[indent]Дорога безрассудства ведёт прочь от холодного лунного света к обогретому пыльному закату. Вдоль высокой гряды Светлой Короны, затем на юго-запад, к яркой бирюзе покинутых прудов тянется борозда борозда глубоких следов и едва уловимый шлейф пряной исступлённости. На влажном песке остаются глубокие ямы, механические конечности чуть утопают, но поршневой привод поднимает стальные ноги и переставляет их дальше, только стекают вниз золотые волны, присыпают следы. Часовой страж идёт дальше, тяжёлая поступь уводит его прочь от ущелья, где разорванное плетение реальности выпустило его с обратной стороны мира. Автоматон не знает отчаяния в побеге, он ступает туда, куда велит ему ядро, и этот марш-бросок от портала больше не является чем-то импульсивным. Машина ступает ровно и тяжело, уверенно и безучастно к страстям и порокам. Сегодня машиной быть лучше всего.

[indent]В этот самый момент Люмин желает быть автоматоном и иметь не живое сердце в стылом чёрном пруду, а часовой механизм ювелирной точности, кузнечной выдержки, меж тяжёлых труб и если рёбер, то из прочнейшего сплава. Было бы куда актуальнее в этот отвратительно погожий и тёплый вечер. Но она не машина и не человек, не живое и не мёртвое, не заводное, но и не помнящее инерции и потока. Сегодня она не сидит чинно на руке своего стража, а лежит в его ладони, свернувшись клубочком, укутавшись в дорожный плащ с глубоким капюшоном. По сторонам плывут пейзажи картинные, славные, но ей видна лишь полоса этой реальности под углом, и в эту перспективу едва умещается сектор неба, луч солнца, две полусферы озёрной воды и рамка выцветающего под солнцем поросшего дикой травой берега.

[indent]Страж шагает по кромке озера, и вода смешно плещется под его беспощадно тяжёлыми ступнями. Брызги разлетаются радужными осколками во все стороны, и пара капель даже умудряется упасть на те немногие белые фрагменты лица Люмин, что не сокрыты капюшоном. Она чувствует живую прохладу на щеках и с неохотой поднимается в ладони своего стража. Сэр Лоэнгрин невнимателен к такого рода переменам в позах своей госпожи, а потому продолжает путь. Он огибает озеро и поднимается по холмам на возвышенность. Отсюда, со склона, вид на стоячие воды Ужаса Бури и покинутый дворец открывается во всей красоте акварельного вечернего пейзажа. Автоматон, словно неуклюжий мальчишка, садится в редкой невысокой траве. Люмин ждёт, как заглохнут все механизмы, а затем и сама удобнее устраивается возле своего стального рыцаря. Обнимает насколько может его мощную руку, жмётся к ней щекой, выискивая ледяной поколь стали, и обращает взор к озеру.

[indent]В голубых спокойных водах хочется утопить много что. Но представлять это нет никаких сил, ведь в груди начинает закипать та смола, что Люмин хотела оставить в прошедшем дне и в прошлых переживаниях. Ей и сейчас есть о чём беспокоиться: как скоро кто-то из смертных увидит бродячего автоматона и решит от него избавиться? Почувствует ли дракон или бард выворот наизнанку ткани миров?.. Ощутит ли он смену ветров, как она выбрала это место лишь по картинкам из общих снов?..

[indent]«Пусть найдут и придут», — тихо злится внутри уставшей головушки Люмин, — «Я как раз в аппетите к насилию.»

[indent]Но она врёт себе. Она не хочет сражений. Она хочет впитать в себя этот закат, чтобы, остывший, он обволок её беспокойное нутро. Но она бы сквозь это румяное небо прорастила жестокость.

[indent]«Вот как?..» — едва слышно спрашивает Люмин и выжидательно застывает.

[indent]Обращённая во слух, она куда больше внимания уделяет не стальному обручу на руке мондштадтской девы, а тому, с каким выражением и в какой позе та его показывает. Обручена — но сколь со многим и по зову ли сердца?.. Стало быть, юная сквайр, но кто этот рыцарь в отставке? Интересный сюжет, но, возможно, на будущее, сейчас достаточно свидетельствовать только эту позу. Собственно, это Люмин и делает: она смотрит за тем, как мондштадтка чинно, с явной любовь к этой формальности выдерживает красивый и благородный момент представления. Какие до нелепого чистые амбиции в такой неогранённой форме...

