Ночью он был юрким пустынным лисом, что ютился в тени редких камней. Золотой песок, раскалённый до ощутимого жара, выгретый до предела ярко-алым солнцем в высоком, стоячем небе, переливался радужным отблеском, а в расплавленном воздухе можно было разглядеть движение барханов, уползающих прочь, пытающихся сбежать, но неспособных покинуть пределы бескрайней пустыни. Он, фенек, обернувшись хвостом, хранил ночную прохладу за шёрсткой, и лениво наблюдал за мерным течением песков. Сочный красный плод под его брюхом ещё хранил свежесть, и фенеку хотелось его надкусить прямо сейчас, но он знал — торопиться не стоит, солнце ещё высоко стоит, день будет долгим, и лучше сохранить припасы до становления полудня…

 Наутро он всегда был человеком. Без экзотических фруктов, без нещадного солнца над головой, — лишь с рядом белых высоких светильников промышленного типа. Вместо песков — недвижимые белые стены и выложенный плиткой пол. Вместо тени под камнем — скромная койка с таким же белым бельём. В отражении над небольшой раковиной — молодое светлое лицо без высоких пушистых ушей, без вытянутого носа, зато с волосами, достающими почти до плеч. И когда только так запустил?..

 «Когда смогу подняться, обязательно подстригусь.»

 Только вот когда он сможет подняться…

---

 «Мю-07» была одной из десяти станций, расположенных в самых недоступных и неожиданных местах Земли. Научно-исследовательский комплекс впечатляющих масштабов находился практически на самом дне Индийского океана. Обитатели ласково называли свое прибежище «сном» или «центром сна» — по аббревиатуре от «Центр Специальных Ориентированных Наук», ничего не говорящего официального названия, красующегося на бумагах. Разумеется, скрыть такую махину от исследовательских дронов и внимания общественности не удалось, поэтому очень быстро появились основные теории происходящего внутри. Первые полагали, что на станции работаю морские геодезисты, наблюдающие и контролирующие течение Индийского океана. Вторые добавляли к этому оттенок конспирологической теории — здесь якобы располагалось специальное оборудование ООН, генерирующие специальные условия неблагополучного влияния течений на Филиппинское и Восточно-Китайское море, чтобы стимулировать рыночную зависимость у побережья от Западного мира…

 То, что происходило на станции на самом деле, находилось под глифом секретности настолько, что у каждого сотрудника были подписаны не только документы о неразглашении, но и заранее составлены завещания, письма доброй воли, сдана вся биометрия, а семьи содержались в так называемом «дипломатическом» плену, — когда над жёнами, детьми и матерями не стоит боевик с автоматом на самом деле, но за ними точно ведётся наблюдение, они получают «пособия» и регулярно собираются на мероприятиях для «поддержки семей экспедиции». В начале сотрудничества с организацией это казалось милым, при понимании сути — пугающим, после знакомства с самим объектом работы — понимаемым.

 Тигнари жил на станции уже месяц и, откровенно говоря, не понимал, что именно он тут делает. Родился и вырос он в этой части полушария — на Шри-Ланке. Детство в тропическом лесу с поощряемым родителями любопытством привело к тому, что в семье наследственных учёных начал воспитываться ещё один. Когда остальные дети сталкивались с переходным возрастом и первым поцелуями, Тигнари готовился к поступлению в Гарвард. Ему сулили отличную карьеру и стимулировали интерес к работе обязательными премиями и наградами в сфере научных исследований, но не прошло и года после выпуска из Гарвардского университета, когда Тигнари собрал свои вещи и вернулся на родину. Суетливая городская жизнь и лицемерная игра в рукопожатия и галстуки не пришлась ему по нраву. Все его профессора снисходительно кивали: он ещё слишком юн, не понимает всей важности официоза и публичности, он ещё вернётся, но тогда уже не мы будем предлагать, а он — просить.

 Тигнари не вернулся. На Шри-Ланке для него был необъятный и богатый простор для научной деятельности, и целый отшельнический рай — для избранного стиля жизни. Он бы и продолжал жить свою жизнь так, как привык, выпуская по несколько книг и работ в год, отсюда, с острова, пока не случился день икс.

---

 Он хорошо помнил тот момент. Когда землю затрясло, в его наушниках заиграла песня Dirge группы Death In Vegas, с которой он познакомился на музыкальном фестивале в Лондоне. Ему не нравились живые выступления, резало слух, но при этом он нашёл себя на удивление в гармонии с непрерывным ношением наушников, когда он не был на природе. Музыка дополняла его реальность, помогала увидеть то, что не увидеть простым взглядом там, где просто идут люди. Он любил утренние прогулки в компании Пи Джей Харви, рассказывающей о том, что здесь было до цивилизации, а за его бумажной работой из-за плеча наблюдала Бьорк, лучший критик и мотиватор из всех.

 Трясло знатно. Землетрясения не были редкостью здесь, но конкретно это — не было ни спрогнозированным, ни объяснимым. Всё то время, что он выбирался из чащи, Тигнари так же пытался отключить плеер, — который он, будучи в лесу, даже не включал, — но его смартфон был выключен, а музыка продолжала играть. Одна песня, три минуты и тридцать четыре секунды, двадцать раз подряд, до момента, как Тигнари смог укрыться подальше от гор. Затем наступила тишина.

 Как выяснилось позже, электронику вырубило на всём острове. Ещё позже — что во всём мире. На восемь часов абсолютно по всей планете не работали электроприборы, не было света. И за эти восемь часов без судорожной публикации «твитов» случилось самое неописуемое событие: одна из египетских пирамид вдруг раскрылась так, словно верх её был атриумом с обзорной площадкой. Только вот башенный пик её был вовсе не позолоченным балконом фараонов, а набитой приборами и электроникой до отказа странной высокотехнологичной конструкцией, объяснить которую никто не мог.

 За всю следующую неделю конспирологи и журналисты всех мастей соревновались в выдумывании теории заговоров и имён ответственных за случившееся. Пирамиду быстро оцепили военные, сначала каирские, а затем и ООН. Разжигателей споров вокруг темы резко начали затыкать, самые медийные посты в сети — удаляться, а пресс-релизы всех международных бюро безопасности едва ли не одновременно опубликовали данные о том, что пирамида является совместной разработкой ООН и Арабской Республики Египет. Использование культурного наследия согласовано с культурными фондами и обусловлено оптимальным расположением. Основная цель объекта «Пирамида» — наблюдение и мониторинг за воздушным и водным пространством. Главной причиной назывались «экологические трудности» и «боевая угроза со стороны арабских стран Ближнего Востока». И, действительно, регулярность и частота столкновений мусульман разных этнических групп в последнее время, эскалированная до бомбардировки Йемена и Эритреи, словно требовала решительного ответа со стороны остального мира. И хотя оставались те, кто не верил в эти письма, все официальные представители государств и крупных вещательных систем продолжали настаивать на этой версии. Пирамида охранялась так тщательно, что после нескольких инцидентов с расстрелом на месте и без вопросов любопытствующих журналистов или тайно пытающихся пробраться для съёмки блогеров интерес к проникновению поутих. Арабские радикалы неоднократно проклинали Запад за вмешательство в их культуру и конфликты, устраивали теракты и даже подрывали здания в крупных европейских городах, но пирамида оставалась неприступной.

 А затем за Тигнари пришли. Ему не дали ни времени на сборы, ни простора для сопротивления. Военные без опознавательных знаков, сообщившие, что «вас ожидает работа», добровольно принудительно посадили его в вертолёт и без слов отправили в путешествие. Пару часов Тигнари наблюдал просторы индийского океана, перебирая возможные варианты развития событий. Решив, что ни одна из его теорий не имеет смысла, он вздохнул, смирился и принялся разглядывать бескрайние воды, разливающиеся от одного солнечного горизонта до другого.

 Вертолёт сел на огромной искусственной площадке посреди океана. Никаких берегов, разумеется, тут не было видно, а по количеству высоких антенн и спутников Тигнари быстро понял, что место не отслеживаемое вовсе. Взяв под локти, охранники так же бесцеремонно повели его дальше. Тигнари только и успел, что бросить взгляд на собирающийся закат. И это был последний раз, когда он видел небо.

 Затем они спускались. Прошёл не один десяток минут, прежде чем лифт остановился, тяжёлый, армированный, очень широкий и вместительный. По мере того, как они спускались, Тигнари пытался мысленно отмерять высоту погружения, но… Но в какой-то момент у него закружилась голова. Когда со звоном начала отъезжать в сторону дверь лифта, примерно туда же уползло и его сознание. Пришёл в себя Тигнари уже на кровати, — на той же самой, на которой он будет начинать свой каждый следующий день, — в компании белых стен, белого пола, белого освещения, белой скромной мебели без какого-либо убранства.

 — Тебе лучше бы переодеться, — отозвалась одна из стен юношеским голосом.

 Голос принадлежал парню на вид одновременно и молодому, и словно уже усопшему. Белая полупрозрачная кожа, светлые ресницы и такие же тонкие, белёсые волосы выдавали в нём альбиноса, а белоснежный медицинский халат поверх такого же белого лёгкого костюма позволяли идеально слиться с окружением. Юноша перекинул за плечо поразительно длинную косу и надломленно улыбнулся. Указал на стул:

 — Для тебя уже подготовили комплект одежды и халат. Всё необходимое оборудование мы получим чуть позже. Ах да. Старх, — он протянул руку для пожатия, — Я инженер-геолог.

 — Тигнари, — он рефлекторно пожал руку, — Биолог. Специализируюсь на…

 — …биологической эволюции, да. Я уже успел познакомиться. Ну, не буду смущать.

 Старх виновато улыбнулся, как если бы украл звёздный момент представления себя, а затем вышел из комнаты. «По крайней мере, здесь есть дверь, — подумал Тигнари, — Значит, куда-то я всё-таки могу уйти.» Он переоделся, даже не удивляясь, что такой же белоснежный комплекс рабочей одежды оказался идеально по его фигуре, а затем и сам вышел из комнаты. В коридоре, — таком же стерильно белом, — он обнаружил и Старха, и целый ряд одинаковых дверей, на которых разве что отличалась разметка буквами греческого алфавита. На двери Тигнари была дельта. «Треугольник — моя любимая фигура», — сразу же вспомнилась строчки из любимой песни.

 — Идём, — из разглядывания табличек его вырвал голос Старха, — Получим твоё оборудование и инструкции.

 Старх вёл его по длинному витиеватому коридору. В нём не было окон, только такие же двери без названий, лишь с символьными подписями. В целом Тигнари мог описать это место исключительно как «секретная подводная лаборатория» со всеми киношными клише и стереотипами. Он был уверен, что где-то за стенами, между толщью воды, наверняка проводятся какие-то опасные эксперименты или решаются вопросы мировой безопасности. Наверняка это связано с…

 — Пирамида, а? — вдруг весело отозвался Старх, — Видел, как её раскрыло?

 — Угу…

 — Скажи, хотелось бы забраться внутрь и посмотреть?

 — Если честно, то… — Тигнари обострил всё своё любопытство, но ответил со вздохом: — …то нет. Что бы там ни происходило…

 — А мне бы очень хотелось, — Старх словно пропустил ответ Тигнари мимо ушей, — Не то что бы меня интересовала вся эта механическая начинка. Меня куда больше беспокоит, как это всё сумели оборудовать незаметно, и почему не было никаких изменений в песках.

 — …в песках?

 — Ну да! Пустыня может показаться крайне однородной, но на самом деле сложная система перемещения её волн и образования барханов сильно зависит от того, чем и как пустыня ограничена. И утяжеление такой монументальной и древней конструкции, как Розовая Пирамида, не могло пройти незамеченным для пустыни. Однако ничего как будто бы не менялось. Я несколько раз запрашивал одобрение командировки для геологических исследований, но…

 — Постой. Ты собирался в пустыню? Но…

 — …но я альбинос, да? Самая главная дилемма моей жизни. Пустыни — любовь моя, и если что и погребёт меня, то пусть это будут золотые пески под величественным солнцем веков. Понимаешь?..

