Правила просты. Вы — пташка в клетке с живописными вензелями, не имеющая выхода куда-либо помимо зоны собственного сознания и сознания прочих сумерцев. Перед вами — сновиденное пространство воспоминаний, пустое и невзрачное, как начало новой жизни, еще не засеянное семенами знаний, сотканное из холодной материи ушедших с земли снов. Ваша задача — понять, почему посреди этого пространства появился огромный гриб руккхашава.

Нахида не часто возвращалась в этот отрезок времени даже мысленно, но ощущение перемен привело сюда ее вновь. Ступая по высушенным тропам и прикасаясь нежной кожей к разломанному временем и событиями пространству, она размышляла об этих самых трещинах, и о том, какому созвездию принадлежит то существо, что могло проникнуть в эти темные и никому кроме нее не нужные, казалось бы, закоулки. Она ожидала встретить Его, и знала, что если существо появится справа от гриба — значит, Он. Если слева — значит не Он, и скорее всего, она не встретится с Ним больше никогда.

Слева появилась личинка песчаного жировика. Двойственность этого большого сумерского мира наглядно, только кончалась личинка там, где начинался гриб, словно будучи сотканными из одного материала. Они с Нахидой долго переглядывались, пока, наконец, личинка не заговорила первой.

— Так значит, ты хочешь подрасти?

Нахида задумалась. Не каждый день ее спрашивали о собственных желаниях.

— Думаю, немного роста мне помешало бы.

— Но таким ростом, как у тебя, можно только гордится! — сердито завопила личинка жировика и со всем своим усилием вытянулась. Ее рост был примерно с палец.

— Порой хочется для разнообразия почувствовать себя немного выше обычного. Я привыкла к своему росту, но каждому цветку хочется на миг почувствовать себя равным солнцу. А личинке — познать разрушительную силу хищного унута. Наверняка у Вас есть способы становиться в несколько раз больше, уважаемая Личинка песчаного жировика?

— Откусишь справа от гриба — станешь больше, откусишь слева — станешь меньше, — как заученную фразу протараторила личинка и вернулась в свое спокойное состояние. Сползла вниз по ножке гриба, а затем скрылась в пространстве сновиденного воспоминания.

Нахида последовала следом и, согласно ожиданиям, напоролась на воздушную материю артерий, нежно оплетающую огромный гриб руккхашава своими нежными лозами, в которых жизни было больше, чем во всем этом безграничном пространстве, огромном грибе в нем и этой пустой запрограммированной личинке. Возможно, даже живее ее самой, которая прошлась по этому созданному кем-то сценарию, а сейчас возьмет обеими ладонями одновременно с разных сторон гриба его равные части, создав еще одну грубую трещину на этой материи, и покатится вниз по этим нежным, но крепким лозам, как по горке судьбы — туда, где ее уже ждут.

Она не успела. Ни поприветствовать, ни спросить имени, ни даже рассмотреть его получше. Только, волнуясь немного от новизны и простоты этого жеста, так часто означающего у людей доверие, взглянула в глаза цвета сизых и чистых предрассветных сумерек, протянула руку, и мир вокруг внезапно понесся назад, кружась и смазываясь мимо них в вихре размытых форм и красок.

Тихонько пискнув, Нахида только и успела, что сунуть гриб подмышку, чтобы ненароком не выронить. Она, наверное, сможет вернуться - но кто знает, будет ли там, возведенный указующим перстом на нетканом девственном полотне, тот большой гриб. А если будет, то какие формы он может принять?

А мальчишка в шляпе даже не вел, а практически тащил ее вперед на такой скорости, что Кусанали при всем желании не смогла бы угнаться следом, если бы он ее отпустил. Вольно или нет, но вынуждая хвататься крепче, уже обеими руками, и по-прежнему не позволяя увидеть хоть чуточку больше, чтобы начать складывать образ этой реальности, как складывают разрезанную на кусочки картинку. Это могло быть игрой, но ею не было - он был тверд, холоден и резок, он подминал под себя пространство, и рвался через него, как лезвие через воду, или плуг через поле густых, нехоженых трав, в то время как Нахида привычно пропускала все сквозь себя, невесомая, почти эфемерная, как в любом пространстве, которое не разрисовала сама.

Она чувствует себя корабликом в бурном течении, и все же, хватаясь за него, она необычайно и непривычно четко чувствует свой вес. Свою материальность. И тогда это становится по-настоящему интересно. Отмечает и странность: они как будто не двигались, хотя неслись со всех ног. Двигалась словно бы сама земля под ногами, так, будто они бежали по огромному колесу, которое неспешно вращалось на месте. 