[indent]Люмин и сама следом соблюдает язык обмена формальностями и красивыми позами, она любит этого. Вновь придерживает юбки и подол плаща, отводит назад ногу, едва очерчивая дугу по земле носком сапожек, разводит ладони по сторонам и мягко приседает. Реверанс галантный и изящный, но лицо девушки при этом остаётся невыразительным, а взгляд — направленным цепким, немигающим, словно кукольным, но в отличие от неживого — открыто пристальным к тому, что сейчас выражает мондштадтка.

[indent]— Своего спутника я уже успела представить ранее. Сэр Лоэнгрин мой рыцарь и сопровождает меня в путешествии. К сожалению, он не может соблюсти тон и представить меня, поэтому прошу простить нарушение протокола. Я леди Люмьер, и вы можете считать меня... путешественницей. Что же до шума, то мне не мешает, однако было бы куда любезнее с вашей стороны не вынуждать меня повышать голос и пытаться перекричать бурю, а подойти поближе.

[indent]За несколько веков, проведённых в Тейвате, Люмин слышала своё имя переложенным на многие языки, — Хотару, Йинь... — и та форма, которую однажды в путешествии придумал Раал, сейчас ей подходит больше всего. Угадываемые фонтэйнские корни отлично дополняют её наряд и манеры, а, значит, образ должен казаться завершённым. Всё-таки очень удачно, что ревностный (и немного ревнивый) дорогой брат поделился только обликом своего близнеца, но не именем.

[indent]У мондштадтки, благо, хватает воспитания подойти и пересилить страх. Он, — страх, — понятен и происходит из того нутра, которое люди неспособны понять без должной измыслительной подготовки. Трепет пред первородным знанием всегда вынуждает обостриться инстинкты, но связь между ними, головой и сердцем, — часто выдаваемая за интуицию, — слаба в этом поколении смертных, едва способных смотреть на мир объективно и критически. Пусть опасается, так даже удобнее.

[indent]— Ничуть не сомневаюсь в том, что могу положиться на Ордо, — она специально выбирает каноничное старое слово, используемое теперь в официальной документации Мондштадта, на деле же уходящее ещё дальше своими лингвистическими корнями. Разве что не уточняет, что разумеет вовсе не фавониус, а абиссос. Эти детали ни к чему. — Но мне нечего опасаться, благодарю.

[indent]Уже когда они оказались ближе друг к другу, Люмин вновь кладёт свою ладонь на обвязаннуе рунами могучуе руку своего стража. Остаётся самая маленькая деталь их знакомства, такая крошечная, но очень, очень важная. Жест приводит автоматона в движение, и тот, завибрировав своими приводами, пусть и не поднимается из травы, но оборачивается словно человек, желающий понять, что там за разговоры ведутся за его спиной. Разве что лицо его, увы, не знает выражений отличных от безучастного сигнального света.

[indent]— ...сэр Лоэнгрин не спит.

[indent]Боялась разбудить? Что же, теперь поводов для страха не должно быть, не так ли?..

Отредактировано Lumine (2023-08-08 08:45:34)

[indent]В царстве древних руин, где когда-то величественно возвышался дворец, Люмин, принцесса не этих забытых земель, внимательно наблюдала за тем, как другая дева преодолевает внутренние барьеры — а вместе с ними и физическое расстояние.

[indent]Бледная кожа Люмин казалась хрупкой, словно её можно было сломать, если прикоснуться слишком грубо. Но её глаза... Они были глубоки и пусты, словно бездонное море, в котором утонула луна, а теперь мог затеряться весь мир. Перед ней стояла другая девушка. Она была явно взволнована, если не напугана, и её страх был так чувствителен, что казалось, его можно было уловить, если протянуть руку. Она говорила, но её слова были смутными и разбитыми, словно осколки стекла крошились на слуху.

[indent]Люмин наблюдала за ней. Её взгляд был неподвижным и внимательным, словно она пыталась прочесть все тайны, которые девушка хранила в своём сердце. Она следила за каждым её движением, за каждым вздохом, за каждым мгновением, когда её глаза смотрели в сторону, словно ища отсутствующую поддержку.

