Глупо было вопрошать небеса, когда все пошло не так. Ее жизнь изначально складывалась таким образом, будто была заведомо обречена на поражение по всем возможным фронтам. Все катилось по наклонной и докатилось... До этого.

От последних суток в голове почти и не осталось внятных воспоминаний — лишь какая-то невнятная мешанина образов, которые, впрочем, даже помнить-то не хотелось совершенно. Эрзабет, конечно, уже доводилось видеть примеры насилия раньше, но в дозах весьма умеренных. Платили слугам дома Леандр весьма и весьма неплохо, но у счастья принадлежности к высокому и благородному роду, помноженного на счастье иметь впечатляющий доход, была и оборотная сторона: в этом доме проступки карались сурово, и физические наказания имели весьма широкий размах. Вид крови на вспоротой розгами спине ее почти не пугал, хотя и вызывал вполне естественные дискомфорт и отторжение.

Однако то, что ей довелось увидеть на сей раз, от жутких домашних наказаний отличалось разительно. Едва вырвавшаяся из клетки, все еще мало что знающая об огромном мире, раскинувшемся за пределами ее родины, она не была готова к ужасу, которым обернутся первые впечатления от побега.

Желая покинуть Фонтейн как можно скорее, девушка присоединилась к небольшой группе торговцев, чье отплытие было назначено на самое ближайшее время. Маршрут был сложным, предполагал несколько остановок, одна из которых, самая первая и самая непродолжительная, предполагалась где-то на окраине пустынной части Сумеру. Торговцам всего-то и нужно было, что произвести обмен товарами с обитавшим там племенем пустынников и двинуться дальше. Путь обещал быть долгим и скучным, но с точки зрения беглянки в этом ничего плохого не было.

Эрзабет не боялась скуки. Что ее пугало, так это жестокость, бесчеловечное обращение, в котором тебя низводят до статуса то ли аксессуара, то ли и вовсе куска мяса. Она бежала из Фонтейна, оставляя этот ужас и за спиной... И не подозревая, что к нему же в итоге и придет.

Поначалу первая остановка проходила достаточно мирно. Торговцы, уже однажды имевшие дело с местными, приглашали всех желающих сойти с судна, вместе с ними добравшись на лодках до берега, и лично полюбоваться впечатляющими пейзажами этих мест, заодно прикупив сувениров на память. Желающих оказалось много, и Эрзабет к ним присоединилась — поддалась праздному любопытству и желанию увидеть что-то необычное. Что же, она увидела.

Всех мужчин вырезали практически сразу. Женщин старались сохранить в целости, но сопротивляющимся слишком рьяно головы в итоге сносили, доходчиво намекая на то, что лучше бы тем, кто еще хочет жить, вести себя смирно. После делили по группам — словно товар сортировали. А может, в самом деле именно этим и занимались. Те, кто остались на судне, о подмоге, конечно, и не думали — спешно ретировались, и тем из выживших, кто остался на берегу, оставалось лишь беспомощно наблюдать, как их надежда постепенно теряется в морском пейзаже, уменьшаясь с отдалением до размера крохотной точки вдалеке, а затем и вовсе становясь неразличимый для глаз.

Эрзабет, связанную по рукам и ногам, бросили в отдельный шатер, вокруг которого охраны было особенно много. Если отбросить мысли о побеге, это даже можно было счесть удачей. Ее то ли приняли за человека, стоящего выкупа, то ли просто за качественный товар, требующий чуть более бережного обращения. Кроме нее здесь был лишь один человек - рослая женщина в синих с белым одеждах, маске на лице и с отчетливыми следами побоев по всему телу. Видимо, не сдавалась до последнего. Чудо, что при этом она до сих пор сохраняла голову на плечах, хотя общее состояние все равно оставляло желать лучшего. Выглядела она изможденной, почти не разговаривала, и большую часть времени проводила во сне. Возможно, в ее случае, сон и правда был спасением — то, что движения доставляют ей ощутимую боль, было заметно невооруженным глазом. Осторожные попытки заговорить тоже оставались без ответа, и сама Эрзабет, в беспомощности своей глядя и на собственное положение, и на чужие страдания, испытывала настоящий ужас. Что конкретно происходит с соседкой понять было сложно. То ли та просто была сильно истощена своими попытками к сопротивлению, то ли подвергалась пытке голодом, то ли еще что похлеще — угадать тут было нельзя, и оттого новой сокамернице казалось, что женщина умирает. Спокойно наблюдать за тем, как кто-то, кажущийся беспомощным, еще одна такая же жертва, как и она сама, умирает на ее глазах, было невозможно, и ночью, когда все звуки затихли, девушка набралась решимости тихо подползти к своей соседке, чтобы попытаться помочь.