 — …наверное.

 Он понимал, но соглашаться явно означало и принять странную риторику не менее странного Старха. Этого Тигнари не хотел. Благо неловкий их разговор прервался на внезапную остановку. Старх остановился возле двери и осторожно постучал в неё. С обратной стороны никто не отозвался, но механический затвор щёлкнул, а створка двери отъехала в сторону, спрятавшись в прочной стене. Кабинет, в который они зашли, не многим отличался от комнаты, в которой проснулся Тигнари, — только сейчас он вспомнил о том, что не зашёл в неё, а был внесён, стоило уточнить детали.

 За узким рабочим столом сидел мужчина в уже знакомой Тигнари спецовке. От прошлых его отличало наличие очень странного головного убора. Лицо (голова, шея…) мужчины были скрыты за полным противогазом, и когда тот поднял голову, Тигнари увидел своё явное отражение в черноте защитных стекол маски. Даже моргнул пару раз, пытаясь убедиться, что ему это не привиделось. Однако Старх словно не обратил на это никакого внимание и обратился как ни в чём не бывало:

 — Дезмонд, я привёл новенького. Очистку он уже прошёл, ему бы оборудование.

 Мужчина в противогазе тут же поднялся из-за стола, и Тигнари смог разглядеть, насколько высок был этот человек. Шире его самого в плечах и груди, выше на пару десятков сантиметров, теперь этот исполинский мужчина что-то осторожно перебирал на верхней полке, — «Вот это да, мне бы потребовалась стремянка.» Пальцы в грубых перчатках на удивление ловко подцепили тонкий планшет. С него даже не была снята ещё защитная плёнка и нигде не виднелось никаких опознавательных знаков. Мужчина без слов вручил планшет в руки Тигнари, а пояснил уже Старх, сразу же осторожно за локоть выводя из комнаты:

 — Это рабочий планшет. Доступа в инет нет, только локальная сеть и местные общие папки. Сейчас он будет у тебя совсем пустой, но как только придёт уведомление о начале работ, сразу получишь доступ ко всему необходимому. Вечером чуть позже зайду за тобой на обед. А пока что возвращайся к себе. Только никуда не заглядывай!

 Последнее Старх обронил шутливо, но затем добавил со всей строгостью:

 — Серьёзно. Никуда не заглядывай.

---

 Тигнари и не заглядывал. Он вернулся к себе в комнату и обнаружил на пустых полках откуда-то появившиеся книги. «Как мило с их стороны,» — подумал он, проглядывая корешки. До обеда он изучал «Большой атлас цветов Индии». И после обеда до ужина. И после ужина. И до следующего завтрака утром, и так ещё многие дни. Прошёл без малого месяц, ограниченный его комнатой, шутливыми разговорами ни о чём со Стархом в коридоре, трапеза в полной тишине в столовой, где на аккуратном расстоянии друг от друга за дюжиной столиков обедали такие же люди в белом, а возле дверей стояли мужчины с автоматами.

 Тигнари понимал, что охуеть ему стоило ещё в тот момент, когда на отрубившемся телефоне включилась Dirge, а теперь лишь догоняться шоком, но сюрреалистичность происходящего позволяла оттолкнуться от реальности и наблюдать свои дни в белоснежном заключении как будто бы со стороны. В конце концов, ему было уже попросту любопытно, что же произойдёт дальше и когда уже ему придёт уведомление о начале… чего?..

 Уведомление пришло в понедельник в половину седьмого утра. Тигнари уже не спал, поэтому бросился к планшету сразу же, как только услышал звуковой сигнал. Всплывающее окно развернулось в текстовый документ. Таблица расписания дня, уже введённая в него, практически полностью пустовала. Только на семь утра стоял пункт «погружение», а далее все блоки по часам были залиты серым цветом. Это мало о чём говорило, но Тигнари, бесцельно потерявший целую неделю, поймал себя на том, что оставшиеся полчаса намерен провести в трепетном ожидании.

---

 Вооружённые люди через полчаса ровно вывели его из комнаты. Как и прежде, его вели в лабиринте стерильных коридоров, через несколько очистительных станций, по трём разным лифтам, каждый следующий из которых был прочнее и изолированнее предыдущего. Если у Тигнари и раньше было ощущение потерянности и непонимания, на какой глубине находится станция, то сейчас и подавно ему казалось, что «Мю» вполне могла касаться океанического дна, а, может, и глубже. Кто знает?..

 Белые стены сменились сначала — металлическими, а затем и вовсе каменными. Холодные светильники вдруг заменились масляными фонарями. Ещё один коридор был облицован полностью деревом, а вместо источников света вдоль стен лежали ультрафиолетовые палочки, подсвечивая проход неоновым пурпуром. Каждый следующий коридор отличался новыми чертами и материалами. Искать в этом логику Тигнари не пытался, а просто наблюдал, запоминал. Он свяжет это между собой позднее, а сейчас лишь запомнит порядок.

 Его завели в круглый кабинет без какого-либо убранства. Ни мебели, ни предметов в комнате не было, только лишь уже знакомый великан в противогазе. Заметив его, сопровождающие Тигнари люди вышли из помещения. Оставаться один на один с Дезмондом было как будто бы неуютно, но куда некомфортнее ощущалась неизвестность, непонимание происходящего. Ожидание тяготело и требовало ответов. Дезмонд был готов их дать своим низким, шумным из-за фильтра маски голосом.

 — Добро пожаловать на объект «Куб», — в голосе отчётливо слышался британский акцент, — Через двадцать минут по окончанию инструктажа начнётся твоя смена. По окончанию первой исследовательской смены тебе будет необходимо составить список  оборудования для дальнейшего анализа. То, что отсутствует в наблюдательном пункте и лаборатории, будет доставлено отдельно позднее.

 Тигнари кивнул. Почему-то не хотелось перебивать Дезмонда глупыми «Чего?» или «О чём ты?».

 — А теперь подойди поближе и слушай внимательно. Там, — он махнул рукой на дверь за спиной, — Расположен наблюдательный пункт для исследования, содержания, контроля и удержания объекта «Куб». Объект был извлечён из Розовой Пирамиды в момент открытия последней. Содержимое объекта до сих пор неизвестно. Его влияние на окружающее пространство не исследовано в полной мере. В течение всего времени с момента изоляции объекта нам не удалось настроить как-либо контакт с ним…

 — …постойте, контакт? Вы полагаете, что куб — это живой объект?

 — Мы не исключаем этого.

 — Сбой с приборами и сетью — из-за него?..

 — Так точно. Кроме влияния на электроприборы на данный момент неизвестно ничего.

 — То есть… Это всё-таки не разработка ООН?

 — Нет. Происхождение, условия применения и цель объекта не установлена. Известно лишь, что для нейтрализации действия на электромагнитные поля Земли объект необходимо погрузить в воду на глубину не менее пяти километров…

 «Зондский Жёлоб? Опасно…»

 — …и установить вокруг защитные пространства из обозначенных в протоколе материалов.

 — Вы хотите, чтобы я исследовал этот куб? Но я…

 — …биолог. К проекту привлечены специалисты всех возможных научных отраслей для того, чтобы как можно быстрее и объёмнее описать объект. Поэтому следующий цикл смен твой.

 Этот разговор не имел никакого смысла. Тигнари не понимал ни целей, ни мотивов, ни толка происходящего. Ему оставалось реагировать лишь как есть, без каких-либо вопросов, поэтому он в очередной раз просто кивнул. Конечно, ему было любопытно посмотреть на то, что было найдено в пирамиде. Но, с другой стороны, он был ботаником, он изучал растения, а это… Никак не вписывалось в его мир. Однако Дезмонд наклонился к его лицу и прошептал нечто, пробравшееся сквозь респиратор, забравшееся в ухо Тигнари и больше никогда не покидавшее голову. Это изменило всё.

---

 Теперь Тигнари стоял на большом армированном балконе над искусственной пропастью. Ниже в обширной и необъятной бездне в кромешной тьме находился тот самый куб, но он был так далеко, что без какого-либо освещения различить его в гигантском зале было невозможно. Герметичное и тёмное пространство считалось первым условием содержания объекта без какой-либо угрозы для сотрудников. Тигнари просматривал отчёты учёных и исследователей, который работали здесь в прошлые смены. Лаборанты о них говорить отказывались, ссылаясь на то, что по протоколу могут лишь обсуждать текущие исследования и комментировать работу оборудования.

 — Значит, Куб измеряли весь вдоль и поперёк, снимали механические и термодинамические данные, воздействовали кинетически в пределах установленной силы, воздействовали энергетически, но… ничего?

 — Да. В отчёте RF-73 подробно описаны результаты воздействия при разных температурах, там хорошо видно, что плотность материала и её свойства совершенно не изменились ни до, ни после.

 — И состав материала до сих пор неизвестен?

 — Верно. Он не поддаётся химическому анализу и поглощает все реактивы и маркеры, уничтожая отличительные черты и строение.

 — Вот как…

 Тигнари думал. Если бы ему попался очень крепкий орешек, который наотрез отказывался открываться, что бы он сделал? Бить молотком не вариант, плоскогубцы и кусачки не сработают, и в воде не выварить. Что остаётся?.. Можно ли вообще сравнивать куб с грецким орехом?.. А что если куб, то есть орех, и не орех вовсе? Может быть, это коробочка, в которой созревает плод?.. Тогда безусловная защита семечка может быть обусловлена только одним фактором. Тигнари выдохнул. Такого экзотического цветка у него в уходе ещё не было. К концу этой смены он запросил всего несколько вещей: оборудование для воссоздания солнечного света и дневной температуры с постепенным нагревом и… плеер с наушниками.

 К следующему утру зал был полностью переоборудован, и тёмная завеса постепенно расступалась. С помощью мягкого искусственного освещения и ультрафиолетовых ламп имитировался рассвет. Постепенно увеличивалась яркость, словно поднимая ненастоящее солнце в помещении, а нагревательные элементы равномерно теплили нижнюю часть камеры. «Rise and shine», — улыбнулся сам себе Тигнари и отошёл от наблюдательного панорамного окна к аппаратуре. Один из лаборантов, ответственный за освещение, тут же обернулся.

 — Какой реакции мы ожидаем?

 — Я не знаю, — Тигнари честно признался, — Но до сих пор основные исследования были направлены на непосредственное чтение данных с объекта без каких-либо изменений, либо на взаимодействие с объектом напрямую. Механические стимуляции ни к чему не привели. Но если мы рассмотрим теорию о том, что объект может быть… живым или обладающим подобными свойствами, то изменение естественных условий обитания может вызвать изменения в его поведение. Ну, или в нашем случае… Проявить это поведение.

 — Это имеет смысл… Сначала я не понимал, зачем нам так много непрофильных ребят, но… Если эти исследования дадут новые данные, это уже будет огромный процесс.

 — Будем надеяться, что наша… М-м-м… — Тигнари призадумался, пытаясь подобрать подходящее название, — Пустынная коробочка любит солнечный свет и отреагирует.

 Ведь от этого, ни много ни мало, зависела судьба всего человечества.

 — Не коробка, а коробочка, — отозвался Тигнари, — Это важно. И, судя по всему, это септицидная коробочка.

 Он не стал пояснять почему это важно. Происходило слишком много иных важных событий, которые было необходимо свидетельствовать каждым фрагментом своего сознания. Поэтому Тигнари уже с полминуты смотрел за панорамное окно, не мигая, боясь даже выдохнуть лишний раз. Он ощутил, как у него засосало под ложечкой, — хотя он не был голоден физически, Тигнари понимал, что в животе его прямо сейчас начинает бурлить аппетит отличный от рефлексов пищеварительной системы. Как и любой другой учёный, в этот самый миг Тигнари начинал чувствовать настоящий голод, тот, что должен властвовать над человеком, в отличие от физиологических потребностей, — голод до истины.