[indent]Принцесса стояла с вытянутой спиной, гордо и неподвижно, как будто была вылеплена из мрамора. Её тонкие пальцы осторожно придерживали юбку, а пяточки туфель были безукоризненно сведены вместе. Её губы были слегка приоткрыты, а глаза устремлены вперед, словно она пыталась проникнуть в самые глубины души девушки напротив. В момент, когда та выдала весь свой пугливый трепет одной неверной защитной позой, Люмин едва сощурилось, но больше ничего не выдавало в ней перемен настроения.

[indent]Люмин медленно поднесла к губам палец, но её глаза не отрывались от девушки. Она выдержала задумчиво смущённую паузу, но её взгляд оставался неподвижным, как и ранее. Она возвратила руки на место, и её пальцы слегка сжали складку на юбке, словно пробуждая от сна до этого неподвижную позу. Ее лицо оставалось неизменным, как будто было вырезано из камня, но в её глазах было что-то большее, надломленно через призму радужки отдавай рваным лучом света потусторонней луны из заветренного золота погибшего мира.

[indent]— Сэр Лоэнгрин, — тихо отозвалась Люмин и покачала головой, — Может, и не отличается богатой риторикой, но, по крайней мере, не бросает ни слов, ни нападок.

[indent]Люмин встала и медленно подошла к девушке. Её шаги были изящными, мягкими и неуловимыми, словно она ступала не по земле, а в лучшем случае по мрамору бального зада. Она остановилась перед Ноэлль, и её глаза устремились прямиком к глазами напротив, словно она пыталась проникнуть в самые глубины её души. То, что ей нужно было слегка поднять взгляд, вопреки явно отличному культурному положению, её не смущало.

[indent]— Поступки зачастую много красноречивее слов, — заметила она, интонацией не показывая, является ли это упрёком в сторону беспокоящейся Ноэлль, — Но отвечая на ваш вопрос...

[indent]Она вновь задумалась, но в этот раз выдала искренность ответа лёгкой растерянностью, как будто бы серьёзное отношение к вопросу об одиночестве не просто заставил её поразмыслить, но и застал врасплох. Неподготовленная к искренней беседе, Люмин ответила тихо и спешно, как будто бы и сама не предполагающая такого честного ответа:

[indent]— Одиночество не зависит от количества людей вокруг и произнесённых вслух слов. Совершенно разных природ, одиночество часто составляет мне компанию в последнее время. Но я выучилась от них не страдать, от одиночеств разного характера. Такой ответ вас устроит?

Отредактировано Abyss Princess (2023-09-25 10:09:19)

[indent]Люмин, — простите, леди Люмьер, — без всяческого сопротивления позволяет творить с собой любые манипуляции. Её тонкие и бледные ладони оказываются в чужих руках, без перчаток, и становится дозволительно втереть в них любые масла. Сама Люмин наблюдает за этим странным средством ухода не без некоторого любопытства, которое читается разве что в шальных бликах золотых глаз. Сама она, словно неуверенная в надёжности меры, тихо уточняет:

[indent]— Думаете, правда поможет?..

[indent]Но оставляет ситуацию как есть. Если дева-рыцарь полагала, что этого будет достаточно, стоило оставить её наедине с той истиной, которую она для себя выбрана. Сегодня свобода была простой и досягаемой как никогда, простой и заклятой. А потому и маску Люмин надевает как будто бы даже охотно, разве что на короткий миг задержав взгляд на вышивке. Не выразив никакой оценки, но явственно оценив вышитую розу, Люмин спокойно прячет своё лицо за тканью, и менее выразительным то откровенно не становится, разве что голос её вдруг начинает звучать ещё более приглушённым. Шелестит за маской, теперь уж точно предстоит прислушиваться внимательно.

[indent]— «Привычка выдерживать плохое»... Как красиво и ёмко вы это сформулировали, леди... Ах да, вы не назвали мне своего имени.