Все закончилось так же резко, как и началось. За гладкую и прохладную - не из плоти и крови - руку Кусанали ухватилась на финальном рывке уже по инерции так, что уже почти обнимала ее, как детеныш коалы свою маму. Чуть-чуть покачнулась, отлепившись. От бешеной гонки немного кружится голова - и это по-своему замечательно. Подобное она чувствует так редко, и всегда - в позаимствованном материальном теле.

А он, мысленно прозванный Шляпкой, снова издал смешок.

Вопросительно моргнув, Нахида повертелась немного на месте, осматривая и платье, и браслеты на лодыжках, и плащ. А потом лицо ее просветлело улыбкой, и она прыснула в кулачок.

- А, ты надо мной шутишь, - сказала она, - Говорят, это замечательный способ разрядить обстановку.

Или защитный механизм. Но мы ведь здесь не за этим, правда?

- Вообще-то я умею парить, но было бы нечестно, если бы бежал только ты, и тянул за собой, как шарик на веревочке, - просто сказала Нахида, - К тому же это было даже весело.

Во взгляде цвета едва рожденной листвы - любопытство, ничего более. Маленький опыт, который божество со свойственной ей простотой поприветствовало с открытым сердцем. Раньше над Нахидой, в конце концов, никогда не смеялись.

- Ум, - кивнула она. Вопросы казались лишними, ненужными - ей и без того покажут и расскажут все, что следует знать. Хотя, признаться, Нахиде было ужасно любопытно, что случилось с магом бездны на пляжной вечеринке, и чем торгуют птицы на своем рынке. Человеческий юмор все еще оставался там, где тропы почти не топтаны - во снах шутки обычно имеют совершенно иные формы. Но ничего, спросит когда-нибудь еще, - Иначе бы меня сюда не позвали. Только скажи мне, как тебя называть?

Она могла бы и сама это узнать - нужно только ухватить жемчужную нить из чужих мыслей и воспоминаний, потянуть на себя, отделить нужное. Но делать так было бы просто невежливо.

Такое общение, в конце концов, тоже бесценный опыт.

Отредактировано Nahida (2024-03-25 19:09:29)

Взгляд у Нахиды по-прежнему спокойный и любопытный, в нем нет ни тени подозрительности или враждебности. Тень легкого удивления и особенный, мягкий интерес. Так она смотрит на новую загадку или задачу, на которых не работают уже имеющиеся знания. Чтобы разгадать которые требуется большее - логика, сообразительность, эмпатия и интуиция. Все это разом.

- Звучит ужасно пафосно и не слишком удобно для общения, - чуть наморщив носик шутит Кусанали, услышав в ответ свой собственный титул, произнесенный куклой. И продолжает, не меняя тона, выпрямившись после запрошенного шутливого реверанса, - Тебе правда нравится?

На язык будто бы просится "мне вот не очень". Недаром же она представляется всегда Нахидой, играючи сбрасывая с себя шелуху из титулов, чтобы предъявить миру желание узнать ее - ее настоящую. Можно смело предположить, что кукла хочет обратного. Вопрос только, как именно. Как улитка, лезущая в раковину, или как гусеница, вьющая кокон на пути к становлению чем-то новым?

Сложно сходу определить это точно. Самопровозглашенный бог высоко вскидывает подбородок, хорохорится, пытается уколоть и унизить божество настоящее, но Нахиде совершенно не кажется, ни на секунду, что во всем этом он пытается что-то доказать ей, а не себе. Кому-либо еще, кроме себя.

И вопрос об идентичности лишь вливается в поток измышлений.

- Я никогда не была другой, чтобы определять себя иначе, - качает Нахида головой, задумчиво повертев в руке сухарик, - Наверное, семечко может видеть себя деревом, но чтобы вырасти ему нужна плодородная почва, вода и солнце. Если его спрятать в шкатулку, оно так и останется семечком.

Это очень простое и честное сравнение. Пожалуй, даже точнее ее обычных метафор про луну или птицу, выросшую тесной клетке. Совсем не обязательное, наверное, но искренность и осторожная, но все же доверительность - тот путь, что она выбрала. Тот путь, что кажется правильным не только сейчас, но всегда и во всем. 

Итак, ей предлагают поиграть. Просто поиграть - и неважно, какие тайные скрытые смыслы хранит в себе это предложение, неважно, что соперник не тот, кто будет играть во что угодно с малейшим шансом на поражение. В глазах Кусанали это не имеет ни малейшего значения. Что действительно - единственно - важно, так это то, что тот, кого ей положено было бы считать врагом... кажется, врагом себя ей не слишком-то и старается быть.

В конце концов, какой враг первым делом предлагает игру?