 Волнение от первого открытия гуляло по его телу крупными мурашками, поэтому, когда фоновая музыка вдруг резко остановилась, Тигнари даже на миг решил, что дело в психосоматике, в растворении ненужных звуков внутри мыслительного пространства его головы. Однако не просто незнакомый, а всем своим естеством чужеродный голос подтверждал обратное. И хотя, казалось бы, он должен был скорее вернуть Тигнари в реальность, на деле вышло ровно наоборот. Тигнари сразу же обратил внимание на то, что он единственный, кто слышит этот голос. На всякий случай он даже пощёлкал по кнопкам управления проигрывателя, но поняв, что голос никак не связан с его текущим плейлистом, он вздохнул. «Лоу-фай биты, чтобы поддерживать ментальную связь с неопознанными объектами», ха…

 Тигнари не всегда понимал как отвечать реальным людям, долго вглядываясь в лица обращавшихся, а что (что и как…) уж говорить о чём-то сверхъестественном? Требовался единственный подход, с которым Тигнари был знаком более тесно, — научный.

 — Чтения с детекторов элементарных частиц?

 — Куб всё ещё условно изолирован и зонирован. Оборудование молчит.

 — А если… есть дозиметр? Можешь измерить… мой фон?

 — Твой фон?..

 — Да. На всякий случай, хочу убедиться кое в чём…

 — Ладно, у нас всё настроено на зал, но давай я отправлю кого-нибудь за ручным дозиметром.

 Пока научный состав исследовательской группы продолжал мониторить состояние раскрывшегося Куба, — у каких цветов подходящая коробочка, у зверобоя, у безвременников, у рододендронов? — Тигнари коротко и надломленно улыбнулся, больше от нервного и напряжённого веселья, чем от искреннего желания радоваться. Он вновь подошёл к наблюдательному пункту и посчитал нужным продолжить потенциальный полилог с вежливого жеста:

 — Извини, мне нужно было сначала решить вопрос с данными. Продолжим где мы остановились?..

 Тигнари виновато улыбнулся и заправил выбившуюся прядь волос за ухо. Всё-таки он довольно долго игнорировал вопрос своего собеседника. Был ли он сам при этом в здравом уме — другое дело. Но задержка эмоциональной реакции для самого Тигнари всегда виделась скорее плюсом, и если сейчас, когда вся команда была в нервном возбуждении от первых открытий, ему и стоило тоже пищать от восторга, то Тигнари почему-то ощущал вовсе не восторг от результатов, а некую… неудовлетворённость. «Рано радоваться, — думал, — Ещё слишком мало, ещё многое неизвестно.» Процесс исследования для него был куда увлекательнее первого заполненного отчёта. Он знал слишком хорошо — для полноты знаний нужно наблюдать не один сезон, не одно цветение…

 — Безвременники, точно, — Тигнари даже легонько хлопнул в ладоши, когда подобрал точное цветочное сравнение, — Подобно глориозе, в золоте и огне от света, в тени капризов от холодного момента.

 — Ты это о чём? — отозвался один из ассистентов.

 — Да так. Считай, что говорю сам с собой. Раз уж назвал его коробочкой, нужно было додумать аналогию до конца. Глориозы — африканские и южно-азиатские цветы из семейства безвременников. У них как раз септицидная коробочка, и мы только что наблюдали как она раскрывается. Стало быть, скоро увидим нашу пустынную глориозу во всём цвете…

 — …мне зафиксировать рабочее название?

 — Нет, не нужно. Я думаю, цветок сам нас сообщит о своём имени.

 Тигнари был недостаточно умён, чтобы отказаться от участия в этом проекте, но всё-таки достаточно сообразительным для того, чтобы не сообщать остальной исследовательской группе о том, что он слышал. Поэтому он ещё раз виновато улыбнулся, в этот раз — в пол-оборота к коллеге, словно извиняясь за разговор, который попросту не имел никакого смысла для кого-то, не столь страстно увлечённого цветами. Затем, вновь отвернувшись в сторону зала, Тигнари пару раз согласно кивнул, как будто бы дополняя свою готовность увидеть «лик» понятным жестом.

 — Давай-ка посмотрим на тебя, хорошо? — мягко предложил он, а затем громко обратился к команде: — Будьте готовы в любой момент полностью закрыть видимость. Я подозреваю люминесценцию, фото и био. И если он поглотил всю созданную нами световую энергию и продолжает поглощать её…

 Пояснять дальше необходимости не было. Команда заранее подготовила протокол экранирования наблюдательного пункта от возможного светового и не только излучения.

 Тигнари любит финики и не любит колючую, прилегающую к телу одежду. Его мыслепоток обращений с неизведанной силой неустанно продолжает вызывать именно такие ощущения: севший после стирки синтетический свитер, только надетый не на тело, а отчего-то повторяющий контур тела изнутри, покалывая нервные рецепторы, вызывая беспокойство в лёгких и неприятно сдавливая суставы конечностей, заставляя передёрнуться раз и другой. Но воистину главная сила человечества — это адаптивность. Воистину это великая мощь природы, на которую уповает Тигнари и повторяет себе словно мантру: потерплю и привыкну, это лишь сенсация от новых ощущений, это важно пережить и понять. Это важно.

 Ментальное словообразование даётся ему с не меньшим трудом, чем вербальное. Отвечать вслух на воображённые фразы ему кажется глупым и подозрительным, — а привлекать внимание специалистов «Сна» к себе раньше времени они не собирается, — проговаривать же про себя возможные варианты ответа ему ощущается неловким и немного самонадеянным. Поэтому в его голове остаётся лишь неспокойная вереница идей о том, как начать концептуальные коммуникации. То, что при этом он буквально говорит собеседнику о том, что не против говорить, но не понимает как именно это сделать лучше, придёт в голову Тигнари чуть позже, ведь сейчас вся его нервная система направлена на то, чтобы сдержать моментальную реакцию и не дать  телу погрузиться в проклятую рекурсию паники и восторга.

 Научная команда в своей реакции куда честнее и открытее: половина специалистов восторженно кричит матерные конструкции со всех уголков света, а другая, словно только и ждавшая, что сигнала, тут же бросается включать оборудование. Моментально помимо пассивной съёмки подключается несколько активных камер, чтобы записать картинку во всех возможных цифровых проекциях реальности. Сотрудники суетятся, и бодрый тон любопытства на грани с адреналином заполняет наблюдательный пункт фантомным чувством вот-вот собирающегося ливня. Тигнари же почему-то дотрагивается до своей головы, медленно проводит рукой по макушке, пару раз туда и обратно, но, так и не обретя разрешения своей внутренней потерянности, возвращается к управляющему пульту.

 — Выключите камеры, — вдруг предлагает он.

 — Что? Почему? У нас в протоколе прописано вести съёмку любых эт-…

 — Прописано. А банальная этика полилога предполагает хотя бы устного разрешения на ведение съёмки.

 — Ты правда хочешь спросить разрешения у объекта?..

 Тигнари кивает и останавливает свой палец над кнопкой включения микрофона. Долго смотрит на своего коллегу, выжидающе и пристально, даже не моргая.

 — …ладно, ребят, вырубаем. Но это под твою ответственность, если спросят.

 — Значит, под мою, — Тигнари вздыхает, прочищает горло, набирает полную грудь воздуха и нажимает на кнопку, — Мы включим видеокамеры и будем вести запись дальнейшего разговора. Это приемлемо для тебя?..

 Как только он задаёт последний вопрос, то тут же отключает микрофон и медленно выдыхает, чтобы следом отрывисто вдохнуть. Десяток секунд он тратит на то, чтобы привести дыхание в норму после того, как он по своей воле и нарушил протоколы «Сна», и вступил в открытый диалог с чем-то, что могло не разделять тех же стремлений. Но отчего-то, несмотря на очевидную катастрофичность решения, оно ощущается правильным, и в этот самый миг Тигнари как никогда уверен в том, что ещё ни разу не ошибался, полагаясь на свою совесть вопреки правилам. «Выкусите, господин ректор Гарварда, — вдруг разыгрывается ребячество, — Я и тут нарушаю правила. Вот так-то.»

 Часть команды в это время разбирает отчёты историков и антропологов, пытаясь предположить, кем же является «господин» объекта. «Надо бы заказать переводы картушей в районе Розовый Пирамиды» — предлагает один. Другой, листая текст на планшете, замечает: «Может это был сам Снофру?..» И, действительно, сам вероятный заказчик строительства пирамиды, а по совместительству один из самых влиятельных фараонов Древнего Египта становится первым подозреваемым в этом таинственном деле.

 «Но почему шакал? — думает Тигнари, — А не сокол?..»

[indent]«У меня поднимается температура», — на удивление спокойно замечает сам себе Тигнари, когда ноги становятся ватными, а на лбу выступает испарина. Уже с пару минут он держится за стол так, словно иначе — отпустит и упадёт от дрожи в коленях, растает от пламени, что съедает его изнутри. Жар не легко отследить, хочется искать его в перепонках, но он зарождается ещё глубже, под темечком, разливается по всему телу, лихорадит и выводит из строя нервную систему, напрягая каждый рецептор, отдавая сотни сигналов в секунду о вмешательстве в организм едва ли не на клеточном уровне. Если закрыть глаза и прислушаться к телу, то можно услышать, но по венам бежит электричество и солнечный свет.

[indent]Эта мысль и позволяет прочнее встать на ноги. Тигнари, опираясь на стол, подходит к панели управления и методично нажимает несколько кнопок друг за другом. Показатели на экране приходят в движение, и это позволяет Тигнари отвлечься. Лишь когда температура зала с Кубом начинает понижаться до нуля, а освещённость возвращается к прошлой непроницаемой темноте, он напоследок смотрит на опускающуюся поверх панорамных окон заслонку. Вот-вот щель между экраном стеклянной раной пропадёт, поэтому Тигнари медленно выдыхает и закрывает глаза, чтобы тихо сказать:

[indent]— На сегодня достаточно. До свидания и спокойной ночи.

[indent]Оставаться минимально вежливым в такой ситуации ему позволяет лишь сильное желание держать ситуацию под контролем, — хотя бы ситуацию, раз не удаётся удержать своё собственное тело, которое от тока и спелых гранатов пьяно чем-то топяще неестественным. А ведь досталось не ему одному... Кто знает, к чему мог привести контакт. Поэтому ему только и остаётся, что считать такт своего дыхания, — раз, два, три, четыре, пять, — и перебирать мысли, — шесть, семь, вдох, — и сортировать ощущения внутри тела. Под халатом до сих пор словно липкие следы от фиников, — кто-то мял их руками, а затем касался этого тела, но изнутри.

[indent]— Хватит, — повторяет Тигнари, — Хватит на сегодня.

[indent]И исследовательский пункт сворачивается. Команда службы безопасности, сразу же высланная Дезмондом после сигнала о прекращении наблюдения, быстро выводит сотрудников из помещения, не давая шанса даже обернуться напоследок. Тигнари мог бы догадаться, что спокойного «прощания» с рабочим местом не будет... Впрочем, он мог бы догадаться и о многих других вещах. Но не догадался. Остужающее здравый смысл любопытство наконец отступает, и весь слизкий страх начинает дубеть в конечностях. Все команды и распоряжения, что доносятся вокруг, Тигнари пропускает мимо ушей. Людская речь уносится сильно дальше по коридорам, когда как он сам, словно приглушённый, продолжает слышать лишь как лопаются под висками гранатовые семечки. На языке сворачивается вкус забродивших фруктов.

