Она снова засиделась допоздна.

Такое случалось уже бесчисленное множество раз – вечерами работалось проще и приятнее, – и всякий раз Шерити обещала себе более не повторять досадную ошибку, однако снова и снова расплачиваясь тяжестью утренних подъемов. И вот опять.

К изучению очередного научного трактата, посвященного временам царя Дешрета, девушка приступила, когда стрелка часов перевалила глубоко за полночь, а город за окнами окутала лиловая тьма. Разумеется, оправдание было: накануне вечером скопилось немало дел, все они безусловно не могли подождать до завтра и, конечно же, это вовсе не потому, что самой исследовательнице не терпелось ознакомиться с увлекательным чтивом, не ожидая начала нового дня.

Время летело незаметно, похоже, набирая скорость тем выше, чем ближе был рассвет – окно ее гостиной вскоре осталось одним из немногих, где все еще горела лампа. Шелест страниц нарушал тишину все реже: глаза слипались, текст предательски уплывал, содержимое не задерживалось в голове, заставляя перечитывать некоторые отрывки по несколько раз. Не помогал даже кофе покрепче, и Шерити не заметила как уснула прямо в кресле, в конце концов выпустив книгу из ослабевших пальцев.

<...>

Будничное утро нового дня застало Шери врасплох: из окна лился жесткий солнечный свет – кажется, было уже достаточно поздно, – он-то и разбудил девушку. Впрочем, подорваться с места ученую вынудило вовсе не это и даже не факт возможного опоздания: ее позвали по имени, в доме уютно пахло чем-то аппетитным. Голос показался знакомым, босые ноги коснулись узоров листьев и цветов на плитке пола – никого. Лишь две странные питы на столе с ее бумагами. Шерити устало потерла глаза.

Дом вечности? Место встречи с самим собой.

Их точно оставила наставница (такое было вполне в ее духе), а если так... Если так Шерити вновь ждет лекция о важности режима дня и регулярного питания, и думать об этом сейчас обладательница Гео Глаза Бога не хотела совершенно.

Похожий выбор ей уже приходилось делать прежде, чем вообще вступить на академическую тропу. Уже тогда Шерити понимала: пройдут годы, десятилетия, века. Девушка знала: пред течением времени устоят, быть может, кусочки керамической чашки, металл украшений, основание ее дома, но не она сама. Пугало ли это? Немного, но то была простая и неизбежная истина. В конце концов, Шери связала свою жизнь с Академией не ради денег или известности даже, но от желания прикоснуться к тайнам, древнее ее самой.

Она забирает «вечность» со стола, не успевая даже приступить к ранней трапезе: внимание привлекает движение среди белых бумаг. В один миг изумрудная чешуя исчезает вместе со вторым угощением где-то под столом – откуда тут только взяться маленькой воришке? – и Шерити удивленно тянется следом, наклоняясь лишь чтобы не обнаружить ровным счетом ничего. От ящерицы и след простыл – девушка поднимается, легко ударяясь головой о стол. Небольно, но часть бумаг падает на пол, и в этой суете Шери не замечает, как отрывочно-мягко сменяется картинка, словно в альбоме перевернули страницу – вот исследовательница уже у двери, поглядывает на часы.

Точное время ускользает от внимания хозяйки дома, тем не менее утверждая в мысли: она опоздает, если будет и дальше возиться. Пита вполне подождет – Шерити решительно настроилась взять ее с собой, взглядом натыкаясь на мешки со снаряжением у выхода. Ей не хватило бы сил унести их оба, поэтому прихватив вещи для ночлега – Шерити не помнила, когда оставила их, но, вполне возможно, в учебной суете то ускользнуло от ее внимания – поспешила из дома выйти.

Как и всегда: не оглядываясь, вперед и вверх.