[indent]Последнее звучит фантомным уколом: вроде бы и спокойное замечание по делу, а вроде бы и указание на расторопность и явную наигранность всех оказанных манер. Выучка и подражание, ах, но где же суть, где же реальное воспитание?.. Но, может, просто и ветер тревожится, донося тихий голос с оттенками надвигающейся скорой грозы. И не разобраться, разве что заволноваться лишний раз. Сама же Люмин раз и другой повторяет фразу, что произнесла мондштадтская дева, примеряя её к чему-то внутри себя и находя отзвуки гармоничные, почти осязаемые. Она даже опускает взгляд к растёртым и очищенным ладоням, словно желает подтвердить, что действительно уловила нужную мысль.

[indent]И мысль эта несёт шлейф чистотела, мяты, зверобоя, ромашки.

[indent]— А если, скажем, не выдерживать всё плохое, что тогда? Не переживать? В чём тогда будет сила воли и характера? — Люмин задаёт вопросы вкрадчиво, медленно, с расстановкой, явно заинтересованная в ответе.

«Мы должны делать то, что от нас зависит. Даже, если этот вклад будет каплей в море решения... стоит пробовать.»

[indent]Слова повисли в воздухе незримой звёздной пылью. Догорающий шлейф пролетевшей мысли осыпался мерцающими частицами прозрения, неуловимого, невесомого, легко тлеющегося на горестное послевкусие упёртости.

[indent]— Ты очень мудра, Ноэлль из Мондштадта.

[indent]По тону Люмин нельзя предположить ни искренности комплимента, ни остроты иронии. Она, отстранившись, словно наблюдала за разговором Ноэлль с ней со стороны, — не как участница этого разговора, не как та, кто говорил с Ноэлль, но лишь та, с кем Ноэлль говорила. Физическая обособленность в пространстве была невозможной, а потому Люмин предпочитала уединение мысленное, где-то за неясным туманом, стелящимся пеленой поверх несфокусированных глаз, внутри себя. Помимо выражения незаинтересованности, как будто бы более очевидной в поверхностной оценке такой позы, Люмин таким образом на самом деле обеспечивала себе возможность выслушать Ноэлль беспристрастно, вопреки существующим ярлыкам и предрассудкам, — но выразить это иначе не могла.

[indent]— Твои слова явно укреплены опытом и мотивацией, — слова даже можно было бы принять за комплимент, если бы Люмин не дополнила: — Но им не хватает масштаба.

[indent]О каком масштабе можно было говорить при совершенстве внешнего облика, но с пустотой внутреннего мира?.. Искусно вылепленная из самого тонкого и чистого фарфора, словно кукла, созданная в руках мастера, который понимал, что его творение станет воплощением высшего идеала, Люмин и сама едва ли походила на человека, видевшего что-то, кроме своего красивого кукольного домика, — каждого из них. Искусственные черты, непроницаемое выражение лица и большие золотые глаза, в которых не было ни капли жизни, делали её в этот момент безупречной и недостижимой для мыслей простых, однако в словах Ноэлль было что-то... цепляющее.

[indent]Принцесса с достоинством и грацией сделала реверанс в знак благодарности за ответ Ноэлль и её заботу, однако манеры Люмин были лишены искренности и теплоты. Её голос звучал как нежный шепот ветра, но в нём не было ноток радости, гнева или горечи. Он был прекрасным, но пустым, как эхо в заброшенном замке погибшего тирана. Ни одно слово, произнесённое ею, не выдавало её настоящих чувств, поскольку она говорила — будто читала написанный для неё сценарий. Её речь была ясной и чёткой, как стекло, но такой же холодной и безэмоциональной.

[indent]— Позволь уточнить в таком случае. Что, если речь идёт о комнате размером с целый мир? А то, что сковывает тебя плохим и запирает, это сама суть естественного порядка? Как тогда применять твою мудрость, Ноэлль из Мондштадта?

Пост написан и отправлен с телефона. Если в тексте встречаются ошибки, пожалуйста, дайте мне знать.

[indent]Хрупким яйцом была эта наивность. Душа Ноэлль была чиста и неиспорчена, как последний закатный луч, пробивающийся сквозь прозрачную завесу ночи. Её сердце было полно мечтаний, каждое из которых была подобно стеклянному кусочку скорлупы на ювелирном яйце. Руки какого мастера создавали такую красивую конструкцию, но бесполезную оттого, что ни один из рукодельников в итоге не взял ответственности, не нашёл яйцу применения?..