Она уже успела понять, что ее глаз бога, сейчас, так и не найдя более достойного места, хранившийся попросту в потайном кармане, имеет целительную направленность, только применяла этот навык пока лишь на себе, откровенно не понимая, как вообще с ним нужно обращаться. Однако, зная нечто фундаментальное, вывести последующие правила вполне возможно, так что девушка решила по крайней мере попытаться совладать с собственной силой. Для того, чтобы сконцентрироваться на "пациентке", пришлось с ней соприкоснуться — иначе просто не получалось настроиться. Сама не знаю, что вообще делает, девушка попыталась воспроизвести те причудливые ощущения, с которыми сталкивалась, когда стирала бесследно собственные царапины. Дело шло тяжело и неохотно. Да и попробуй тут сконцентрироваться на чужом лечении, когда с собственной головой можно расстаться из-за лишнего шороха. Однако эффект все же был: вторая пленница, связанная, как и сама Эрзабет, чуть пошевелилась, попыталась что-то сказать, но разобрать ее слова не удалось. Усталость, голод, боль, переутомление... Все это не способствовало как осмысленности в общем, так и светским беседам в частности. Женщина быстро уснула, но прислушиваясь можно было понять, что дыхание ее стало более ровным. Это тоже можно было счесть прогрессом, что несколько успокоило ее душу, и помогло, вернувшись в свой угол, тоже забыться сном.

Пробуждение оказалось стремительным. Чей-то крик прорвался сквозь сон, заставив ее вздрогнуть, распахнуть глаза, приняв сидячее положение даже быстрее, чем следовало бы, отчего голова немного закружилась. Снаружи раздавались крики и звуки борьбы. Охранника, который большую часть времени находился совсем рядом со входом в шатер, не было, и девушка отважилась подобраться поближе к выходу в надежде оценить обстановку.

Последнее было затруднительно, поскольку бушующие потоки ветра взметали песок в воздух, создавая небольшое подобие песчаной бури, перекрывавшее обзор. Впрочем и одних звуков было достаточно, чтобы понять — дело плохо. Борьба велась ожесточенная, страшная, и кому-то вроде нее не сулила ничего хорошего. О том, что пришла подмога, и мысли не было. Должностные лица уж всяко бы озвучивали требования сложить оружие, или, на худой конец, обозначали себя. Подавшись еще чуть вперед, в надежде оценить масштаб поднявшей такой шум противоборствующей пустынникам группировки, Эрзабет совершила ошибку.  Дезориентированная суматохой, она на несколько секунд забыла об осторожности и выдала себя. Как раз в этот момент рослая пустынница, явно пребывавшая в панике, быстро озиралась, отчаянно ища что-то взглядом... Вот только глаза оказались скрыты узорчатой полоской ткани. И даже так, она все видела. Увидела и замершею у выхода из палатки девушку, но не проявила ни гнева, ни облегчения. Лишь стремительно метнулась вперед, схватив жертву, и прижимая к себе, как живой щит, и тут же поворачиваясь лицом к приближающейся угрозе.

Вот тогда-то Эрзабет впервые увидела его. Группа захвата, посланная на подмогу жертвам нападения? Ха. Было бы смешно, не будь так жутко. Он был один, но стремительностью, силой и жаждой крови, казалось, превосходил всех присутствующих. Возможно, следовало бы смотреть на него, как на дружественную фигуру. Именно так ведь зовут врага своего врага? Вот только поверить в то, что с ней этот человек обойдется иначе, чем с текущими противниками, было сложно.

Да и человек ли?..

