[indent]Как же он рисуется, как же он красуется. Какой же он хорошенький. Съесть бы его с чаем, да шляпы жалко.

[indent]Сэр Лоэнгрин жужжит механически, подрагивая отрывисто поднимается во весь свой рост, и принцесса приседает в учтивом реверансе, отпуская верного рыцаря укрываться в тенистых зарослях поодаль, — верный перевозчик и защитник заслуживает отдыха не меньше, чем любой другой каэнрийский воитель. Столь же галантно принцесса отвечает и своему спутнику — и вот тонкая белая ладонь в кружевной перчатке оказывается вложена в такую же обманчиво хрупкую, словно фарфоровую.

[indent]Люмин идёт следом, и это сильно отличается от того, каким верным и преданным ухаживанием она окружена обычно. У её сегодняшнего спутника нет ни единой причины быть настолько любезным и обходительным, а потому не оценить такой жест по достоинству — наиболее вопиющая из грубостей. Их шаг по мощёной дорожке от старательной показательности жестов похож на парадный, словно королевские особы, они входят в ворота Золотой Палаты, где их встречает лишь память о прошедшей битве и коварно подготовленная спутником сцена. Быть с зрителем с особым пристрастием, и актёром с особым талантом, — всё предстояло лишь им.

[indent]Каэнрийским рыцарям, сведущим в досуге принцессы, было позволено ухаживать за ней и провожать её до мест разных дел, — но лишь потому, что они заведомо знали, что именно принцесса собирается делать, куда направляется, сами они не влияли на время Люмин. Кузуши, с другой стороны, дозволялся до подобного сопровождения, хотя и все его подготовки оставались для Люмин неизвестными. И сейчас он полагал свой ход встречи, — как парой месяцев ранее она сама навязала ему ночное рандеву в Наруками. Можно было бы и разозлиться от того, насколько Кузуши довольствовался своей продуманностью, но ещё и стоило отдать должное тому, как хорошо он подготовился. Указывая, что именно им предстоит делать, он полагал досуг, отказаться от которого заведомо невозможно, и уж тем более в такой изящной форме.

[indent]Устроившись удобнее на своём месте и оправив подолы платья, Люмин замирает. Руки её, покрытые кружевным узором, остаются, сцепленные, на коленях. Белое лицо столь же неподвижно, сколь и немо в эмоциях, лишь взгляд, — открытый и ясный, — направлен к тому, кто явно просил всё их внимание. Согласно протоколу встречи, Люмин вступает со своим комментарием привычно тихо, медленно и спокойно:

[indent]— Признаю, ты застал меня врасплох, Кузуши. Ты так славно подготовился, сколько внимания деталями и окружению, а этот костюм… Тебе, безусловно, к лицу ткани и фасоны твоей родины, но такое разнообразие привносит твоему внешнему облику притягательный шарм неожиданного.

[indent]Смущение от такого комплимента, — своё или чужое, — Люмин скрывает за глотком чая. Глаза её при этом прикрываются, а момент выдерживает нужное время для того, чтобы принцесса могла оценить мягкое малиновое послевкусие. Её горло теплится и прогревается, поэтому она, беззвучно вернув чайную пару на подставку, продолжает благосклонно реагировать на выходку спутника встречным заигрыванием:

[indent]— …стало быть, ты скучал по мне? — для открытого флирта голос Люмин звучал недостаточно игриво, но и неживая нежность в нём сегодня была именной, — В последнее время я отдаю предпочтение аппликациям из бумаги, но…

[indent]…но ради такой куклы она делает исключение.

[indent]Дразнить могли они оба, что и происходило. «Кстати, у твоей фигурки не видно лица, прямо как у тебя, когда ты поворачиваешься спиной к брату,» — произносит Кузуши, и Люмин почти что торопится обижаться за упоминание близнеца, но вовремя останавливает себя, позволяя последнему договорить до конца. Взгляд её при этом, недвижимый, застывает, словно долгое новолуние прямо над полем из колокольчиков. Как если бы пытается понять, искать ли намерение её обидеть в словах Кузуши. Но тот не оставляет ни шанса упрекнуть его, а потому Люмин остаётся лишь свериться с их третьим негласным и незримым участником встречи. Она, задумчивая, отводит лицо в сторону и спрашивает с непониманием в смущённом голосе как будто бы и вовсе у стоячего пруда с кувшинками:

