Огни гавани не потухают даже ночью. Чайльд смотрит далеко за линию горизонта, где вода соприкасается с небом, и блики отражающихся фонарей, взмывающих над гладью моря, режут его зрачки. Еще задолго до того, как устроить хаос в городе Контрактов, он много раз представлял себе праздник фонарей так же, как видит его сейчас: фейерверки, торговые палатки, заполненные самыми бесполезными вещами, вызывающими улыбки на лицах детей, угощениями, игрушками, книгами. Все тревоги на мгновение отступают, город погружается в уютный хаос, сплоченные одним счастьем жители снуют из одного конца гавани в другой.

Туристы, местные, дети, взрослые — лица мешаются в одну несуразную кашу, расплываются перед глазами, отпечатываются на памяти неясным аккомпанементом переливающихся огней. Он чувствует себя загипнотизированным, продолжая вглядываться вдаль, особенно остро чувствуя тоску по дому именно сейчас. Нужно было убираться отсюда первым же кораблем, даже ценой того, что пришлось бы терпеть на себе заносчивые взгляды сослуживцев. По крайней мере, он бы забыл обо всем быстрее, он бы оставил все воспоминания на этой гавани — и хорошие, и плохие, прибил бы их к каменной плите подошвой и отправился в свои холодные земли. Жаль что сердце, горячее, пылкое, не остудить никакими льдами. Однако там все равно было бы проще, чем здесь.

Фонари с чужими посланиями продолжают взмывать в небо даже после того, как официальная церемония подошла к концу. Желания, просьбы, признания. Под звездами плывет все самое сокровенное, не озвученное, но важное до скрежета под ребрами. На своем фонаре под размашисто-небрежным «Нам нужно все обсудить» Чайльд не подписывает имя отправителя, оставляет лишь время и место. И приходит раньше положенного.

Передать послание он отправил сотрудника Банка, предупредив о местах, где, вероятно, находится Чжунли сейчас. Смешно, насколько близки они были, раз Чайльд может сказать где и сколько времени любит тот проводить. И не будет лгать, если скажет, что убеждался в своей правоте множество раз после падения Нефритового дворца. Он не вспоминает о случившемся, как о собственном провале, обмане, разрыве. Говорит себе лишь о том, как город получил возможность стать сильнее — и это, несомненно, его заслуга тоже. И будет думать так и дальше вне зависимости от того, отзовется Чжунли на его приглашение или нет.  По крайне мере, это Чайльд себе обещает сейчас.

Суетливая гавань отсылает его мыслями к тем дням, когда он еще не мог запомнить, в какую сторону нужно повернуть, чтобы добраться до ресторана Ван Минь от причала, и мягкий низкий голос сопровождал его к месту длинными разговорами. Когда Чайльд слышит этот голос снова издалека, он еще не знает, действительно ли его послание добралось до получателя или встреча их — совпадение. Приятное или не очень, он еще не решил ни для себя, ни для Чжунли. Впрочем, он и не станет додумывать и предугадывать за него. Опыт показывает, что Чайльд совершенно не знает, кто перед ними. Был ли он настоящим когда-нибудь вообще?

Кажется, что если сейчас обернуться и столкнуться с взглядом янтарных глаз, все то, что Чайльд топил в себе с их последней встречи, вырвется из него, и сильнее всего будут обида, тоска и чувство несправедливости. Поэтому он не сводит глаз с мельтешащих внизу детей, опираясь локтями на деревянное ограждение.

— Здравствуй, сяньшэн, — не оборачивается, ухватывая боковым зрением силуэт, за которым последние недели наблюдал издалека, — Я тебя ждал.

И топит в горле «рад, что ты пришел», потому что не может признаться в этом даже себе самому.

Любые слова в мгновение будто бы теряют свою ценность — не зря Чайльд никогда им не доверял. Его точила дисциплина Фатуи, поселившая в голове идею ставить под сомнение все, что слышишь. Глазам верить, как оказалось, тоже нельзя, ведь Аякс, жадно впитывающий чужой образ, что улыбался, терялся, растекался безвольной лавой в его руках, этому образу верил. И за это Аякс понес свою плату, остался запертым там, в том дне, в стенах банка, оказался в дураках лишь потому, что позволил себе о правилах, удерживающих его на плаву, как Предвестника, забыть. Чайльд на него оглядывается без жалости. Заслужил.