Эрзабет вздрогнула в ужасе, когда его тело пронзило оружие. В конце концов, до сего момента он мог быть пусть и призрачной, но надеждой... До сего момента. Пока не зашелся смехом.

Кровь в жилах словно заледенела от самого этого звука, но тот лишь послужил сигналом к началу шоу. То, что мгновение назад было схваткой, превратилось в откровенную резню. Хотелось отвернуться, не видеть всего этого, но тело скованное и  страхом, и чужими руками, слушалось плохо. Не удавалось вырваться, как бы ни хотелось.

Когда с сильнейшим из бойцов было покончено, гость повернулся к ним, и девушке тут же захотелось спрятаться за пустынницу, вмиг показавшуюся милосердной посланницей небес в сравнении с этим. Безумие плескалось в алых глазах. Оно же звучало в пробирающем до мурашек смехе. Воплощение первобытного гнева смотрело, казалось, прямо на нее, готовое броситься и разорвать в клочья... Но не бросилось. Не захотело? Не успело? Пытаться понять, что может им двигать Эрзабет не решалась. Да и много ли в том толку? Секундной заминки пустынникам хватило, чтобы нанести новый удар.

Что было дальше, она уже не видела. Как и накануне, ее просто зашвырнули в шатер, как только удостоверились в целостности веревок на руках и ногах. Однако подумать о тщетности всех своих надежд на спасение да и вообще всего бытия не удалось. На сей раз кое-что изменилось.

Сложно было измерить прошедший промежуток времени, все еще находясь отчасти в шоковом состоянии. Эрзабет, забившаяся в темный угол в концепции времени уже и не нуждалась в общем-то. Смысл его отсчитывать, когда знаешь, что твое собственное время уже истекло? Но не заметить нового постояльца их скромного обиталища было сложнее, чем игнорировать ход времени.

Сначала в их со спящей женщиной шатер втащили клетку. Совсем небольшую, совершенного нелепого формата. Вроде и не на животное, но человека в такой тоже представлять было странно. Уж слишком мала та была — один взрослый бы едва поместился. Однако, именно ему она в итоге и предназначалась. Одному взрослому. Тому самому. Тому, кто совсем недавно устроил резню.

Со своей позиции в тени она почти не веря своим глазам наблюдала, как в клетку без особой осторожности опускают тело, в котором, не смотря ни на что до сих пор теплилась жизнь. Наблюдала за тем, как эту самую клетку раздраженно пинают, заставляя рухнуть на бок. Наблюдала и думала.

С пустынниками не договоришься — эти в ней вообще человека не видели. Как ни посмотри, последней надеждой оставался новый сосед. Оставалось лишь заставить себя увидеть в нем человека.

Других шансов не было, но на то, чтобы заставить себя решиться на риск ушла уйма времени. Лишь когда ночь вновь вступила в свои права, девушка решилась приблизиться к потенциальному союзнику, для начала положив ладони на прутья клетки, чтобы собраться с духом.

Я смогу, смогу. Главное обмануть себя, тогда с остальными и вовсе будет легче легкого. Только не показывать страха. Ни за что, ни единым взглядом и жестом. Я обязана.

Надлежащего образования наследницы дома Эрзабет не получила, но это не было проблемой. Как минимум, у нее были глаза и уши — она слышала и видела многое, с детства проникнувшись игрой в прятки и подслушиванием чужих разговоров. Доводилось ей слышать и как отец когда-то вел переговоры, и кое-что вынести из этого для себя.

Нужно заставить его поверить в две вещи: "я не боюсь его" и "я нужна ему". Заставить поверить и его, и себя. Тогда у нас обоих появится шанс. Что такого в капельке лжи во благо?

Она прикрыла глаза, совершив глубокий вдох, чуть задержав дыхание и медленно выдохнув, а когда открыла их вновь, на лице больше не было и тени страха — лишь невозмутимое спокойствие.