Вот Шерити лишь сделала первый шаг из дома – вот она уже у стен Академии, до того легко прошел путь. Ни усталости от привычного жара солнца, ни тяжести груза на хрупких плечах: нырнув в освежающую прохладу Обители мудрецов, ученая легко стряхивает невидимые пылинки с привычного наряда.

Каждый зал, аудитория, коридор даже – Академия источает величие независимо от происходящего за ее пределами. Платье формы, берет с золотистой эмблемой Вахуманы, легкие сандалии – подтверждение того, что исследовательница тут не просто гостья.
Необходимое место Шери находит быстро: тихо открыв дверь, ученая проскальзывает в просторный, полукругом опускающийся вниз зал. Постепенно сводясь к стойке для лектора, он практически не нуждался в искусственном освещении: большие окна впускали солнце вперемешку с зелеными тенями листвы, пока аудиторию все заполняли и заполняли учащиеся.

Шерити занимает место чуть поодаль, присаживаясь на широкую скамью. Даже в стенах Академии в такой толпе исследовательнице неуютно. Снуют туда-сюда ее коллеги, сбиваются в кучки студенты обсуждая что-то… Силясь вспомнить, что же привело сюда ее саму и от чего такой ажиотаж, ученая так и остается сидеть одна. Ни обмена новостями, ни перешептываний – привычная учащимся суета почему-то обходит девушку стороной.

Но долго то не длится, всякий шум вдруг утихает разом: в зал входит высокая фигура в бело-зеленых одеждах, и даже не разобрав черт лица, Шерити узнает Богиню Лесов. Ту, о которой столько читала и слышала, ту, что осталась в памяти и сердцах жителей Сумеру, Мудрейшую среди мудрейших.

Сердце пропускает удар.

Архонт красива: ученая подмечает что-то отдаленно материнское в ее очертаниях, тут же гоня прочь подобное сравнение. Разве может она думать так о Руккхадевате, утратив воспоминания о своей родительнице? С годами забылся голос, тепло рук, рассказанные истории и спетые песни; остались только немые фотографии и глухая надежда. Где-то глубоко внутри Шерити больно, но всякая боль (как и обычно) уходит, стоит лишь погрузиться в размышления, внимая словам Великой властительницы.

Пальцами девушка едва касаясь песочных часов избранного ей даршана, будто не веря, что это все действительно происходит наяву, и в этот момент, словно продолжая маленькую череду неудач, принадлежавшие ей письменные принадлежности падают, разбиваясь на части. Звук тонет в легком шуме; никто, кажется, и внимания не обратил, но Шерити все-равно чуть вжимает голову в плечи (до чего же все-таки неуклюжая!). Выжидает несколько секунд, ощущая, как готова провалиться под землю от стыда, лишь затем поднимая детали. Их почему-то оказывается больше, на тонких наконечниках вновь надписи (как бы она справлялась, если бы не наставница?).

Немедля соединив wp и wꜣt, ученая склоняется над листом: пока она возилась, пришло время небольшой проверки. Искать первопричину Шерити не впервой, пусть задание это и можно трактовать по-разному. Почерк у девушки размашистый, быстрый, но буквы перед глазами плывут (из-за недосыпа ли?), оставляя лишь уверенность: на бумаге именно то, что и в голове.

«Зачем сегодня заходит солнце и зачем ему восходить завтра снова?»

«Солнце заходит сегодня, чтобы дать нам ночь и позволить земле отдохнуть. Завтра оно восходит, чтобы осветить день и обеспечить тепло и свет для жизни. Реальность постоянно меняется, неизменна лишь цикличность существования»

Лекцию объявляют законченной, и Шери и себе встает с места, с листом бумаги распрощавшись. Все мнется за спинами других учащихся – жест полный нерешительности, и первым ее настигает голос:

– Спросить? – едва слышно уточнила исследовательница, оборачиваясь в плохо скрываемом удивлении: она не ожидала что с ней заговорят. Собеседницу ученая не знала, кажется, даже не видев прежде: прелестные светлые волосы, глаза цвета молодой травы… Что-то едва уловимое в незнакомке напоминало о пробивающихся сквозь темную почву ростках, стремящихся к небу и свету, пусть что именно девушка и не могла понять. Быть может, миниатюрность? Ниже Шерити ростом, девочка прижимала к себе книгу – стало быть, одна из учащихся. Юные дарования для Академии – не редкость, ученая воспринимает то, как данность, впрочем, замечание не игнорируя.