- Выглядит весело, - Нахида выглянула из-за спины куклы и потрогала один из ярко раскрашенных квадратов босым носочком - тот моментально ответил, вспыхнув лиловым оттенком сумерской розы, - Аранарам бы понравилось. Они часто приглашают меня петь и танцевать в Ванаране. Подержи, пожалуйста, - бросив сухарик обратно дарителю, девочка запрыгнула на игровое поле с неожиданной легкостью, изящно развернувшись в прыжке. Будто пушинка, подхваченная ветерком.

- Но что если там наверху никто на самом деле не смотрит? И никто не увидит твоего представления, кроме нас? 

Не только сейчас. Не только в безобидных соревнованиях, но когда все случится по-настоящему. Задать этот вопрос следует чем раньше, тем лучше - и вернуться к нему, когда настанет время.

А пока - музыка, льющаяся из ниоткуда, музыкой звенит весть этот сон, будто весь этот искусственный мир накрыло огромным бронзовым куполом, многократно отражающим звук. Быстрая, незнакомая, странная - не похоже ни на ситар, ни на шехнай, ни на гармонию, часто звучающие в сумерских тавернах. Нет-нет, а в стройную, казалось бы мелодию вмешается фальшивая нота или режущий ухо необычный звук, будто бы кто-то взял и скомкал звук, проиграв его задом наперед.

Это он так жульничает? Или именно так он просто звучит?

Последняя мысль мелькает мимолетно, и тут же теряется. Она подумает об этом позже, когда снова останется одна, в стагнирующем покое своего собственного маленького сна, куда могут иногда заглянуть только аранары. А пока - Нахида будет танцевать. Не так, как хочет показать себя миру, и не так, чтобы удивить своего оппонента.

Так, будто никто не смотрит.

Конечно, она проиграла.

Куда там маленьким ножкам поспеть за ускоряющимся темпом, и за куклой, совершенно сюрреалистичной в своих четких, отточенных движениях, повторить которые ни одному человеку не под силу?

На Большом Базаре танцовщицы двигаются плавно и изящно, под стать лепесткам лотоса, которые несет вперед течение реки, и каждое движение рук, каждый шаг и позы, перетекающие из одной в одну, имеют свои неповторимые смыслы, они призваны рассказывать собой целые истории без единого слова. Нахида иногда смотрит на них, украдкой, чужими глазами - но подражать им сейчас нет никакого смысла. Сейчас она легко, как мячик, перепрыгивает с одного квадрата на другой, и даже так не хватает ей ловкости, и, определенно, высоты, чтобы даже расчитывать на победу.

А она и не расчитывает. Для той, кто столетия путешествовала по сотням и тысячам снов детей, которые давно уже выросли, игра давно уже имела другой, особенный смысл.

Эта музыка даже не звучит, ощущается будто разряды электричества, проникающие под кожу, в разум, и нет времени думать ни над чем, кроме шага на следующую секунду. Миг - опоздала, еще миг - ошибка, и звук ощущается телом, как самый настоящий, болезненно трескучий и резкий электрический разряд. Сначала Нахида удивленно вскрикивает, ибо физическая боль нова для нее и незнакома, и вскрик совершенно теряется в гремящей вокруг музыке. А потом понимает, в чем дело, впервые принимая боль как учителя, и, кажется, даже становится быстрее и ловчее с каждой секундой, по ощущениям растянутой в целые дни.

Обычный человек не выдержал бы и нескольких минут - но ни один из них не был сотворен как человек. Физическое тело давно бы упало наземь в изнемождении - но здесь мир дышит и движется по своим уникальным законам. И когда последняя нота обрывается, и эхо ее звонко отдается в ушах, девочка просто садится наземь там же, где и стояла, чтобы немного отдышаться. Беззастенчиво, безо всякой грации и апломба, как обычный ребенок, утомленный активной игрой.

А потом хлопает в ладоши в ответ на насмешливый смех, совершенно отказываясь быть расстроенной или оскорбленной, так, как от нее, наверное, ожидалось.

- Проиграла, - легко соглашается Нахида, - Но если всем было весело, то разве в игре могут быть по-настоящему проигравшие? Поэтому... - продолжает она, тяжело выдохнув и поднимаясь на ноги, - Не думаю, что есть смысл предлагать в ответ шахматы, или другую игру, в которой мне было бы проще победить. Это может и не быть так уж интересно.

И во всем этом ее ответ на заданный ранее вопрос. У Малой Владычицы Кусанали было пять сотен лет, чтобы прийти к нему. Чтобы найти смысл существования в познании людей через их сны и помощи своему народу так, как это было возможно в ее положении. Время не скрашивает ни одиночество, ни бессилие, но пока дети Сумеру видят сны, неважно, будут ли они помнить голос, что иногда утешает и наставляет их.

И даже, если будет знать и помнить только он - она примет это.

- Но что же теперь? Ты бросил мне вызов, но пришел не как враг. Иначе, должно быть, предложил бы другую игру.