[indent]— Так вот что он имел в виду, когда говорил, что нам предначертан ещё один контракт? Но это как-то…

[indent]Очень кстати к месту, — жертвенному алтарю нарциссизма Архонта Контрактов, — но кошмарно неуместно в контексте всего остального. Невидимая спутница Люмин как будто бы даёт своё одобрение, поэтому принцесса кивает сама себе, — своим мыслям и подкожным ощущениям, тому, что не передать словами. Её взгляд вновь фокусируется на светлом юношеском лице с тяжёлой тенью на нём от полей шляпы.

[indent]— Как любопытно. Раньше я любила играть в шахматы, но эта партия будет первой за непростительный для мастерства перерыв, — Люмин вытягивается вперёд и бегло оглядывает фигурки, — Не сочти за нарушение негласного союзничества за чаем, но не обеспокоен ли ты последствиями такого пари?..

[indent]Люмин вновь подносит к губам чай. Этим мыслям требуется малиновое тепло, чтобы крепко разойтись до верных суждений. Итак, кто-то из людей уже засуетился, — и ладно, позиции Ордена никогда не были скрытыми, а война была объявлена очевидно и громко. О сделке с Одиннадцатым врагу может быть известно, но это и на руку, оттянет время, пока мыши в лабиринте добираются до тупика. О сделке с Шестым известно лишь им и Ордену. А конкретно об этой встрече известно лишь им двоим. Ей лично беспокоиться как будто бы было не о чём, но Люмин всё равно не могла не поднять в контексте их сторон одно неприятное уравнение.

[indent]— Не пойми меня неправильно, мне по душе наши встречи.

[indent]Длинные реснички замирают над поднятой чашкой. Взгляд холодного золота застывает над чаем подобно лунной дорожке на рябящей поверхности неспокойного пруда. Люмин выдерживает паузу, отмеренную неспешным глотком. Достаточно, чтобы чуть-чуть раззадорить интерес к сложному обстоятельству у собеседника. Недостаточно, чтобы грубо прерывать диалог на полуслове.

[indent]— Но если мы рассмотрим дела в масштабе наших организаций… Тебя не удивит, что я соглашусь, обозначив, что готова выступить на твоей стороне в любом случае, кроме тех, что будут перечить делу моего Ордена. Но как будто бы мне и не стоит ожидать от тебя подобного. Мои рыцари могут быть… заносчивыми и высокомерными в виду их… тяжёлой судьбы, но они никогда не воспрепятствуют тому, что помогает делу, здесь нет никаких проблем с твоим участием. Однако же, говоря о твоей организации, я не могу не напомнить, что риторика её весьма враждебна по отношению к моему народу. Мне помнится, они даже направляли в Бездну специально подготовленного воина, способного вести бой на нашей территории… Ах, ой, прости.

[indent]Этот укол в сторону Кузуши Люмин завершает ещё одним глотком чая, — последним. А после отставляет уже пустую чайную пару в сторону. Сразу же любезно замечает, вопреки контексту разговора: «Спасибо за такой чудесный чай, мне нравится этот летний букет.» Тонкий, едва изогнутый намёк на улыбку появляется в уголках губ Люмин, но быстро пропадает, когда она продолжает свои рассуждения:

[indent]— Я полагаю, что репутация среди прочих союзников тебя едва ли беспокоила до этого момента, — действительно, о «Предвестнике с самым скверным характером» знают даже в Бездне, в этом нет никакого секрета для Люмин и кого-либо, — Но с моей стороны будет разве что вежливым уточнить, не станет ли моё публичное участие в твоих делах источником недовольства и неприятностей?..