[indent]Люмин задумалась и даже вытянула перед собой ладонь, примеряя, как лицо Ноэлль в поле зрения помещается между её большим и указательным пальцами. Это яйцо, искусно инкрустированное самоцветами города Свободы, отражало мир в каждом своём граничащем луче. Оно было воплощением наивности мондштадтской девы, его блеск напоминал о её идеализме, который видел мир не таким, каков он есть, а таким, каким он мог бы быть. Каждый элемент декора на его поверхности был словно надежда, которую она вкладывала в сердца окружающих, мечтая о добре, что должно восторжествовать над злом.

[indent]Но, как и яйцо, её идеалы были хрупки. Сожми сейчас Люмин пальцы, оно треснет. Эти идеалы казались вечными только до тех пор, пока не столкнулись бы с суровой истинной природой этого мира. Так же, как и золотое яйцо, обрамлённое лучами славы и восхищения, могло быть разбито одним неосторожным движением, так и чистота веры Ноэлль могла быть уничтожена жестокостью и предательством, и даже не людскими, а первозданными, божественными грехами. Блеск яйца, отражавший мечты и амбиции, не мог защитить его содержимое от падения на холодный камень реальности.

[indent]Это вызвало нежную, утомлённую улыбку, слабую и мягкую настолько, что та едва поднимала уголки припухших губ, а тяжёлые от невыносимой наивности веки наливались усталостью и опускались. Когда Люмин открыла глаза в следующий раз, ночь полноценно вступила в силу.

[indent]— Как жаль, что леди Ванесса никогда не расскажет нам о том, каково это — отдыхать у Небесного Престола. Как жаль, что с тех пор больше никто не «переворачивал мир» достаточно, чтобы вознестись.

[indent]Свой ответ Люмин завершила более явной и открыто снисходительной улыбкой.

[indent]— Окажи мне любезность, прогуляйся со мной, Ноэлль из Мондштадта.

[indent]Хоть Люмин и просила о компании, отказа она принимать не собиралась, как не планировала и ждать, а потому сразу после своего предложения развернулась на пятках и поспешила по тропе вниз с холма. Сэр Лоэнгрин остался на своём месте, явно не расположенный настроением к променаду.

[indent]Прогулка по Логову Ужаса Бури началась с подхода к разрушенным воротам, которые когда-то служили входом в величественный замок. По мере продвижения внутрь, можно было заметить следы разрушения и опустошения, оставленные драконом Двалином. Огромные трещины в земле, разбросанные обломки и покинутые безголовые статуи создавали мрачную и таинственную атмосферу.

[indent]— Как хорошо, что он проложил для нас путь наверх, — отозвалась Люмин, — Мы почти на месте.

[indent]Она тут же придержала поднятые края пышной юбки и плаща, чтобы ловко перепрыгнуть остатки древнего сооружения, покрытого зелёным мхом и лишённого былой славы. Люмин ловко приземлилась на носочки и вытянулась, прислушалась. В ветре, свистящем сквозь руины, как будто бы вдалеке можно было услышать грозовые раскаты, добавляющие месту ещё больше драматизма. К сожалению, всего лишь эхо памяти о недавнем катаклизме и игра воображения.

[indent]Вскоре они добрались до центральной башни, преодолев ветряной барьер обходным путём. О лазейке могли знать лишь в верхушке Фавониев, — и её собственный брат, — так что Люмин по пути была молчалива, но очень внимательна к своей спутнице. Наблюдая, пыталась понять, насколько та вовлечена в дела Ордена, что ей вообще известно о том, что происходило в древнем замке Декарабиана в разные периоды. И в эти моменты Люмин была почти неразговорчива, разве что своего пристального взгляда никак не скрывала.

[indent]Теперь же перед ними слабо светился призрачной бирюзой магический круг. Люмин протянула руку, активируя телепорт; ярко вспыхнуло кольцо, а следом и другое, следующее, и так до самого башенного шпиля. Когда ворота были готовы к телепортации, Люмин уверенно сделала шаг вперёд, но вдруг остановилась, как будто бы только сейчас подумала, что для её спутницы это может быть чем-то... неожиданным? Непонятным?

