в отражении черно-белую, словно слякоть, словно это черное небо над городом, физиономию. иногда лицо юры разбавляют красные пятна - след аниной помады на щеке или размазанная по рту кровь из глотки. белоснежные костины платки даже пачкать об себя стыдно.

кому-то просто не везет. плохое время потрепало хороших людей, страницы из книги сыпятся одна из одной. всем этим братьям-сватьям нельзя доверять, детей ничего хорошее тоже не ждет, а любви твоей только дай повод поиграться с таким дураком. эти чувства ее обижают, какой стыд, какая нелепость, ее должен был полюбить кто-то получше. юра знает: кто-то такой безупречный, как его лучший друг. неведение - это великое благо. главное вовремя увернуться от его рук, раскрытых для объятий или протянутых в помощи, не касаться костиных плеч дрожащими пальцами, даже если земля уходит из-под ног. какая-то слишком людская драма.

все как у всех.

---

как я пишу: могу лапсом, могу с заглавными, без троек, в третьем лице, со средней частотой и с разными размерами; я не называю в своих постах/текстах персонажей по топонимам, но мы можем это обсудить;
что я хочу писать: пока что что-то ближе к текущим временам и к девяностым, но разогнаться могу в любые эпохи; к хэппи ендам испытываю легкий кринж, пока тяжело представляется какой-то компромисс в ситуациях, где нет любви, поэтому хочется простого человеческого страдать и рефлексировать про в общем я его люблю а он меня нет под саундтреки из брата два;
что от вас требуется: пост в личку, чтобы сверить часы, и отсутствие стремления к всратым фанкастам, давайте не будет натягивать чонгука на глобус! спасибо