[indent]Как бы ни было постыло Люмин на самом деле, Кузуши заслуживает такой вежливой заботы да хотя бы за этот чудесный малиновый чай, — (вот пустая чашечка, поухаживай ещё немного?..) Мысли же самого Кузуши на этот счёт были куда любопытнее. Они оба были умны и самодостаточны, а потому не ожидали друг от друга лояльностей в форме последования или разделения бремени. У Люмин были основания полагать, что их товарищество строилось на понимании самого тонкого и сложного из одиночеств — одиночестве неразделённого опыта, в котором они никак не научились страдать от одиночества физического или духовного, и не искали, как бы его разрешить друг в друге, однако негласно соглашались с тем, что есть вещи, которые существуют за пределами понимания, и им не нужно было объясняться или исчувствоваться друг перед другом. Искренняя отстранённость от мира объединяла их за беседой, не требующей морального контекста или обстоятельств формулировок. А совместные дела до сих пор строились на общих интересах, — личных, корыстных, но открытых. Люмин не хочет менять правила.

[indent]Но разговор их неожиданно откладывается. Внутренний двор Золотой Палаты, обрамлённый писцинами с кувшинками, принимает ещё больше гостей, несмотря на своё далеко не льстящее состояние. Ремонтные работы если и ведутся, то внутри, поэтому дворик остаётся безлюдным, — куклы не в счёт, — но к чайному времени подходит и время смены караула, а потому по горной тропе от города к Палате направляется пара узнаваемых в своём облачении Миллелитов. Разумеется, такого караула, как раньше, вокруг Палаты не сновало, — Люмин ещё помнит их расстановку с июньской ночи. Но внутри остаётся достаточно золота и секретов, которые стоит беречь от мародёров и расхитителей.

[indent]Принцесса только вздыхает неспокойно и вновь убирает руки к себе на колени. Глаза её так и остаются закрытыми по мере того, как пара стражей приближается. Их встревоженное «Что это здесь такое?» и «Какого чурла тут творится?» Люмин оставляет без внимания, а требования назвать имена и причину нахождения здесь молчаливо адресует спутнику. Покидать двор вопреки указаниям Миллелитов они явно не собираются, а потому Люмин замечает недовольно и поджимает губы:

[indent]— Как невоспитанно.

[indent]И смотрит на Кузуши с отчётливо оценивающим ожиданием: взялся вести и обустраивать по-своему, будь так любезен, реши и этот неприятный вопрос. Не вставать же ей самой из-за стола, верно?.. Ничто не должно мешать их чаепитию.

Отредактировано Lumine (2023-08-22 06:54:44)

[indent]Они обмениваются комплиментами нарядам друг друга как совершенно обычные люди во время совершенно обычной светской беседы на совершенно обычном званом ужине во время совершенно обычного свидания. Ничто в их поведении не выдаёт ни первородного ужаса неизведанного, ни обладания запретным божественным знанием, ни темперамента жестоких нелюдей, лишь совершенно… совершенный момент любования собой и друг другом.

[indent]Только слова, что они произносят, разнятся с разговорами совершенно обычных людей, лишь вид им соответствует в своём превосходстве над некрасивым. И когда Кузуши полагает, что наряд выбирала Бездна, лицо Люмин вдруг теплится нежной и кроткой, но отчего-то хитрой улыбкой. Под пальцами неслышимо скользит фарфоровый обод чашки, а светлые веки прикрывают глаза, утаивая под ресницами золотой отблеск игривости, не давая ни шанса угадать, кто именно произнёс следующие слова и о ком из них двоих:

[indent]— Она страшно любит наряжаться, это правда.

[indent]И на этом вербальный обмен любезностями прекращается. Дело остаётся за невербальным, в совершенную сцену свидания вмешиваются незваные гости, — и неважно, кто неправомерно проник и на какие земли.

[indent]Разливается дикое колдовское пламя, зарождённое меж шарнирами и зубчатыми колёсами из колдовской искры и тёмной субстанции розжига, а Люмин только и знает, что смотреть зачарованно за тем, как языки дикого огня перекидываются с одежд на оголённые руки и лица, плавят плоть как бумажную упаковку, вгрызаются в натянутые от нагрева ткани, рвут их на обугленные лоскуты. Под тёмным пламенем взрываются глазные яблоки, разливаются вареньем краше и ягоднее того, что в чайнике, но пожар на людских телах жадными языками огня слизывает их и обращает лишь в запах жжёной плоти, тяжёлый и смрадный.

[indent]«Насекомые? — рассуждает Люмин про себя, немигающе пристально наблюдая объедание человеческих костей буйной огневицей, — И правда, словно стеклянные муравьи.»