Тонкие руки легко проходили меж прутьев клетки, но из-за веревки дотянуться было тяжело. Ей удалось лишь, преодолевая сковывающий сердце ледяной ужас, дотянуться до чужой макушки, положив на нее ладонь, и сконцентрироваться на исцелении. Сейчас было даже легче, чем в первый раз — прямой контакт с объектом и какая-никакая тренировка помогали, воздух вокруг напитывался стихийной энергией, но воды в чистом виде не было, лишь густая, тяжелая атмосфера перенасыщенного влагой воздуха. Должно сработать, точно должно.

Напоследок она вновь прошлась ладонью по чужим волосам, едва касаясь — так гладят пока смирного, но вполне способного стать угрозой зверя — и наконец убрала руку. Склонилась над клеткой, чтобы голос ее, насколько возможно тихий, на грани шепота, не было слышно снаружи, и протянула почти ласково:

— Проснись и пой, спящая красавица. Как смотришь на то, чтобы помочь друг другу, раз уж мы оба в беде?

Подпись автора

Снова все складывалось не так, как хотелось бы. Легкое поддразнивание, призванное оценить хотя бы приблизительную степень угрозы и агрессии, кажется, вовсе не было услышано. Впрочем, памятуя о том, какие травмы этот человек успел получить, то, что он вообще пришел в себя было уже неплохо. В конце концов, Эрзабет отнюдь не была уверена в своих способностях, обретенных менее недели назад, до сих пор не то что не отработанных, но даже не изученных до конца.

Пробуждение явно давалось ему тяжело. Первым пришел кашель, и когда пол окропили капли крови, девушка едва удержалась от того, чтобы вздрогнуть. Был ли это дурной знак, говорящий, что ее исцеление почти не дает эффекта? Очки собственной потенциальной полезности стремительно падали, а ведь тот, кого она надеялась видеть своим союзником еще глаза открыть не успел. Сложно сторговаться на выгодные для себя условия, если предложить тебе в итоге нечего. Впрочем, не к чему спешить. Посмотрим, открыт ли он в принципе к переговорам.

Снова прилагать усилия, чтобы не дрожать, пришлось когда алые глаза встретились с ее собственными. Почти сразу на лице мужчины появилась усмешка, которая Эрзабет очень не понравилась.

Смотрит на меня свысока, очевидно. Не очень хорошо, но и не критично. Он еще не знает, кто здесь ключ к спасению. Как бы силен ты ни был, выберешься ли отсюда вот так запросто? Тебя ведь уже проткнули пару раз, и нет гарантий, что на этом все закончится... И вообще, на себя бы посмотрел, прежде чем усмехаться. Я-то по крайней мере не под замком.

Плевать, насколько он предвзят сейчас — ситуацию понимать все же должен, как понимать и то, что без поддержки не обойтись. Разумно проведенные переговоры помогут нам достигнуть обоюдовыгодных условий. Главное — сохранять спокойствие, не поддаваться страху.

И она заставила себя сохранять невозмутимое лицо, по которому невозможно было прочитать ничего из ее переживаний. Самое время было приступить к переговорам и, насколько это возможно быстро, прийти к соглашению. Однако никто и слова не успел вымолвить, как послышался шорох чужих шагов. Девушка поспешила отползти в сторону, в тот угол, который уже почти привыкла считать своим, кляня на чем свет стоит веревки на руках и ногах, делавшие все ее движения неловкими и напрочь лишенными изящества. Не то чтобы здесь было перед кем ронять свое достоинство — единственные зритель вовсе лежал в поваленной набок клетке, но за неподобающий вид до сих пор по привычке было неловко.

К рекомендации не смотреть она отнеслась скептически. мало ли, что он задумал? Это тип был слишком странным, чтобы вот сходу взять и начать выполнять все его требования. К тому же, вдруг он таким образом надеялся скрыть какой-то свой козырь, скрытый прием, о котором ей было бы полезно знать? Ну уж нет, я увижу все от и до.

К сожалению для Эрзабет, совет был вполне мудрым и искренним. Такое и в самом деле лучше было не видеть.

В последнее время она только кошмары и наблюдала. Каждый из них был ужасен по-своему и выбрать самый жуткий просто не представлялось возможным.

Резня, которую незнакомец устроил недавно, была сущим кошмаром, этого не отнять. Но была ли она страшнее чем то, что девушка была вынуждена наблюдать сейчас? Едва ли.