[indent]— На обработку, снять все пробы и в душ. Если всё будет хорошо, то ужин, отдых и сон. Понял? Эй, понял? Слышишь меня?

[indent]Вооружённому человеку в защитном костюме приходится потрясти Тигнари за плечо. Тот, едва-едва оклемавшись от собственных мыслей, только кивает. Он не до конца понимает, с чем именно соглашается, а потому просто отпускает своё тело вперёд, в медицинский блок, где через защитные камеры и множество экранов его просвечивают насквозь. Тигнари вглядывается в проекцию его организма на дисплеях разных приборов. Но ни звуковые волны, ни магнитные, ни какие-либо иные не могут найти в грудной клетке спелый гранат, что пульсировал вместо сердца и разливал по венам вино вместо крови. Мимо ушей Тигнари долетаю обрывки заключений: радиации нет, все показатели в норме, но повышена чувствительность к стимуляции, наблюдается состояние стрессовой заторможенности... Нет, все эти слова не способны описать то, что происходило с телом Тигнари, но если этого было достаточно, чтобы отпустить его, то и пусть. Он выходит из кабинета и моргает.

[indent]Когда он открывает глаза, то обнаруживает себя в душевой. Множество кабинок, разделённые между собой стенками, заняты другими людьми, а Тигнари ютится в самом конце блока, лбом прижимаясь к плитке. Вода горячее нужного бьёт крупными каплями тропического душа по спине, но что она может в сравнении с огнём, что до сих кипятит кровь до густого фруктового нектара внутри. Когда же это пройдёт? И что это было? Безграничное любопытство, что завело его за черту привычного, отступает и забирает с собой остатки ровного, выверенного дыхания. Тигнари вновь моргает, а когда открывает глаза в следующий раз, то понимает, что помимо воды в своей кабинке он слышит лишь её эхо — он остался один во всей душевой.

[indent]Ему хочется вжать своё тело в керамический угол, чтобы стены удержали его и остудили, но горячая вода нагрела и их, а тело ласково обволакивает только жгучий пар, нежно пытаясь выжечь из-под кожи последние искры электричества. Тигнари даже не понимает, что держит себя руками. Он от истомленной слабости сводит колени вмести, сутулится, наклоняя плечи, прячет лицо и кусает губы, мелко дрожит, хотя, казалось бы, здесь так жарко. Когда же, когда же это закончится? Когда ему удастся понять, что это было?..

Когда это случится вновь?

Отредактировано Tighnari (2023-05-01 11:32:19)

[indent]Короткие импульсы разбегаются по телу светлячками, что проводят сквозь свои тела не просто свет, но электричество. Тигнари пытается отпрянуть от стены и смахнуть их с себя, но, искрясь, разлетаются лишь капли горячей воды. Светлячки, набухая огнём забытых знаний, суетятся на распалённом теле, вынуждают сокращаться и без того напряжённые мышцы, впиваясь крохотными жучиными зубами как оголёнными полупроводниками. Быстрые конвульсии содрогают тело, и Тигнари не остаётся ничего, кроме как, обхватив себя изломленными от заряда руками, упасть на пол. Но вместо влажного кафеля и тяжёлого стука воды о плитку его встречает горячий шелест струящегося по земле песка. Тигнари, нагой и слабый, валится на пол в царственной зале, где даже горящие огни факелов не ярче облика того, что высится дальше на троне, не подобно солнцу, а затмевая его. Стыд и страх колят под кожу острее крохотных молний, и лишь пальцы, дрожащие, перебирают утекающий шёлком меж костяшек песок. Укутаться бы в это одеяние из золотого песка, спрятать немощное смертное тело в тени величественного как под плащом, поднять бы только голову, увидеть его лик, увидеть всё кругом, узнать, убедиться, удостовериться, унаследовать золото истины. Но слабое тело не поддаётся, всё ещё встряхиваемое время от времени прыткими импульсами поселившейся у самого сердца электрической стимуляции. Язык жаждет задавать вопросы, но из горла рвутся лишь стоны. Мокрые волосы падают на лицо, не давая даже на вытянутой шее увидеть хотя бы обожествленный венец. Глаза, и те подводят, неспособные привыкнуть к окуренному ладаном тёплому свету, щурятся, слезятся… Но он должен. Он должен. Он должен. Трясущиеся колени собирают под собой песок, руки грубо зачёсывают волосы наверх, горло утаивает дыхание, чтобы не сбиться. Тигнари, такой бледный и слабый пред великим и палящим, тянется вверх, тянет и свои руки, тянет и шею, поднимает лицо и…

[indent]…в нос и рот забивается горячая вода, по лбу бьёт тяжёлая душевая капель. Ноги, слабые, расползаются по каменной плитке. Тело оседает, полностью сползает на пол. Сознание утекает прочь вместе со светлячками сквозь сливную решётку, — в канализации никто не найдёт истину, она вернётся в океан и будет погребена на самом дне вместе с покоем, вместе со спокойными ночами, вместе со всей прежней жизнью. Тигнари кажется, что он слышит лязг металла и топот дюжины ног самых крепких воинов. Когда свет покидает его глазницы, он слышит голос Аристарха: «Пакуйте его.» Спецназовцы врываются в душевую и окружают его, сбиваются в тесной кабине. Воины с копьями из солнечной руды на подмогу не являются.

---

[indent]Когда Тигнари открывает глаза, он видит:
[indent]• белый потолок;
[indent]• белый корпус светильника;
[indent]• белую лампу стерильного освещения;
[indent]• белое лицо Аристарха;
[indent]• чёрный интерес в красных глазах альбиноса.

[indent]— А, пришёл в себя, — сиплый голос Аристарха отгоняет остатки глубокой и тёмной бессознательной дрёмы, — Как себя чувствуешь?

[indent]Тигнари пытается сесть в постели, но понимает, что тело его неподвижно. Он медлит с ответом, неторопливо моргает и проверяет отзывчивость конечностей. Пальцы и рук, и ног по отдельности шевелятся, есть подвижность в тазе, но всё остальное тело, оцепеневшее, неподвижное, замерло в раскинутой позе. Теперь подступает усталость, что осталась до потери сознания. Теперь подступает и тяжесть окаменевших от фиксации мышц. Теперь стягивают кожу армированные ремни. Тигнари лишь хватает ртом воздух, не то пытаясь возмутиться, не то пытаясь испугаться, но Аристарх отвечает раньше:

[indent]— Это было необходимо. У тебя был жар, тебя лихорадило. Пока врачи пытались привести тебя в порядок, ты чуть не надломил себе шею, не задохнулся и не откусил язык. Как только я буду уверен, что сейчас ты в порядке, то обязательно тебя освобожу. Так вот, как ты себя чувствуешь?

[indent]Тигнари не знает, что за прошедшую ночь его телом овладевали дважды — сначала жажда к великому и истинному ввела его в состояние болезненной прозорливости, а затем все известные человечеству машины пытались проникнуть в его клетки, чтобы это стремление к знаниям обнаружить и извлечь как паразита. Тигнари не знает, что машины ничего не нашли. Он может лишь догадываться, что врачи не просто помогали ему справиться с недугом. Но предпочитает уступить забвению. Прочищает горло и тихо отвечает:

[indent]— Что случилось? Я помню, что был в душе, а потом…

[indent]— …а потом у тебя случился сердечный приступ. Тебя вовремя нашли. Сейчас сложно сказать, что именно спровоцировало такую нагрузку на сердце. Расположенностей не было, разве что генетика, но медицинские карты твоих родственников ещё в пути сюда. Возможно, уровень стресса и воздействие объекта. Можно лишь предполагать. Но ты не отвечаешь на мой вопрос.

[indent]Тигнари и в этот раз отвечает не сразу. Он задумывается о собственном сердце и о том, что в нём поселилось. Значит ли приступ то, что он ещё не готов объять то, что находится внутри пустынной коробочки?..

[indent]— Тигнари? — нетерпеливость начинает задавать высокие ноты в тоне Аристарха.

[indent]— Кхм… Извини, очень медленно соображаю. Я чувствую себя очень уставшим, но в остальном… Кажется, порядок.

[indent]— Хорошо, тогда я освобожу тебя. На ближайшую неделю тебе назначен больничный и строгое соблюдение постельного режима.

[indent]— Что? Почему? Нет, подожди! Я отдохну немного и…

[indent]— Никаких «и». Ты перенёс беспричинный и фантомный сердечный приступ. Мы не знаем, было ли это влиянием объекта или же какого-то иного фактора. Ты будешь под наблюдением врачей, пока полностью не восстановишься. Когда медицинский персонал оценит твоё состояние как стабильное и рабочее, ты вернёшься на службу и завершишь свои смены. А пока что — отдыхай.

[indent]— Аристарх, я не…

[indent]«Не хочу ждать.»
[indent]«Не могу лежать без дела.»
[indent]«Не должен оставлять Его одного там…»

[indent]— …тц. Я понял. Хорошо. Спасибо. Только, пожалуйста, включите ему солнце.

[indent]— Солнце?..

[indent]— Свет. Я имею в виду свет.

[indent]— …ты знаешь, мы повремени со снятием фиксации.

[indent]Аристарх уходит, уводя вместе с собой те немногие краски, что разбавляли белоснежное отчаяние жаждущего.

---

[indent]Чья-то чужая рука уверенно сдвигает бегунок уровня освещённости в наблюдательном зале с объектом.

Отредактировано Tighnari (2023-05-08 15:39:42)

[indent]Аристарх смеётся так, что стерильно белое освещение мигает ему светильниками, смущённое возбуждённым хохотом, не знающее, куда девать весь этот свет от безумной черноты, что ширится прочь из глазниц учёного, из расширенных зрачков прямиком на нижние века, по худощавому лицу, вмешивается в кровь его болезную и слабую, растекается, растворённая всеми соками тела его слабого и немощного по полу, — содой и щёлочью не засыпать, всё равно просочится и загниёт. Прокажённого и блаженного, Аристарха заберут уже скоро, и команда зачистки даже не будет догадываться о том, как далеко и незримо распространилась болезнь этого умалишённого, какие семена нечистых помыслов он уже успел посадить у своих приспешников, если таковые вообще имелись... Для службы безопасности работы только прибавится, но Дезмонд и так как будто бы никогда и не знал ни сна, ни покоя там, в глубине своего противогаза.

⁂

[indent]Тигнари пытался считать часы, ориентируясь на ощущение своего тела, но то, затёкшее, заглушало всё циркадное восприятие. Он не то что пространство вокруг мог хотя как-то воспринимать, даже собственное тело отказывало в ответе и реакции, сдерживаемое ремнями. Как же, он ведь мог навредить себе... Отчего-то Тигнари полагал, что если кто и мог ему навредить, то он сам явно в последнюю очередь. Куда больше он сейчас переживал за своего новоиспечённого коллегу, и как выяснилось много позже — не зря. Спустя некоторый промежуток времени его палату навестила некая женщина. Разглядеть её из своего положения Тигнари не мог — в угол зрения попадал только белоснежный халат, и лишь приталенные изгибы намекали на то, что это всё-таки женщина.

[indent]— Тебе лучше? — голос тоже был женским, откровенно невыразительным и строгим.

[indent]— Да, — Тигнари даже не колебался с ответом.

[indent]— Хорошо. Но отпускать мы тебя пока не будем.

[indent]Обезоруженный таким прямым и скорым ответом на все свои подозрения, Тигнари даже не стал спорить или упрямиться, только уточнил:

[indent]— Почему?

[indent]— Потому что твоя изоляция теперь часть эксперимента.

[indent]— Что?.. Почему?.. Это из-за?..

[indent]— Из-за того, что ряд сотрудников были подвержены неизвестному воздействию объекта «Куб».