[indent]— Идём, Ноэлль из Мондштадта, — и она протянула руку, — Посмотрим на скорлупу этого мира, не разбив которую, умрём неродившимися цыплятами.

[indent]Магический поток унёс двух девушек смертильно вверх, прочь от руин к заоблачным башням древнего замка.

Замок Декарабина был разрушен стихией, древней силой, которая разорвала камни и исказила пространство. Камни замка были изъедены ветром и дождём, словно нечто гигантское искало убежище среди его стен и разрушило их в ярости. Люмин наблюдала за Ноэлль с высоты своего оторванного от реальности взгляда, её глаза отражали редкие всполохи грозы. Она разрешила Ноэлль приблизиться, хотя по иронии казалось, что девушка при рыцарской службе было той, кто нуждался в уходе, в этом забытом богами уголке мира. Но Люмин позволила ухаживать за собой так, как всегда позволяла своему брату, каждому из рыцарей при двух разных гербах, как лучшему и самому верному из них. Ноэлль, прекрасная в своей решимости и силе, вела бы Принцессу с той же заботой, зная, что держится за длань Бездны, а не яркую искру города инженерии?..

В тени древнего замка Декарабиана, где когда-то ветра пели гимны свободе и величию, ныне только молчание и отчаяние царили в его разрушенных залах. Замок, изъеденный временем и забытый мирами, возвышался над обломками былого великолепия, подобно скелету древнего зверя, умершего в одиночестве.

Величественная фигура в плаще темнее самой бездны двигалась с призрачной грацией, словно тень, скользящая по стенам этой древней крепости. Её шаги были легки и бесшумны, но в них чувствовалась непоколебимая решимость. Поднявшись на разрушенный балкон, она остановилась на краю пропасти, где ветер бушевал с такой силой, что казалось, будто мог с легкостью унести её в вечное падение. Но Принцесса Бездны стояла неподвижно, как будто сама была частью этой древней каменной структуры. Её глаза, светлые и холодные, словно застывший янтарь, смотрели вдаль, через вихри бури, и видели то, что оставалось невидимым для простых смертных.

Облокотившись об изъеденную ветром балюстраду, Люмин слегка склонила голову набок, словно в раздумье. Её губы медленно раскрылись, и её голос, тихий и мелодичный, словно песнь русалки, обратился скорее к ветрам, зовущим её в бездну ниже, чем к спутнице.

— Небеса над нами не более чем скорлупа, — начала она, словно начитывая заклинание, — Скорлупа, в которой мы, подобно цыплятам, укрылись от истины. Мы сидим в темноте, довольные теплом наших иллюзий, но воздух иссякает, и разрушение становится нашим единственным прибежищем.

Ветер словно прислушивался к её словам, стихая на мгновение, прежде чем вновь обрушиться на башню своей непреклонной яростью. Люмин продолжала, не обращая внимания на буйство стихии.

— Но есть те, кто отваживается посмотреть за пределы границ, установленных нами. Итэр, почётный рыцарь, осмеливается ступить на путь истины.

В её голосе звучали уважение и признание, и в тот момент, когда она упомянула имя Итэра, ветер вновь стих. В мире, где так много было заблуждений и лжи, Итэр был одним из тех, кто осмеливался противостоять обману, и это делало его исключительным. Брат был особенным, — никакие слова не могли ни ослабить эту правду, ни выразить истинность.

Принцесса Бездны медленно оторвалась от балюстрады и повернулась лицом к ветру, который рвал её плащ и волосы. Её фигура вырисовывалась на фоне догорающего вечером неба, создавая иллюзию крыльев, которые могли бы унести её в любую точку мира. Но она оставалась неподвижной, словно корни её души пустились глубоко в разрушенный камень замка, соединившись с ним на вечность.