Совсем недавно этот запертый в клетке человек казался ей настоящим монстром, напрочь лишенным чего-либо человеческого, но сейчас, молчаливо снося пытку, он выглядел такой же жертвой, как и она сама, и черты монстра обретал уже его истязатель.

Да есть ли здесь вообще хоть кто-нибудь, кого нельзя назвать монстром?..

В своем темном углу она сжималась от ужаса, зажимала руками рот, боясь издать хоть один звук и привлечь к себе внимание. Не закрыла глаза вовремя, а теперь уже будто и не могла отвести взгляда от чудовищной картины. Больно было смотреть на чужие страдания, страшно было разделить их. Собственная беспомощность перед лицом кошмара была почти такой же яркой как и накануне, когда вырезали большую часть ее группы. Тогда она тоже ничего не смогла сделать. К ужасу за себя и за других примешивался стыд, и бурная смесь этих чувств словно душу наизнанку выворачивала. Лишь когда пустынник покинул шатер, она решилась опустить руки и с удивлением обнаружила, что лицо ее было залито слезами. Лишь утерев их, она наконец отважилась перевести взгляд на нового соседа. Глаза его, устремленные к ней, были на удивление спокойны. Ни боли, ни гнева, ни глухого отчаяния. Словно такие пытки были обыденностью, которая не то что не страшила, а даже и не удивляла уже. Мужчина кивнул, и это было равносильно заключению сделки. Все равно у них не было времени на ведение долгих переговоров.

Вновь осторожно приблизившись, она аккуратно просунула на сей раз обе руки в клетку, почти без опаски и гораздо дальше, чем прежде. Можно было отбросить переживания на какое-то время — союз уже был заключен, да и если на пустынника с раскаленной кочергой мужчина не бросился, то и вредить ей, очевидно куда менее опасной, тем более нужды не было.

— Прошу прощения, — тихо произнесла она вместо предупреждения, даже разрешения не спрашивая ни на вторжение в личное пространство, ни на то, что собиралась сделать.

Осторожно, боясь причинить еще больше боли, она коснулась руки, на которую пришелся последний удар. Прикосновение к обугленному "клейму" было ужасно, но еще хуже должна была быть боль, которую носитель клейма испытывал.

Она молча наблюдала за чужой пыткой, даже не пытаясь вмешаться, и это было непростительно. Не то чтобы в ее силах было что-то изменить, но и бездействие можно считать преступлением. Даже если не рассуждать о сделке или своей и чужой выгоде, она искренне хотела сделать хоть что-то, чтобы искупить удушающее чувство вины, а потому закрыла глаза и сконцентрировалась, собирая все свои силы, вкладывая в обращение к стихии весь накопившийся ужас, всю жажду помочь тем, кто страдал на ее глазах.

Ощущение было странным — пытаться нащупать элементальными чувствами следы гидро в сердце пустыни, было все равно что раскатать свой мозг тонким слоем на пару километров вокруг. Стихии вообще откликались лишь в небольшом радиусе, и удерживать в голове, осознавать их... Это было очень сложно. От такого уровня концентрации голова начинала болеть, но Эрзабет отказывалась сдаваться, не получив результат. Не найдя чутьем достойного источника гидро, она попыталась стихию призвать. Представила необъятный океан, во всем его величии, представила себя его частью, проводником этого невообразимого могущества. Головная боль становилась все интенсивнее, но девушка чувствовала, что стоит на верном пути. Глаза ее были закрыты, а потому она не видела, что на сей раз воздух вокруг нее уже не просто напитывается влагой, но сгущается, образуя легкие клочки тумана, расползающиеся по темному пространству шатра и тающие лишь в лужице лунного света, проникающей снаружи.

Она надеялась продержаться как можно дольше, веря, что это даст лучший результат, но когда головная боль стала совсем нестерпимой, сознание ускользнуло от нее. Эрзабет медленно завалилась набок и в конечном счете просто упала, не видя перед собой ничего, кроме непроглядной тьмы.