[indent]Выпущенная Кузуши ярость жара и искр почти доделывает своё дело: доедена ветошь одежд, в мелкий пепел выжжена плоть, лишь груда костей и дымящиеся хрящи ещё сопротивляются, но скелетам из века в век суждено покоиться у ног самолюбующихся Архонтов, — для единения с землёй места лучше им не сыскать, пусть догорают благодарно, по ветру отдавая прочь свой смрадный запах грязной, сгасшей, изгоревшей плоти.

[indent]Собирается клубнями чёрный дым, непокорный, кружится, вьётся, пытается сбиваться в тяжёлые облака, но всё равно разлетается в сторону рваными перьями, меж которых, дымных и засаженных, догорают всполохами остаточного гнева искры. Тёмной ворожбе приходит конец, как и незваным гостям, и только запах пожарища на пороге чужого дома да пепельные абрисы на брусчатке остаются напоминанием. Люмин всё это время держит у лица шёлковый платок, закрывая глаза от жара дыма, а тонкий цветочный аромат у носа спасает от неприятных запахов, сопровождающих в остальном привлекательный флёр аутодафе.

[indent]— Это было живописно, Кузуши. Мне лестно, что ты ещё хранишь мой подарок и даже находишь ему такое картинное применение… Ах, постой, ты нарочито сейчас щеголял? Право слово, ты меня балуешь.

[indent]Так и сидящая за столом, недвижимо, подобно кукле на чаепитии вопреки всем обстоятельствам, Люмин улыбается своему партнёру любезно и скромно, но в сдержанной мягкости — совершенно искренне, без наигранного любования тёмным нутром, а с искренней благодарностью за возможность подушечки пальцев в сей жуткий омут окунуть.

[indent]— Возвращаясь же к прошлой теме, позволь ответить, что меня всё устраивает. Я лишь хотела быть участливой в том, что касается твоих намерений. Мне, видишь ли, просто-напросто хочется быть уверенной в том, что ты правда готов…

[indent]Люмин плавно поднимается из-за стола для того, чтобы не торопясь поравняться с Кузуши в паре шагов от него. Становится напротив на расстоянии достаточном, чтобы вытянуть вперёд указательный палец, но не коснуться.

[indent]— …заглянуть глубже.

[indent]И с этими словами она легонько упирается пальцем в кукольную грудь. Взгляд её неуклонно встречает глаза Кузуши, в мягком золоте — тьма искреннего любопытства и желания идти до конца.

Отредактировано Lumine (2023-08-22 07:02:53)

[indent]Нет места выбору.

[indent]Как странно — и приятно, и колко звучат эти слова из уст Сказителя. Серьёзность его намерений, переплетённая с изящной возможностью выразить личное стремление угодить, конечно, могли быть и сценой, — но Люмин понимала важность публичных поз, и уж тем более могла оценить красоту и значимость такой позы. А, значит, согласно правилам постановки принимала любезность и в избранной Сказителем позе вместе с ним возвращалась к столу. На секунду ей показалось, что у кукольного тела пар рук больше одной, иначе не объяснить, почему вдруг резко ощутилась приливная боль от касания к телу. Только лишь через оцепенелое мгновение Люмин поняла, что дело было лишь в том, к чему именно прикоснулся Сказитель. И хотя само его вальяжное приобъятие пусть и было едва ли воспитанным, куда страшнее оказалось место, на которое опустились тонкие кукольные пальцы. Люмин потребовалась вся вековая выдержка, чтобы не передёрнуться, не разорвать их дистанции, — это было бы ужасно грубо, — а потому она действительно замерла на короткое мгновение, чтобы чуть вытянуть шею, опустить плечо, сместиться пониже, и если не двигать чужую руку, то сдвинуть свою лопатку под ней. Так, чтобы старый призрачный шрам под тканью оставался нетронутым. Так, чтобы ничто не будило забытую боль. За последние сутки этого было и так достаточно.