Конечно, у нее были вопросы. Она думает о наставнице, о Халисет, о судьбе своей семьи, о людях пустыни, которых видела и тех, о ком лишь слышала от подруги. О зелени лесов, процветающих городах, бескрайнем песке и руинах.

«…Быть может, нам с тобой суждено что-то изменить?»

Шерити видит восхищение девочки и все же чуть наклоняется к незнакомке, переходя на шепот:
– Хочу. Давай подойдем ближе, быть может, у тебя тоже есть вопросы.

Птицы и люди, люди и птицы – цветные перья в волосах – расступаются разлетаются, позволяя подступиться, и Шерити склоняет голову в знак почтения, с трудом пряча волнение. Прежде ей не приходилось говорить с архонтами, и Руккхадевата скорее всего видит ее насквозь:

– Мудрейшая Властительница. Время обучения в Академии я посвятила не зелени сумерских лесов, а пустынным царствам и тайнам правления Алого Короля, но все еще далека от истины. Мой вопрос будет проще загадок Богини Цветов… Зачем была возведена стена Самиэль? Неужели Аль-Ахмар действительно был так жесток, как о нем говорят?

Незнакомка оправдывается и отнекивается, и Шерити коротко кивает, решая не давить:

– Я помогу, если передумаешь, – шепотом бросает она собеседнице напоследок. Может быть, стоило улыбнуться ободряюще в ответ, раз уж взялась, но вспыхивает в янтаре глаз живой интерес, строчка и вправду знакома – исследовательница на время забывает о девочке, все внимание обращая к полупрозрачным буквам, чуть робея от внезапных теплых слов.

Вчитываясь, она не замечает даже, как поутихли голоса, разошлись-разлетелись птицами студенты, оставив лишь божество, девчушку и саму Шерити.

Защищающее дерево (древесная кора?) – прочесть легко, но семена слов уже пустили ростки новых вопросов: защищающее от чего? От бедствия? Жители леса верят в кровавую жестокость и деспотию Аль-Ахмара, разрушившего собственное царство. От ярости? Жители пустыни верят, что Дендро Архонт предала Алого Короля и Стена нужна лишь, чтобы дети песков оставались в песках. От непогоды? Шерити знает лишь, как губительны могут быть ветра и зной пустыни для живой зелени и людей по обе стороны Стены.

Разность трактования искажает смысл, и, пустившись в домыслы, проще простого понять фразу превратно, уйти от сути – приходится легко помотать головой, будто разгоняя ворох мыслей. Использовать известное, чтобы рассказать о неизвестном – всегда отличный прием, но ответ Великой властительницы озадачивает. Наверное, именно из-за образовавшейся паузы в пустой аудитории богиня вопрошает вновь; Шерити растерянно опускает голову, будто провинившийся ребенок. Неужели неосторожным высказыванием девушка посмела обидеть божество? Неужели ее сомнения приняли за сомнения в благих намерениях Дендро архонта, создавшей Стену?

– Ученым должно сомневаться, госпожа, – негромко начинает студентка, понимая: вряд ли столь пространственный ответ удовлетворит архонта. Но как объяснить Руккхадевате косые взгляды мудрецов, причиной которым одно лишь происхождение, или неприязнь жителей пустыни при виде зеленого берета формы? Как объяснить Властительнице, что миры, которым принадлежали ее родители, отчаянно не желали принимать саму Шерити? Исследовательница колеблется, но так ли в самом деле нужно кривить душой пред Мудрейшей?