Сознание, впрочем, вернулось довольно быстро. Головная боль тоже отступала, оставляя после себя ужасную слабость. Это немного пугало, но девушка тешила себя надеждой, что здесь все так же, как и с физическими нагрузками. Когда ты только учишься танцевать, выносливости надолго не хватает, тело противится, непривычное к нагрузкам, но с опытом и практикой все становится в разы проще, буквально доводится до автоматизма. То, что она провернула сейчас было сродни попытке отправить ребенка на званый вечер по стандартам взрослых — конечно, он такого не выдержит. Однако она тешила себя надеждой, что непродолжительный отдых и дальнейшая практика помогут ей в будущем справляться лучше.

С трудом приняв сидячее положение, она тихо произнесла:

— Не думаю, что в ближайшее время смогу повторить подобное... Как ты?

Отредактировано Erzabeth Leandre (2023-09-13 22:34:41)

Подпись автора

От короткого обморока она отходила не так быстро, как хотелось бы. Голова все еще немного болела, а взгляду ощутимо недоставало ясности — словно через марево какое-то на окружение смотрела. Впрочем и этого хватало, чтобы понять, что ее старания принесли свои плоды. Содержимому клетки стало явно гораздо лучше. Настолько, что этот пять минут назад почти труп абсолютно серьезно заявил, что сделает остальное. В ответ на такие слова Эрзабет могла лишь посмотреть на него с легким недоумением: какое остальное?.. У нас крупные неприятности, вообще-то, и с твоим исцелением они никуда не делись. Что ты творить собрался?

Стоило бы озвучить все эти за доли секунды проносящиеся в голове мысли, но она и рта открыть не успела, как получила короткий кивок в сторону.

Во-первых, чего это ты раскомандовался?

Во-вторых, как насчет того, чтобы сначала хотя бы в общих чертах обсудить планы? Ты не можешь просто брать и бездумно творить все, что в голову взбредет...

Вот только тут она ошибалась. Он мог. Еще как мог.

Несмотря на внутреннее возмущение, она и в самом деле подвинулась — просто на всякий случай. Когда он советовал не смотреть, в этом все же был смысл. Вдруг и сейчас его действия не лишены логики... Даже если он пренебрег совместным обсуждением планов, это ведь еще не значит, что он выкинет что-то совсем уж неразумное?..

Изначально план его показался не слишком-то внятным. Сложно было сообразить, что этот человек задумал, потому что действия его выглядели как приступ бешенства у крупного животного.

И все же, смысл в них был. На шум пришел один из пустынников, верно, надеявшийся угомонить расшумевшегося пленника. Но, как пришел, так и ушел — быстро. Прямиком в посмертие.

Все это случилось настолько стремительно, что едва удавалось за всем уследить. Мужчина умудрился выхватить свой глаз бога и... Растворился в воздухе, лишь за тем, чтобы через мгновение оказаться за спиной охранника, быстрым движением рук завершая его жизненный путь. Связанная девушка за происходящем наблюдала с настолько сложной гаммой чувств, что на поверхности отражалась лишь смесь сосредоточенности, изумления и недоверия.

Его план был откровенно суицидальным. Знал ли он, сколько факторов должно сойтись, чтобы все получилось именно так, как он планировал? Думал ли о том, что случится, если в шатер зайдет другой стражник, да еще и с новой кочергой? Думал ли он вообще?.. Оставалось лишь устало покачать головой. Как бы не были низки его шансы реализовать задумку, он справился. Все сложилось как надо, а значит не было особого смысла утруждать сокамерника рассказами о том, сколько раз и как именно он, по ее мнению, мог усугубить свое положение.

Мысли о тщетности бытия с легкими нотками "меня окружают одни идиоты", впрочем, быстро выветрились, заставив девушку задуматься, не была ли она сама здесь главной идиоткой. То, что ее коллега по несчастью не удосужился выразить хоть какую-то благодарность за помощь, в целом можно было проигнорировать. То, что он вместо самого эффективного из потенциальных компаньонов, коим себя считала Эрзабет, предпочел первой развязать лежачую женщину, которая до сих пор едва шевелилась, уже явно сигнализировало о том, что что-то не так. А уж когда ее накрыла тень человека с мечом, масштаб проблемы сложно стало недооценивать. Даже секундного промедления с его стороны было достаточно, чтобы понять: этот человек до сих пор, верно, не был до конца убежден, что живой она будет полезнее, чем мертвой. И пусть в конце концов путы с нее сняли и даже руку подали, уверенности в собственной безопасности это откровенно не внушало.