[indent]Отвечать Тигнари не стал. В этот момент его беспокоили сразу две тревожные мысли в голове: во-первых, ему приходилось находить мир с идеей того, что теперь он сам не то что бы наблюдатель, но наблюдаемое, а, во-вторых, не только на его сознание пришлись манипуляции неизвестной силы. Последнее в некотором роде обижало, но природу этой обиды Тигнари не мог понять, а потому дополнительно не измышлял.

[indent]— Но комитет всё-таки отметил твои заслуги, — продолжила женщина, — Удивительно, что именно твой подход дал первый результат. Думаю, тебе будет интересно посмотреть на сегодняшний эксперимент.

[indent]Она подошла к пульту управления медицинской кушеткой, что-то нажала на панели, а после Тигнари почувствовал, как тонкий матрас под ним начинает подниматься. В полусидячем положении Тигнари, наконец, мог посмотреть на женщину: средних лет, а, может, и младше, и только усталость от пребывания на «Сне» прибавляла года; светлокожая, светловолосая, явно выше многих тут, — возможно, откуда-то из скандинавских стран?.. Она стояла полубоком, и, к сожалению, Тигнари не мог рассмотреть имя на её пропуске, как бы ни силился. Очень сложно было вращать головой, когда шея зафиксирована. И так как знание об имени женщины на данный момент не было необходимым, Тигнари спокойно переключил своё внимание на настенный дисплей, куда сейчас женщина выводила изображение с камеры наблюдения объекта «Куб».

[indent]— ...нужно включить свет... — тихо отозвался Тигнари, когда обратил внимание, что основной зал до сих пор не освещён.

[indent]Женщина бросила на него быстрый и внимательный взгляд, и Тигнари был почти уверен, что в этот момент она словно сделала какую-то мыслительную пометку о его состоянии. Он даже нахмурился в ответ: пусть думает что угодно, но соблюдение условий для чистоты проверки было важно.

...глориозы — свето- и теплолюбивые цветы.

[indent]— Сегодня будет первый контрольный контакт.

[indent]— Прямой? Очный? Уже? — Тигнари тут же закидал женщину вопросами, — А кого отправляют? Какие меры безопасности?

[indent]— Одного из исследователей.

[indent]— С ним будет сопровождение?

[indent]Женщина промолчала, но её холодная сдержанная улыбка была красноречивее слов.

[indent]— ...это же очень опасно. На чём он хотя бы специализируется?

[indent]— Специализируется?.. — вопрос словно показался женщине неуместным, а потому удивительным, — Ах да, ты ещё не в курсе. Этот человек учёный только по бумагам. На деле же... Ты слышал про аль-Ихван аль-Муслимун?

[indent]— Братья-мусульмане?.. Самую малость... Вроде бы... Из радикальных исламистов? Я не особо слежу за такими новостями, но, кажется, они устраивали много беспорядков в Египте лет десять назад...

[indent]— Верно. Откровенно говоря, они в целом являются прямой угрозой Коалиции Каира и напрямую противостоят египетским президентам. Считают, что возрождение аутентичной египетской культуры — это ересь и зло, которое нужно искоренить, и верят, что земли египетские должны принадлежать праведным мусульманам.

[indent]— Получается, этот человек?..

[indent]— Приговорённый в Каире к расстрелу террорист, но завербованный на станцию в качестве исследователя.

[indent]Тигнари промолчал — обсуждать гуманность подобного подхода в данный момент казалось бесполезной идеей. Люди должны сталкиваться с последствиями своих поступков, и отчего-то казалось ироничным, что именно «мусульманскому брату» предстояло встретиться с неким артефактом времён Древнего Египта. Вот уж воистину choc des civilisations.

[indent]На экране, наконец, проявилась чёткая картинка: в зале с Кубом постепенно поднимали уровень освещённости и отопления, возвращая условия к зафиксированным как необходимые для вступления в контакт. Вдоль высокой стены под наблюдательным пунктом медленно спускалась зафиксированная стропами и ремнями безопасности фигура. И на интерфейсе видеозаписи, и в записи чьего-то голоса вёлся обратный отсчёт: десять, девять, пять, четыре метра до окончания спуска... Когда ноги человека коснулись глубокого дна зала, страховка отстегнулась, а привязь на длинной верёвке моментально начала сматываться наверх, не оставляя человеку возможности отступить. Он оставался в зале наедине с Кубом, возвышающимся над ним, отбрасывающим широкую тень. Человек решительно приближался к его грани.

[indent]— ...давай-ка я задержусь с тобой подольше.

[indent]Тигнари мог только предполагать, что в этот момент происходит на станции. Учёная же спешно отключила вещание и отошла в угол. Гарнитура в её ухе коротко моргнула, давая понять, что женщина с кем-то связывается.

[indent]— Да, он видел и слышал. Да, мы тут. Хорошо. Поняла. Сделаю.

[indent]Её разговор был отрывистым и кратким, словно она скорее получала указания, чем с кем-то разговаривала. Она не казалась нервничающей или напуганной, но Тигнари чувствовал сосредоточенное напряжение вокруг неё. Выражение её лица становилось серьёзнее и суровее. А когда женщина отошла к двери, чтобы убедиться, что все цифровые замки заперты, Тигнари сразу же понял, что дело страшнее, чем она хочет показать.

[indent]Только в этот момент он, наконец, осознал, что речь идёт именно про него. Мысль это сначала, щекотливая и тёплая, извернулась в голове, ускользнула от понимания, не давала на себе сфокусироваться ничем, кроме волнительного причастия. Уже после, отбросив странный восторг прочь, Тигнари смог расставить свои впечатления по порядку. Во-первых, объект обладал памятью и способностью к обозрению и к восстановлению образов. Он не просто запомнил его, но и смог отличить от других людей, — и хотя Тигнари и так всегда стоял обособленно от других людей, такое признание почему-то ощущалось особенно... приятно?

[indent]...нет, другое слово. Подставит позже.

[indent]Во-вторых... Во-вторых не случилось. Где-то за стеной раздался гулкий хлопок. Запертая дверь его заглушала, но по тому, как напряглась учёная, Тигнари только подтвердил свою собственную догадку об источнике шума. Он попытался повернуть свою голову так, чтобы увидеть дверь, но из-за фиксаторов это было проблематично. Заметив его движения, учёная поспешила заверить:

[indent]— Мы в безопасности. Двери заперты, аварийная блокировка не позволит никому сюда попасть. Дезмонд уже выслал отряд, чтобы эвакуировать нас.

[indent]Ставя под сомнения слова о безопасности, снаружи раздалось ещё несколько приглушенных выстрелов.

[indent]— Ты уверена?.. — подавленно засомневался Тигнари, — Что вообще происходит?

[indent]— Радикалы, — вздохнула учёная, — Мы знали, что они внедрятся на станцию, но не думали, что настолько... нагло.

[indent]— Радикалы чего? Контекст, пожалуйста! Это... Оно... Он... называет моё имя, после этого начинается перестрелка, мне кажется, я заслуживаю знать детали!

[indent]— Последователи царя. То, что мы обнаружили, это ремнант древнеегипетской культуры. Той её части, что не вошла в историю. Что была намеренно стёрта, пока, наконец, снова не обнаружила себя.

[indent]Объяснения прервала очередная серия выстрелов, и даже из запертого помещения можно было понять, что источник звука становится всё ближе.

[indent]— Неслучившаяся утопия, потерянный рай, что теперь ищет солнца и земель. Так, по крайней мере, говорят предания и пророчества, которые удалось расшифровать. Что же это на самом деле... Ты и сам видел. На что оно способно? Нам предстоит узнать и остановить. Надеюсь, ты понимаешь, что обещания великих правителей-идеалистов часто отождествлено с разрушениями несогласных цивилизаций.

[indent]История это подтверждала. Тигнари спорить не стал. Раздался ещё один выстрел, совсем близко.

[indent]— Блядь, блядь, блядь, — учёная уже и не пыталась скрывать своего беспокойства, только ещё раз активировала связное устройство, — Дезмонд, они уже здесь, где твои люди?! Парня нужно уводить СРОЧНО... Конечно, мы дождёмся, куда мы отсюда денемся?! Скорее!

[indent]На время пальба прекратилась, и опустившаяся тишина скорее пугала. Напряжённый момент накалился и лопнул, когда из-за двери послышался такой знакомый, чуть хриплый, бархатистый поставленный голос Аристарха.

[indent]— Я пришёл за юношей, Ивонн, отдай его мне.

[indent]— Чёрта с два, — огрызлась женщина и прикусила губу, — Тебе лучше бы сдаваться, Старх, больной ты ублюдок. Если ты сложишь оружие до того, как сюда доберётся отряд спецназа, возможно, они не откроют огонь на поражение...

[indent]— Очень самоуверенно. Ты правда думаешь, что они будут здесь, если мы опередили их? Эта дверь, с другой стороны, беспокоит меня чуть больше... Тигнари, ты же слышишь меня?

[indent]— Молчи и не слушай его!

[indent]— Ивонн, ты не можешь ему приказывать, он уже принадлежит другому царю, что ему ваши указы... Тигнари, я знаю, что ты слышишь меня. Мы освободим тебя, не волнуйся, и отведём к жрецу царя нашего, хорошо? И закончим начатое. Верь мне, всё будет хорошо.

[indent]Слова Аристарха вкупе с его голосом одновременно вселяли и ослепляющую надежду, от которой хотелось закрыть глаза и просто безвольно опасть, и вместе с тем звучание его слов пробирали до мурашек, и здравомыслие Аристарха уже не поддавалось подтверждению. Тигнари только и мог, что перевести взгляд на Ивонн, но та лишь нервно водила взглядом из стороны в сторону, надеясь найти в помещении хоть что-то себе в помощь.

[indent]— Аристарх, что всё это значит? — растерянность Ивонн убедила Тигнари вступить в переговоры.

[indent]— Всё очень просто, ты же и сам слышал. Жрец царя моего желал говорить с тобой, и я лишь стремлюсь убедиться, что так и будет. Когда как Дезмонд и его люди намерены помешать этому любой ценой... Но ничего, я позабочусь обо всём, не переживай. Ивонн, я даю тебе последний шанс отдать нам юношу добровольно. Великий суд увидит такой праведный поступок и у души твоей ещё будет шанс.

[indent]— Что ты несёшь, поехавший...

[indent]— Понимаешь в чём дело, пока мы говорили с тобой, мои люди успели саботировать свинцовый контур и прямо сейчас нарушают титановый корпус... Очень скоро зона влияния господина моего расширится... Конечно, сдерживающие оковы не позволят ему забрать всё, что положено ему по праву, но как удачно, что эта комната окажется у него как на ладони... Ивонн, ну же, спаси себя.

[indent]— Ты блефуешь! Не может быть...

[indent]— Через пять, четыре, три, две, одну... Вот прямо сейчас мои люди должны были взорвать часть кладки вокруг комнаты содержания. Скажи мне, Ивонн, ты верующая? Начни молиться своему богу, давай проверим, чей отзовётся? Если я блефую, то дверь так и останется запертой...

«О царь царей, о солнце над тёмной грешной землёй, я молюсь тебе на грязном языке нового мира, забывшего тебя, но отдаю тебе кровь свою, плоть свою, дух свой. Услышь меня, воссияй над океаном хаоса. Я отворил тебе ворота, чтобы мог ты, совершенный, забрать то, что твоё по праву. Обрушь свою кару на непослушных слепцов, использую тело моё, чтобы вести свою волю сквозь навешанные замки иноверов.»

[indent]Тигнари слышал эту молитву, а сам мог молить лишь о том, чтобы всё это было просто кошмарным сном, от которого он вот-вот проснётся. Как же здорово было бы очнуться в другом месте в другое время.