[indent]Свой подарок Люмин разворачивала с немым трепетом девочки, что уже на пятьсот своих дней рождений не получала тортов, кукол, альбомов и красок, новых заколок и подвесок... А тут одна только коробка с её упаковкой — уже маленький праздник. Люмин слой за слоем снимала с трепетом и осторожностью, желая не порвать бумагу, сохранить упаковку на память, использовать в своём альбоме как добрую память и красивую декорацию. Поэтому процесс ознакомления с содержимым затянулся, и Сказителю, наблюдавшему со стороны, пришлось выждать добрых пятнадцать минут, пока Люмин снимала бумаги, сматывала ленты, всё аккуратно складывала, разглаживала ткань ладонями...

[indent]— Это для меня?.. — тихонечко спрашивала она, — Правда мне?.. Можно открыть?..

[indent]Неслышимые вопросы повторяли друга друга, словно принцесса действительно не до конца была уверена, что имеет право радоваться такой, казалось бы, формальности, — пусть и добротно подготовленной, со знанием и дюжей хитростью. Томный вздох оповещал искренний восторг и удивление Люмин, когда та достала, наконец, содержимое коробки. Её словно застали врасплох: такой действительно вдумчивый, осознанный и продуманный подарок сложно было окупить простыми словами благодарности...

[indent]Что-то неприятно кольнуло в висок, — и кольнуло изнутри. Нежное удивление сменилось неловким недопониманием. Люмин подняла глаза к Сказителю и, выдохнув, привычно тихо проговорила:

[indent]— Это невероятной красоты и смысла подарок, Кузуши. Я тронута и благодарна. Это искренне так. Но...

[indent]Люмин тихо и немного печально вздыхает и прикрывает глаза, хотя и не отворачивается, так и держит голову поднятой вверх. Ей хорошо известно, что любовь и внимание тем хороши, что у них есть цена. Точно знаешь, что получишь, когда знаешь, что нужно дать. И с мыслью этой Люмин давным-давно нашла мир, не строя наивных иллюзий про бескорыстное и светлое. Честное, прозрачное и удобное для всех было куда... доступнее в её представлении. Ей было не привыкать.

[indent]Дайнслейф когда-то любил не её саму, а её любовь и свет, и было удобно подставлять под эту привязанность свои ладони.

[indent]Каэнрийцы были верны ей за силу и свет, и было удобно подставить под эту корону свою голову.

[indent]Даже дорогой брат, пусть сам и не понимал это, дарил ей любовь и опеку лишь потому, что Люмин выбрала быть для него фрагильной и беспомощной, чтобы он не терял сил и мотивации.

[indent]Люмин знала, что у всего есть цена. Она не знала лишь, за что именно Сказитель предлагал ей такое внимание. Единственное, что она могла, это открыто спросить:

[indent]— ...мы уже заключили сделку, и своё слово я сдержу. Ты получил сердце, и во всём, что касается наших договорённостей, я не подведу. Тебе нет нужды пытаться угодить мне больше, мне знакомы честь и верность слову, это правда.

[indent]Пусть тихая и мягкая, Люмин привычно всё равно звучала уверенной в том, что говорит. Но не в этот раз, когда на лице её было растерянное смущение, искреннее непонимание, что обстоятельство могли сложиться как-то иначе.

[indent]— Мне, безусловно, очень приятно и льстит такое внимание. Я с удовольствием разделю с тобой и рукоделие, и игру. Но мне бы хотелось, чтобы между нами было всё честно и открыто... Разве что ты хочешь пожелать что-то ещё?..

Отредактировано Lumine (2023-08-22 07:03:08)

[indent]Застывшее время ощущается как долгий и глубокий сон, растекающийся от стенки до стенки черепа, вливающийся в подсознание и топящий все смелые идеи, все нерешительные желания. Люмин молчит и лишь держит прижатыми ко лбу три пальца — безымянным ощущает пульсацию, оставшуюся от поцелуя, — ...какие коварные чары! — Сказителя; средним удерживает невесомую прохладу его голоса, а указательным словно пытается уловить хоть какую-то мысль внутри своей головы. Тщетно.

[indent]Неспокойный взгляд ещё дрожит, расширенный и мутный, когда чужое лицо пропадает из его поля зрения, когда всё возвращается на свои места в понятную и привычную позу, но и слух, такой же взбаламученный, перетревоженный таким обманчиво спокойным предложением, не позволяет вырваться из момента, вновь и вновь донося отголоски произнесённых снов рваным эхо в этот стылый миг отчуждения от мира, полного смущения и потери логической связи между словами и событиями.