Меня по-прежнему ни во что не ставят. И по-прежнему готовы убить в любой момент. Неужели он не видит моей ценности в сложившейся ситуации? Или ему просто плевать? Как защитить себя?..

Но, пусть думы ее были тяжелы и мрачны, протянутую руку Эрзабет приняла почти мгновенно, не позволив и тени паники отразиться на своем лице. Страх был уязвимостью, признаком слабости, которую таким людям показывать не следовало. Все еще не уверенная, человеческого в ее почти-соратнике больше, или звериного, девушка все же должна была попытаться хоть как-то наладить их взаимодействие. Пусть даже не была уверена, что ее вообще станут слушать.

— Может обсудим план действий хотя бы в общих чертах?..

Да, времени было мало, но продолжать без плана дальше было нельзя по многим причинам. Очевидно же, что просто бросаться на пустынников снова с мечом наголо было бессмысленно. Попробовал ведь уже разок, должен был убедиться, что идея так себе. А даже если и не убедился, и хотел продолжить резню, им ведь все равно нужно как-то скоординировать свои действия, чтобы более слабые члены свежесобранной группы не попали впросак, снова оказавшись в заложниках.

Нужно было быть осторожными.

Нужно было думать о последствиях своих действий.

Нужно было работать сообща... Вот только создавалось впечатление, что кроме нее здесь так никто не думает. Даже едва успевшая выбраться из отключки женщина выглядела какой-то уж слишком свирепой.

Неужели здесь только я хочу просто выжить и тихо ускользнуть, не устраивая конфетти из врагов? — чувствуя вновь подступающую панику подумала Эрзабет, напряженно глядя на мужчину.

Подпись автора

Принятая помощь заставила мужчину улыбнуться. Совершенно неуловимо, но наметанный глаз регулярной участницы всевозможных светских мероприятий легко обнаруживал малейшие признаки чужих эмоций, что напускных, что подавляемых. Это улыбка в целом даже казалась искренней, но Эрзабет не обольщалась, отдавая себе отчет в том, что имеет дело с человеком, который, вероятно, вполне мог с таким вот невинным выражением размышлять о том, как бы ее выпотрошить, и, возможно, съесть. Рука ее, однако, не дрогнула. Научившись контролировать себя на социальном поле боя, она пыталась играть по тем же правилам и во вполне реальном противостоянии. Признаки слабости и страха недопустимы. Они губительны.

Мысль была вполне оправданной. Даже предложение составить план действий ее первая "соседка" восприняла, кажется, как проявление слабости. Конечно, сила есть — ума не надо. Вот только ты сейчас так же бесполезна, как я. Вероятно даже, менее полезна. Можешь себе вообразить, насколько все плохо, если от тебя даже меньше толку, чем от кого-то вроде меня?

Девушка лишь пожала плечами в ответ на это шипение. Дама в синем, кажется, была эмоционально нестабильна и находилась на грани истерики. Быть может, такое ее поведение было даже вполне закономерным и оправданным после всего, через что она прошла... Вот только Эрзабет все равно быстро начала жалеть, о том что и эту особу откачала. Та, конечно, быстро растратит остатки восстановленных сил с такими-то эмоциональными вспышками, но кому от этого легче, если сладить с ней, бушующей как бешеная собака, надо здесь и сейчас?

Неожиданным решением проблемы стал второй бешеный, осадивший женщину лишь твердым жестом и парой фраз, вполне раскрывающих картину происходящего. Так эти двое связаны... Приказ, вывести ее живой, да? Лицо Эрзабет не выражало ничего, но где-то глубоко внутри, так далеко, что снаружи никак не углядеть, расцветала коварная усмешка.

Дорогой мой, ты хоть представляешь, насколько я нужна тебе? Твоей соратнице все еще нехорошо... Представляешь, как неловко получится, если ее некому будет исцелить?..