[indent]Секретная научная станция, вбирающая в себя мрак подводного пространства, наполнилась напряжённым тихим ожиданием. В недрах её стальных коридоров под звук далёкого гула машин и пульсирующего света индикаторов скрывались враги, готовившиеся к нападению. Вооруженные до зубов, они маскировались под обычных работников станции, терпеливо и бесшумно ожидая своего момента.

[indent]В центре этой молчаливой интриги стоял Аристарх — альбинос с мертвенно-белой кожей и холодными глазами цвета плавящихся звёзд, которые сверкали в темноте коридоров. Он стоял у толстой металлической двери, за которой, как он знал, находились люди, которых он желал заполучить. «О, великий бог мой,» — прошептал он, коснувшись холодного металла двери. «Просвети мой путь, позволь мне достичь своей цели, чтобы эти люди увидели твоё величие».

[indent]Внезапно, залы станции наполнились жестоким грохотом и пронзительными криками. Стены тряслись, а коридоры озарились ярким светом. Внутренние органы Аристарха сжались от ужаса, когда он понял, что его бог ответил на его молитву. Но ответ был не таким, какого ожидал Аристарх. Его бог был справедливым, но жестоким. Он презирал тех, кто причинял зло в его имя, и наказывал их без пощады. Аристарх упал замертво, его тело было охвачено мгновенной смертью, вызванной яростью его бога. За ним, в коридорах, его солдаты замирали от ужаса, оцепенев под воздействием силы, которую они не могли понять.

[indent]В ту же секунду, когда коридоры ещё дрожали от эха божественного гнева, служба безопасности станции ворвалась в коридоры. Они были хорошо подготовлены и вооружены, их шаги звучали решительно и уверенно по стальным полам. Они захватили в заложники несколько офицеров экстремистов, которые ещё не успели опомниться от шока. Остальных, кто даже не пытался сопротивляться или бежать, они расстреляли на месте, их автоматические винтовки разрывали тишину коридоров короткими, оглушительными залпами.

[indent]В коридорах, освещенных огнём выстрелов и мерцанием индикаторов, воцарилась мертвая тишина. Станция, которую только что сотрясла буря, снова покрылась мраком и стала на мгновение местом тишины и покоя в безбрежности океана. По ту сторону двери Ивонн сползла по стене на пол, обмякла и обхватил руками голову. Тигнари, всё ещё зафиксированный на медицинской кушетке, протяжно выдохнул и закрыл уставшие воспалённые глаза.

⁂

[indent]Дезмонд, глава службы безопасности, начал свою работу. Он проводил расследование, и его внимательный взгляд не упускал ни одной детали. В течение нескольких часов он медленно, но уверенно вычислял предателей и членов культа Алого Короля. Он подходил к каждому члену персонала, взвешивая их слова и поступки. Каждый взгляд, каждое слово, каждое движение — всё это было под его контролем. Если это были учёные или обслуживающий персонал, и они не представляли реальной угрозы, Дезмонд отправлял их под арест. Но если он узнавал, что перед ним вооруженный или агрессивно настроенный человек, люди Дезмонда немедленно убивали его на месте. Звуки выстрелов вновь и вновь прерывали тишину, и каждый раз в коридорах станции становилось всё меньше и меньше людей.

[indent]С каждым часом расследование Дезмонда продвигалось всё быстрее и быстрее. Он не останавливался ни на минуту, пока не обнаружил последнего из предателей. И тогда, наконец, станция вновь стала местом науки, а не борьбы за выживание. Звуки боя затихли, и вновь наступила тишина. Но это была тишина победы, тишина безопасности, вернувшейся на станцию благодаря Дезмонду и его людям, благодаря внезапной и явно неожиданной помощи Объекта. Можно ли взвесить в золоте цену, отданную за эту передышку?

[indent]Выражение его противогаза, так до сих пор и не снятого, оставалось чудовищно невозмутимым, хоть и отражало на тёмных стёклах всё происходящее.

⁂

[indent]Тигнари лежал на медицинской кушетке, пристёгнутый, как ему казалось, к сотням проводов и трубок. Его глаза были полуприкрыты, сосредоточенные на белоснежном потолке, где голубые вены электричества пульсировали в ритме его сердцебиения. Он чувствовал себя пустым и истощённым. Каждый вздох был борьбой, каждая мысль — затяжной паузой в бесконечности. И тогда, внезапно, он провалился в сон.

[indent]Во сне он оказался в золотой пустыне. На горизонте возвышались величественные пирамиды, горящие в лучах ослепительного солнца. Это было царство Алого Царя, древнего и всемогущего. Он стоял перед ним, трепеща от ужаса и благоговения, чувствуя, как золотой свет проникает сквозь его кожу, заполняет его изнутри, распыляясь в миллионы золотых частиц. Тигнари почувствовал, как его тело реагирует на это видение. Он ощутил жар, начинающийся в глубине его живота и распространяющийся по всему телу, вплоть до кончиков пальцев. Он вздрогнул, ощутив озноб, пробегающий по его спине, но это было нечто большее, чем просто болезненное состояние. Это была жажда знаний, жажда прикосновения к этому древнему свету, желание стать частью его величества.

[indent]Тело Тигнари реагировало на эти ощущения особенно чувствительно. Его сердце стучало как барабан, каждый удар отдавался в его висках. Его кожа покрылась потом, а глаза сжались от яркого света. И в то же время, он чувствовал себя более живым, чем когда-либо прежде. Его тело было полно энергии, наполняя его новым ощущением мощи и возможностей. Он шагнул вперед, в золотую пыль, которая взлетела под его ногами, словно тонкая мерцающая вуаль. Он чувствовал, как её частицы проникают в его кожу, наполняя его энергией и теплом. Он на мгновение остановился, почувствовав, как его сердце сжимается от восхищения и страха. Но он продолжал двигаться, преодолевая страх и усталость, тянувшись к солнцу, как растение, ищущее свет.

[indent]Он проснулся, чувствуя себя более живым, чем когда-либо прежде, несмотря на всё, что пережил в последние дни. Его тело ещё дрожало от золотого сна, но он собрал силы и открыл глаза. Он увидел белый потолок над собой, где голубые вены электричества уже не пульсировали. Он лежал на медицинской кушетке, пристёгнутый к сотням проводов и трубок. Но внутри него что-то изменилось. Он уже не чувствовал себя порожним и непонимающим. Он был полон энергии, силы и новых возможностей. И он знал, что готов стать частью света.

[indent]Оставалось этот свет понять и объять. Но для начала, отдохнувши и приведя себя в порядок, вернуться в исследовательский центр и к началу новой смены, глубоко вдохнув, отдать команду начать включать искусственное освещение и медленно повышать температуру. Тигнари изо всех сил, — которых, благо, прибавилось, — старался вычеркнуть из своих ощущений восприятие последних день и память об Аристархе. Казалось бы, сейчас были вопросы куда важнее.

[indent]«Видимо, об этой глориозе мне придётся побеспокоиться лично.»

Отредактировано Tighnari (2023-09-15 12:54:16)

[indent]«Значит, когда он в следующий раз будет прорываться сквозь метафизическое пространство в моё личное, — подумал Тигнари, пытаясь удержать лицо ровным, без нервной и надломленной улыбки, — Я предложу ему кофе. Действительно, ну а что.»

[indent]Самой же ассистентке он ответил:

[indent]— В следующую аномалию так и поступим. Спасибо, что поделилась наблюдениями. Знаешь, благодаря тебе у меня появилась идейка...

[indent]Тигнари вдруг опасливо осмотрелся, словно его посетила некая опасная мысль, которую и думать было страшно в присутствии других. Ассистентка, с другой стороны, обладала достаточным уровнем безрассудности и отваги, чтобы воспринять его новый план если не с восторгом, то хотя бы одобрительно. С другой стороны, остальные учёные... Многие из них были физиками, химиками, биологами, специалистами в области искусственного интеллекта, но все они были объединены одной страстью — исследовать неизвестное, осветить тени неведомого, подсветить бездны неизведанного. Но как далеко они были готовы зайти, уже находясь едва ли не на дне, — морском и восприятия?..

[indent]В центре этого научного муравейника располагался исследовательский пост, камера наблюдения, где они вели наблюдение за объектом аномалий. Это был круглый зал, усеянный мониторами, дисплеями, устройствами виртуальной реальности для расшифровки информации и текстов в реальном временем. Лабораторная суматоха казалась хаотичной, но каждый учёный знал своё место, свою роль, и все они двигались с точностью швейцарских часов. Мониторы отображали множество данных: температуру, давление, уровень радиации, химический состав, анализ аномалий, собираемые датчиками, разбросанными по всему исследовательскому посту. Сложное научное оборудование, напоминающее органы музыкального инструмента, с величественностью собирало и анализировало данные, производя звуки, похожие на гармонию звёзд.

[indent]Но этого было недостаточно. Все возможные метрики, которые снимала и фиксировала команда «Мю-07», не могли выразить один из исторически ключевых факторов познания. Не было формулы, способной его описать. Не было единиц измерения для оценки величин. Не было ничего, кроме слабоумия и отваги.

[indent]Кажется, в этот миг Тигнари одинаково обладал и тем, и другим.

[indent]— Начинаем эксперимент, — наконец, он дал команде сигнал для старта наблюдений.

[indent]Он подождал, пока биометрические показатели камеры достигнут нужных значений, а затем прошёл к спусковой камере. На все вопросы обескураженных коллег он отвечал мерно и спокойно, пока надевал на себя по частям костюм химической защиты.

[indent]— Все риски беру под свою ответственность. Оставайтесь здесь и следуйте протоколам. Заведите отдельный документ в общем облаке. Назовите его... М-м-м-м...

[indent]То, что невозможно измерить. То, что невозможно получить иным путём, лишь опытным. То, что все их коллеги в прошлым считали само собой разумеющимся и первичным, вопреки здравому смыслу.

[indent]— «Личный контакт». В случае кризисной ситуации действуйте по регламенту.

[indent]Останавливать его никто насильно не стал: любопытство брало верх у этой толпы, оно и понятно. Уровень безрассудства для комнаты, полной учёных людей, был невозможно высоким, и в этом было своё очарование. Поэтому Тигнари, пока подъёмник двигался в камеру содержания, ощущал себя на удивление спокойно. Его разум, словно оторванный от тела, мог фиксировать физическое состояние как для дневника наблюдений, но никак не для самоощущения.

[indent]Крупная дрожь усиливается в коленных суставах, в запястьях. Тремор разрастается до пальцев. Учащается пульс, нарушается дыхание. Вдохи становятся чаще и быстрее. Выдохи задерживаются, из-за этого увеличивается объём грудной клетки. Капли пота уже наверняка выступили, но объективно не проверить из-за герметизации костюма. Потребуется три дыхательных такта, чтобы сигнал из мозга добрался через нервную систему до конечностей, и ноги откликнулись на команду «идти», и только через полминуты после того, как подъёмник остановился. Надо же, какие слабые и непослушные эти людские тела...

[indent]Набрав полную грудь воздуха, Тигнари вышел вперёд. Какое-то время он молчал и смотрел перед собой отстранённо, пусто, несфокусированным за защитным стеклом взглядом. Что теперь-то?.. Так далеко он не продумывал свой план, а стоило бы... Стоило начать с самого простого и вежливого.

[indent]— Привет?

Пост написан и отправлен с телефона. Если в тексте встречаются ошибки, пожалуйста, дайте мне знать.

---

[indent]В наблюдательном пункте работа велась уже не просто активно, а кипела. Ведущий специалисты, породнившиеся с мерцанием экранов и дисплеев, устремлялись вперед, к окну наблюдательного модуля. Другая группа ученых проверила системы поддержки жизнедеятельности отправленного вниз агента. До сих пор все показатели придерживались нормы. Это настораживало больше, чем любое возможное отклонение, но ещё больше — интриговало и вызывало чувство... допущения большего.