Много сказать, правда? С его губ слетает вздох с усмешкой.

— Было бы лучше, найдись у тебя хоть пару слов объясниться, — голос, ни разу не дрогнувший, глохнет в праздничном шуме, — Постой, сначала я. Мне и правда есть, что сказать.

Он жалеет лишь о том, что не нашел в себе сил заговорить еще тогда, в тот же день, как правда уколола больнее, чем заточенное лезвие ножа. Быть может, высказав все, Чайльд уже был дома, на пальцах обрисовывал Тевкру легенды об адептах, охраняющих земли южнее Снежной, и, наверняка, все равно бы возвращался мыслями к Рекс Ляпису. Сейчас же непроизнесенное вслух тянет его ко дну Облачного моря, что иронично, камнем, привязанным к шее. Только Чайльд не привык сдаваться, его смиренность — просто тактический ход. Коснуться песка, чтобы оттолкнуться посильнее ногами и оказаться на суше. Вот, что для него значит решиться на эту беседу. Как будто, поговорив, он, наконец, получит билет на судно домой. «Уладить дела» — так он назвал это в своем отчете.

Вспышка запущенного в небо фейерверка заставляет обернуться в сторону цветных огоньков, скользнуть мимолетно по знакомому профилю взглядом. И застрять. Он задерживает дыхание, чтобы не вывалить сразу все, что приходит на ум, и это помогает, но Чайльд теперь выглядит совершенно смятенным. Буквально не дышит. Смотрит так, словно видит впервые, и в то же самое время будто нашел то, что потерял давным-давно. Есть ли шанс, что он вспомнит, каково это — верить кому-то? В глубине души хочется, чтобы Чжунли стал этим кем-то снова. В груди у него все трещит по швам. Он больше не может отвести взгляд.

— Не люблю признавать поражения, но ты в самом деле меня переиграл. Искусно, изящно и очень хитро, — обычно Чайльд натянул бы на лицо смешливую маску презрения, но не может себе позволить подобного рядом с ним даже сейчас, поэтому его лицо держит серьезный облик, — Я бы высказал тебе свое уважение за то, как хорош ты в искусстве обмана, мне далеко до тебя. Только как-то больно выжимать из себя любезности.

Чайльд медленно отрывается от своего места и разворачивается спиной к пейзажу, который наблюдал последние минут двадцать. Он все еще не отводит глаз от чужого профиля. Теперь это так же сложно, как было смотреть прямо на него мгновение назад.

— Не знаю, зачем на самом деле задержался в городе. Но я рад, что застал праздник фонарей. Ты был прав, посмотреть есть на что, — он замолкает лишь на секунду, чтобы позволить себе набрать в легкие воздуха — уже пора начать дышать ровно, — Нет. Знаю. Просто не хотел признаваться себе в этом, но ждал, когда найду силы стоять перед тобой, сяньшэн. Мне нужны ответы на вопросы. Я подготовил целый перечень и, знаешь, очень долго решался, с какого бы начать, но все они почти сводятся к одному и тому же. Входило ли в твои планы с самого начала использовать меня, как инструмент, или ты придумал это после того, как понял... чего от тебя хочу я?

Он хотел услышать, что все произошедшее - всего лишь чей-то план. Что его действительно обманули, воспользовались и отбросили. Тогда у Чайлда было бы более крепкое основание питать все свои чувства, обрести намерение и двигаться по нему дальше. Наступить самому себе на горло не просто, но и быть марионеткой в чьих-то руках он не любит. Только одна особа во всем этом мире имела право распоряжаться его судьбой и жизнью. Она дала ему цель, Тарталья же верно пойдет напролом, пока не достигнет этой цели. Так он хотел думать. Так он, Аякс, верил.

Но это не было обманом. Точно не всё. Каждое слово, что произносило божество ощущалось глухой болью в сердце, словно с него сцеживали по капле все смятенные чувства, словно проверяя, есть ли они у палача. Если больно - нужно выдрать причину этой боли. Если кто-то причиняет эту боль - убить его. Такая простая философия, которая не применима сейчас к ним. И с каждым предложением, что срывались с губ Чжун Ли, ощущения дощатого пола под ногами терялось. Какофония голосов в сознании замерла - даже они смолкли. Натянутый подобно тетиве лука, Тарталья внимал каждому слову бывшего Гео Архонта.