– Человеческий век короток, людям свойственно забывать, каждый рассказывает легенды по-своему – всякому знанию нужно подтверждение, и… Наверное, пока я не найду его, меня будут сопровождать сомнения, – верно, нужны были факты. Выросшая под тенью Древа пустынница или академик, предавшая народ песков – бесконечные ярлыки с обеих сторон утомляли, продолжая сансару ненависти.

Возможно, поначалу Шерити просто по-детски хотелось отыскать что-то, способное примирить и увязать одно с другим, но в реальности все складывалось совсем не так, как в книгах. То, чему посвятила себя археолог, уже давно перестало касаться лишь ее одной, кусочки мозаики рисовали совсем иную картинку, в которой неизведанный груз далекого прошлого способен был определить цветущее настоящее.
Всплывает в памяти Караван-Рибат, девушка кожей почти чувствует сухой воздух и жесткие лучи солнца, почти видит сторонящихся и ее, и друг друга академиков с наемниками, подбирая слова, вновь обращаясь к архонту:

– Вам, госпожа, должно быть известно: академическое сообщество уже все решило касаемо царя Дешрета, многие советовали мне сменить тему, и… Честно говоря, я до сих пор не знаю как поступить.

Тень грусти в речах богини Шерити способна заметить, но понять – не в силах, и даже так не отрывает взгляда. Руккхадевата в точности такая как пишут о ней древние тексты, и слышать от Мудрейшей свои бесхитростные ответы неловко, сердце замирает в груди. Пусть даже Дендро архонт не оценивает их, не осуждает девушку, сомнения – извечные спутники. Что если она ошиблась и ответ неверен? Или быть может вопрос был понят превратно?

Шери взгляд переводит туда, куда смотрит Богиня Лесов: меняющиеся пейзажи витража напоминают ей иллюстрации в книгах, прочитанных когда-то, местами переплетаются с уже увиденными в жизни, падают на плитку пола цветными лучами; солнце за окнам, солнце внутри.

– Я это запомню, – краткий кивок в сопровождение слов, Шерити снова молчит, вся обращаясь в слух. В подобном ключе с ней иногда говорила наставница, наверное, говорила бы и мама (будь она рядом) – милость божества и схожесть в манере речи обезоруживают. Руккхадевата зачем-то подходит ближе – недоуменный взгляд студентки натыкается на прекрасные волосы и зелень одежд, на красивое лицо великой Властительницы. И пусть касание архонта едва ощутимо, прохладно, но то, сколько тепла в этом жесте, будто цепляет и надламывает что-то внутри; в конце концов, с гулким грохотом рушится по камешку возведенная стена.

Студентка неловко вздрагивает, шире распахивая янтарные глаза, едва заметно поведя щекой ближе к руке, теряясь в чувствах. Хочется поддаться еще ближе, оказаться в объятиях, или хотя бы прижать ладонь своей, но Шери не делает ни того, ни другого. Даже взглянуть на Руккхадевату не смеет, чувствуя, как заблестели глаза, как согревает услышанное (чем только заслужила подобную доброту?).

– Благодарю, о Мудрейшая, – шепотом, похожим на шуршание песка в часах, произносит девушка. Склоняет голову в поклоне, беззвучно всхлипывая (куда только подевалось прежнее спокойствие?). Снова выбивается непослушная прядь, и исследовательница поправляет ее быстрым жестом; капают на мрамор пола слезы, исчезая среди золотых прожилок; дрожат хрупкие плечи. И правда слишком личное: какую бы боль не причиняли Шери чужие речи или собственные ошибки, какие бы неудачи не настигали ученую, моменты слабости всегда были лишь ее ношей, разделяемой с одиночеством.

«Так почему же я.. плачу?»