[indent]Затем они перешли к основной задаче — мониторингу и исследованию среды, окружающей объекты. Роботизированные руки-манипуляторы вынесли наружу дополнительные датчики и зонды, которые медленно погрузились в специальные пазы в камере. Приборы, как чувствительные щупы чудовища, начали свою работу, измеряя температуру, солёность, уровни фосфоресцирующих частиц и микроэлементов. Каждый замер отображался на многочисленных экранах и анализировался на предмет аномалий.

[indent]Одна из докторов склонилась над консолью управления, где на дисплее высвечивались данные с сенсоров, вгрызаясь в тайны этого куба. Её пальцы бегали по панели, переключая режимы сканирования, уточняя координаты и корректируя работу зондов.

[indent]Тем временем, её коллега, инженер по связи отвечал за коммуникации. С непрекращающимся тихим шипением в наушниках, он устанавливал связь с объектом через монтированные микрофоны. На экране перед ним возникла пульсирующая точка — сигнал от таинственного объекта, который, согласно последним данным, находился неподалеку.

[indent]Защищённый пункт обзора заполнился напряжённым ожиданием. Все взгляды устремились на главный экран, где должен был появиться первый визуальный контакт с объектом. Напряжение в воздухе становилось осязаемым, — таким же ощутимым, но неуловимым, как сотканная из чего-то большего, чем просто материя, тень, покинувшая куб.

⁂

[indent]Тигнари, излишне сосредоточенный на своих ощущениях, вдруг почувствовал странное покалывание в мозгу. Связь была установлена, но это было нечто большее, чем просто передача данных. Он понял, что вступил в контакт с объектом на совершенно ином уровне — психическом или даже телепатическом. Опять. Интимность момента обострялась в ощущениях очевидным представлением о том, сколько глаз сейчас устремлено на них; сколько датчиков считывают каждую реакцию его тела.

[indent]Нельзя. Увлекаться. Ни в коем. Случае.

[indent]Пока Тигнари пытался осмыслить этот вполне ожидаемый поворот, остальные ученые продолжали свою работу. Они замеряли, анализировали и записывали всё, что могло дать ключ к пониманию этого непостижимого существа. Будь то изменения в магнитных полях, необычные биоэлектрические сигналы или неведомые химические элементы, каждый фрагмент информации регистрировался и сохранялся для будущих поколений ученых.

[indent]Тигнари не мог найти слова, чтобы описать свои ощущения коллегам. Словно бы он стал частью чего-то великого и неведомого, его сознание расширилось до границ всего океана, окружавшего станцию «Мю-07». И в то же время он оставался здесь, на своём месте, слушая шёпот глубин. В наушниках упорно продолжали звучать кодовые команды, требующие обратной связи, но ещё несколько повторов Тигнари глухо пропустил.

[indent]— ...я в порядке, — проморгавшись, наконец, отозвался он.

[indent]Вдаваться в подробности не стал, только вышел ещё немного вперёд, буквально на полшага. Прочистил горло, чтобы вновь обратиться к... Судье? Да так и осёкся. Вот какой из него переговорщик? Он бы и взгляд сейчас спрятал где-нибудь в стороне, но защитный шлем делал это практически невозможным. Но за всей плотностью защитных материалов Тигнари всё равно не чувствовал себя в безопасности.

[indent]— Спасибо за комплимент, наверное?.. — хоть и неуверенно, но Тигнари благодарил искренне. Собственное ощущение превосходства своих знаний или навыков не могло сравниться с признанием потустороннего аномального объекта хотя бы на уровне отсутствия такого опыта. — То, что ты показываешь мне, все эти картины... Что это? Это твой дом? Это то, откуда ты пришёл? Я просто хочу узнать больше, понять, почему ты тут, хорошо? У тебя... есть имя?

[indent]Космос лаборатории вдруг заполнился эхом древних молитв и шорохом песка. Мир исчез, а затем...

⁂

[indent]Вдруг пространство лаборатории растворилось, и учёного словно перенесло в другое время, другое измерение. Он увидел величественные города, воздвигнутые из блестящего материала, от которого исходил свет, как от тысячи солнц. Люди, одетые в ослепительные одежды, поклонялись богу-солнцу, который являлся центром их общества и источником неиссякаемого знания. Эта цивилизация превосходила всё, что когда-либо видел Тигнари, их технологии казались магией, обеспечивая все аспекты жизни, от лечения болезней до перемещения в пространстве.

[indent]Тигнари стоял на просторах пустыни, где небо было ярче, чем он когда-либо видел, а солнце светило так ярко, что казалось богом. Он видел древнюю цивилизацию, где храмы и пирамиды возвышались среди золотых песков, а машины, неведомые современной науке, парили над землёй, пересекая небеса, словно божественные судна.

[indent]Тигнари больше не был собой. Он не был даже человеком. Его сознание уменьшилось до размеров пустынного зверька — фенека. Он ощущал мир через острое обоняние, видел ночью, как днём, а каждый звук раздавался в его ушах с необычной ясностью. Сердце билось быстро, а лапки несли его к храму, где тёплое солнце звало его к поклонению.

[indent]Бег был наполнен инстинктами и стремлением к выживанию, а каждый вдох пропитан запахами пустыни. Когда фенек достиг ступеней храма, он почувствовал, как тяжело его маленькому телу преодолевать каждую из них. Ступень за ступенью, с усилием и настойчивостью, присущей только животным, он поднялся на вершину и улёгся, чтобы встретить солнечные лучи.

⁂

[indent]Видение закончилось так же внезапно, как и началось. Тигнари стоял в лаборатории, рука все ещё была протянута к кубу, но его ощущения не исчезли. Под защитным костюмом он чувствовал жар солнца, как если бы оно сияло прямо здесь, под водой. Его кожа, покрытая защитной тканью, зудела, словно покрыта мехом, а уши напрягались при малейшем звуке, ища источник шороха песка.

[indent]Ощущение бытия фенеком проникло в него так глубоко, что Тигнари начал сомневаться в своей человеческой природе. Вдруг ему показалось, что он всегда был пустынным зверьком, что его человеческая жизнь была не более чем мимолётным сном. Разум его боролся с этой иллюзией, но инстинкты зверя, что пробудились в нём, были настолько сильны, что он не мог отделаться от мысли о беге по пескам, о свободе под небесным сводом и о тёплом солнце на спине.

[indent]Команда исследователей наблюдала за Тигнари в недоумении и тревоге. Они видели, как его тело содрогнулось при контакте с объектом и как его взгляд стал вдруг диким и непонятным. Пока они пытались понять, что произошло с их коллегой, сам Тигнари встревоженно озирался по сторонам, ища путь к свету, к солнцу, которое в его сердце оставило неизгладимый след древнего мира.

[indent]«Сними защиту, чтобы в полной мере постичь тайны,» — прозвучало в уме Тигнари. Таинственный голос обещал знания, которые превосходили всё, что Тигнари мог себе представить. Но для этого нужно было сделать шаг навстречу неизвестному, отбросить страх перед потерей собственного «Я».

[indent]Мысли Тигнари закружились в хаотическом танце. Он понимал риски — контакт с неизвестной энергией мог закончиться психическим расстройством или даже смертью. Но в то же время, жажда знаний, тяга к открытиям, влекла его всё глубже в этот таинственный мир. Солнце, чьё тепло он почти ощущал на коже, казалось символом бесконечной мудрости. Учёный стоял на пороге, пытаясь преодолеть последний барьер, который отделял его от величайшего открытия своей жизни.

[indent]За толстыми стенами изоляционной камеры команда учёных смотрела на Тигнари через мониторы. Его неподвижная фигура и замершие показатели биосенсоров вызывали тревогу. Лидер группы, доктор Элисон, остроумная женщина средних лет с репутацией хладнокровного профессионала, сомневалась в происходящем. Она знала, что они стоят на грани чего-то поистине революционного, но цена потенциального открытия могла быть слишком высока.

[indent]— Мы должны прервать эксперимент, — решительно сказала она так, чтобы её слышали только в пункте наблюдения. Её команда кивнула в знак согласия. Было решено, что если Тигнари не вернётся к сознанию в течение следующих нескольких минут, они войдут в камеру и изолируют его от объекта.

[indent]Как будто ощутив их намерения, Тигнари внезапно отошёл от объекта и его проекции на пару шагов назад. Тигнари не мог сопротивляться. Он чувствовал, как знания, доступные лишь избранным, протягивают к нему свои руки. Он задыхался от волнения и ощущения близости к чему-то великому. Его руки дрожали, а глаза блестели странным светом, когда он начал медленно отстегивать защелки шлема своего костюма.

[indent]В этот критический момент из пункта наблюдения, расположенного за толстыми стеклянными панелями, вниз к кубу и Тигнари спустился отряд спецназа. Защитные костюмы, оснащённые последним поколением специального оружия, не оставляли сомнений в их намерениях. Жестоко и решительно они шли через лабораторию, легко оставаясь незамеченными для отвлечённого Тигнари до этого момента.

[indent]Когда первый из спецназовцев схватил Тигнари за плечо, тот лишь слегка вздрогнул, всё ещё погруженный в свои видения. Он не сопротивлялся, когда его руки были скручены и наручники щелкнули вокруг запястий. Его глаза продолжали смотреть на куб, словно там было нечто теперь сладко желанное. Отряд быстро вывел Тигнари из лаборатории, оставив за собой лишь взволнованных учёных и мерцающий во тьме куб.

[indent]Ночью, когда это крыло станции погрузилось в спокойствие, и только шум водной стихии напоминал о внешнем мире, Тигнари проснулся от чувства тревоги. Его тело было парализовано, он не мог двигаться, и только глаза в ответ на команды мозга скользили по комнате. На углу кровати, где обычно плавало мягкое свечение белоснежного ночника, теперь сидела фигура в чёрной мантии.

[indent]Сердце учёного колотилось, но он был полностью беспомощен. Фигура медленно сняла капюшон, и в мерцающем свете подводных ламп Тигнари увидел в незнакомце черты, могучие и величественные, как у древнеегипетского жреца. Кожа была тёмной, словно ночь без звёзд, а на ней лежало золото украшений и рисунков, повествующих о веках и загадках, которые он нёс в себе.

[indent]Тигнари, не в силах шевельнуться, молча изучал незнакомца. Он заметил, как золотые украшения ярко оттеняли тёмную кожу, как воплощали собой древнюю мудрость и бесконечную глубину времени. Этот взгляд был свободен от страха, исследовательский и искренний, без тени угрозы или скрытого замысла. В глазах учёного отражалось только неподдельное удивление и тяга к знаниям.

[indent]«Как красиво. Но почему волосы белые?..» — только и подумал Тигнари

[indent]Взгляд незнакомца был неподвластен времени, и в нём скрыто знание об артефакте, который так усердно изучал Тигнари. Но прежде чем учёный смог бы задать свой вопрос, его сознание как будто бы окунулось в мрак. Только эхо древних слов в его голове и бесконечные вопросы, которые теперь требовали ответов.

[indent]Инцидент действительно изменил Тигнари. Его работа над Коробочкой… Кубом стала навязчивой идеей, и он чувствовал, что где-то в глубинах этого объекта кроется ключ к разгадке тайны белых волос жреца из прошлого, ключ к пониманию времени, форма и размер самой первой кувшинки…

[indent]В мозгу вихрем кружились вопросы и попытки понять, что происходит, но ни одна мысль не могла стать голосом. Внезапно он осознал, что это состояние беспомощности доставляет ему некое удовольствие. Безмятежность, к которой он привык в своей жизни на Шри-Ланке, окутала его, будто он был облаком, плывущим в безграничном небе, с такой силой, какую он ещё никогда не ощущал.

