Скрежет заостренного пера по пергаменту был самым громким звуком, на котором могло сосредоточиться сознание Вестника. Так вышло, что то немногое “время”, которое он мог уделить своей скромной персоне, проще всего было проводить в одном особенном уголке спирали, что с лёгкой руки не слишком грамотных Магов Бездны стало именоваться “ачОдошной”, и в такие моменты здесь всегда царила столь необходимая инквизитору абсолютная тишина. Если бы у него ещё было сердце, способное сокращаться и гонять по телу кровь, то он бы несомненно смог это всё услышать. Но вместо того по комнате планомерно разносился чарующий и иногда резкий звук, оглашающий нанесение очередной каллиграфической линии чернил.

Кайон не отследил, когда это занятие вошло в его привычку, но смотря на то, как легко его рука выводит символы на пергаменте и как точно инквизитор определял силу нажима на перо, было ясно что это увлечение плотно засело в мужчине. Это умозаключение всякий раз вызывало слабую ухмылку, ведь каллиграфией он занимался в человеческой форме. Если бы в Бездне могло существовать понятие времени в привычном для Тейвата образе, то за этим занятием Иней мог бы проводить часы, если не дни, методично выводя букву за буквой и затем складывая получившиеся листы в отдельный ларец, однако мгновения подобного покоя обманчивы. Неприятный, резкий, тревожный скрип ненастоящей двери, что вела вглубь Спирали, прервал медитативный покой Вестника и в тоже мгновение, вместо приносящей покой пустоты его разум заполонили мысли.

<...>

Глухой стук металлических сабатонов разносился по бесконечным корридорам, предупреждая тем самым о приближении Чёрных доспехов и кого-то, чей шаг легко заглушался их лязгом. Кайон двигался плавно, почти плыл по полу, от чего живые доспехи на его фоне казались неумело контролируемыми марионетками, что в целом и не было так уж далеко от истины. В своих руках Скорбящий Иней нёс две стопки бумаг: одна из них была расписана ровным и аккуратным почерком, а другая содержала в себе размашистые и витиеватые символы. Быть Вестником - значит стать не столько “голосом Бездны”, сколько “голосом для Бездны”, и порой приносить с собой приходится не только лишь новость о неудаче либо упущении. В этот раз в тронный зал Кайон зашел с намерением пробить новую трещину на сердце той, что внимательней всех внимал голосам вне реального мира.

Он прошел в тронный зал лишь тогда, когда его просьба об аудиенции была передана и принята, хотя вполне мог воспользоваться своим положением в Ордене. Однако, даже оказавшись в столь печальной ситуации, то немногое ,что оставалось в Кайоне от него прошлого требовало соблюдать протокол, придерживаться этикета, от чего лязг металла бестелесных рыцарей проник из коридора, через портал, но тут же стих ведь рыцари замерли перед лицом своей повелительницы. Вестник сделал три строго выверенных шага и бесшумно опустился на одно колено, покорно склоняя голову, как и подобает гонцу что приносит дурную весть. Левая рука вместе с бумагами опускается на пол, а правая кладется на грудь, после чего в тронном зале воцаряется тишина.

Иней не спешит говорить, пару секунд тщательно прокручивая в своей голове всё то, что смог собрать и то, что ему столь любезно было преподнесено ранее.

— Тц. — Недовольный тем, как всё ускользнуло из-под его бдительного надзора, Вестник начинает говорить, и голос его монструозной формы заполняет всё свободное пространство. — Ваше Высочество, нас предали. Снова.

Конечно, подобное всегда можно попробовать обернуть в более приятную слуху обёртку из подводящих фраз и мягких слов, но это лишь на мгновение скрасит горечь от услышанного, а Кайон был готов действовать. Сорваться с цепи и навестить Пурпурную Молнию по наводке Погибельного Грома было бы совсем не сложно, даже наоборот, вот только чем тогда Вестник будет лучше зазнавшегося ученого их Ордена? Нет, подобное совершенно не подходит его роли и призванию, как во времена давно минувшие, так и в эпоху нынешнюю. Подковёрные интриги и заговоры за спиной остались далеко в прошлом, теперь же Скорбящий Иней лишь мрачная тень, что бдит за своими собратьями и не даёт новообретенной семье распасться изнутри, даже если это значит обрекать одного из них на муки ради блага остального Ордена Бездны.

Отредактировано Mournful Hoarfrost (2023-08-20 15:39:35)

Он не дрогнул, когда от сказанных слов в тронном зале повисла гнетущая тишина. Не двинулся, когда бурным потоком к нему приблизился Гидро Вестник, говорящий и действующий от имени принцессы. Не шелохнулся, когда слуха его коснулся тихий и обманчиво спокойный голос восседающей на троне девы, на чьё лицо каэнриец не решался поднять взгляда, но молвил, ведь это всё что ему оставалось.

— Нет, Ваше Высочество.

Она и так уже это поняла, однозначно, раз вернулся к своему трону, вновь позволяя Течению вести разговор. Крио Вестник встаёт и внимательно смотрит на собрата, что вкусил ту же горечь, смотрит слегка исподлобья, ведь могучим ростом его обделила даже Бездна, но то не важно и не было поводом хоть для какой-то обиды. Взгляды их не пересекались, но Иней знал, что найдёт на свою печаль равносильный отклик. Инквизитор выжидает, и не зря, поскольку от последовавших вопросов, кажется, содрогнулся  весь тронный зал и всё внимание, которое можно было собрать на себе в Лунной Спирали было приковано к тому, кто больше других скорбит от ошибок и провалов. Склонив голову и укрыв свой взор под несуществующими веками, Кайон делает шаг вперёд, словно пытается занять всё пространство перед ступенями на трон. Лишь бы молнии ударили в него, как в громоотвод.