Девушка не знала, как скоро сможет повторить столь же эффективное исцеление как то, которое вернуло в строй их основную боевую единицу... И теперь вообще склонялась к тому, чтобы даже не пытаться. Не было выгоды в том, чтобы спасать женщину сразу. Отнесись к ней с милосердием, и эта неблагодарная психопатка тут же собственными руками придушит свою спасительницу. Куда выгоднее было время от времени применять к ней самую слабую форму исцеления, удерживая подальше от грани смерти, но и не давая достаточно сил для скорой поправки... Поймать баланс и поддерживать его. Идея была жестокой, беспринципной, но если эти двое были заодно, то Эрзабет, слабая, небоеспособная, почти лишенная шансов на самостоятельное выживание в такой обстановке, оказалась одна против всего мира. Она бы могла помочь бескорыстно, если бы имела хоть толику уверенности в том, что "соратники" не избавятся от нее сразу, как она исчерпает свою полезность, но надеяться было не на что. Стоило взглянуть правде в лицо и принять реальность, какой бы та ни была болезненной и страшной, превозмочь свой ужас и продолжать бороться — всеми доступными методами.

Ее и так немалое напряжение было усилено десятикратно поведением мужчины. Тот чуть склонился к ней, оказываясь на границе допустимого той зоны, которую девушка считала за свое личное пространство и заговорил так мягко, что оторопь брала — настолько подобный тон не вязался с его образом. Титаническое усилие воли пришлось приложить, чтобы удержать невозмутимое выражение на лице.

Впору было удивиться тому, что ее не просто услышали, но еще и дали слово, однако Эрзабет углядывала в этом западню. Наверняка сарказм. Что бы я сейчас ни сказала, он поднимет меня на смех, а после велит заткнуться и знать свое место, не открывать рот без разрешения и следовать командам, если хочу жить...Однако если дрогну уже на этом этапе, меня точно так и будут держать за пустое место. Собрав волю в кулак, она решилась: пусть смеется, если угодно, но знает, что я их не боюсь.

Заговорила она спокойно и твердо, всем своим видом демонстрируя уверенность в собственной позиции — ведь никто не станет прислушиваться к человеку, который сам в себя не верит.

— Их слишком много и они очень сильны. При такой разнице в силах прямое противостояние не кажется разумным вариантом. Не мудрее ли будет попытаться ускользнуть, пока они еще не заметили его пропажи? — кивнув на остывающее тело стражника поинтересовалась она.

— Сам посуди: если мы попытаемся уйти тихо и преуспеем, это позволит сэкономить массу энергии — а она нам понадобится, чтобы выбраться отсюда. Эти люди наверняка не единственная опасность в пустыне. В сущности, у нас два варианта. Первый: ты прорываешься с боем, допустим, в самом деле побеждаешь всех противников. Ты останешься в живых, но от травм не убережешься. Прими во внимание — я не всесильна, а исцеление — техника ужасно истощающая, я не смогу латать вас обоих постоянно. Так и выйдет, что ты окажешься истощен еще даже не начав пути из этой дыры туда, куда вы там держите путь. Уверена, что это очень сильно снизит наши шансы на выживание. Второй вариант: мы тихо уходим отсюда до того, как поднимется шум. В случае успеха — сбережем массу сил и времени. В случае провала — просто вернемся к первому варианту.

Эрзабет очень старалась звучать убедительно и разумно, хотя и ее саму одолевали сомнения. Кто она в конце концов такая? Просто беглянка, большую часть жизни проведшая под крылом семьи. Все, что она знала о путешествиях, было почерпнуто либо из книг, либо из подслушанных разговоров отца с его товарищами. Не имя твердой почвы под ногами, она боялась, ужасно боялась, но не мгла позволить дать поймать себя на этом. Так и выходило, что сейчас она была вынуждена биться на два фронта, пытаясь обмануть не только этих опасных людей, но и себя саму. Играй, играй свою роль, как в последний раз, потому что если оступишься — все и в самом деле будет кончено...

Отредактировано Erzabeth Leandre (2023-09-25 02:41:35)

Подпись автора