[indent]Тигнари почувствовал, как мускулы расслабились до такой степени, что он не ощущал границ своего тела. Казалось, его разум тихо отделялся от физической оболочки, и он начал испытывать некий катарсис. Внутренний голос шептал ему, что это состояние — ключ к чему-то великому, чему-то, что он должен был понять и принять.

[indent]Между тем, древний жрец продолжал говорить. Его слова становились мелодией, которая плавно вплеталась в ритм сердцебиения Тигнари. С каждым ударом сердца, с каждым вздохом, учёный всё глубже погружался в состояние умиротворения. Он начал понимать, что это удовольствие — не просто физическое ощущение, а какое-то духовное пробуждение.

[indent]Мысли Тигнари становились всё более прозрачными и воздушными, как будто он мог бы коснуться самого эфира. Это было похоже на медитацию, когда разум освобождается от всех тревог и проникает в другие измерения существования. Он начинал чувствовать, что это состояние несёт в себе ответы, и что жрец — не просто галлюцинация, а проводник в мир, где ключи к тайнам Вселенной скрыты за вуалью обыденного восприятия.

[indent]Вдруг к Тигнари возвратилось его физическое ощущение и власть над телом и голосом. Но вместо удовлетворения он почувствовал скорее разочарование и упущение. Время его бессознательного состояния было наполнено странными видениями и озарениями, которые, казалось, привели его к грани какого-то великого открытия. Теперь, когда он снова лежал в своей постели, в своей обычной комнате, мир этих видений рассеялся, как утренний туман под лучами восходящего солнца.

[indent]— …когда я в последний раз видел солнце? — было первым, что едва слышно Тигнари спросил вслух.

[indent]После он гулко и тихо выдохнул и зажмурился. Поднялся и сел в постели. Жрец говорил о качествах, моральную оценку которым Тигнари не был в состоянии дать: о разуме, рациональности, научном подходе, смелости, непредвзятости, любознательности и нестяжательстве. А потом, с порицанием в голосе, спросил Тигнари о происхождении его жадности.

[indent]Тигнари чувствовал себя ошеломленным и в то же время уязвимым, словно его внутренний мир был разоблачён перед этим древним вестником. Он начал оправдываться, говоря о том, что его жажда знаний не была ни тягостной, ни низкой. Он пытался объяснить, что для учёного знания — это путь к пониманию мира, это то, что делает жизнь ярче и полнее.

[indent]Тигнари рассказывал о безграничной красоте мира, о загадках природы, которые манили его с детства. Он стремился к познанию, как ребенок, который впервые видит звёздное небо и не может оторвать от него взгляд. Любознательность для него была не грехом, а даром, позволяющим раскрывать секреты Вселенной и делать жизнь лучше.

[indent]Говоря о своей страсти к науке, Тигнари казался пылким и вдохновлённым. Его глаза светились, руки жестикулировали, а слова лились рекой, перенося слушающего в мир, где каждая молекула, каждый атом был частью непостижимого порядка, который только и ждал, чтобы его раскрыли.

[indent]Осознавая, что он находится в пижаме и что его увлечённый монолог может показаться слишком эмоциональным, Тигнари внезапно почувствовал смущение. Он неловко потянул одеяло выше, стараясь скрыть свою внезапную нерешительность перед лицом древнего жреца. Но его голос не дрогнул, когда он сказал, что готов ответить на вопросы и принять испытание, даже если это означает столкновение с самой сутью своих убеждений.

Отредактировано Tighnari (2024-03-04 18:45:54)

Пост написан и отправлен с телефона. Если в тексте встречаются ошибки, пожалуйста, дайте мне знать.

---

[indent]Мрачные стены из стали и бетона скрывались за вспышками холодного света, мерцающих на панелях управления и мониторах, покрытых сложными графиками и кодами. Допросы велись в одной из изолированных комнат станции, где сверху капала вода по ржавым трубам, создавая фон, напоминающий о неуклонно приближающемся безумии. Тигнари сидел перед стальным столом, кисти его рук были закованы в наручники. Перед ним размещались двое — агент службы безопасности Гаррет и доктор Лайла Венс, ведущий учёный проекта. Они были полны решимости выяснить мотивы Тигнари и последствия его действий. Гаррет начал допрос, не скрывая своего недовольства.

[indent]— Объясни мне, почему ты поступил так безрассудно? Почему снял защитный костюм и прикоснулся к объекту?

[indent]Тигнари молчал, его взгляд скользил по стенам, будто он видел что-то, чего не могли уловить остальные.

[indent]— Я хотел... чтобы коробочка лопнула, — прошептал он наконец, его речь были сбивчивой и отрывистой.

[indent]Доктор Венс нахмурилась, её ум был наполнен страхом перед неизвестным и жаждой знания одновременно.

[indent]— Какие семена, Тигнари? Что ты имеешь в виду? Что ты видел, когда прикоснулся к спектру?

[indent]Но учёный словно не слышал её вопросов, лишь продолжал говорить о семенах, о свете солнца, о чем-то недостижимом и возвышенном. Его слова были запутанны, и каждый ответ лишь порождал новые вопросы.

[indent]— Прекрасные золотые розы и алые глориозы.

[indent]Гаррет, не терпящий неопределённости, прибегал к более жестким методам, наращивая давление, используя угрозы и психологические уловки. Но казалось, что Тигнари находится далеко за пределами их досягаемости, в месте, где обычные средства оказывались бессильными.

[indent]Со временем их стратегии становились всё более изощрёнными, включая длительные периоды изоляции, лишения сна и света. Но Тигнари оставался твёрд (скорее скорлупа заражения вокруг него была непроницаема), его сознание, видимо, было уже не там, где могли достичь его их инструменты пыток.

[indent]Всё это время команда учёных, оставшаяся в лаборатории, пыталась проанализировать данные о кубе, пытаясь понять его природу и потенциальные угрозы. Они скрупулезно пересматривали записи с камер наблюдения, изучали образцы, взятые с поверхности куба после инцидента, но ответы ускользали от них. Куб оставался столь же загадочным, как и в день его обнаружения.

[indent]Дни превратились в неделю, и в итоге, когда стало ясно, что Тигнари не скажет больше, служба безопасности решила изменить тактику. Физическое воздействие уступило место попыткам войти в контакт с возможно изменённым сознанием учёного через гипноз и психоактивные вещества.

[indent]Во время одного из таких сеансов, под влиянием мощных стимуляторов, Тигнари начал бормотать фразы на неизвестном языке, звучащем как гармония волн и ветра. Учёные записывали каждое произносимое им слово, пытаясь расшифровать потенциальное послание. Но это стало лишь новой загадкой внутри уже имеющейся.

[indent]Между тем, научная команда обнаружила, что куб начал издавать слабые вибрации, которые со временем усиливались. Тигнари, казалось, был связан с этим феноменом невидимой нитью, и его состояние ухудшалось вместе с усилением необычных колебаний объекта.

[indent]В конце концов, истощённые неудачами, учёные пришли к выводу, что Тигнари уже не принадлежал себе. Он стал частью чего-то непостижимого и величественного, что превышало их понимание реальности. И его слова о семенах, о солнце и о прорастании стали для них не столько зацепкой, сколько напоминанием о том, что существуют силы, перед которыми человеческий разум бессилен. Оставалось только одно — перешагнуть границу разумного, но не лично, а закидывая вместо себя наживку, уже идеально сформированную под себя тем, на что они охотились.

---

[indent]Белый искусственный свет сменился плывущим мягким золотом такого же ненастоящего солнца в зоне наблюдения. Защитный костюм казался как никогда тесным, — собственное тело тоже давило, неуютное, неподвижное, не поспевающее за мыслями. Долгая пауза, наконец, разорвалась несколькими короткими шагами навстречу кубу и одним скомканным и как будто бы немного смущённым приветствием:

[indent]— …привет.

[indent]Картинно стоило бы отвести взгляд и шаркнуть ножкой, но Тигнари был как никогда прямой и строгий, и взгляд его, пусть уже давно не сфокусированный, рассредотачивался аккурат по всему очертанию куба.

[indent]— Прежде, чем мы продолжим разговор, я должен озвучить тебе подготовленный командой скрипт. Так как основная гипотеза всё-таки утверждает, что ты разумен, подобные переговоры должны проходить свободно, то есть, с предоставлением выбора. Это означает, что всё хорошо, пока ты не предоставляешь угрозу для людей. В обратном случае, вся станция будет уничтожена и отрезана от внешнего мира моментально.

[indent]Управление «Мю-07» считало, что нельзя садиться за стол переговоров с неизвестным объектом без заминированного водородными бомбами дна, детонация которого приведёт к погребению объекта в подготовленной защитном блоке в самой глубокой точке планеты. Разрушение станции и уничтожение каждого сотрудника — всего лишь формальность, дописанная в контракте мелким шрифтов в юридически корректном фразировании.

[indent]Перед ним стоял Анубис, олицетворение древнего и непостижимого, погребённое в песках времени и теперь вновь извлеченное на свет. Статуя? Бог? Машина? Никто не мог с уверенностью ответить. Организация классифицировала его как «Объект: Куб и Энергетический Фон», но Тигнари знал, что это лишь код, попытка придать чему-то абсолютно непостижимому какой-то порядок, и для самого себя он выбирал ярлык привычнее: коробочка глориозы.

[indent]Тигнари стоял перед Анубисом, окутанный защитным костюмом, который делал его похожим на космонавта, ступившего на неизведанную планету. Он чувствовал себя одновременно защищенным и безмерно уязвимым, ведь никакие слои кевлара и поликарбоната не могли защитить его от могущества, которое, возможно, лежало в основе этого объекта.

[indent]— Судья, — начал он, выбрав из легенд подходящее обращения; его голос дрожал от волнения и трепета. — Я стою перед тобой как искатель знаний, поглощённый жаждой понимания. Мы, люди, за всю нашу историю стремились разгадать тайны Вселенной, но некоторые из них, кажется, остаются вечно скрытыми от наших глаз.

[indent]Тигнари поднял лицо к месту, где должны были быть глаза Анубиса, которые, казалось, были полны мудрости, способные пронзительно зреть прямиком в его душу.

[indent]— У меня есть вопросы, бесконечное множество вопросов, и я мог бы провести вечность, исследуя тебя и твои тайны. Но я несу бремя ответственности. Мы не знаем, с чем столкнулись, не понимаем, что нас ждет, и я боюсь, что если мы продолжим без этого понимания, мы можем подвергнуть опасности всё человечество.

[indent]Он вздохнул, в его глазах скользнула тень сомнения.

[indent]— Наше стремление к знанию без границ, но чаша весов не сбалансирована. Мы как дети, играющие с огнем, не осознавая его силы и разрушительного потенциала.

[indent]Фигура Анубиса одновременно казалось мерцающей и расплывающейся в пространстве, но и не шевелящейся. Он стоял неподвижно, словно вечный страж, ждущий, чтобы передать свои тайны лишь достойному.

[indent]— Я прошу тебя, — продолжил Тигнари, — Если в тебе правда есть сознание, если есть воля или способность к общению, объясни мне, что ждёт нас. Что ты знаешь о будущем человечества, о катастрофах или испытаниях, которые нас подстерегают? Мы готовы учиться, но мы должны знать, на что быть готовыми.

[indent]Мгновения тянулись, и в комнате наблюдения, где время казалось остановившимся, воцарилась тишина. Только мягкий шум вентиляции защитного костюма нарушал мёртвую тишину невыносимо короткого мгновения.

[indent]Тигнари надеялся на невозможное. Он жаждал увидеть глаза Анубиса, которые казалось были высечены из камня времени, что вдруг бы засветились, озаряя комнату мягким золотистым светом. Он желал услышать голос, полный величия и силы, что отзывался в голове, обходя языковые барьеры и говоря напрямую к его разуму. И ему очень хотелось верить, что желание обрести эти мгновения, сохранив мир, в нём так же живо.