Растерянно обняв себя руками за плечи, Шерити не поднимает головы, не зная ответа на невысказанный вопрос, но, прежде чем за молчаливым рыданием последует что-то еще, о себе напоминает девочка, зашевелившись за спиной исследовательницы. Приходится моргать часто-часто, будто опомнившись, сделать медленный вдох и выдох – раз уж она старше и вести себя нужно соответствующе.

«Точно ведь, она тоже хотела спросить…»

Ох, собраться бы хоть как-то! Украдкой бросая взгляд в сторону основательницы Академии, Шери быстро вытирает слезы и поворачивается к девчушке. Она все еще выше: чтобы сгладить эту разницу, студентка опускается на корточки, а затем, утвердившись в мысли, протягивает ладонь, игнорируя собственное заплаканное лицо.

«Если хочешь что-то спросить, сейчас самое время, но… Примешь ли ты мою помощь?»

Шерити больше не плачет, да только неровное, сбитое дыхание все-равно выдает ученицу Академии с головой; приглушенные всхлипы изредка нарушают звенящую тишину аудитории, пронизанной светом. Неудобно, но ни архонт, ни девочка не говорят ей ни слова, и в том молчании нет осуждения – постепенно Шери успокаивается.

На секунду они с собеседницей встречаются взглядом, едва дотронувшись до ладони, девчушка тут же обрывает касание – Шерити склоняет голову к плечу.

«Не понимаю…»

Справилась? С чем же она справилась? Что эта девочка имела в виду, и почему она не сомневалась в Шери, если они только встретились? Едва заметно недоумение студентки, укрытое тенью смущения: по-детски непосредственная попытка утешить заставляет исследовательницу слабо вздрогнуть, во все глаза посмотрев на незнакомку.

– Спасибо за заботу, – шепчет Шерити и доверчиво голову склоняет, чтобы малышке было удобнее, не приходилось тянуться. То, что она испытала, вряд ли можно было назвать огорчением, но объяснить свои чувства девочке, не до конца понимая их, студентка бы не смогла. Существовали ли вообще слова для описания той светлой, нежнейшей печали или того трогательного чувства, вызванного чужой похвалой? В книгах, может, и писали о подобном, но… Непривычно.

Сползает зеленый форменный берет, и Шери поправляет его быстрым жестом, поднимаясь. Незнакомка доверила ей свою руку – девушка держит маленькую ладонь крепко и уверенно, будто показывая – тут бояться нечего, чтобы сейчас не случилось, она будет рядом, пусть, в самом деле, Дендро архонт пугающей не выглядит, улыбаясь, как и прежде.

Вопрос озвучен, девочка все-таки смогла – довольна ли она собой Шерити не знает, и все же гордость за незнакомку теплом отдает где-то внутри. Малышке не понадобилась даже помощь, она бы в самом деле справилась и без своей старшей коллеги, интересуясь Луной. Теперь уже на Шери смотрят две пары глаз – ждут ее ответа? Но ведь вопрос предназначался божеству, разве может простая смертная, пусть даже студентка Академии, на него ответить? Секундное удивление сменяется растерянностью, растерянность – задумчивостью. Непростая задача. С одной стороны, Луна точно также не должна думать о смысле своего восхода и заката да только такой ответ вряд ли удовлетворит маленькую незнакомку.

«К тому же это не моя перспектива…»

Размышляя, исследовательница смотрит сначала на богиню, укутанную в солнечный свет, а после и на девочку с глазами цвета молодых побегов и лунным сиянием в волосах. Для прелестного дитя вопрос важен, Шерити понимает это, и, наконец, осторожно кивает, не отпуская маленькую ладонь.

«Надеюсь, я не разочарую тебя»

Ей хочется быть на одном уровне с той, кто вопрос и задал – приходится снова опуститься на корточки, встретиться взглядом. Высохли следы недавних слез, медовыми переливами отражается солнце в ясном янтаре глаз – Шери не улыбается, но в тихом голосе скользит уверенность и теплота.

– Даже если Солнце зашло, течение жизни не останавливается. Поэтому Луна восходит и заходит.