Но вот шаг в свою сторону Предвестник не упустил, даже не дрогнул на него. Последующие слова златоглазого несли не меньшую боль. Почему он не винит его? Почему не упрекает? Когда Тарталья отнимает что-либо он привык слышать полные страха крики, проклятия на свою голову, которые можно заставить замолчать навсегда. А сейчас это все больше походило на обычную беседу. Проблемы не решить словами - Чайлд знал это прекрасно. Рано или поздно они дойдут до точки действий. Потому он пока слушает, а Гавань за его спиной утопает в свете праздничных огней.

Признание о том, как божество мучилось от лжи, смешит его. Что он, обычный смертный, мог понять в чувствах Рекс Ляписа? И главное, готов ли он поверить его словам? В Ли Юэ слова, сказанные обещанием, имеют особый вес. Чтило ли это божество, что создало такие правила? Хотелось потянуться к маске, лениво закрыться за ней и ответить ядовитой кривой ухмылкой. На всё. Но он не мог. Прозвучал тяжелый вопрос. Вопрос, на который должен был ответить себе и сам Чайлд.

- Моракс.

Он произносит это имя, вновь пробуя на вкус. Так звучит имя древнего Архонта. Так назван тот, чья сила двигает горы и меняет сам мир. Для него, для одиннадцатого, это имя было особым. Так звали его цель. Того, чью жизнь он должен был забрать. Конечно, убивать было не обязательно, достаточно завладеть Сердцем Бога, но схватка! Как же он этого ждал. Сколько готовился, как был разочарован кончиной божества, и как распутывал клубок интриг. И, в завершении, так звучало имя того, кто его обманул. Кто его использовал. По несправедливой судьбе это имя делил и тот, кто заставил несущегося от боя к бою Аякса остановиться. Марево крови осело, позволяя увидеть улыбку, очароваться гранями таинственного и всезнающего, протянуть руку и завладеть им одним касанием.

МОЁ.

Свет огней не отражается в синих глазах юноши. В них виден только он, стоящий напротив - Рекс Ляпис. Моракс. Чжун Ли. И владелец этих пустых глаз не мог понять, стоит ли вообще отвечать на такой вопрос. А ответ застревает в горле. Сейчас, на этом переходе, сокрытые пологом ночи, вырываемые из неё отблесками света, они были одни. Чайлд представил, как решается вся проблема его чувств. Как ткань ночи рвется под росчерком водяного клинка, заливая пространство золотой кровью. Тарталья отводит взгляд. Он не должен был это видеть, только не эти чувства.
В груди всё разрывается, все болит, будто бы он ранен. Ранен так, что хочется рвать глотку криком, но он молчит. Чайлд впивается пальцами, укрытыми перчатками, в дерево ограждений. Делает глубокий вдох и медленный выдох. Ответ находится уже на языке, но нужно усмирить забившееся нутро демона.

Верно, ответ был простой - убей и забудь.
Похорони его тело среди прочих.
Так ли важно, что будет после?
Важно то, что сейчас.

Да. Важно то, что сейчас. И придется говорить об этом, ведь молчать не выйдет. Им обоим нужен этот разговор.

- Я всегда честен с тобой, сяньшэн, - легкий хрип вырывается вместе со словами, отчего Аякс качает головой. - Моракс не пришел, когда я приготовил для нас с ним встречу. Чжун Ли.. стоит рядом со мной.

Это дается ему не просто. Тяжелый взгляд погруженный в мрак Бездны медленно поднимается по стоящему рядом мужчине, цепляясь за его брюки, хватаясь за пояс, впиваясь в ворот. До самого древнего янтаря глаз. Тени спокойны. 

- Как стоял и тогда, объявив меня своим актером. Марионеткой. Пешкой.

А ведь Чайлд первый протянул к нему руку. Сам решил завладеть столь таинственным и редким нефритом. Это тоже было на руку божественному плану? Если он часть великой постановки по исполнению целей своего Архонта, разве это дает кому-то право использовать его чувства? Особенно.. такие?
Он возмущен. Даже свет в глазах не нужен, чтоб понять, какая боль и мысли терзают сердце живущего битвами юноши.