[indent]Ощущалось всё верно. Но думалось как ошибочное, не обрабатывалось логикой, голосом разума. Не найдя никаких слов, неспособная ко лжи, но уж слишком бережливая до своего сердца, Люмин теряется и лишь соглашается единственно доступным уклончивым образом. И голос её при этом слаб, дыхания сбито на неровный выдох, а рассредоточенный взгляд скользит по ободку чайной пары, меж чаинок, где угодно, но не привычным образом по лицу и глазам собеседника.

[indent]— Признаю, той ночью луна была особенно красива и располагала к танцам...

[indent]И далее Люмин уже не может произнести ни слова, и чтобы унять тремор в руках, она приступает к тому, что получается у неё лучше всего и всегда позволяет привести в порядок мысли. Она распаковывает подарок, тот самый шахматный набор, и начинает раскладывать детали. По мере того как сортируются по размеру и назначению заготовки и формы, успокаиваются и руки Люмин, в таком упорядочивании обретая желанный покой и собранность. Только лишь когда столик из чайного превратился чуть ли не в аккуратный ремесленный верстак, подготовленный к ручной работе, Люмин удаётся мерно выдохнуть и успокоить отчего-то рвущееся на свободу от плоти сердце. К горлу подступает липкая тьма, но Люмин не позволяет ей добраться ни до мыслей, ни до языка, проглатывая ком страхов.

[indent]— «Сложные и приятные» отношения?.. — наконец переспрашивает она, всё ещё нерешительно, но уже почти не пряча взгляд в стороне, лишь опустив его к собственным ладоням, — Зачем сложно?.. Не понимаю. Всё должно быть предельно просто и кристально ясно.

[indent]Ей так понравилось в этот миг ощутить на себе почти детскую, невинную нежность и чужое внимание к чему-то глубже, чем образ принцессы Бездны, что Люмин чуть было не поддаётся. Она понимает, что расслабилась, сдала позиции, а потому пытается посуроветь. Сердито хмурится и даже едва надувает губы, — жест почти милый, если бы не суть страха, — прежде чем поднять, наконец, теперь уже до пронзительного внимательный взгляд на своего собеседника. К рукотворному процессу создания шахматных фигур и доски всё было готово, но Люмин стремится теперь заранее обозначить правила это партии, как и свою нетерпимость к другим вариациям такой игры.

[indent]— Чисто, искренне, вечно — до самого конца. Ты знаешь, что я такое, и должен понимать, что до конца — буквально. До самого забвения, когда осядет на выжженную землю пепел войны, когда сквозь разбитый купол ложного престола осыпятся настоящие звёзды. Будешь ли ты рядом, чтобы вместе со мной встретить конец этого проклятого искусственного мира?.. Не оставишь меня тогда...

[indent]Голос Люмин начинает дрожать, а кулаки сжимаются, прижатые к коленям. Опущенный взгляд ширится от подступающей обиды, — не на Кузуши, он тут не при чём, просто старые шрамы уже сутки как изливаются слезами на сердце, к сожалению, всё ещё живое и настоящее.

[indent]— ...когда мне придётся зайти ещё дальше, погрузиться во тьму ещё глубже?.. Мне многое в тебе нравится, Кузуши, и со временем я бы стала тебя любить так, как девушки любят своих полюбовников. Но только всего тебя целиком, без остатка и украдок, без полумер. Случайные приятные сцены... и набор воспоминаний о встречах... Для меня не имеют цены.

[indent]Она утверждает остро, но имеет в виду, что правда не выдержит, если в очередной раз партнёр оставит её, не сможет довести дело до конца, не верный ни слову, ни этому делу. Но об этом Люмин не говорит, только поджимает губы, чтобы скрыть моментально то, что и они тоже дрожат. Всё в ней дрожит в этот миг, в неспособной успокоиться на тревожном ветру перемен, к которым сама она ещё не готова, но...

[indent]— Мне хочется быть с тобой честной в этом, Кузуши, а потому прошу тебя о встречной честности. И поверь, я пойму, если ты скажешь, что имел в виду... иные «куда более сложные и приятные отношения».

Отредактировано Lumine (2023-08-22 20:41:20)