— Мы должны пробить эту скорлупу, — говорила она, возвышая голос над шумом ветра, — Освободиться от оков лжи и дать миру видеть свет истины. Хотя путь может быть усеян опасностями и терньями, он ведёт к освобождению. И я буду следовать ему, ведь моё желание — это увидеть новый рассвет, после алой луны, после чёрного солнца, после каждой стеклянной звезды. Ну а ты, Ноэлль из Мондштадта? Чувствуешь ли ты во власти своего божества, в самом сердце бури, то самое чувство свободы? Оглянись, раскрой глаза, отсюда виден и край света. Что видишь ты?

[indent]Вершина Логова Ужаса Бури разрывала свои небесные узы и обнажала дикую, неукротимую сущность. Ветер, как безумный хоровод, носился вокруг, поднимая в воздух осколки камней, обломки древних сооружений и пыль веков. В этом хаотичном танце две крохотные фигурки девушек терялись, словно утопленные в оборванных перьях тьмы и света.

[indent]Люмин стояла на краю платформы, её золотые волосы развевались в буре, как знамя, не поддающееся ни времени, ни ветру. В её глазах не было ни страха, ни сомнения, только пустота, холодная и бездонная, как сама Бездна, откуда она пришла. Лицо её было мраморно-спокойным, словно вырезанным из самого камня, который разлетался вокруг неё.

[indent]Рядом с ней, Ноэлль, рыцарь и защитница, стояла как живая статуя, готовая броситься на защиту своей спутницы. Её глаза метались, ловя каждый осколок, каждый порыв ветра, готовая в любую секунду прикрыть собой Люмин. И вот, когда очередной камень, сорвавшийся с вершины, полетел прямо на них, Ноэлль, не раздумывая, бросилась вперёд, закрывая своим телом Принцессу.

[indent]Но Люмин осталась невозмутимой. Её лицо не дрогнуло, её глаза не изменили своего пустого, но пристального взгляда. Она смотрела, так близко, на Ноэлль, как будто та была чем-то далёким и незначительным, но в то же время её внимание было пугающе сосредоточенным, словно она изучала каждый её жест, каждое движение.

[indent]— Ноэлль, — произнесла Люмин, её голос был тихим, но каким-то образом прорезал шум бури, как нож сквозь ткань, — Почему ты так стараешься?

[indent]Люмин продолжала смотреть на неё, её глаза были как бездонные омуты, в которых можно было утонуть, — задохнуться здесь, на вершине средоточия заряженного кислорода. И вот, наконец, её лицо изменилось. Появилась улыбка, по-кукольному милая, но в то же время пугающая своей неуместностью и непредсказуемостью. Это была улыбка, которая не предвещала ничего хорошего, улыбка, от которой по спине пробегал холодок.

[indent]— Знаешь ли ты, чему ты на самом деле служишь? — спросила Люмин, её голос был мягким, но в нём звучала какая-то зловещая нотка. — Знаешь ли ты, что ты так рьяно защищаешь?

[indent]Люмин, не дожидаясь ответа, сделала шаг к самому краю утёса, где перила давно обрушились. Ветер рвал её плащ и тревожил наряд, но она стояла, сама как мраморная статуя, украшающая балкон, незыблемая и непоколебимая. Фигурка из кости, ремнант, одновременно уместный к руинам, но не вписывающийся в контекст декораций реальности.

[indent]— Возможно, это всего лишь иллюзия, — произнесла Люмин, её голос был тихим, но каждое слово врезалось в сознание, как раскалённый клинок. — Иллюзия свободы, иллюзия мира, иллюзия благого бога.

[indent]С этими словами Люмин вновь подняла взгляд на Ноэлль, её глаза были полны чего-то, что нельзя было назвать ни жизнью, ни смертью. Это было нечто иное, нечто, что выходило за пределы человеческого понимания. Нечто, смотрящее на Тейват сквозь зеркало, отлитое самой Бездной, полное выгоревших звёзд, нашедших последнее пристанище своим пепельным ядрам в объятиях забвения.

[indent]Люмин снова улыбнулась, её улыбка была как холодный свет луны, отражающийся на поверхности чёрной воды. А затем она шагнула вперёд, к самому краю утёса, резко развернулась к обрыву спиной, и ветер подхватил её плащ, как перо, срывая и унося в бесконечную тьму. Принцесса развела руки в стороны, то ли отдаваясь ветру, то ли готовая объять все те ответы, что обрушит на неё пылкая защитница «свободы и безопасности».