- Ответом на твой вопрос будет нет. Потому что я не знаю Моракса. Я хотел его узнать, хотел с ним сразиться. Познать, каково это - скрестить свой клинок с самым древним из живущих воинов. Но он струсил, - сжав губы, Аякс позволяет себе эту эмоцию. Словно обида ребенка, разочарованного в неисполненном обещании родителя.

- О Чжун Ли же я принял решение сам. И не готов от него отказаться. Ты тот, кто собирается оспорить мое владение тем, что я хочу забрать, Рекс Ляпис. И я хочу знать, будешь ли ты стоять у меня на пути или сойдешь с него.

Контракты для этого города так естественны. Свои чувства Аякс кладет на одну из чаш весов. Что же на противоположную положит божество?

Отредактировано Tartaglia (2023-02-28 20:18:27)

Напоминание о том, что Гео Архонт мёртв звучит жестко, неотвратимо. Ставит точку в этом вопросе. Чайлд знает это и сам. Нельзя вызвать на бой мертвеца, даже если то, что от него осталось стоит прямо перед тобой. Еще и говорит этим задевающим каждую тень души голосом. Смотрит этими глазами. Его глазами.
Оно было не согласно. Оно не верит. Его разум уже рисовал следующую сцену: как буквально в шаг сокращается расстояние между ними - его словно и не было. Как пальцы впиваются в воротник, легко заставив пошатнуться от такого напора сами многовековые горы.  Как бесконечная синева Бездны сталкивается с непоколебимым янтарем, что не отступит. Тарталья глохнет в какофонии рычащих голосов: его обманывали. Моракс стоит прямо перед ним! Именно он. Вся совокупность масок, имен, образов - все это сходилось на одном теле. На одном лице. Густая аберрация пьянящего тумана грозит протянуть руку к пустым глазам, закрыть их. Унести на грань разума, чтоб не осталось чувств. Если закрыть глаза влюбленному палачу, то он исполнит то, что должен.
Но его отрезвляет смятение и противоречие. Даже если сейчас претворить в реальность это видение, даже живое оружие понимает, что слова мужчины правдивы. Туман в голове замирает, словно не понимая. Есть цель. Есть приказ. Есть желание.
Что останавливает тебя?

Божество хотело оставить этот мир. Хотело умереть, кануть в забытье. Отказалось от своей силы. Сражаться с его тенью, остатками, памятью - это все равно что пытаться внушить костям то, кем они были когда-то. Самым могучим существом на земле. Кости останутся костями если не пожелают пошевелиться сами, вновь нарастить плоть, облачиться в броню. И нет смысла сражаться с ними, когда есть понимание об утраченной силе. Какой бы это мог быть бой! Одно его представление заставляло душу замирать в предвкушении. Такого не будет. Больше не могло быть.

Аякс не сразу понял, что стоит уже прямо перед Чжун Ли. Он не мог сказать, в какой момент своих измышлений решил не держаться отстраненно. Теперь их разделяла пара шагов. Их взгляды встретились в паутине повисших в воздухе слов и чувств. Правая рука была опущена и расслаблена, но Тарталья знал это ощущение. Меж пальцев собирались капли, медленно и неотвратимо, словно отмеряя последние минуты жизни стоящему напротив него. Как же разозлило это признание, что один из сильнейших оставил этот мир, лишая добычи так долго гнавшимся за ним охотника. Пустая ладонь держала пальцы на рукоятке, что не сформировала свои черты, но готова была лечь в ладонь бурным потоком. Оставался один толчок воли до непоправимого, и огни фестиваля, отблески салютов осыпят своим светом каждую дощечку пола, ведь будет он залит кровью древнего существа.

Рокот нутра замер. Он слушал. Голос Чжун Ли заставлял не отводить взгляд стоящее пред ним живое оружие, ходячего Вестника Хаоса. И взгляд тот полнился хищной тьмой. Пока остаток божества говорил, Чайлд, казалось, даже не дышал. Слушал. Вслушивался. Рекс Ляпис не боится говорить честно и прямо, в мире людей это редкость. Он с уважением понимает клятвы данные Крио Архонту, это заставляет тени шелохнутся и сгинуть в мгновения, а самого Аякса.. приподнять брови. Его лицо не несло эмоций весь разговор, для Чайлда эмоции были обычно масками, но сейчас.. сейчас их разговор слишком открытый и искренний. Они не на сцене, а за её кулисами. Ладонь, по которой пробегали водяные струйки несколько минут назад, сейчас расслабилась, стряхивая с себя капли воды.
Ему не дали трофей, который он мог с гордостью принести в Заполярный дворец, даже не отмыв золото крови с себя. Вместо этого ему предлагали кое-что ценнее. То, что юноша уже и так считал своим, но был поколеблен.