— Как только получил отчёт из рук Погибельного Грома. — Это прозвучало грозно, резко, быстро, отчего Скорбящий Иней выдерживает паузу, прежде чем ответить на второй вопрос. — Он скрылся, Ваше Высочество, как и подобает бегулецу… Я готов найти его. Лично.

Одно её слово и в тень печали, что поглощает разум воина морали, грянут все на кого укажет перст скромной владычицы Ордена. Поразительно сколько послушания и повиновения в себе способен найти Кайон, когда дело доходит до Принцессы, чей голос так сладко звучит в унисон со звенящей пустотой Бездны. Это не поддаётся пониманию, нет, но Иней и не пытается понять всё то, что стало с ними за эти долгие пять сотен лет. Наверняка у Уэргу был весомый повод так погрузиться в свои изыскания и не позаботиться о том, чтобы весть о его успехах и провалах была доведена до Люмин. И у Самули была причина, по который он так спешно вручил последний пазл в руки бдительного инквизитора, конечно. Вестник видел это, знал, и это печалило его, отдавалось глухой болью в том месте, где должно было биться сердце. Лишь понять это было ему больнее всего, как когда-то тогда, на зарей их изгнания, когда все те могучие догмы и устои обратились пеплом…

Легкое касание Раала вырывает Кайона из круговерти скорби и он невольно смотрит в сторону трона, успевая заметить чёрное убранство принцессы, но вовремя отводит не позволяет себе смотреть куда-то на лицо, или ещё хуже - в глаза. Хотел было сказать что-то, да слов не подобралось, лишь вздох один тяжелый да поклон как извинение за вольность с мыслями вне трона. Коль он шагнул навстречу буре, то будет с ней до самого конца.

— И я готов подготовить наказание для предателя, если на то будет Ваша воля.

Отредактировано Mournful Hoarfrost (2023-08-20 15:39:25)

Он был готов лишиться остатков своего существа в тот же миг, был готов принять весь груз чужого гнева и собственной печали. Слишком много воды ушло с тех пор, когда Кайон был готов лить горькие слёзы из-за ошибок своих сородичей, слишком много сил на это нужно. Блюститель моральных устоев в лице крио Вестника лишь смотрит под ноги принцессы, что неимоверно долго спускается с пьедестала, молчит и ждёт, когда нагрянет буря. Один вдох, два, три.

Тело инквизитора не подвергается никаким нападкам, ни со стороны Её Высочества, ни со стороны Раала, но кара настигает его и звенит громче любого возгласа. Тишина. Без слов, без ответов, Люмин лишь забирает из рук своего преданного Вестника журнал с записями, и всё её сознание теряется где-то среди строк личных заметок учёного Ордена. Скорбящий Иней не пытается найти ответа на свои последние слова, в попытке вырваться из клети своей кары, но жест Течений вынуждает смиренно покинуть тронный зал, унося с собой молчание принцессы подобно кандалам грешника. И он покорно следует за своим братом, прочь, сквозь неприметную дверь в стене, прямиком в комнату для ожидающих аудиенцию.

Богатое убранство помещения отдаётся глухим шумом из далёкой прошлой жизни, когда при дворе собирались все самые значимые и известные люди, и это навевает тоску по временам лучшим, чем сейчас. Кайон не пытается всматриваться в то, как отделан диван, как красив чайный сервиз и сколь неуклюжа фрейлина Её Высочества. Нет, вместо этого он смотрит туда, где видит свет умерших надежд и чаяний, где видит эхо собственной судьбы. От созерцания этой картины приходится отвлечься, когда Злые Течения подходит слишком близко, чтобы оставаться просто разгневанным подручным принцессы. И вот в его глаза Кайон смотрит прямо, без какого либо страха, стыда или гнева. Весь гнев сейчас на его плечах, вся злоба этого момента досталась ему одному и Вестник хватает брат за запястье, словно боится, что разум Инея вновь найдёт способ предаться блаженной меланхолии. Но разум, преисполненный скорби, пронзительно смотрит в ответ, лишь немного выжидая, когда сойдёт волна обжигающего кипятка эмоций.

Когда голос Раался становится всё тише, когда его хватка становится толику мягче, инквизитор действует, не оставляя гидро Вестнику ни шанса уклониться. Свободная рука плавно опускается на плечо советника, без какого-либо давления или хвата, чтобы привлечь достаточно к себе внимания, и затем лишь один небольшой шаг навстречу, вместе с небольшим толчком к себе. Выверенным жестом рука уходи с плеча за спину, заключая буйные воды в объятия льда и скорби, и лишь только тогда он смеет заговорить снова, почти шепотом.

— У меня нет для тебя ответа, брат. — Тон слов Скорбящего Инея почти не отличается от того, как он говорил в тронном зале, но слова, звучащие так близко, несут в себе гораздо больше, чем простое раскаяние. — И слёзы давно закончились. Осталась одна лишь жажда мести.

Стоит вестник так, обнимая брата и принимая весь гнев его, всю боль, недолго, отступая в тот момент, когда из-за угла доносится знакомый звон посуды на подносе. Кайон едва заметно кивает, после чего его взор снова устремляется за стены комнаты, где он находит нужные слова.

— Прах к праху, брат.

Отредактировано Mournful Hoarfrost (2023-08-20 15:39:17)