Человеческое сердце бога.

В голове нет ни одной посторонней мысли. Стоит благостная тишина. Все внимание Чайлда Тартальи занимает только он, стоящий напротив. Ничто не отвлекает в такой момент. И когда Чжун Ли хочет заговорить про итоги шаг делает уже Аякс. Осознанный. Но только один, не подходя совсем близко, замерев в этом движении, и слушает дальше, чуть подав голову вперед. Плечи юноши расслабились, он уже не похож на взведенное оружие, готовое к хищному прыжку. Скорее на любопытствующего зверя, который тянется к руке, что открыта ему.

Условия сделки звучат крайне честно и ясно. Чайлд отвечает не сразу. Он ждет что что-то щелкнет и сорвется, он боится даже думать. Тень страха пробегает по лицу, но исчезает, заменяемая смятением. В мгновения он хмурит брови, не доверяя самому себе. Закрывая пустоту своих глаз, но не избегая взгляда Чжун Ли, юноша прислушивается к ощущениям. Знакомым ощущениям. Рыжая голова опускается. Чайлд прекрасно знал это чувство. Чувство ясности и покоя. Чувство, которое обезоруживает и пьянит, но иначе. Он уже ему поддался один раз, не хотел отказываться, и оказался здесь, чтоб отвоевать его для себя. Он был настроен сражаться за эти чувства. Идти до конца, если понадобится.

Остатки расстояния преодолевает Аякс сам, стоя так близко, что слышно как дышит человеческое воплощение бога. Как бьется его сердце. Даже можно легко протянуть руку. Впрочем, что-то остановит юношу? Ладонь Тартальи и правда тянется, но не к шее Чжун Ли, а за неё. Он действует медленно, не говоря ни слова. Не смеет разорвать встречу их взглядов. Пальцы едва ощутимо касаются волос на затылке, спускаются ниже и перехватывают длинный хвост который уже к себе, через мужское плечо, тянет Аякс. В его пустых глазах отражается янтарь глаз Чжун Ли, становясь его светом.

- Только я не согласен на одно воплощение. Весь мой, - говорит тихо, но неотступно Чайлд. Чуть склоняя свою голову, глядя снизу вверх, он подносит локоны хвоста волос к своим губам, едва касаясь ими в вежливом, но полном чувств жесте. И, закрыв один глаз, лукаво смотрит на Чжун Ли. Тон голоса его мягкий, словно бы клокотавший монстр ластится и урчит от удовольствия.   
- По крайней мере на то время, в котором я буду жить, дышать и держать тебя в своих руках. Хочу показать тебе свой мир, - на мгновенье он замолкает, понимая что сказал, переплетая волосы в свой ладони меж пальцев в задумчивом жесте. - Не тот мир, в котором я живу, а тот, который хочу защитить. Ты обещал мне отправиться на рыбалку вместе, сяньшэн. Конечно, обычная рыбалка не сравнится с подлёдной. Но ведь и у нас не неделя на все приключения.

Он вновь хочет вести беседы на разные темы, разделять вечера за совместными ужинами, слушать бесчисленные истории обо всем. Наслаждаться их временем вместе. Легкость в груди дает то самое ощущение жизни. Ощущение покоя. И уже не кажется, что ночь скрадывает их силуэты, а праздник Гавани такой далекий и отчужденный. Свет сотен фонарей не отстраненный, а теплый обрамляющий. Аякс решился на свой контракт, хоть для него эта концепция и чужда. Он никогда не гнался за любовью Архонтов, ведь его покровительница её не питает. Но вот полюбив Чайлд не собирался отпускать. И даже сомнения в том, что ему откажут, не было. Иначе бы Чжун Ли сразу не пришел, не стоял рядом. Так близко.

Отредактировано Tartaglia (2023-05-08 17:38:29)